4
Маша оглянулась и через заднее стекло увидела нагоняющую их
милицейскую машину.
– Может, это не за нами?
– От самого Ленинграда...
– Почему же ты сразу не сказал?
– А толку–то?
– Оторваться не пробовал?
– Давно бы оторвался, если бы не эти – впереди...
Действительно, она заболталась, раз не заметила до сих пор эту
огромную «тойоту–джип» с затемненными стеклами.
– Чего им надо? – забеспокоилась Соня.
Ей не ответили. Ведь ни Маша, ни Гога не знали, что люди,
преследующие их в милицейской машине, имеют приказ без допроса уничтожить
их на месте, ибо они – опаснейшие уголовники, и один из них – нашумевшая
невидимка. Приказ прошел по линии МВД, и генеральный прокурор не мог, во
всяком случае, достаточно оперативно, повлиять на него. Но он знал о
приказе (как ни странно МВД, прокуратура и органы безопасности далеко не
всегда работают согласованно и даже наоборот, соперничая, часто суют друг
другу палки в колеса и имеют в параллельных ведомствах собственных тайных
осведомителей).
Не знали наши герои и того, что ту же цель – уничтожить их – имеют и
пассажиры «тойоты», люди Шахини, так же имеющей своих осведомителей.
Но ни те, ни другие не решались остановить машину Гоги: люди Шахини
решили, что милицейская машина сзади ОХРАНЯЕТ Машу, а менты – что охрана в
«тойоте».
Минуты три Маша и ее спутники молчали, не зная, что предпринять.
– Чего им надо? – повторила вопрос Соня, первой нарушив тишину.
– Уж точно – ничего хорошего, – резонно ответила Маша.
Сейчас они со средней скоростью двигались по широкой односторонней
автостраде на насыпи.
– Значит так, – Маша тронула гогино плечо. – Давай–ка, потихоньку
уменьшай скорость...
– Там еще за ментовкой «Волга» какая–то, белая, зацепилась и тоже,
вроде, отставать не собирается...
– Это что–то меняет?
Гога пожал плечами.
– Тогда делай, как я сказала. А когда совсем остановишься, падай на
пол и не высовывайся. И ты, – бросила она Соне.
– Ясно, – ответил Гога, но добавил: – У меня пушка, кстати, есть...
– Дай сюда.
Гога передал ей через плечо «парабеллум» и начал медленно снижать
обороты. Маша еще не знала толком, что собирается делать. Главное, что она
решила – отвести огонь от доверившихся ей людей и взять его на себя. А уж
ей–то попроще будет выкрутится из любой ситуации.
Наконец их «москвич» остановился, и Гога, кряхтя, устроился под
переднем сидением. Соскользнула вниз и Соня. А Маша, пригнувшись,
осторожно приоткрыла дверцу. «Только бы не начали палить сразу», –
взмолилась она про себя.
Но они начали. Такого плотного грохота огнестрельного оружия Маша не
слышала еще никогда. Это был, буквально, рев, закладывающий уши и
выворачивающий на изнанку внутренности. Но что удивительно, все стекла
«москвича» оставались целыми, и ни одна пуля даже не шаркнула о корпус.
Начала перестрелки Маша не видела. А было оно таким. Все четыре
машины остановились одновременно. При этом милицейский «уазик» вышел чуть
вперед и встал не позади «москвича», а слева от него. И одновременно из
«тойоты» выскочило трое, а из ментовки – четверо. И у каждого в руках было
по автомату.
Силы сравнялись буквально сразу, когда первыми же очередями (каждая
команда делала ставку на внезапность) скосило двоих омоновцев и одного
бандита. Оставшиеся четверо продолжали перестрелку, упав на землю под
колеса своих машин.
На мгновение наступило затишье. В этот–то момент и высунулась Маша
наружу, не вынеся неизвестности. Но не увидела ничего, так как сидела–то
справа и дверцу открыла правую.
Она только услышала оглушительный взрыв, и вот тут уже стекла из окон
их машины вылетели напрочь. Это один из бандитов бросил в милицейскую
машину лимонку. Но сделал это «неграмотно» – не под колеса, где спрятался
противник, а в лобовое стекло, так, что разорвалась она в салоне.
Один из омоновцев был или убит, или оглушен. Из–под горящей машины из
двоих выбрался только один. Чуть–чуть отполз, а затем, по–видимому
совершенно ошалевший, поднялся на ноги. Согнувшись и зажав уши руками, он
неверной походкой двинулся вдоль трассы.
Осмелевший бандит встал во весь рост и вскинул автомат. Первая
очередь омоновца не задела. Второй не было. За спиной Маши раздался сухой
одиночный выстрел, и бандит рухнул, как подкошенный.
– Что там происходит?!! – истерично выкрикнула Соня и тут же,
поперхнувшись, закашлялась.
Что происходит не понимала и Маша. Но она хотя бы могла видеть. И то,
что она видела сейчас, поразило ее. Метрах в пяти позади их «москвича»,
возле белой «Волги», о которой она уже успела забыть, с пистолетом в руке
стоял «автор» последнего выстрела – референт прокурора Илья Аркадьевич
Берман.
Они встретились взглядами, и Берман негромко произнес:
– Не высовывайся. Там еще один.
Маша глянула на дорогу. Омоновец, раскачиваясь, сидел на краю насыпи,
и Маша, решив, что речь идет о нем, удивилась – чем он может быть опасен?
Но, словно специально для того, чтобы прояснить ситуацию, залегший под
«тойотой» бандит сделал два одиночных выстрела. Пули лязгнули об обшивку
«Волги». Берман, рухнув на асфальт и держа пистолет двумя руками перед
собой, сделал несколько ответных выстрелов.
Снова настала передышка. Или битва закончилась? Тишина звенела.
Позади всей этой сцены выстроилась огромная колонна машин. Ведь была
перекрыта одна из артерий, связывающих Петербург с пригородом. В колонне
шло невразумительное копошение: разворачиваясь одна за одной, передние
автомобили пытались поскорее уйти от места побоища, двигаясь вдоль колонны
в противоположную сторону. Где–то далеко взвыла милицейская сирена.
Берман осторожно поднялся. Выполз из–под сидения и Гога. Со стороны
«тойоты» послышался сдавленный стон. От пылающего «уазика» дышало жаром.
– Сдай немного назад, – сказала Маша Гоге и не узнала своего голоса.
– Там же бензин...
Села на сидение и Соня. Зябко повела плечами и шмыгнула носом. Гога
завел машину и осторожно попятился, сначала поравнявшись с «Волгой», а
затем – отодвинувшись еще дальше.
Соня увидела стоящего возле «Волги» Бермана и встрепенулась:
– Это он все устроил! Убей его!.. Дай мне пистолет! – она хотела
схватить Машу за руку, но та вовремя отдернула ее.
– Нет, по–моему он тут ни при чем.
Илья Аркадьевич тем временем, продолжая опасливо поглядывать в
сторону «тойоты», двинулся к ним. Гога притормозил.
– Еще раз привет, – улыбнулся Берман Маше.
– Ваша работа? – кивнула она на следы побоища.
– Ни в коем разе. Вы, Мария Павловна, интересуете отнюдь не только
меня... У вас масса поклонников... Что за вами пристроилась «тойота», я
видел из окна кабинета. А мне не хотелось бы, что бы с вами случилось
что–нибудь дурное...
– Да?! А кто мне в спину стрелял?
– Нервы... А главное, когда после этого моего промаха, – слово
ПРОМАХА он произнес с особым нажимом, – я спросил, увидимся ли мы, вы не
ответили уверенным отказом, и у меня появилась надежда... Так что я
склонен не убивать, а оберегать вас. Мой номер вы помните... И давайте,
поскорее покинем это место, иначе неприятностей нам не миновать. Даже я
вряд ли что–либо смогу сделать. – Он повернулся и быстрыми шагами
направился к своей «Волге».
Мгновение Маша смотрела ему вслед, затем, приняв неожиданное решение,
сунула пистолет Гоге, со словами:
– Я тебе позвоню. – А Соне сказала: – А ты ничего больше не бойся. Ты
теперь в полной безопасности! – И, выпрыгнув из машины, крикнула вслед
Берману:
– Эй! Подождите!
Он остановился и, обернувшись, с удивлением уставился на нее.
– Я с вами, – сказала она, приблизившись. – Я еду с вами.
– Прекрасно! – улыбнулся он. – Добро пожаловать в карету, – и он
галантно распахнул перед ней дверцу.
И тут яркая вспышка ударила ей в глаза. И что–то горячее вошло чуть
ниже правой груди. А потом уже она услышала сухой хлопок выстрела.
Еще не ощущая боли, она удивленно посмотрела на руки Бермана. Но
ствол его пистолета смотрел в землю. Она оглянулась на звук, уже чувствуя,
как замедляется ход времени, и сквозь золотистую обморочную пелену
увидела, что «тойота» вдруг тронулась. (Один из бандитов был только ранен,
и сейчас, воспользовавшись тем, что на него никто не обращал внимания,
сумел, выбравшись из–под машины, залезть внутрь и даже сделать точный
выстрел.)
Падая на руки Берману и проваливаясь в теплую болезненную пелену,
Маша услышала какие–то выстрелы еще. Кажется, стрелял Гога...
