Мери
1
Илья Аркадьевич зевнул.
– Хватит на сегодня, пожалуй, – кивнул он доктору Кривило, худому и
печальному мужчине лет сорока пяти, – пожалейте ее.
– Не надо меня жалеть! – Маша приподнялась на локтях. – Давайте,
дальше! Я чувствую, что–то происходит, что–то такое...
– Хватит, хватит, – нетерпеливо махнув рукой, повторил Берман.
Кривило поднялся со стула:
– Да вы не беспокойтесь, Мария Павловна, продолжим в следующий раз.
Ваше состояние, действительно, пока не позволяет нам заниматься еще
напряженней.
Маша бессильно упала головой на подушку и, болезненно морщась,
принялась массировать виски. А Кривило, врач–экстрасенс и гипнотизер
мирового уровня, пожав руку Берману и мрачно подмигнув Маше, вышел из
комнаты.
Илья Аркадьевич пересел на его место, потрогал ей лоб, откинул с глаз
прядь волос.
– Могли бы начать занятия и после того, как поправишься. А с такими
нагрузками ты проваляешься месяца на два больше.
– А вы куда–то спешите?
– Мы–то, как раз, нет. Ты куда–то спешишь. И людей смешишь.
– Вас, что ли?
– Еще раз повторяю, – терпеливо продолжил Берман, проигнорировав ее
детский выпад, – быстрее будет, если ты сначала поправишься, а уж потом
примешься за занятия.
– Может и так. Но я должна была убедиться, что ты не врешь... – Она
впервые назвала Бермана на «ты», и улыбка удовлетворения скользнула по его
лицу.
– Убедилась?
– Нет.
– Убедилась, убедилась. И ведь несправедливо получается: я свои
пункты обязательства выполняю на сто процентов, а ты – занимаешься
саботажем. Друга твоего я от суда отмазал, раз. Все документы по твоему
делу отовсюду изъял, два. Познакомил тебя с Кривило, три... А ты, вместо
того, чтобы стараться встать на ноги и отработать все это, сознательно
подрываешь свое здоровье...
– Ладно, хватит мораль читать, – проворчала она. – Про Атоса и про
меня, это еще проверить надо. Мало ли что сказать можно...
– Да я же приносил тебе газету...
(Имелся в виду номер «Московского Комсомольца», в котором был
опубликован полосный материал, в пух и прах разоблачающий «миф о
девочке–невидимке».)
– Газету вы могли и в одном экземпляре напечатать. Как Сталин для
Ленина. И вообще, статья в газете – это еще ничего не значит. – Внезапно
по всему ее телу прокатилась волна болезненного озноба, и на лбу выступила
испарина. Но она, прикрыв веки, продолжала монотонно говорить: – Даже если
все это правда, тут вы, как дали, так и взять можете. Если по вашей
команде мое дело замяли, по вашей же команде могут и снова начать. То же и
с Атосом. Единственное, чего вы не можете у меня отнять – это мой дар
исчезать. Потому я и тороплюсь с занятиями.
– Ну перестань, – Берман полотенцем утер с ее лба испарину. – Ты все
никак не можешь избавиться от партизанской психологии... А мы с тобой не
враги, а партнеры.
– Партнеры! – не открывая глаз, презрительно скривилась она. – С
Соней вы тоже были партнеры...
И это замечание Берман пропустил мимо ушей.
– Тебе и говорить столько нельзя... Может, компресс положить?
Она помотала головой.
– А твои способности, – продолжал он, – тоже не так уж трудно
отнять...
Она криво усмехнулась:
– Убьете?
– Если бы я хотел тебя убить... – терпение его лопнуло, – когда ты, в
конце концов поймешь, что я играю с тобой в открытую?! Я боюсь тебя
обманывать, понимаешь? А убить тебя, как ты заметила, и без меня – масса
желающих.
– Ладно, – она приподняла и снова уронила на постель руку. – Извини.
Это я так... Буду стараться встать побыстрее. Но пусть он еще завтра
придет. Только завтра! Я сегодня в первый раз что–то почувствовала. Я
боюсь это потерять.
– Хорошо, – неохотно согласился Берман. – Завтра он придет. А потом –
профилактическая пауза. Недели на две.
Она не ответила ему ни словом, ни кивком. Он наклонился и прислушался
к ее дыханию.
Она спала.
То ли сказалось прекрасное здоровье, то ли – профессионализм хирурга,
но от ранения Маша оправлялась быстро. И сразу, лишь чуть окрепнув, начала
она занятия с доктором Кривило.
Метод его был таков. Маша давала ему установку на невидимость, но
старалась делать это как можно слабее. Кривило, будучи опытным
гипнотизером, «боролся» с ее установкой, фиксируя одновременно свои
ощущения и мысли, чтобы, в случае «победы» передать ее алгоритм Маше.
Поняв, усвоив его, Маша смогла бы сама давать установку НА ВИДИМОСТЬ.
Первым положительным результатом было уже то, что оказалось, Маша
действительно может давать СЛАБУЮ установку. Через четыре дня после
первого сеанса Кривило снова видел ее. При чем, сначала даже не видел, а
как бы «чувствовал» ее присутствие. Потом появился полупрозрачный
зрительный образ, а уж потом – нормальный. В принципе, это было чуть ли не
решением ее проблемы. Отныне она могла бы давать только СЛАБЫЕ посылы, и
через некоторое время человек избавлялся бы от ее чар. Но она хотела
научиться снимать чары с тех, для кого стала невидимой РАНЬШЕ.
Опыт со слабым посылом они с Кривило проводили трижды, и каждый раз
срок его действия становился все короче. Они двигались ощупью. Но
двигались вместе. И Маша чувствовала, что уже близка к успеху. Более того,
во время последнего сеанса с Кривило ей показалось...
Сейчас, чтобы стать невидимой, она уже не произносила про себя
никаких ключевых слов, но в первые–то разы она помнила, как твердила про
себя: «Меня здесь нет... Я исчезла..." и сколько желания она вкладывала в
это... И сейчас, ища, по совету Кривило, ключевые слова или ситуации в
прошлом, она вспомнила, как однажды, совсем маленькая, заблудилась в
скверике возле дома и, плача, твердила про себя: «Мамочка, найди меня,
пожалуйста, я тут... Вот я...»
Только вчера она дала Кривило очередную установку на невидимость, и
сегодня, придя к ней, он, само–собой, не видел ее. И она, попытавшись
восстановить в себе то острое детское ощущение потерянности и желания быть
найденной, дала ему самый, какой только могла, слабый психический посыл...
Посыл, окрашенный жаждой быть обнаруженной. И в конце сеанса Кривило вновь
увидел ее!
Совпадение? Он и без того увидел бы ее сегодня... Или главную роль
сыграли его собственные способности гипнотизера? Или, может быть,
все–таки, это сделала она?!
Как бы там ни было, несмотря на послеоперационное недомогание,
настроение ее было прекрасным.
Как и обещал Берман, Кривило пришел на следующий день. И эксперимент,
который Маша провела немедленно, стал их самым большим успехом. А именно:
сначала она дала ему слабый посыл на исчезновение, а затем – посильнее, на
появление. И все получилось! Сначала она стала для него невидимой, но тут
же появилась опять.
Голова раскалывалась от боли, но Маша чувствовала себя на вершине
блаженства. Хотя, конечно, не было никаких гарантий, что она сможет теперь
снять «чары» с того, кого загипнотизировала давно и сильно... Но «лед
тронулся, господа присяжные заседатели!»
Вечером того же дня Маша впервые прогулялась по парку медицинской
академии, куда ее определил Берман. Прохаживаясь с ним под руку, она более
всего была занята попытками преодолеть свое неприязненное к нему
отношение.
Внешне все выглядело вполне понятно: они были нужны друг другу, они
заключили джентльменское соглашение. Но беспокоили Машу два дополнительных
обстоятельства. Вместо того, чтобы относиться к нему с холодной деловой
сдержанностью, она то ненавидела, то симпатизировала ему. Это раз. И два:
она помнила о том, что рассказала о нем Соня. А ведь они с ней похожи, как
две капли воды...
Именно от этих мыслей он и отвлек ее, прикрикнув:
– Маша! Ты не слушаешь! А ведь все, что я говорю, тебе понадобится в
работе!
– Не зовите меня Машей, – она снова перешла на «вы». – Так меня зовут
только самые близкие друзья.
– Ну извини... Как же тебя называть?
Действительно...
– Мария Павловна? – он поморщился. – Уж очень официально. Не хотелось
бы.
Насколько Маша поняла, ее функциями в ведомстве Бермана будет
подглядывание и подслушивание. То есть, хотя и на новом, так сказать,
«правительственном» уровне, но все–таки это – то, чем она занималась в
Питере с самого начала, еще «до Атоса».
– Мери. Зовите меня Мери, – она с вызовом глянула на своего спутника.
Он пожал плечами.
– Пусть будет. Так вот, Мери. Твоей первоочередной задачей будет...
Да–а–а... Задачка оказалась не из простых. Нужно было постепенно
стать невидимой для всех абсолютно лиц, приближенных к Президенту. Включая
и его самого. Это – несколько сотен человек!
– Но ведь я не сразу исчезаю! Они должны сначала увидеть меня! Они же
сразу начнут подозревать...
– Да–да, нужно хорошенько продумать твою тактику. Как–то этот
скользкий момент обойти можно. Вопрос – как? Вот, если бы это было не
правительство, а, например, коллектив завода, все было бы просто. Мы бы
устроили для него цирковое представление, и в одном из номеров ты –
р–р–раз – и исчезаешь! И дело в шляпе.
– Очень у вас все просто получается. Вы забыли, что с каждым я должна
работать ИНДИВИДУАЛЬНО. А после трех–четырех подряд у меня начинает башка
раскалываться!
– Ох–ох–ох, – Берман сокрушенно покачал головой. – Как же быть–то?
– Не знаю, не знаю. Вам надо, вы и думайте.
– И придумаю. Пока ты окончательно окрепнешь, что–нибудь придумаю.
Они присели на скамейку возле спального корпуса.
– А когда снова появится Кривило? – поинтересовалась она.
– Должен тебя огорчить. На днях он отправляется в Штаты, на какой–то
симпозиум. И еще намерен там погастролировать. Так что это, похоже,
надолго. Но как только он вернется, сразу примчится к тебе. Даю слово.
Ей очень хотелось сказать что–нибудь язвительное по поводу цены его
слову, но не признать она не могла: все свои обязательства он пока что
выполняет. Потому, помолчав, она вернулась к самой насущной теме:
– Ну ладно. Допустим, я стану невидимой для всего правительства, для
охранников и всех прочих. Дальше что? Я буду за ним следить, охранять или,
наоборот – убивать?
Берман закатил глаза и скривился:
– Мери, крошка! Много будешь знать – скоро состаришься. Твое дело –
стать невидимой для всего Белого дома и быть готовой выполнить любые мои
указания. А охранять или убивать... Будет зависеть от его поведения. И
ясность наступит уже очень–очень скоро...
