Глава 5
Экипаж работал слаженно и точно, как пальцы руки, координируемой
«мозгом» – инком спейсера, и в другое время Джума обязательно оценил
бы подготовку профессионалов погранслужбы, но из–за недавнего
разговора с Бояновой, во время которого он вдруг высказал сомнения
насчет полного контроля Мальгиным самого себя, у безопасника пропало
настроение: все казалось, что он предал хирурга, обманул, подставил, и
мысли об этом терзали душу не хуже кошачьих когтей. Вспомнился тезис
отца: ищи изъяны не в сопернике, а в себе, а тот, кому ты нужен,
оценит тебя сам.
– Единственный вопрос – нужен ли я ей, – вслух пробормотал Джума,
держа в памяти образ Карой. – Во всяком случае, нужен ли так, как
Мальгин. Если да – шанс еще есть, к тому же это зыбкое равновесие
долго продолжаться не может, да и не видно, чтобы Клима особенно
занимали думы о Карой, иначе он уже нашел бы ее на «Эдипе–2»...
– Минутная готовность, – проговорил динамик голосом инка в зале
координации.
Джума переглянулся с сидевшим рядом Бегичем. Молодой пограничник с
момента посадки тихонько насвистывал какую–то мелодию и не цеплялся с
необязательными разговорами: несмотря на молодость и вопреки
жизнерадостной натуре, был он работником опытным и рос на глазах.
Покидая Горловину, числился Бегич в реестре погранслужбы грифом, то
есть имеющим полномочия на действия по индивидуальным планам,
возвращался же туда он коброй – командиром обоймы риска.
– Старт! – прозвучал в зале тот же голос, и черное пространство
ринулось на людей сквозь виом, заполнило собой Вселенную, погасило
мысли и чувства...
Джума «всплыл» из беспамятства одновременно с Бегичем, практически
тотчас же после финиша – схода спейсера со «струны», что говорило о
завидном здоровье обоих.
– Пять минут на контроль, – сказал инк спейсера, носивший звучное
имя Портос.
Слепая белая стена перед людьми в зале превратилась в слой дыма и
исчезла, открыв взору Галактику в направлении созвездия Стрельца, в
котором располагалось и Солнце – неяркая желтая звездочка на краю
темного провала. Слева у обреза виома с периодом в несколько секунд
мигала голубоватая звезда, то исчезая на фоне скопления галактик, то
появляясь вновь.
– Лацертид [Лацертид – точечный радиоисточник; класс звезд,
названных по одной из радиозвезд в созвездии Ящерицы (Ящерица –
Lacerta).], – кивнул на звезду Бегич. – Почти тысяча парсеков отсюда.
Туда ушел мой друг на «Яузе». А галактики за звездой – сейферт
[Сейферт – т. н. сейфертовская галактика, гигантская спиральная
галактика с активным ядром (предположительно – «черной дырой»).] к ним
еще сто лет назад ушел автомат «Китеж», но вернется ли – неизвестно.
– А что это за дыра? – помолчав, кивнул Джума на пропасть по
центру виома, в которой не было видно ни одной искры света.
– Войд [Войды – гигантские пустоты (ячеи) между волокнами
сверхскоплений галактик, вместе с волокнами формируют сетчато–ячеистую
структуру нашего домена Вселенной.], – сказал Бегич. – Диаметр – около
десяти миллионов парсеков. Хотел бы я полетать там, на воле, пощупать
настоящий вакуум.
– Похоже, ты работаешь не там, где хотел.
– Да нет, почему, погранслужба – мое призвание, а космос – хобби.
Люблю космологические построения и все, что связано с тайнами рождения
Вселенной. Осуждаешь?
Джума покачал головой, разглядывая раскрасневшегося парня.
– Завидую.
– Разброс координат точки выхода – три нуля семь, – доложил
Портос. – До «серой дыры» около миллиона километров, слышу маяк.
Почти в центре виома запульсировал оранжевый огонек.
– По донесениям наблюдателей, проникатель маатан дрейфует к
Ящерице со скоростью в одну сотую световой. Целеуказание принял,
включаю шпуг.
Чуть в стороне от огонька маяка вспыхнуло алое колечко,
перечеркнутое призрачным крестом визира.
Тела людей на мгновение потяжелели, и тут же неприятные ощущения
исчезли.
Движения не чувствовалось, казалось, спейсер стоит на месте,
лишенный маневра и энергии, но в алой окружности вскоре появилась
маленькая зеленая искорка, на глазах превращаясь в звезду, светящееся
пятно, облако и, наконец, в диковинную конструкцию, передергиваемую
полями свечения.
Маатанский транспортник напоминал уродливую дыню с проломами на
«носу» и «корме» и весь оброс бахромой каких–то металлических на вид
ажурных башен, антенн и труб.
– Красив! – нарушил молчание Бегич. – Такого я еще не видел. Что
будем делать?
– Машина в вашем распоряжении, – прорезался в наушниках рации
голос командира спейсера. – С этого момента мы – пассажиры на
контроле. Передача управления, блок снят.
– Принял, – сказал Джума Хан, покосившись на Бегича.
– Подтверждаю, – отреагировал Портос. – Драйвер–прима – Джума Хан.
– Дистанционное обследование объекта.
– Посылаю «пчел».
Спейсер выстрелил капсулу «Роя–100», зеленой иглой промелькнувшую
по виому. В двухстах километрах от маатанского проникателя капсула
разделилась на сотню автоматических зондов наподобие тех, что
использовал когда–то Шаламов.
– Можно, я проберусь в него? – предложил кто–то из пилотов в
отсеке десанта.
– Это кто такой быстрый?
– Гриф Паат Хузангай.
Бегич перешел на личный диапазон связи, ткнув пальцем в рот.
– Я его знаю, пилот экстра–класса. Кстати, это он ходил с
Ромашиным на Юпитер.
Джума кивнул, давая понять, что принял слова Бегича к сведению.
– Ваше время придет, маэстро Хузангай.
В течение получаса они наблюдали за действиями «пчел», пока Портос
собирал сведения от них, суммировал и готовил вывод. Но вывод этот
ошеломил всех, даже бывалых пограничников.
– Это нематериальный объект, – бесстрастно сообщил инк. – На самом
деле транспортник маатан – голографический мираж, динго. Устойчивый
волновой пакет. Пройти вовнутрь вы можете, но вряд ли десант обогатит
науку, а тем более практику контакта. К тому же боюсь, что, нарушив
структуру пакета, мы его просто превратим во вспышку света.
– Однако надо же посмотреть, что он нес внутри. Как он появился
здесь? Именно из «серой дыры»?
– По мнению наблюдателей – а «дыру» изучают около десятка научных
групп, – проникатель появился внезапно, словно выскочил из «струны»...
или из самой «серой дыры», что не исключено.
– Значит, если он прорвался сквозь мембрану «серой дыры»... его
материальный субстрат остался там, в «дыре»?
– Вы очень образно выразились, хотя это не более чем гипотеза.
Посоветуйтесь с физиками, с их лидером Новиковым. Могу дать связь.
– Позже. Хузангай, вот и настал твой черед.
– Готов. Машина?
– Что–нибудь маленькое и юркое, надо быть предельно точным и
осторожным.
– «Орех»? Меньше только обычный «заскок», но у него тяга слабовата
и ресурс маловат.
– Хорошо, пусть будет «орех».
Спейсер выплюнул тетраэдр «ореха» – аппарат, специально
предназначенный для спасательных операций внутри зданий, шахт,
подземных коммуникаций и других объектов с ограниченным объемом.
Мигнув алыми габаритными огнями, аппарат выписал две красивые
петли и пропал на фоне светящейся горы чужого корабля, загородившего
всю переднюю сферу обзора. Камеры «ореха» включились, когда он
вплотную приблизился к загадочному призраку некогда существовавшего
космолета «черных людей».
– Локацию не включать, – предупредил Портос. – Не поможет. В вашем
распоряжении только интуиция и глаза.
– Не будь занудой, Портос, – весело ответил Хузангай. Джума
встретил взгляд Богача и пробормотал:
– Не бойся умного лихого, говорит древняя пословица, бойся
смирного дурного. Тебе твоя интуиция ничего не говорит – что там,
внутри этого портрета тьмы и света?
– Ничего, – осклабился Бегич. – Моя интуиция работает только на
опасность, а этот монстр безопасен, как отражение в зеркале.
«Орех» вошел в стометровый пролом в корме корабля, хотя кормой эту
его часть можно было назвать условно, и пропал из виду. Виом,
принимающий передачу с камер аппарата, показал громадную бесформенную
полость, сплошь заросшую лесом все тех же конструкций, что и внешняя
оболочка левиафана. Цвета в полости преобладали коричнево–зеленые и
фиолетовые, мрачные.
Проплыли мимо поля дырчатых пластин, заросли толстых труб, холмы
черно–серой пены. Проход сузился, теперь «орех» плыл сквозь месиво
«корней» и «корнеплодов» величиной с аппарат и больше, затем углубился
в петлистый сине–сизый туннель с гладкими стенами, ни дать ни взять –
кишка диаметром шесть–семь метров.
Ничего неожиданного не происходило и не могло произойти, разведчик
путешествовал внутри устойчивого голографического миража, слепка
некогда существовавшего исполина, однако люди следили за полетом,
затаив дыхание, и ждали чудес.
«Кишка» вывела аппарат в «желудок» – еще одну полость, поменьше
первой, в которой тем не менее свободно уместился бы спейсер типа
«Шевалье». И в центре полости все увидели сверкающий «ледяной» айсберг
орилоуна. Впрочем, не один – орилоунов здесь скопилось около двух
десятков, большинство – мертвых, почерневших, но два или три сохранили
влажный блеск и гармонию жизни.
Кто–то прищелкнул языком, видимо, впервые оценив красоту линий
орилоунских «храмов».
– Это его груз? – прервал молчание Бегич.
– Вероятно. Обычно проникатели развозили «черных людей», но были
случаи и перевозки орилоунов, разве что не в таких масштабах. Куда же
он их вез? И довез ли?
– Для установки в других районах Галактики, куда же еще.
– Может, ты и прав, только запоздали они с расселением. Вполне
вероятно, что корабль путешествовал по Вселенной сотни миллионов, если
не миллиарды лет.
– Вывод не очевиден, – вмешался Портос. – Волновая матрица не
может жить так долго, в космосе слишком много возмущающих факторов...
– Это не вывод – свободный полет мысли. Хузангай, ищи проход
дальше, в рубку этого дредноута.
Пилот молча тронул аппарат с места.
Через час он проник в «рубку» маатанского космолета: большой
треугольный зал с перепончатыми стенами и черным зеркалом экрана,
перед которым на «журавлиных гнездах» восседали черные глыбы маатан;
Джума насчитал их восемь. Кроме того, в недрах корабля прятался еще
один жилой, или пассажирский, отсек, где счет шел уже на сотни «черных
людей».
– Кладбище, – донесся негромкий возглас пилота, когда он облетел
пассажирский отсек.
Примерно такие же чувства охватили и остальных зрителей, на
которых произвел впечатление масштаб трагедии. Хотя, с другой стороны,
как сказал инк спейсера, свободное путешествие волнового слепка еще не
есть подтверждение гибели оригинала. Оптимизма, правда, эта реплика
экипажу не прибавила.
Закончился разведрейд печально.
То ли Хузангай забыл об осторожности и нечаянно задел стену
выходного туннеля, то ли контакт произошел на уровне взаимодействий
полей и излучений, но в один краткий миг колоссальный корабль вдруг
исчез, лопнул как мыльный пузырь. «Орех» остался висеть в пустом
пространстве, словно и не путешествовал в недрах чужого космолета.
Ошеломленные случившимся, пограничники не сразу пришли в себя, решая,
что делать дальше. Как выразился словами Пастернака Бегач: «Здесь
прошелся загадки таинственный коготь», – но загадку ту решать не нам.
...Этот день ничем не отличался от предыдущих – ни количеством
заполнявших его событий, ни напряжением мысли, ни напряжением
действия, разве что закончился иначе, неожиданней.
В десятом часу вечера по сети «спрута» пришли одно за другим
сообщения о хищениях партий оружия: первое – со склада
Североамериканского филиала погранслужбы, второе – с базы «Лама–2»
Азиатского филиала военного музея. Боянова выслушала сообщения внешне
спокойно, однако Шевчук, с которым она обговаривала план работы
сектора, знал комиссара достаточно хорошо, чтобы отметить мелькнувшую
в ее глазах тревогу. Вернее, беспокойство. Но не растерянность. Не
было еще таких обстоятельств, которые могли заставить Власту Боянову
растеряться.
– Твой вывод? – спросила Боянова мысленно.
Умник ответил с некоторым запозданием, как человек, собиравшийся с
мыслями, на самом деле он советовался с другими инками сети и
формировал оптимальный ответ.
– Затея с оружием не может быть самостоятельной акцией, она
привязана к чему–то, а поскольку сегодня самым опасным из
дестабилизирующих общество факторов является кампания против
интрасенсов, будет логично связать эти события.
– По–вашему, планируется прямое уничтожение интрасенсов? С помощью
засад? Чепуха! Это несовременное решение проблемы. Если бы те, кто
стоит за спинами исполнителей диверсий, хотели уничтожить интрасенсов,
они бы действовали иначе, через компьютеризированные комплексы с
использованием новейших средств защиты и уничтожения.
– В таком случае похищение оружия – отвлекающий маневр.
– Маневр с риском попасться и выдать готовящуюся операцию? Нет,
здесь что–то другое. Выяснить бы, кто стоит за всем этим.
– Человек, дерзнувший бросить вызов безопасности, сильный
противник.
– Обычно люди сильны до тех пор, пока отстаивают сильную идею, а
какая сильная идея может быть у адептов террора? Да и не может один
человек пойти против системы, скорее всего заработала какая–то
организация типа фундаменталистских или анархо–террористических.
Умник промолчал.
– Мне пора идти, – напомнил о себе Шевчук, который слышал
разговор, будучи включенным в сеть «спрута». – Посмотрю на местах,
совпадает ли «почерк» хищений.
Боянова кивнула, отпуская заместителя, подождала, пока он уйдет,
снова вызвала Умника:
– Нашли Лондона?
– Пока нет, но, похоже, гипотеза о его «закодированных» в
компьютерной сети сообщениях подтверждается. Оперативная служба на
него выйти не смогла, в Солнечной системе его, наверное, нет.
– Продолжайте поиск, подключив пограничников. Кроме того, дайте
мне список лиц, имеющих доступ к информации «спрута» – раз, и к
информации с грифом «служебная тайна» – два.
– Включая консортников? [От консорт – «линия» – личная линия связи
с компьютерными системами, позволяющая обладателю пользоваться данными
в режиме особых полномочий.]
– Их в первую очередь.
Через пять минут принтер выплюнул лист пластпапира с тремя
десятками фамилий, и Боянова принялась изучать его, делая пометки
световым карандашом. Потом вызвала Умника:
– В десять часов у меня должен был быть математик ксеноцентра
Железовский.
– Сейчас проверю. Он дома, – сообщил инк через несколько секунд. –
Дать канал?
– Кажется, слово «обязательность» он не жалует.
Вспыхнувший виом открыл окно в квартиру Железовского, заставленную
прозрачными шкафами с образцами всевозможных руд. Математик в халате с
изображениями старинных автомобилей возился у одного из шкафов. Поднял
взгляд на комиссара, ничуть не удивившись звонку.
– Извините, что оторвала вас от творческой работы, – с иронией
проговорила Власта. – Вы хотели навестить наш отдел...
– Передумал, – лаконично ответствовал Железовский. – Ваше
предложение насчет работы мне не подходит. Извините. Во–первых, все
интрасенсы – индивидуалисты, жаждущие свободы в максимальной степени,
и я не исключение. Я предпочитаю заниматься тем, что мне нравится. А
во–вторых: живи тихо – не увидишь лиха.
Бояновой показалось, что Железовский при этом лукаво подмигнул ей,
но вряд ли это соответствовало истине.
– Насчет лиха – это ваш девиз?
– Просто человек я осторожный и люблю комфорт. – Аристарх повел
рукой вокруг. – Камни – моя страсть. Не хотите оценить коллекцию?
– Некогда, – отрезала Власта, выключая виом. Она была
раздосадована и разочарована до такой степени, что не сразу ответила
на вопрос Умника:
– Я вам еще нужен?
– Нет, – ответила она уже спокойней и пробормотала: – Ну и ну! Что
в тебе нашла Забава? Не понимаю!
Позвонив домой и предупредив дочь, что будет ночевать у сестры, в
пол–одиннадцатого вечера Боянова воспользовалась метро управления и в
одиннадцать была уже в Вылкове, пригороде Софии, где жила Забава.
По местному времени было всего лишь девять вечера, но темнота и
здесь властвовала над землей и небом.
Отпустив такси, Боянова мельком посмотрела на плывущие над головой
алые огоньки чужой машины, подумала: прикрытие, наверное, любит Алекс
архаику, – и тут же забыла об этом. Лифт вознес ее на семнадцатый этаж
здания–пирамиды, а спустя минуту она уже входила в квартиру сестры:
жилой стандарт – четыре комнаты, кухня, сауна.
Забава примеряла новое платье, вырастив из стены треугольник
зеркала. Оглянулась на звук шагов.
– Как я тебе?
Комиссар оценивающим взглядом прошлась по фигуре сестры.
– Весьма недурно. Однако носить такое можно только вечером.
Платье горело, то есть впечатление было такое, что легкая ткань
вспыхнула и горит бездымно, трепеща язычками пламени: алыми,
оранжевыми, голубыми и фиолетовыми. Сквозь неумирающее и нежгучее
пламя изредка то туманной кисеей, то рельефной скульптурой – на
мгновение – проступало прекрасное тело молодой девушки, полное сил и
женственности.
– Стиль «аутбэст», – проговорила Забава смущенно. – Зиркорн,
конечно. И все же красиво, да?
Она небрежно взмахнула рукой, и платье вдруг стекло к ее ногам
лужицей света. Оставшись в бикини, девушка нагнулась, подобрала
«лужицу», превратившуюся в ленту, бросила в дырчатую пластину стенного
шкафа, который проглотил ленту и заурчал, как сытый кот, ожидая
приказа. Забава щелкнула пальцами, надела выданный шкафом халат –
ничего не скрывающий по сути, прошлась перед сестрой, покачивая
бедрами, и обе засмеялись.
Спустя несколько минут сестры вырастили в спальне мебель по вкусу,
приготовили напитки и устроились в уютном уголке комнаты, делясь
впечатлениями от прожитого дня и последними новостями. Они были очень
похожи, особенно бровями, густыми и широкими; но у Забавы лицо было
смуглое и тонкое, с твердым подбородком и такими же твердыми, резными
губами, с глазами–сапфирами, а лицо Власты светилось белизной, такое
же тонкое – один и тот же резец их вырезал, – но более мягкое, с
губами пухлыми, готовыми, казалось, сложиться в улыбку, и
желто–зелеными глазами. Правда, в отличие от сестры, комиссар
улыбалась редко, в исключительных случаях, а вот характеры у них
получились одинаковые: решительные, сильные, властные.
– Что ты в нем нашла? – пробормотала младшая сестра, насмотревшись
на Забаву. – Тебе на вид двадцать, ты красивая, изящная и умная... а
он – бегемот с фигурой Геракла, бифкейк [Бифкейк – сплошные мышцы
(англ.).] с едва заметным проблеском мысли...
Забава с изумлением посмотрела на сестру.
– Власта, что с тобой? Ты об Аристархе? Всерьез?
– О нем, о ком же еще.
– Да ты же его не знаешь совсем! Это... это... – Забава не нашла
слова и только зажмурилась изо всех сил. Потом недоверчиво заглянула в
глаза Власты: – Что произошло между вами?
Она могла свободно читать в душе сестры, воспринимать бег ее
эйдетических образов – процесс мышления, но никогда не делала этого, и
даже не в силу этики интрасенсов – в силу безоговорочного доверия.
– Он отказался работать в отделе, – поморщилась Власта. – Придумал
какую–то смехотворную причину... хотя, вероятней всего, это лень или
трусость!
– Власта!
– Ну не буду, не буду, раз тебя это задевает. Он меня вывел из
себя, отсюда и настроение соответствующее. А тут как назло начинаются
странные события и нужен очень хороший эфаналитик, чтобы сделать
верный прогноз.
– Он очень хороший аналитик, а математик от Бога.
Власта улыбнулась, провела рукой по щеке сестры.
– Надо же, как ты его защищаешь. А разница в возрасте не смущает?
Ведь ты старше его на тридцать лет. Впрочем, – комиссар пригорюнилась,
– извини, при чем тут возраст? Просто я никогда не думала, что моя
железная сестра, идеал строгости, точного расчета, вкуса, свободы,
целеустремленности, способна влюбиться так по–девичьи, бездумно и
щедро.
– Закрыть глаза на событие – еще не значит уничтожить это событие.
Хотя я сама не поверила, когда поняла. И встречались мы с ним всего–то
несколько раз... Тянет меня к нему, понимаешь? Ничего не могу поделать
с собой, хоть плачь.
– А он?
– А он весь в себе: что–то ищет, к чему–то стремится, чего–то
добивается, но – один! И прочитать его я не могу, понимаешь? То есть
пытаюсь, но он закрыт, заблокирован, как... как вход в пещеру, где
спрятаны несметные сокровища.
Власта улыбнулась.
– Ты уверена, что сокровища существуют?
– Чаще да, а иногда... хочется убить его или хотя бы избить, лишь
бы увидеть, что он прячет в себе. – Забава всхлипнула. – Изверг
каменный! Истукан! Индивидуалист несчастный!
Женщины обнялись, притихли.
– Тебя что–то еще беспокоит? – шепнула Забава. Она хорошо знала
заботы сестры и была в курсе всех дел, которые велись службой
безопасности.
– Границы допустимого, – так же шепотом ответила Власта. – До
каких пределов могут дойти братья «Ордена» в борьбе с интрасенсами, с
тобой в том числе. Я боюсь за тебя.
– А ты не бойся, мы способны постоять за себя, я в том числе.
Атака на интрасенсов, комиссар, это не есть цель «Ордена», его цель –
дестабилизация работы службы безопасности, единственной прочной базы
общества. Кто–то хочет сменить формулу существования земной федерации
Советов как таковых и парламента в частности.
– Может быть, они правы, и безопасность – анахронизм?
– Во все времена только этически зрелые дисциплинарные коллективы
были способны решать самые сложные задачи, в том числе и по крупному
счету, к примеру – задачу сохранения жизни на Земле, а отнюдь не
«свободные» от условий и ограничений анархистские организации,
ставящие во главу угла «абсолютную свободу» личности. Человеческая
свобода не тождественна всемогуществу.
– По–моему, ты комиссар отдела больше меня, но в одном ты права:
дисциплинарные коллективы, несущие ответственность, всегда были нужны
человечеству, нужны и сейчас. Истинное сообщество – это сообщество
ответственных личностей, а не толпа свободных от любой зависимости
удальцов. Нас же хотят заставить не трогать тех, кто проповедует
«истину толпы», способной ради удовольствия разнести не только
продуктовую базу, но и всю Землю, а главное – тех, кто строит планы
физического уничтожения неугодных. И самое страшное, что находятся
исполнители!
Забава вздохнула.
– Чему ты удивляешься? Высочайшие взлеты человеческой мысли,
разнообразие и утонченность культуры и наш рафинированный гуманизм
всегда будут уживаться с разгулом низменных страстей, наркоманией,
терроризмом и просто хулиганством. Таков человек, Власта.
Биологическая эволюция не успела до сего времени вычистить в человеке
агрессивность, трусость, алчность, вероломство, страсть к
стяжательству, лживость и так далее, и, быть может, мы, интрасенсы, –
последняя попытка эволюции в этом направлении. Поэтому нас и
ненавидят. Не все, далеко не большинство, но еще многие.
– Один из их лозунгов: интрасенсы больны, болезнь их заразна и
ведет человечество к вырождению и гибели. – Власта слабо улыбнулась,
целуя сестру в щеку. – Это ты–то больна? Да я за тебя жизнь отдам!
В прихожей вдруг заиграла мелодию дверь. Власта увидела
расширившиеся глаза Забавы и в тревоге привстала.
– Что?!
– Это он! – еле прошептала старшая сестра.
– Кто?
– Железовский!
– Желе... Аристарх? Не может быть! – Власта вышла в прихожую и
открыла дверь. Перед ней с непроницаемым лицом горой высился Аристарх
Железовский собственной персоной.
– Добрый вечер, – вежливо пророкотал он своим – не басом –
подземным гулом. – Если гора не идет к Магомету...
– Что? – Власта на мгновение растерялась, за что потом казнила
себя весь вечер. – О чем вы?
– Ну, я же вас приглашал к себе. А если гора не идет, то идет
Магомет. Вот я и пришел объясниться.
– Ах, вот о чем речь! – Легкая краска легла на щеки комиссара, в
глазах промелькнули иронические огоньки. – Мне казалось, что мы все
выяснили. Что ж, заходите, Магомет, если в этом есть смысл.
– Власта, – с укором позвала появившаяся в проеме двери Забава, –
гость всегда гость, при чем тут смысл. Заходи, Аристарх.
Власта молча посторонилась.
В гостиной женщины усадили математика на диван и принялись его
разглядывать до тех пор, пока не почувствовали неловкость. Власта
сдалась первой, засмеялась и ушла на кухню. Вернулась с плавающим
подносом, протянула Аристарху красивый резной стакан с янтарным соком,
взяла другой, толкнув поднос в сторону сидевшей с нерешительным видом
Забавы. Железовский кивком поблагодарил, отпил глоток сока и снова
превратился в изваяние, изредка поглядывая то на одну, то на другую.
– Итак? – произнесла Власта.
– Начну с того, – сказал Железовский, – что я принимаю ваше
предложение работать в отделе. По многим причинам. Главная из них –
прямая утечка информации, я не мог сказать вам это по видео. Конечно,
я не Бог, просто хороший математик и согласен с формулой эфанализа:
глубина предвидения ограничена. И все же попытаюсь кое–что сделать для
вас.
– Для нас? – не выдержала Власта. – А разве не для вас в конечном
счете? И не переоцениваете ли вы свои силы?
Железовский порозовел, хотя очень старался держаться невозмутимо.
– Не переоцениваю.
– Оперативной информацией мы вас снабдим, но вам придется сделать
не стандартный эфанализ с выдачей прогноза, а определить центр
дестабилизирующих общество сил, понимаете? Надо очень хорошо
разбираться в жизни общества, которое в наше время представляет собой
сложнейший организм, мозаику разнообразных форм производственных,
политических и общественных организаций. Вас это не пугает?
– Нет.
– Вы заявили, что интрасенсы – индивидуалисты и не любят работать
под каким бы то ни было давлением, что же движет вами? Вы случайно не
относитесь к тем, кто называет себя «рыцарем эскадрона жизни»?
– Власта! – слабо запротестовала Забава.
Легкая улыбка тронула твердые губы Железовского.
– Кто–то из философов говорил: «Быть на стороне закона – такое же
захватывающее дело, как и быть против него». Мне лично интересно
работать на стороне закона. Проведите мне консорт–линию, Власта, и
чтобы об этом знали только двое: вы и я. Умник тоже не должен ничего
знать.
– Каким образом можно получать информацию через компьютер, не
подключая его?
– Сообщите мне параметры инка, и я дам вам рекомендации. И учтите:
против вас... нас работают очень хорошие специалисты, эфаналитики,
политологи, социологи, технари, недовольные своим положением и
отсутствием тех возможностей, которые открылись у интрасенсов. Это –
элита, и вам придется в ходе следствия с этим считаться, если хотите
довести дело до логического конца. Конечно, это люди – без особого
полета фантазии, номенклатурные работники, но в их руках реальная
власть.
– Откуда вы это знаете? – почти шепотом спросила Власта.
Железовский подмигнул Забаве, сломав на миг невозмутимость и
превратившись в лихого удальца.
– Ветер носит. Но что бы вы ни думали обо мне, приближается новая
волна стихийной борьбы с творческим потенциалом, с генераторами идей,
с людьми, одаренными Богом, которые всегда во все времена раздражали
аппарат власти. При любых правительствах и режимах. Как говорят
новоявленные пророки: грядет очищение мира от скверны инородцев! От
нас то есть. А заодно и от всех, кто довел себя до кондиции таланта. –
Математик допил сок, легко встал. – Извините, спешу. Позвоните мне
утром, Власта, по личному каналу. Забава его знает.
Вышел. Совершенно бесшумно.
Женщины остались сидеть, глядя друг на друга.
– Нахал, – нарушила молчание Власта.
– Мальчишка, – печально улыбнулась Забава.
