Глава 11
Состояние инсайта пришло, как всегда, неожиданно: багровая пелена
застлала глаза, в голове с тонким ледяным звоном лопнула «почка» боли,
проколола все тело насквозь, и чейто незнакомый гортанный голос
застрял в костях черепа:
Глубь... владение микрокосмом «я»... память включ...
Очнулся Мальгин от удара: партнер не понял его состояния и
продолжал вести бой.
Стоп! Клим поднял руку ладонью вперед и помотал тяжелой
головой, освобождаясь от пелены в глазах. На сегодня достаточно.
Партнер голографический мираж с полным сенсомоторным эффектом
поклонился и исчез. Тренеринк высветил на шишке головы желтозеленую
гамму и ворчливо заметил:
Сегодня ты был невнимателен, соотношение пропущенных и
нанесенных уколов шесть к одному.
Я хирург, а не профессионал рукопашного боя, пожал плечами
Мальгин, приходя к выводу, что регулировать спонтанные
инсайтыозарения, когда в результате какихто неосознаваемых процессов
проявляется новая порция чужой информации, он пока не в состоянии.
Зато достоянием сознания становятся удивительные вещи!
Но я тебя еще достану, закончил Клим, отправляясь в душ.
Когда он вышел из душевой, вытирая мокрые волосы, отросшие, но еще
короткие, в гостиной его ждала Карой.
Некоторое время они смотрели друг на друга: женщина нерешительно
и с непонятным ожиданием и Мальгин с забившимся сердцем, затем Карой
улыбнулась:
Мне не следовало приходить сюда, но я не смогла себя перебороть.
И я не знаю, что это такое, и не хочу заглядывать в будущее, и не
советуюсь с прошлым, а в настоящем я... Женщина изумленно округлила
глаза, когда Мальгин вдруг оказался рядом и молча подхватил ее на
руки.
Он успел ощутить ее эмоции и проникнуть в мысленный мир еще до
того, как она начала говорить. Несмотря на красоту, видимое
благополучие, твердый характер и умение добиваться цели, Карой была
одинока и не знала, как это одиночество преодолеть. Зато она знала,
была уверена, что и Мальгин также одинок. В голове пискнул задавленный
волей голос рассудка.
«Чего ты хочешь?" спросил Мальгин сам себя, целуя женщину. У
него кружилась голова.
«Берегись необдуманных поступков, потом будешь жалеть».
«Не согрешишь не покаешься, не покаешься не спасешься».
«Не разрушай душевного комфорта, создавать его снова и снова
печальная участь. И остерегайся также приступов своей любви! Слишком
скоро протягивает одинокий руку тому, кто ему встречается».
«Если ты заговорил голосом Заратустры, то позволь напомнить его
слова: «Одинокий, ты ищешь дорогу к самому себе! И твоя дорога идет
впереди тебя самого и твоих семи демонов». Достаточно? Пусть будет
все, что будет. И убирайся к черту!»
Голос рассудка отступил в тень сердца. Мальгин сам был удивлен,
что ему удалось справиться с рассудком так легко, но тут же забыл об
этом.
Ты с ума сошел! с трудом проговорила Карой непослушными
губами, пунцовыми от долгого поцелуя. Ты не так меня понял...
Все я понял как надо, не согласился Мальгин, отступая с
приятной ношей в спальню. Я теперь прямой кандидат в «черного
человека», поэтому могу позволить себе все, что взбредет в голову. И
сопротивляться мне опасно.
Он снова обнял Карой, несмотря на ее робкое сопротивление, поймал
ее горячие вздрагивающие губы.
Ты с ума сошел! выдохнула она снова еле слышно несколько минут
спустя.
Мальгин не ответил, снимая с нее похожее на слой травы платье. Но
мысленно они раздели друг друга еще раньше...
Два часа пролетели как одно мгновение, и запомнить их не было
никакой возможности. Любовь стара как мир, но ее переживания вечно
новы и неповторимы.
Ктото звонил ему несколько раз, и «домовой» честно отвечал всем,
что хозяин спит. Впрочем, может быть, это и в самом деле был волшебный
сон, обнаживший не только тела, но и души? Раскрепостивший сознание,
перепутавший чувства, возведший наслаждение в ранг абсолюта,
сбросивший оковы обыденности и вознесший их на Олимп короткого, как
вздох, счастья обладания?
Не размыкая объятий, они пили клюквенный морс, потом дурманящий
напиток под названием «Старорусский», вкусный «Букет Молдовы»,
травяной бальзам, березовый сок и не могли напиться. И лишь когда
«домовой» в который раз ответил комуто, что хозяин отдыхает, Мальгин
понес женщину в душ.
Выйдя из душа, они завернулись в халаты и, поглядывая друг на
друга, с наслаждением выпили по пиале обжигающего горло душистого чая,
ароматизированного гавайскими цветами и плодами маракуйи и киви. Карой
вдруг смутилась, поймав его взгляд, порозовела, но глаз не отвела.
Клим...
Я знаю, кивнул он с улыбкой. Мы были вместе, но дороги наши
еще не слились. И сольются ли, ты не знаешь.
Не осуждай меня, мастер. Мы нужны друг другу, ты не сможешь это
отрицать, и все же между нами иные судьбы. Впрочем, взгляд женщины
стал твердым, я лгу. Не знаю, люблю ли я тебя, Клим, но все теперь
зависит только от тебя. Стоит тебе позвать...
И это я понял. В голосе хирурга прозвучала вдруг глубокая
тоска. Прости меня.
За что? Карой покачала в руке пиалу. Не произноси случайных
слов. Я пришла сама, прекрасно понимая, что будет.
Кровь на мгновение прилила к щекам Мальгина. Карой заметила это,
улыбнулась.
А ты изменился, мастер... не знаю, правда, кого благодарить за
это. «Черного человека», Шаламова? Но такой ты мне гораздо ближе, чем
прежний человекда.
Я давно уже не человекда, пробормотал Мальгин, успокаивая
дыхание. Хотя еще не успел опуститься до человеканет. Помоему,
ты нашелтаки золотую середину между «да» и «нет». Так странно
наблюдать твои колебания... Что же за женщина твоя бывшая жена, что не
разглядела, какие запасы нежности в тебе похоронены?
А ты не боишься меня? спросил вдруг Мальгин, переводя разговор
в другую плоскость. Вопервых, я интрасенс, а вовторых, во мне
сидит «черный человек».
И не один, засмеялась Карой, повеселев. Джума уже
предупредил меня и... нет, не боюсь. Но если ты будешь видеть во мне
только женщину, мне будет трудно уважать тебя, мастер... хотя, может
быть, я сама виновата. Она встала, сбросила халат, грациозно
изогнулась и ушла в спальню одеваться.
Мальгин усмехнулся. Защемило сердце, снова пришло ощущение
чьегото дальнего зова. Тоска навалилась тяжелым грузом, и он все еще
боролся с ней, когда Карой вышла из спальни, уверенная в себе,
красивая, сильная. Подошла к нему близко, поцеловала в подбородок,
погладила волосы на затылке.
До связи, мастер.
Ушла.
И Клим почувствовал облегчение, не от того, что она ушла, а от
того, что отпала нужда оправдываться как перед ней, так и перед самим
собой. Угрызений совести он тоже не чувствовал, хотя и подумал о
Купаве, привычно сравнивая ее с другими. И как и прежде, она все еще
стояла выше всех, хотя тоска по ней немного притупилась. Удерживать ее
рядом он не имел права, а выбросить из сердца до сих пор не смог, хотя
оба изменились настолько, что стали другими людьми. Да и разве мог он
еще полгода назад, желая одну женщину, тосковать по другой?
Клим покачал головой, отвечая сам себе, и быстро оделся в голубой
полуспортивный осенний костюм. Он чувствовал себя не совсем хорошо,
наслаждаться жизнью мешал какойто душевный дискомфорт, но разбираться
в себе абсолютно не хотелось.
Еще неизвестно, достоинства это или нет душевная твердость,
суровый ригоризм и каменные основы пуританства, пришла трезвая мысль.
Обладая ими, человек вряд ли способен быть счастливым, в жизни одной
мудрости мало.
Успокоенный последним рассуждением, Мальгин шагнул за порог, точно
зная, что будет делать в последующие несколько часов.
Заремба спорил со Стобецким, одновременно успевая вести диалог с
Гиппократом, Мальгин услышал его последнюю фразу:
... потому что мы проблемщики, а не лекари вульгарно.
Что за шум, а драки нет? спросил Клим, подходя к директору
института и пожимая ему руку. Врачи дежурной смены ответили на его
жест приветствия поднятыми ладонями.
В реанимационной на этот момент находились два пациента: Майкл
Лондон и молодой парень, спортсмен, едва не погибший в горах и
доставленный в институт с травмой черепа.
Как был твой Иван неслухом, так и остался, проворчал Стобецкий
с неодобрением; с Мальгиным он всегда говорил на равных, бремя
директорской власти не успело наложить на него свой отпечаток.
А что случилось? Мальгин сел в свое кресло, нацепил на голову
эмкан и бегло ознакомился с накопившимися за сутки новостями.
У Лондона была «фаза хозяина» ночью, так Иван меня даже не
поставил в известность! Не слишком ли большую свободу ты ему дал?
Корифей! Он, видите ли, проблемщик, а мы всегонавсего лекаришки!
Мальгин усмехнулся, покосившись на оскорбленную физиономию
Зарембы; остальные дежурные прятали улыбки, они знали, что молодой
нейрохирург действительно довольно низко оценивал способности
директора как нейроспециалиста.
Иван, почему не соблюдаешь кодекс и субординацию?
Я не обязан по каждому пустяковому поводу беспокоить
специалистов высокого ранга, не задействованных в ПРгруппе,
огрызнулся Заремба.
Стобецкий открыл было рот, но посмотрел на остальных врачей смены,
пожевал губами и ограничился коротким:
Зайдете после сдачи, поговорим. Повернулся к Мальгину: Что у
тебя? Я имею в виду твое состояние.
Нормально, рассеянно ответил Клим. Несколько повысился темп
метаболизма, в основном по кислороду, и как следствие возросла
потребность в еде, причем в калорийной. Так что я теперь ем шестьсемь
раз в день. Хирург улыбнулся, уловив общий фон эмоций Стобецкого.
Ничего особенного, как видишь. Я практически здоров.
Прочитал криптогнозу «черного»?
Коечто, не все, по большей части материал для ксенологов и
космологов.
А почему тобой интересуется безопасность?
Мальгин оторвался от мысленного разговора с Гиппократом, взгляд
его стал острым.
Что? Они были у тебя? Кто именно?
Некто Столбов, розыскник. Выяснял, не отмечалось ли у тебя
негативных последствий операции. Стобецкий метнул неприязненный
взгляд на Зарембу. Он был обижен тем, что Мальгин доверил такое дело
«мальчишке». Кроме того, изучал твою родословную на предмет
выявления патологий.
Не нашел?
Директор нахмурился, помолчал, глядя на ставшую прозрачной стену
куба реанимационной камеры, внутри которой находился Лондон.
Веселого тут мало. Его надо или немедленно оперировать...
Или что?
Мы дождемся рождения второго «черного человека».
Ты же знаешь, что оперировать мы не можем, слишком велик объем
чужой информации. Сложилась пограничная ситуация, причем трагическая,
высветившая пределы нашего знания, а в Запределье мы еще не работали.
Пакет внедренной чужой информации перестроил не только структуру мозга
Шаламова и Лондона, но и их мировоззрение, способы восприятия мира,
целесмысловые позывы, отношение к людям и к жизни. Возврат их к роду
хомо сапиенс вряд ли возможен, пора смириться с этой мыслью.
Стобецкий помрачнел еще больше.
Раньше ты говорил иначе.
Раньше я не знал того, что знаю сейчас.
Директор с неопределенной миной оглядел Мальгина, хотел чтото
сказать, но передумал. Мысль его была проста: не потому ли ты
отстаиваешь точку зрения невмешательства, что сам стал третьим
перестроенным «черным человеком»?
И все же стоило бы попытаться.
Да, наверное, легко согласился Мальгин. Но задай себе один
вопрос: станут ли они от этого, от попытки вернуть им стандартный
антропоцентризм, счастливее?
Стобецкий не нашелся что ответить и покинул реанимационную с
изрядной долей душевных колебаний.
Он на тебя смотрел так, будто пятерых живьем проглотил, а шестым
поперхнулся, развеселился Заремба.
Хватит нести околесицу, проблемщик, отрезал Мальгин. Вы друг
друга стоите: голое фанфаронство плюс амбиции. Но Готард старше тебя
на четверть века, учитывай это обстоятельство в перепалках с ним. К
тому же он прав: Лондон сейчас по сути «куколка», и что из него
вылупится, никто не знает, в том числе и ты. Корифей.
Кроме «черного человека», ничего другого не вылупится. Заремба
перестал улыбаться и опасливо посмотрел на хирурга, единственного из
всего персонала института, кого он побаивался и уважал.
А если нет? Известно, что «черные люди» аккумулировали
информацию многих цивилизаций, и нет гарантий, что Майкл не подхватил
какуюнибудь «инфекцию», способную превратить его в монстра.
Шаламов же не превратился!
Еще неизвестно.
А помоему, Готард просто помнит историю с его предшественником,
Талановым, и не хочет рисковать креслом.
Он болеет за реноме института, это больше, чем любой
эгоистический расчет. Конец разговорам, работаем в контроле.
Последующие три часа Мальгин разбирался с Лондоном, анализируя все
тончайшие нюансы его состояния, с растущим изумлением и суеверным
страхом осознав, что бывший начальник отдела безопасности, по сути,
превратился в существо, которое уже трудно было назвать человеком!
Находясь почти все время без сознания, Лондон тем не менее
умудрился перевести неосознаваемые потоки изменения организма в
целенаправленный процесс трансформации, и теперь он имел органы
чувств, которые эволюция никогда не предусматривала в человеке. Так, у
него выросли заслонки в ушах, а сами ушные раковины усложнились, и
Лондон теперь мог слышать ультразвуки и звуки сверхнизкой частоты.
Кроме того, он улучшил себе аппарат обоняния, «встроил» датчики
магнитного и гравитационного полей и увеличил втрое объем сердца и
легких, изменив последние таким образом, что мог дышать теперь почти
любой смесью газов. Но главное, Мальгин обнаружил еще несколько
специфических нейронных узлов, функции которых выяснить было
невозможно.
Шайтан! пробормотал Клим, закончив исследование, и поглядел на
не знающего усталости Зарембу. Еще вчера этого не было!
«Куколка» готова превратиться в «бабочку», весело проговорил
молодой нейрохирург, блестя глазами; огонь любопытства и жажды знаний
сжигал его изнутри и не давал покоя. Кстати, я вчера еще заметил
рост нейрообразований, а оформились они действительно за ночь. Больше
всего меня интересует вопрос: зачем он вырастил себе мостик между
корой, подкоркой и мозжечком? Зачем ему прямая связь между
генструктурами приматов, низших млекопитающих и пресмыкающихся?
Мальгин открыл рот, собираясь ответить, и вдруг услышал чейто
странный, вибрирующий, металлический голос:
Для того, коллеги, чтобы прогнозировать будущее.
Что? растерялся Заремба. Что ты сказал?
Это не я, медленно проговорил Мальгин, прислушиваясь к реакции
остальных врачей смены, выглядевших не менее удивленными. И не
они...
Будем знакомы, раздался тот же голос; теперь Клим сообразил,
что «звучит» он прямо в голове, вызывая шипящий резонанс в нервных
окончаниях. Майкл Лондон, второй экзосенс. Прошу любить и жаловать.
За толстой плитой реанимакамеры ничего не изменилось, зеленоватое
в облаке физиолога тело Лондона казалось неживым, лицо было спокойным
и безжизненным, и тем не менее он заговорил с ними.
Заремба первым восстановил свое обычное отношение к необычным
явлениям:
Экзосенс это аналогия с интрасенсом? Почему вы себя так
назвали?
Лондон не ответил, сосредоточив внимание на Мальгине, медлившем
включать тревогу.
Клим, не вздумайте применить чтолибо вроде «василиска», как
сделал это Ромашин. На любое насилие я отвечу адекватно. Это был все
тот же голос очень четкая и направленная псипередача.
Я обязан вызвать ПРгруппу и безопасность, мысленно ответил
Мальгин. Вы должны понимать это.
Понимаю и принимаю. Дайте мне еще сутки на завершение имаго, в
этом положении мне трудно контактировать с вами, решать проблемы
сообща. Завтра я буду готов к переговорам. Но обещайте не паниковать и
не принимать оперативных мер с позиций силы.
Хорошо, обещаю.
Голос стянулся в кости черепа, исчез, давление на виски пропало.
Мальгину показалось, что Лондон подмигнул ему у Майкла дернулось
веко. Очнувшись, хирург понял, что за шум стоит кругом:
переговаривались возбужденные врачи, Заремба громко звал когото,
делясь впечатлениями, хрустальная чаша псивириала мигала огнями,
издавая прерывистые сигналы.
Тихо! произнес Мальгин в два приема, и наступила тишина. Все,
застыв, смотрели на него, смолкли даже мелодичные гудки медицинского
комплекса, разговаривающего на своем языке с другими системами и
компьютерами института.
Продолжаем работу в режиме эмсинхро. Группе риска прибыть в
институт немедленно, сменить персонал. Желающие могут контактировать с
Гиппократом по ходу развития событий. Директору прибыть в...
Я здесь. Стобецкий ворвался в реанимационную, рухнул в
соседнее кресло, тяжело дыша после бега. Как чувствовал, что
случится чтонибудь непредвиденное. Дал тревогу безопасникам?
Нет, сказал Мальгин.
Ты с ума сошел? Подумай о последствиях, вы с Талановым уже
однажды обожглись на этом, не стоит повторять ошибки.
Безопасникам здесь делать пока нечего. Можно просто послать им
формулу внимания.
Стобецкий потерял дар речи и некоторое время хватал воздух ртом,
потом вытянул из пульта сетку эмкана, пришлепнул на затылке и мысленно
скомандовал:
Сигнал тревоги всем службам!
Есть сигнал тревоги, отозвался Гиппократ.
До вечера Мальгин просидел в реанимационном боксе, постоянно
поддерживая связь с компом медкомплекса, следящего за состоянием
Лондона, отвечая на многочисленные вопросы гостей, пограничников,
безопасников, членов СЭКОНа и работников комиссий Академии медицинских
наук.
Ничего особенного, по сути, не происходило, шла обычная отработка
комплекса мер по формуле «срам», но суета вокруг надоела, да и есть
хотелось все сильней, и Мальгин отпросился у Стобецкого пообедать. А в
столовой института к нему подсел Хан.
Привет, мастер, приятного аппетита.
Мальгин кивнул, продолжая жевать, подвинул безопаснику стакан с
минеральной водой. Он почувствовал появление Джумы еще до того, как
тот зашел в столовую, и успел разобраться в его настроении, несмотря
на то что Джума был «застегнут на все пуговицы».
Как самочувствие?
Клим поднял вверх большой палец, заказал еще один салат из камелии
и березовый сок. Джума Хан с улыбкой смотрел, как он заканчивает
трапезу.
Пошли ко мне. Мальгин промокнул губы и встал. У меня есть
пара минут.
В кабинете хирурга они сели напротив друг друга, и Клим включил
передачу из реанимационной.
Ого! вполголоса заметил Хан. У вас там целая обойма
оперативников. Что они собираются делать?
Не знаю. Я их не вызывал.
Готард решил перестраховаться? Его можно понять.
Мальгин не ответил, рассматривая на «экране» псивидения
«призраков» Джумы: их было всего три, что говорило о цельности
характера безопасника, а также и о некоторой его психоэмоциональной
ограниченности.
Толпа в реанимационной поредела, но людей было еще слишком много,
чтобы работать спокойно. Майкл Лондон попрежнему не подавал признаков
жизни, сердце его не билось и легкие не работали, за них это делали
аппараты.
Ты, наверное, догадываешься, зачем я нашел тебя? Джума
вопросительно смотрел на Мальгина.
Знаю.
Конечно, ты теперь свободно можешь читать в душах... извини,
говорю без обиды. Не хочешь не отвечай на мои вопросы. Карой
сказала, что была... у тебя. Последнее слово Джума выговорил с
усилием. Ну и что ты собираешься делать дальше?
Не знаю, угрюмо ответил Клим.
Хан невольно засмеялся, хотя в смехе этом явственно прозвучали
горькие и гневные нотки.
Знаю не знаю... Ты стал неузнаваем, мастер, раньше ты был
намного решительней... человекда! Ты понимаешь, что так продолжаться
не может? Нельзя останавливаться на полпути и перекладывать решения на
другие плечи. Ты мучаешь Карой... себя... черт со мной, я не в счет.
Откуда колебания? Любишь ее, нет? Или просто играешь?
Мальгин медленно встал и на мгновение потерял ощущение реальности
происходящего: в голове чтото взорвалось, бесшумно, бесцветно, обдало
жаром, заложило уши и прошло. Шершавая боль стекла струйкой из головы
в ноги. Клим очнулся.
Джума Хан стоял напротив, согнувшись, выставив вперед кулаки,
бледный как полотно, на лбу выступили капли пота, а в глазах застыл
страх.
Что?! быстро спросил Мальгин, вдруг пугаясь сам до обжигающей
горечи в животе. Что произошло? Я... со мной... да говори же!
Джума проглотил слюну, облизал пересохшие губы, покачал головой,
повернулся и, деревянно переставляя ноги, направился к двери. У порога
оглянулся:
Научись контролировать своего «тигра», Клим, иначе...
Вышел.
Мальгин ударил кулаком в ладонь с такой силой, что едва не содрал
кожу. Боль заставила думать.
С минуту он размышлял, поглядывая на виом и вслушиваясь в
приглушенный говор двух десятков людей, потом подсел к столу и
соединился с отделом комплектации.
Мне нужен нестандартный кокос, оборудованный персонкомпом
[Персональный компьютер, инк с большим объемом памяти.] типа
«Советчик».
Инкраспорядитель хозяйственной службы института не удивился
запросу, но просьба была неординарной.
На складах института таких нет, вы же знаете. И почему именно
«Советчик»? Могу предложить персонком первого класса «Деловой».
Мне нужен высший класс. Сколько понадобится времени на
выполнение заказа?
Если есть разрешение директора...
Запросите.
«Советчики» используются в основном погранслужбой и
спасателями... Инк задумался на секунду, успевая за это время
связаться с компьютерами упомянутых служб и получить ответ. Через
два часа комплект будет в институте.
Чудесно.
Мальгин выключил стол и некоторое время сидел неподвижно,
вспоминая лицо Джумы. Скверно получилось!
Что же, собственно, произошло? Спонтанное кратковременное
расщепление личности, после которого «черный человек» вырвался на
волю? В каком образе? В образе «тигра», как выразился Джума? Или
«барса», по впечатлению Зарембы? Странно, у меня никогда не
наблюдалось особой любви к хищникам из семейства кошачьих. Может быть,
это их личные впечатления? А хищник, сидящий внутри меня, выглядит на
самом деле иначе?
Мальгин внимательно вгляделся в свое отражение, включив в стене
зеркало.
Мда, мастер, интрасенс из тебя пока что фиговый. Видимо, иногда
возникают «короткие замыкания» нейросвязей, и независимо от воли
информация «черных кладов» просачивается наружу, вызывая неглубокий
шок и одновременно неспецифические реакция парасимпатики и психики.
Джума прав, это опасно. Нельзя надеяться на собственные силы и хороший
тренинг, можно наломать таких дров, что и Шаламову не по силам!
Клим вдруг почувствовал слабость и облился потом, проговорил
сквозь зубы:
Мальчишка!..
В зале реанимационного бокса он появился через полчаса, приведя
себя в порядок и вызвав Железовского. Нужен был человек, на которого
он мог бы безоговорочно положиться и который не боялся бы никакой
ответственности.