Глава 4
На черном фоне фиолетовый овал казался не то окном, не то
отверстием колодца, если глядеть из него вверх. И вот в этом окне
появился зеленоватый блик.
– Он! – прошептал один из парней, коренастый, с шапкой вьющихся
волос.
Его сосед, мускулистый, широкоплечий, в сером кокосе с полной
экипировкой спейсмена, не пошевелился. В руках он держал странный
трехтубусный аппарат с окуляром и двумя сеточками антенн. Аппарат
назывался «триай» и предназначался для локации «пакетов» биополей, а
по сути – для обнаружения людей под землей в аварийной ситуации. В
данном случае он понадобился ради другого дела – для выявления
интрасенса. Излучаемые интрасенсами «пакеты» био– и пси–полей не
только были на порядок мощней, чем у остальных, нормальных людей, но и
отличались по спектру, поэтому выделить интрасенса из толпы с помощью
«триай» не представляло труда.
– Повернул, – сказал третий член группы. Всего в куттере,
прятавшемся в кроне роскошного вяза, находились семь человек.
– Это он, не ошибаетесь? – разжал тонкие губы четвертый, сидевший
со сложенными на груди руками.
– Судя по спектру – он, – проговорил мускулистый, не отрываясь от
окуляра. – Билл, вам пора.
Двое парней молча выпрыгнули из куттера и канули в темноту, как в
воду: на них были надеты индивидуальные антигравы.
– Махмуд, пощупай его датчиками с высоты, – приказал мускулистый.
Командовал операцией он, и ему это нравилось.
– Уже, – прозвучал в кабине картавый голос. – Одет в обычный
кокос, металл отсутствует, значит, ни оружия, ни антиграва нет, а
летать без аппаратов интрасенсы пока не могут. – Неведомый Махмуд
хохотнул.
– Умар, твоя очередь.
Куттер покинула еще одна пара.
– Не нравится мне это, – презрительно оттопырив губу, заговорил
молчавший до сих пор седьмой член группы, громадный, с мощными
округлыми плечами и выпуклым животом. – Из «дракона» я снял бы его
первым выстрелом с любого расстояния.
– Из карабина любой сможет, – равнодушно сказал тонкогубый. – В
том–то и дело, храбрый наш Бака, что нам нужно точно знать возможности
интрасенсов в рукопашной схватке, не каждого из них можно застать
врасплох, стреляя издалека.
– Он вошел в квадрат, – доложил мускулистый, оглядываясь. –
Хорошо, что не меняет привычек.
– Пошли и мы.
Куттер плавно скользнул вверх, и все его пассажиры взялись за
бинокли, сочетавшие в себе фотоэлектронные умножители и аппараты
ночного видения.
Тот, за кем они следили, спокойно шел вдоль речного обрыва: справа
река, слева склон горы, над которой вставало сияние близкого ночного
города. Ганс Варлиц, возвращаясь домой с дежурства (Меркурий, Венера,
спутники Юпитера – пси–геологи требовались всюду), всегда совершал
пешую прогулку от метро до своей жилой зоны в Арнебурге. Тропинка
по–над обрывом Эльбы длиной в двести метров была единственным на всем
пути местом, закрытым от вероятного наблюдения и удобным для засады.
Перепрыгнув двухметровый ручей, с шумом скатывающийся в реку,
Варлиц вдруг остановился, к чему–то прислушиваясь. Посмотрел назад,
вверх, шагнул вперед и снова остановился. Лицо и руки его вдруг
засветились, как раскаленное стекло, в полумраке это выглядело
особенно эффектно.
– Почуял! – пробормотал тонкогубый.
И в тот же момент перед Варлицем выросли три фигуры, словно
чертики из–под земли. Сзади вышли из–за валунов еще двое. И время
будто остановилось: все действующие лица застыли на какое–то
мгновение. А потом один из парней, преградивших путь интрасенсу, в
прыжке ударил его ногой в голову – он, как и все в первой группе, был
профессиональным бойцом одной из школ кэнкон, искусства борьбы,
основанного на знании усовершенствованных приемов старинных видов
рукопашного боя: тэквондо, карате, самбо, ши–кай и других. Однако удар
не достиг цели, как и серия последующих: реакция Варлица превосходила
возможности мастеров, он успевал отклоняться, избегать контакта,
уходить от ударов. Временами его движения становились столь
стремительными, что он «размазывался» в полосу розоватого свечения. А
затем, когда к троим подсоединились остальные члены засады, Варлиц
начал отвечать на удары, и бой через полминуты прекратился:
обороняющийся в прошлом был медиком и хорошо знал расположение нервных
центров человеческого тела.
– Борис, твоя очередь! – бросил мускулистый в усик рации.
Сверху на узкую тропинку между обрывом и россыпью камней, ставшую
ареной схватки, упали еще двое мужчин в защитных масках, держа в руках
черные пистолеты с толстыми дулами. Дважды коротко прошипели трассы
ампул, впиваясь в тело Варлица, лопнули с тихим треском, расплываясь
облачками газа. Интрасенс присел и, не отвечая нападающим, метнулся по
тропинке вверх, каждым прыжком преодолевая четыре–пять метров.
Двое сменили оружие: теперь у них были пистолеты, стреляющие
иглами мгновенного усыпления. Но и они не остановили бегущего.
Сверху на него упала сетка–ловушка из прочнейшего форсита, однако
Варлиц выпутался из нее гибким змеиным движением, будто все его кости
и суставы стали пластичными и скользкими. Вторая сетка также не
задержала его, упав на пустое место.
– Уйдет, – хрипло проговорил великан.
– Марс! – резко сказал тонкогубый.
Мускулистый рванул куттер с места, доставая с сиденья рядом
приготовленный на всякий случай пистолет необычной формы с алым
светящимся окошечком на тыльной части.
Варлиц заметил аппарат и сориентировался правильно, метнувшись с
обрыва вниз, в реку, в гигантском прыжке, но руководитель группы уже
поймал его в сектор поражения цели и вдавил гашетку. Траектория прыжка
интрасенса сохранилась, но скрылся он за обрывом уже не
сгруппировавшимся атлетом, а безвольной куклой. Послышался всплеск, и
наступила тишина.
– «Василиск»! – с уважением крякнул великан, отнимая у застывшего
парня пистолет. – Хорошая машинка! Где добыли?
– Отбой! – тихо сказал тонкогубый, опуская бинокль. – Добивать не
надо, выплывет – его счастье.
– Вряд ли, – буркнул мускулистый, унимая дрожь рук.
Сосед похлопал его по плечу.
– Все нормально, курьер, мы выяснили все, что надо. Но какой
противник, а? Не спортсмен, не боец канкан, не имеет никакой
спецподготовки, возраст глубокого старика, а уложил пятерых! Теперь
видите, с кем нам придется иметь дело?
– Слабаки, – вздохнул гигант, возвращая парализатор. – Я давно
говорил, что лучшее оружие против них – «дракон». Ну и эта штучка,
пожалуй.
Куттер взмыл в небо, вписываясь в облако алых мигалок такси,
личных машин, прогулочных гравияхт и других видов летающего
транспорта, накрывшее город призрачной метелью.
– Надо будет прощупать еще одного человека, – сказал тонкогубый,
высыпая в рот горсть белых шариков. – Есть подозрение, что он тоже
интрасенс.
– Кого? – обернулся мускулистый.
– О, ты знаешь его хорошо, – это Клим Мальгин.
В половине девятого вечера дежурному оружейнику технической базы
погранслужбы «Итиль» позвонил командор Торопов.
– Рудковский? Когда сменяетесь?
Дежурный, широкий, косолапый, белобрысый и флегматичный, посмотрел
на вспархивающие мотыльками в стене цифры времени.
– Через полчаса, в девять.
– Вполне может нагрянуть инспекция СЭКОНа, будь готов.
Рудковский промолчал, помаргивая. Казалось, его длинные выгоревшие
ресницы вот–вот улетят с век. Свое дело оружейник знал и любил,
поэтому проверок не боялся. Командор выключил связь. А через три
минуты на пульте монитора защиты и обслуживания замигал синий огонек
вызова.
– Связь, – бросил Рудковский.
Вспыхнувший виом отобразил «предбанник» оружейной секции – тамбур
контроля и двух человек в нем: высокого, спортивного вида парня с
черными волосами, собранными в пучок на затылке, и толстяка на две
головы ниже первого, на круглом лице которого выделялись узкие и
длинные губы. Судя по манере держаться, он был явно старшим в паре и
не любил тратить время зря.
– Инспектор Форман, – сказал он, растягивая слова, не дожидаясь,
пока инк спросит, кто он и откуда, и достал из кармана сертификат с
эмблемой СЭКОНа.
– Техник Чахов, – представился спортсмен с пучком волос.
Оба вставили сертификаты в щель привратника, на контрольном
дисплее в дежурной комнате побежали строчки бланк–сообщения. Инку базы
понадобилось две секунды, чтобы связаться с инком СЭКОНа и выяснить
полномочия и принадлежность гостей к этой организации.
– Идентификация стопроцентная, – доложил привратник. – Но в планах
СЭКОНа проверок базы нет.
Рудковский передал это в тамбур.
– Запросите председателя комиссии, – сказал тонкогубый Форман. –
Инспекция проходит под грифом «служебно–секретно», есть подозрение,
что с вашего склада происходит утечка оружия.
Озадаченный дежурный молча открыл вход.
В то же мгновение молодой человек выстрелил в него из газового
пистолета, и Рудковский, не успев понять, в чем дело, получил
наркотический «нокдаун». Сознание он не потерял, да это и не входило в
планы «инспекторов», дежурный был нужен им живым и выполняющим
приказы, но лишенным воли.
Прибывшие действовали быстро.
Один из них сел за стол и начал колдовать с его техникой, пытаясь
стереть запись происшедшего с момента звонка мнимого командора.
Второй, выяснив у дежурного, находящегося в состоянии наркотического
опьянения, коды открывания дверей в бункер с оружием, скомандовал инку
открыть доступ к стеллажам, впустил в склад еще троих молодых людей с
плоскими контейнерами на антигравах и принялся руководить погрузкой
выносимых кибами партий оружия – от пистолетов, стреляющих усыпляющими
иглами, до лучеметов и универсальных карабинов «дракон».
Однако у похитителей не все прошло успешно. Оружие – около двухсот
единиц – они успели погрузить, но до боеприпасов очередь не дошла: то
ли Рудковский, находясь в сумеречном состоянии, назвал не ту цифру
кода, то ли Форман набрал код неверно, но вход в сектор боекомплектов
не открылся, и в тот же момент инк включил сирену тревоги.
Видимо, похитители предусмотрели подобный случай, потому что
действовали без ошибок. Один из них выстрелил в стол, разбив приемные
устройства инка, второй расстрелял автомат выходной двери, прежде чем
та закрылась, а остальные подхватили контейнеры с оружием и бросились
из склада. Не прошло и полминуты с момента включения сирены, а в
здании уже никого не было.
Когда в бункер ворвались оперативники спецгруппы по обеспечению
режима работы погранслужбы, они увидели открытые, полуметровой
толщины, двери в склад и сидящего у стены в блаженном оцепенении
дежурного. Выяснить у него, что произошло, не удалось, он ничего не
помнил, как и компьютер контроля.
На фоне меркурианского ландшафта, освещаемого короной Солнца,
трехсоткилометровая воронка в коре планеты казалась мрачным провалом в
неизведанные глубины космоса, где царили иные законы и шли иные
физические процессы. Лишь края воронки виделись четкими, имели
очерченные границы, а центр ее затягивала нереальная, плывущая, то и
дело меняющая плотность мгла. Изредка в этой мгле вспыхивали вереницы
светлячков и облачка светящихся искр, словно кто–то разбрасывал
горстью угли костра, и тогда судорожно передергивался горизонт, волна
искривления обегала меркурианскую тессеру, пересеченную эскарпом
Павел, а земной флот, зависший над «сферой Сабатини», охватывала
паника...
– Тихий омут, – проговорил Шевчук, исподтишка поглядев на
задумавшуюся Боянову. – Помнишь пословицу?
– В тихом омуте черти водятся... – Комиссар очнулась, провела по
лицу ладонью. – Завораживает и впечатляет. Не знаю почему, но меня
постоянно тянет сюда, на Меркурий, к этому месту. Я все время думаю о
«сфере», даже дома, когда отдыхаю.
– Профессиональная интуиция, ни больше ни меньше. «Сфера» опасна,
очень опасна, она дышит и живет по своим законам, пренебрегая нашими,
и никто не знает, как она закончит существование.
– Ах, Ромашин, Ромашин! – покачала головой Боянова. – Когда же ты
насытишь свой неуемный исследовательский аппетит и научишься
соизмерять желаемое и возможное? Сколько ошибок ты совершил, забывая
об ответственности.
– При чем тут Ромашин?
– С его подачи ученые заинтересовались обрывком «струны».
– Ну и что? Он свободен в выборе интереса, как и любой из нас.
– Свобода без ответственности – произвол, а его интерес как
бывшего начальника отдела безопасности требует неизмеримо большей
степени ответственности, чем интерес, скажем, повара.
Шевчук имел другое мнение, но возражать не стал. Разговор этот
происходил в координационном зале спейсера «Конунг», осуществлявшего
роль центра управления силами погранслужбы и безопасности в районе
«сферы Сабатини» на Меркурии. Кроме комиссара безопасности и его
второго заместителя по внеземной работе, в зале находились еще Калина
Лютый и Джума Хан, тихо переговаривающиеся в соседних креслах, а также
двое пограничников: седоголовый, неулыбчивый заместитель командора
Джон Коттилл и юный Андрей Бегич.
Среди зеленых и голубых огней флота землян над «сферой Сабатини»
вспыхнула алая звезда, один из ее лучей вонзился в волнующийся мрак
«сферы», погас.
– Пристрелка, – раздался в зале приглушенный женский голос. –
Готовность к пуску минутная. Защита обеспечена, нормы зоны риска
соблюдены. Третий.
– Готовится эксперимент «Угол–4», – пояснил Шевчук. – В центр
«сферы» выстреливается дыробой – генератор свертки «струны» и вслед за
ним зонд с аппаратурой.
Минута истекла.
Откуда–то из пространства ударил по «сфере» длинный и тонкий белый
луч, проник в глубину кратера, более яркая искра пролетела по нему
сверху вниз, и он исчез. Вторая искра зонда была почти незаметна, она
скользнула в кратер по каналу, созданному генератором, в тот момент,
когда глаза еще не восстановили остроту зрения после ослепительного
выпада луча. И в тот же момент ландшафт, окружающий кратер, исказился,
зашатался, поплыл, словно был сделан из дыма. Из глубины «сферы»
всплыл рой взрывающихся огней, будто кто–то устроил фейерверк.
Пол координационного зала спейсера дрогнул, стены его на мгновение
потеряли плотность, стали мягкими, восковыми, вздулись пузырями – во
всяком случае, так показалось присутствующим в зале.
В эфире поднялся гвалт, но быстро стих, исследователи уже привыкли
к эффектам, сопровождавшим их попытки обуздать «сферу» или хотя бы
проникнуть в нее и попытаться изучить ее свойства.
– Ну и ну! – покачала головой Боянова. – Впечатление такое, будто
затрагиваются основы мироздания.
– Сообщение комиссару, – прошелестел в ушах бесплотный пси–голос
инка «спрута». – С вами хочет говорить Майкл Лондон.
– Где он?
– Связь не фиксирована, передача не пеленгуется.
– Выясните, как такое возможно. Давайте канал.
– Добрый день, Власта. Вынужден еще раз извиниться за краткость
разговора – тороплюсь. Не позволяйте больше нашим бравым физикам
стрелять по «сфере Сабатини», это чревато непредсказуемыми
последствиями. «Сфера» или, лучше, эйнсоф, как назвал объект Джума
Хан, – точка перегиба пространств, затронув которую, можно уничтожить
Вселенную.
Боянова невольно улыбнулась.
– Оторопь берет от ваших слов, Майкл. Может, не стоит
преувеличивать?
– Я не преувеличиваю, Власта, не в моем характере. Дело серьезней,
чем вы думаете, я знаю, что говорю. Всего доброго.
– Конец передачи, – закончил инк связи. – Сообщение не
идентифицируется ни с одним из абонентов. Впечатление такое, что
передача записана, вернее, вмурована в систему связи с использованием
отдельных элементов в качестве носителей несвязанных случайных блоков
смысла. Передача возникает по команде сразу во всей системе.
Предположение анализируется и уточняется, необходимы физические и
математические модели.
– Хорошо, жду результата.
– Что? – спросил Шевчук, понимая, что Боянова вела мысленный
диалог с инком.
– Лондон снова предупреждает нас, но одновременно не хочет
разговаривать с глазу на глаз, для чего придумал какую–то хитрую
уловку с компьютерной связью. Алекс, он не тот человек, который
работает на публику, и еще ни разу не ошибся. Свяжитесь с Ландсбергом,
проанализируйте все эксперименты со «сферой» и постарайтесь доказать
ученым, что «сфера» опасна. Во всяком случае, надо запретить хотя бы
стрелять по ней.
– Попробую, – кивнул Шевчук. – Мне самому... – Он не закончил. На
общей волне «спрута» пришло сообщение, касающееся всех в зале.
– Ноль девять по «треку», – начал инк. – Пакет–один: в пригороде
Арнебурга на Эльбе совершено нападение на Ганса Варлица, геолога из
бригады «Экстра». Состояние тяжелое. Тело выловлено в реке, мозг
парализован, вероятнее всего, мощным пси–разрядом. Пакет–два: с
Варшавской базы погранслужбы похищено двести одиннадцать единиц
огнестрельного оружия: пистолеты сна типа «Дега», парализаторы «Дерк»,
психотехника внушения типа гипноиндукторов «Медуза Горгона» и
«василиск», «универсалы» и карабины «дракон». Пакет–три: возле
закрывшейся в Щите «серой дыры» обнаружен транспорт «черных людей».
Безопасники переглянулись. Пограничники встали из своих кресел,
подошли к Бояновой.
– Неужели началось? – сказала Власта. – Так рано? Без подготовки?
– По–моему, случай с Варлицем – проверка боем, разведка, –
отрицательно мотнул головой Шевчук. – Рене уже, наверное, взял след.
Ну а я займусь проникателем.
– Действуй, Алекс.
– Разрешите маатанским транспортом заняться мне? – торопливо
проговорил Джума Хан, опередив Лютого.
– Вместе со мной, – пробурчал Калина. – Впрочем, я, наверное,
поработаю с базой.
– Это наша забота, – возразил Коттилл. – Мы справимся сами.
Боянова встала.
– Мы не конкуренты, сэр Джон, у нас свой интерес.
Вышла из зала. Мужчины молча смотрели ей вслед.
Уже второй раз Мальгин встречал этого парня, навещая Купаву:
первый раз в клинике, теперь – у порога ее квартиры.
– Привет, – буркнул он, останавливаясь перед ним.
– Добрый день, – учтиво ответил парень, с готовностью
останавливаясь; по–спортивному подтянутый, натренированный, быстрый и
весьма непростой, если судить по спектру его пси–двойников: Мальгин
насчитал их шесть. Но во взгляде ни настороженности, ни угрозы, ни
иронии – спокойная доброжелательность.
– Кто вы?
Парень улыбнулся, обнажив великолепные зубы, поднял вверх руку с
браслетом ручного видео: в браслет был вделан золотой овал с
латинскими буквами «SE» из рубинового камня.
– Соэтик?
– Совершенно верно, инспектор по социоэтике Харламов. А вы Клим
Мальгин, если не ошибаюсь. Вы к Купаве? Ее нет дома. Из клиники она
уже вышла, а здесь не появилась. – Инспектор развел руками. – К
сожалению.
– И давно вы... следите за ней?
Харламов посерьезнел, прищурился.
– Вопрос не слишком любезен, но я отвечу.
– Простите.
– Ничего, я понимаю. Купава попала в поле нашего зрения случайно,
после первого срыва полгода назад, и с тех пор мы работаем с ней, хотя
и не столь успешно, как хотелось бы. К сожалению, она связалась с не
очень хорошей компанией...
– Ну, это я уже знаю, дилайтмены.
Харламов покачал головой.
– Может быть, кто–то из ее приятелей и дилайтмен, однако основная
компания – один из так называемых «эскадронов жизни». Слышал? Культ
абсолютного лидера, религия типа «я хочу, и точка!", руководствуются
принципом удовольствия, неограниченного получения наслаждений.
– Это хуже.
– Еще бы. Просто хочушники, созерцатели и чистые наслаждены – еще
куда ни шло, но «эскадроны» гораздо опасней, опасней в прямом смысле,
потому что проповедуют еще и культ агрессивных влечений, конкурентное
видение мира.
– Конкурентные отношения – явление отнюдь не экстраординарное, а
самое нормальное.
Харламов посмотрел на Мальгина с неопределенным сожалением, но
продолжать спор не стал.
– Извините, спешу. Если хотите, можете встретиться с нами,
поговорить о судьбе Купавы, если она вам не безразлична. Может быть,
ваша помощь окажется действенней.
Раздумывая над словами инспектора, Мальгин приблизился к двери
квартиры Шаламова, мысленно приказал дверному автомату открыть вход,
но дверь не дрогнула. Клим озадаченно потрогал ее пальцем, «обнял»
пространство за стеной, разбившееся на ряд пустых комнат. Никого?
Странно. Почему же не сработал автомат? Поменяли код? Или приказано
никого не впускать?
Мальгин застыл, полузакрыв глаза, мысленно пробрался внутрь
крошечного «мозга» дверного киба, поиграл мостиками связей, и дверь
открылась.
В квартире никого не было, и во всех комнатах стойко держался
запах чужих людей. Впрочем, подумал хирург, переживая вспышку досады –
отзвук давней боли и обиды, Купава сказала, что я тоже чужой этому
дому. Знала бы она, какое это жуткое ощущение – чужой!..
– Что скажешь? – спросил Клим советчика.
– Мне здесь не нравится, – ответил Харитон.
Хмыкнув, Мальгин прошелся по комнатам, отмечая перемены
обстановки, собрал мужские вещи, явно не принадлежащие Даниилу: майку,
шорты с изменяющимся рисунком, тапки, ремни, значки, пузырьки с
одеколонами – и выбросил в окно утилизатора. Включил уборщик и
климатизатор с контуром озонирования, остановился возле прозрачного
«фонаря» мебельного гарнитура с дарами Шаламова на полках и
почувствовал себя неуютно. Подарки не только излучали будоражащее
тепло, завораживали взгляд и будили фантазию, но и настораживали. Клим
вдруг отчетливо осознал, что они опасны!
Он открыл дверцу и попытался осторожно взять в руки туманную сферу
размером с два кулака, однако удалось это ему только с третьей
попытки: сфера была легкой и неуловимой, как тополиный пух. Ни
холодно, ни жарко, ни твердо, ни мягко, хотя прикосновение
чувствуется, веса – никакого, но в воздухе не зависает, что же это у
нее внутри?
Клим присмотрелся, напрягая зрение, и словно провалился в глубокий
колодец, на дне которого зыбко дрожала россыпь золотых монет... не
монет, конечно, но и не звезд. Планет? Тоже не очень похоже. В ушах
раздался раскатистый бархатистый шепот:
– Иригути кэнкоч. Перегиб не фиксирован. Предельная масса –
двести. Назовите, пожалуйста, координаты желаемого выхода.
Мальгин перевел взгляд на одну из «планет», та запылала ярче,
пространство вокруг хирурга шатнулось, так что желудок сжал противный
спазм. Спохватившись, Клим «вышел» из колодца, с облегчением узнав
обстановку гостиной Шаламова, однако голова прояснилась не сразу,
пребывая в состоянии странной обособленной невесомости.
А сфера–то далеко не ординарная вещь! И не игрушка. Иригути
кэнкон... На каком языке это сказано? На японском? И что означает? А
главное, что означает «назовите координаты выхода»? Может быть, сфера
– какой–то передатчик, рация?
Стараясь не дышать, Мальгин опустил невесомый шар, не имеющий
видимых границ, на место, но как ни был осторожен, сфера «посмотрела»
на него тяжело и недовольно, как потревоженный сильный зверь. В
довершение ко всему Климу показалось, что в момент касания сферы с
подставкой все твердые предметы, вещи, стены на мгновение расплылись,
как расплывается гитарная струна, если ударить по ней пальцем.
– Хороши игрушки! – хрипло сказал Мальгин, глядя на остальные
подарки Даниила: исчезающий «голыш», свечу, «стакан» из золотистых
нитей, кинжал с рукоятью, перетекающей в лезвие, книгу – тяжеленный
фолиант с массивной на вид кожаной обложкой и бронзовыми застежками.
Книгу Мальгин видел впервые. Осторожно взял в руки, сдул пыль. Книга и
в самом деле была тяжелой, как свинцовый кирпич.
– Не трогал бы ты здесь ничего, – буркнул Харитон. – Это не
простые игрушки, в каждой скрыта неведомая сила.
Мальгин, затаив дыхание, расстегнул застежку – внутреннее видение
не соответствовало зрительному восприятию, и «книга» на внутреннем
экране виделась черной чашей, до краев заполненной расплавленным
металлом, – откинул тяжелую обложку и едва не выронил «книгу», на него
в упор взглянула чья–то безобразная морда!
«Страница» книги под обложкой оказалась чем–то вроде прозрачного
окна, за которым простиралось мрачное ущелье, заполненное фиолетовым
дымом, и в дыму пряталась жуткая бесформенная фигура с крокодильей
мордой, тупо смотревшая перед собой. Она казалась живой и неживой
одновременно, и чем больше Мальгин смотрел на нее, тем живее она
становилась. Клима пробрал озноб – существо явно оживало и собиралось
выпрыгнуть из «окна» страницы, – и он быстро захлопнул обложку.
Вздохнул с облегчением.
– А страшно, черт побери! Конечно, это скорее всего видео или
пси–проектор с набором слайдов, но впечатляет.
В гостиной внезапно зазвонил «домовой».
Мальгин невольно вздрогнул, опустил «книгу» на место, включил
виом. Из светового веера выросло изображение лесной поляны с конусом
десантного галиона, а на переднем плане стоял Майкл Лондон и смотрел
на хирурга.
– Клим, мой вам совет: заберите у Купавы все подарки Даниила и
отдайте на хранение безопасникам. Или в их лаборатории. Парни там
серьезные, умные, профессионалы и знают, как следует изучать подобные
мины с мощными зарядами неприятных сюрпризов. Неужели вы сами не
чувствуете?
– Чувствую. – Хирург слегка покраснел. – Но не думал, что эти вещи
столь опасны.
– Они непредсказуемо опасны, вот что самое плохое. Ни один из
подарков на самом деле не есть то, что видит человеческий глаз, и даже
я не знаю всех свойств каждой вещи. Они не из нашей Вселенной и
взаимодействуют с континуумом по сложнейшим законам, половину из
которых человечество еще не знает и узнает не скоро. Убедил?
Мальгин, помедлив, кивнул.
– Ну вот и славно. – Лондон помахал рукой, и связь прекратилась
прежде, чем хирург успел остановить бывшего начальника отдела
безопасности. Клим только теперь сообразил, что глыба камня, возле
которой стоял Майкл, в действительности была... «черным человеком»! И
оба они были на Земле, в тропиках, судя по лесному окружению.
– Прорицатель, – с оттенком пренебрежения сказал Харитон.
Мальгин походил по комнате, лавируя между креслами, микроклумбами
и деревьями в кадках, стилизованных под глыбы песчаника.
– Ты не прав, советчик. Майкл не тот человек, который любит
порисоваться. Если он находит время, чтобы предупредить, значит, эти
штуки и в самом деле опасны. Я тоже это чувствую, разве что не
конкретно, глубины видения не хватает. Поехали к безопасникам, отвезем
подарки, а потом уж будем думать, что делать дальше.
Хирург с величайшими предосторожностями сложил подарки Шаламова в
спортивную сумку, взвесил ее в руке – выдержат ли ручки? И в это время
снова раздался звонок «домового».
Железовский. Он был взволнован и скрыть своих чувств полностью не
мог.
– Клим, на Ганса Варлица ночью было совершено нападение.
– На Варлица?! Постой, постой, почему на него? И в связи с чем?
– В связи с тем, что кое–кому хочется развязать кампанию против
нас под лозунгом: «Интрасенсы – болезнь цивилизации». А поскольку
болезнь опасна смертельно, лечить ее надо оперативно, хирургическим
путем.
– Ты... шутишь. – Взгляд Мальгина был откровенно недоверчив.
– Какие уж тут шутки. Это второй случай, причем очень хорошо
подготовленный, мы не можем выявить ни количество нападавших, ни
конкретных исполнителей, ни руководителей. Так что осторожней,
пожалуйста, будь настороже, интуиция мне подсказывает, что и против
тебя готовится какая–то акция.
Мальгин улыбнулся.
– Не волнуйся, я не беспомощен, хотя и не вижу причин такого к
себе отношения. А насчет Варлица надо сообщить в безопасность, Боянова
примет меры.
– Безопасность знает, но там не все чисто, похоже, происходит
утечка информации в лагерь наших недругов. Короче, я тебя предупредил.
Вечером с Игнатом будем у тебя, эксперт сообщит что–то важное, идей у
него много.
Железовский выключил канал со своей стороны, виом стал просто
полупрозрачным облачком.
И тут кто–то странно знакомый и чужой одновременно, потерявшийся и
одинокий, снова позвал Мальгина из невообразимой дали, пытаясь
передать что–то значительное, жизненно необходимое, полное скрытого
смысла. Клим попытался запеленговать источник пси–передачи,
превратившись в колоссальной чувствительности антенну, но его усилия
активизировали дремлющую до поры до времени память «черного человека»,
и хирург потерял сознание, не успев как следует подготовиться к «фазе
чужого».
