3
Ощущение реальности на миг покинуло Машу.
Когда, у Гоги, она увидела газетную фотографию, она решила сначала,
что это или фотомонтаж (только не понятно, кому это было нужно), или
результат какихто невероятных событий (а к невероятному, благодаря своему
дару, она была вполне подготовлена). Затем, посмотрев кассету, она
утвердилась именно во втором мнении. И ей страстно захотелось разобраться,
что же тут к чему. Ведь, в конце концов, ЦЕНТРОМ ЭТИХ СОБЫТИЙ БЫЛА ОНА!
Оказавшись в этом кабинете, ощутив неискренность в поведение его
хозяина, она вновь заподозрила подделку. Но вот она видит своего двойника
во плоти... И странное оцепенение охватило ее... Чего, собственно, она
хочет от этой девочки? От СЕБЯ... Спросить: «Ты кто?" она и без того
знает ответ... Сказать: «Я хочу тебе помочь..." но ведь она не может
сделать больше чем... она. «Откуда ты взялась?" А если этот вопрос та,
вторая, задаст раньше?!
Все эти, порождающие смущение, вопросы пронеслись в ее голове
буквально в несколько мгновений. Пока «Маша2» не приблизилась. Когда же
та сделала это, все моментально встало на свои места. Словно ветер подул,
и густой туман рассеялся. Это была НЕ ОНА!
Не так опущены уголки губ, нет характерной легкой асимметрии
бровей... И самое главное, самое разительное: ЦВЕТ ГЛАЗ! ТОЧНЕЕ, ОТТЕНОК.
Да, похожа. А одежда и грим сделали это сходство почти идеальным. Для
посторонних.
Маша даже удивилось, как такое простое решение сразу не пришло ей в
голову. И ТЕПЕРЬ АБСОЛЮТНО ЯСНО, ЧТО ЦЕЛЬ ВСЕЙ ЭТОЙ ЗАТЕИ ЗАМАНИТЬ ЕЕ В
ЛОВУШКУ!
Моментально вскипевшая в ее душе ярость вылилась почемуто не на
того, кто явно был главным устроителем этого постыдного балагана. И, то ли
противоестественность происходящего, то ли сила пережитого потрясения
заставила Машу совершить абсолютно неожиданный для себя поступок. Она
вскочила и, вскрикнув: «Дрянь!", ударила самозванку ладонью по лицу...
И тут же опомнилась, ощутив стыд за содеянное. А та, ссутулившись и
закрыв лицо руками, зарыдала так, словно эти слезы копились уже много
дней. Сквозь жалобные всхлипывания прорывалось:
Не я... я не хотела... Они заставили!.. Они угрожали маме...
Маша обернулась к Берману.
Немедленно объясните, что все это значит! сдерживаясь сказала она
и не узнала своего голоса.
События явно развивались не так, как планировал Илья Аркадьевич. Он
волновался.
Я все объясню, подчеркнуто спокойно, с расстановкой, ответил он.
Я прошу только одного: не исчезайте. Уверяю, все делается единственно
для вашего же блага. Я просто не мог изобрести другого способа найти вас.
Пожалуйста, сядьте... Его голос звучал все тверже, он вновь овладевал
ситуацией. И ты сядь! приказал он псевдоМаше.
Та послушно опустилась в кресло, а Машу окатила новая волна ярости,
вызванная презрительной, даже брезгливой интонацией, с которой была
произнесена эта последняя его фраза. Вдруг она поняла, что она и ее
двойник находятся, повидимому, в очень схожих положениях. С той только
разницей, что онато, исчезнув, может в любой момент прекратить этот
фарс...
Все эти камеры, кабинеты, коридоры... Уж если на нее они наводят
такую тоску, что же тогда говорить о человеке незащищенном? И она дала
себе обещание во что бы то ни стало вытащить отсюда эту бедную девочку,
даже если их отношения и останутся натянутыми, даже если они не понравятся
друг другу... В конце концов, не по своей, наверное, воле та втянута в
происходящую катавасию, и она Маша посвоему виновна в ее
неприятностях.
Обдумывая все это, она пропустила мимо ушей несколько фраз Бермана, и
вникать начала лишь с середины произносимой фразы.
...таким образом, вы подвергаетесь ежеминутной опасности быть
расстрелянной без суда и следствия. И личный интерес генерального
прокурора тут ничего не меняет. Мы же можем предложить вам очень и очень
выгодные условия. Вы будете использовать ваш талант на благо нашей страны
и при этом щедро вознаграждаться. Законным, подчеркиваю, ЗАКОННЫМ
образом.
Сделка. Опять сделка.
Маша встала.
Как тебя звать? спросила она девушку.
Соня.
Пошли отсюда, Соня.
Та испуганно переводила взгляд с Маши на Бермана.
Но если я... они же могут все... Мама...
Запомните, Илья Аркадьевич, произнесла Маша с нажимом: Если с
головы ее матери упадет хоть волос... Если чтото случится с ней самой, вы
об этом горько, очень горько пожалеете.
Вы совершаете ошибку, Илья Аркадьевич поднялся тоже. В голосе его
звучала почти детская обида.
Возможно, с вызовом ответила Маша, повернулась и двинулась к
двери, потянув Соню за рукав. Та послушно пошла за ней.
Щелчок снимаемого с предохранителя пистолета был знакомым ей звуком,
и реакция не раз выручала ее.
Когда пули пробили пластиковую обшивку двери и прогремело два
выстрела, Маша уже лежала на полу.
Первым ее побуждением было исчезнуть. Но чтото остановило ее от
этого привычного шага то ли упрямое желание победить этого опасного и
умного противника ЕГО ЖЕ обычным способом, без «запрещенных» приемов,
то ли сознание неравенства в положении между ней и Соней теперь уже ее
подопечной.
Мягко спружинив, она поднялась лицом к Берману. Ствол пистолета
смотрел ей в грудь, и ничто не мешало референту генерального прокурора
вновь нажать на спусковой крючок. Но страх уступил место какомуто
странному отчаянному азарту.
Стреляйте, онемевшими от напряжения губами улыбнулась она. Но
учтите, это ваш последний шанс. Если я выживу... я растопчу вас как
мокрицу. Только не так быстро. Вы будете умирать долго и страшно...
Лицо Ильи Аркадьевича исказили ненависть и страх. Но длилось это долю
секунды. Он умел держать себя в руках. И он улыбнулся в ответ. Опустил
пистолет.
Мы еще встретимся?
Дверь с грохотом распахнулась, и Маша краем глаза увидела того самого
молодого старшину, который привел Соню.
Руки! крикнул он боязливым звонким голосом. Но Берман, не отрывая
взгляда от машиного лица, остановил его жестом.
Мы еще встретимся? настойчиво повторил он.
Почемуто она не ответила «нет». Все с этим человеком было не просто.
Она ответила:
Я помню ваш телефон.
Вас проводят, кивнул тот. Больше сюрпризов не будет. ОБЕЩАЮ.
Обойдемся без провожатых, както обыденно, словно отделываясь от
назойливого кавалера, ответила она.
Вас без него не выпустят, окончательно вернув самообладание,
покачал головой он. До встречи.
Дайте мне пистолет, шагнула она вперед и кивнула на старшину, я
ему на выходе отдам.
Хорошо. Играем в светлую. Илья Аркадьевич плавно и точно бросил
пистолет ей, и она легко поймала его. Только верните, это еще одна
статья.
Пока, пробурчала она, не зная что ответить, и повернулась к
старшине: Пойдем что ли? Слышал, что начальник сказал?
Делааа!.. протянул тот и поплелся вперед.
...Куда едем? спросил Гога, разворачивая машину.
Появлению Сони он не удивился. «Я пока тебя ждал, сам до того, что
это двойник, додумался», объяснил он, когда они садились.
Куда тебе? глянула Маша на Соню. По пути поговорим или заедем
куданибудь? Ты есть хочешь?
Может, ко мне? предложил Гога.
Нет, девушка немного смущалась, ей, видимо, не верилось, что ее
злоключения окончились. Мама с ума сходит. Только я далеко живу в
Репино.
Где это?
Я знаю, заверил Гога. Минут через сорок будем.
Тогда давай. Туда и поехали. По пути поболтаем.
...Поначалу, пока ехали по городу, разговор не клеился. Соня, иногда
сразу, а иногда подумав, отвечала на машины вопросы, но больше это
походило на допрос, нежели на дружескую беседу.
Картина складывалась такая.
Однажды в школе (Соня учится в одиннадцатом классе) объявили, что
завтра к ним придет съемочная группа какойто киностудии, которая ищет
девушку на главную роль в новом фильме. Все девчонки, самособой,
навалились на макияж и понаделали причесок. И действительно, назавтра к
ним пришли трое: молодой испуганный мужчина, еще один с фотокамерой и
жеманная молодящаяся дама.
Разглядывая школьниц, дама изредка заглядывала в какойто альбом,
словно с чемто сверяясь. Очень быстро, лишь обведя класс взглядом, она
выбрала двоих Соню и еще одну ее одноклассницу и попросила их
спуститься вниз, в спортзал. Остальные чуть не лопнули от зависти.
В спортзале уже сидело шестеро девчонок. Они бурно обсуждали
маячившие перед ними грандиозные перспективы, гадали, будут ли из них
выбирать одну или двоих, или вообще возьмут всех отобранных. Соня
обратила внимание, что все отобранные, в том числе и она, одного роста и
имеют примерно один славянский тип лица. И все более или менее
симпатичные.
Вскоре «киношники» появились с еще одной девчонкой, попросили всех
встать, пройтись, сказать пару слов, фотограф при этом непрерывно щелкал
аппаратом. Они записали адреса и телефоны девочек, сказали, что в течении
двух дней обязательно позвонят тем из них, кто прошел первую пробу и,
пояснив, что «у них сегодня еще две школы», торопливо исчезли.
Школу лихорадило. И, когда, назавтра, Соне позвонили и попросили
подъехать по такомуто адресу, она даже никому не сказала об этом, чтобы,
вопервых, не завидовали, вовторых, не смеялись, если она не пройдет
следующие пробы. К тому же молчали и остальные «отобранные», боясь
признаться то ли как она что позвонили, то ли что НЕ позвонили.
Даже родителям она ничего не сказала (отец терпеть не может никаких
разговоров о том, что она может стать кемто другим, а не врачом, как у
них в семье было решено уже давно). И, вместо того, чтобы отправиться в
школу, она, никому не сказав ни слова, поехала в Ленинград.
Дойдя примерно до этой части повествования, Соня разговорилась, и
Маше уже не приходилось вытягивать из нее в час по чайной ложке. Их машина
к тому времени вышла на окраину.
Я сначала удивилась, когда увидела, что по тому адресу не
киностудия или, скажем, театр, а прокуратура. Но потом подумала, мало ли
что: может быть они детектив снимают? Или это какаято новая маленькая
студия, и они тут арендуют однудве комнаты... Сейчас всякое бывает.
Захожу в фойе, смотрю, там еще три девчонки ждут, я, оказалось,
последняя приехала. И мы четверо дико друг на друга похожи были. Разные,
конечно, но как сестры. Мы сразу с ними решили, что кино будет
историческое, и надо, чтобы девушка на когото в копейку походила. Одна из
них, Надя, помоему, была старше всех, и она работала секретаршей в
какойто фирме. Две студентки: музыкального училища и какогото
института, я не запомнила. И все ленинградки, из пригорода я одна была,
и я самая младшая.
Мы только успели познакомиться, как появился Берман. Он сначала мне
очень понравился.
Мне тоже, заметила Маша.
Я подумала, что это, наверное, режиссер... Он провел нас в кабинет,
а там уже сидит какойто парень, весь в наколках... Да не в наколках дело.
Он был в наручниках, а рядом с ним милиционер стоял. Мы только вошли,
парень сразу вскочил и стал в меня пальцем тыкать: «Вот она, кричит,
бля буду!»
Гога только крякнул, но промолчал.
Я так удивилась, что к чему? Даже подумала, может, это уже кино
репетируют? Хотя парень такой... Ну, как бы... Он уж СЛИШКОМ на бандита
похож: в тельняшке, рожа толстая, курчавый и в наколках...
Это Слон, узнал Гога.
Берман говорит: «Ты уверен?" А тот: «Она это, она! А остальные
непохожи даже». Ну, вот и все. Парня увели, девчонок отпустили, он долго
извинялся сначала... А я осталась. И все.
И что было дальше?
Дальше? Соня неопределенно пожала плечами. Дальше все
интересное кончилось. И она снова замолчала.
Но вскоре продолжила сама:
Он взял мой паспорт, чтото из него выписал. Потом говорит, сейчас
будем делать первые пробы. Ну, и повез в какойто банк. Сначала меня вот в
это переодели... Какаято женщина грим делала. Потом сняли, как будто меня
арестовали, как будто я этот банк грабила... Это сразу в первый же день.
Я чувствовала чтото не так: никаких прожекторов, никаких «дубль первый,
дубль второй..." Но спросить боялась, мало ли что... Пробы...
А когда вернулись, Берман говорит: «Тебе придется тут пожить». Ну, и
начал рассказывать, что никакое это не кино, что я участвую в поимке
опасного преступника, на которого очень похожа... Я испугалась. Не знаю,
чего, но испугалась. Чтото типа истерики. Хотела уйти. Но милиционеры
меня не выпустили. И когда он понял, что похорошему со мной не получится,
он мне показал ордер на арест...
Сволочь! в сердцах прошептала Маша.
Потом он разрешил позвонить маме, она приехала... Плакала. Они с
папой все никак не могли поверить, что я ничего плохого не натворила.
Соня сама начала шмыгать носом. А он пообещал, что со мной все будет в
порядке, что в школе все уладят, что даже мне деньги заплатят потом... Мы
не соглашались, а он угрожал... Мама говорит, я в суд подам, а он
засмеялся: «Выше генерального прокурора некуда...»
Гад, гад! уже в голос произнесла Маша и даже ударила себя кулаком
по коленке.
Я учила твою биографию... Я про тебя все знаю. Я должна была при
необходимости играть, как будто я это ты. А потом... потом он хотел,
чтобы я с ним спала...
Маша поперхнулась и, прокашлявшись, спросила с хрипотцой:
А ты?
Соня исподлобья глянула на нее.
Я... спала.
И как? неожиданно для себя спросила Маша.
Нормально, както виновато, и, в то же время, с вызовом ответила
та. И добавила: Даже хорошо! И Маша сразу почувствовала, что в этом
вопросе ее двойник разбирается лучше, чем она.
Гога возмутился:
Ну вы, курицы! Хоть бы меня постеснялись, что ли!
А ты не лезь не в свое дело! рявкнула Маша и снова обратилась к
Соне:
Так ты, наверное, не хотела, чтобы я тебя увозила? Вернуть тебя?
Я его НЕНАВИЖУ! не поднимая головы, по слогам процедила та.
Так как же ты... как ты могла?
Соня подняла на нее покрасневшие от слез глаза и зло ответила:
Легко тебе! Невидимка. Раз, и нету! А мне как прикажешь? Что я
могла сделать? Я боялась за себя и за маму!..
Они замолчали. И Маша вновь почувствовала, какая глубокая пропасть
отделяет ее от «обычных» людей. «Могу ли я осуждать ее? думала она. Я
«девочкамонстр». Легко быть щепетильной, никогда не позволять себе
унижаться, никогда не идти на компромиссы, когда у тебя всегда наготове
запасной выход...»
Их «москвич» тем временем уже двигался по загородной автостраде. За
окнами то и дело мелькали аккуратные коттеджики Домов отдыха и
пансионатов. И тут Гога странным, напряженным голосом произнес:
А за нами, между прочим, едут...