Глава 10
На Тритоне их ожидал Мальгин.
Как ни устал Ромашин, он все же заметил быстрый перегляд Мальгина
и Железовского – оба уже наладили пси–контакт и могли обмениваться
кое–какой информацией без слов.
– Что произошло? – спросил Игнат, когда они возвращались из ангара
среднетоннажного транспорта под купол жилого городка исследователей на
Тритоне.
– Вы зря рисковали, – сказал Мальгин; выглядел он бодро, лишь в
глазах пряталась грустинка. – Шаламов ушел из Системы другим путем.
– Мы это поняли, только опустившись в преисподнюю. Орилоун давно
мертв, а переброс газовой смеси из атмосферы Нептуна на Землю можно
объяснить «коротким замыканием» метро. Мы оставили там зонд с
программой подрыва реактора, через пару дней орилоун взорвется, и его
собрата на Земле можно будет изучать спокойно.
– Поздно. – Клим кивнул, оглядываясь на замедливших шаги
товарищей. – Что–то сработало там внутри, и он взорвался сам. Эффект
неполного перехода на «струну». Зрелище было весьма впечатляющее.
Представьте себе два тонких огненных выброса – вверх и вниз, первый
достиг орбиты Луны, сбив по пути гидрометконтроль, а второй высверлил
в тундре аккуратную дырку глубиной в двадцать два километра.
– Жертвы?
– К несчастью, есть, один человек, оператор лифта. Но я не из–за
этого искал вас.
Пинасс вонзился в зеленый круг – около финишного автомата в стене
здания, где располагался координационный отдел Даль–разведки в системе
Нептуна, и через минуту лифт доставил всех троих в зал оперативного
управления.
– Пойду разберусь, – сказал Железовский, кивая в сторону небольшой
группы людей в синих и белых кокосах – руководство базы. – Через
десять минут будем дома.
– Я с тобой, – покачал головой Ромашин. – Заваривал кашу я, мне и
отвечать.
Они подошли к ожидающим их людям, а Мальгин направился к поясу
кресел перед обзорным виомом, открывающим вид на скалистую равнину
Тритона с островками тумана и жемчужно–палевый серп Нептуна над ней.
Железовский и Ромашин вернулись через четверть часа. Исчерпывающую
информацию о полете в глубины атмосферы Нептуна уже выдал всем
заинтересованным лицам инк десантного корабля, и речь шла только о
мотивах поступка: все–таки без подготовки исследователи на подобные
фортели, как выразился Игнат, не отваживались, да в этом и не было
нужды.
– Сошло, – сказал Железовский в ответ на взгляд Мальгина. – Мы
привезли много интересных записей, никто не в обиде, кроме спасателей,
они были готовы ринуться вниз по первому зову.
Мальгин понимающе усмехнулся. Оглянувшись на виом с пейзажем
Тритона, все трое поспешили к метро, даже не переодевшись,
автоматически подчиняясь выбору Ромашина. И вышли из метро в Ржеве,
где он жил.
Молча добрались до его дома, приняли душ и уселись в гостиной с
бокалами густого, как мед, напитка.
– Хмельной взвар, – сказал Ромашин. – Сорок трав плюс несколько
капель рома. – Поднял взгляд на Мальгина. – Итак, зачем ты искал нас?
– Шаламов был на Земле. И может быть, не один раз.
Двое, хотя и по разным причинам, казалось, не прореагировали на
это сообщение, и Клим рассказал им о посещении Купавы и о тех мелочах,
что он увидел у нее дома.
Помолчали, прихлебывая дурманящий, терпкий, вкусный напиток.
– Ты уже пробовал открыть сейф? – Железовский имел в виду зоны
памяти с маатанской информацией; в принципе он уже знал об этом,
обменявшись с хирургом сведениями, и спрашивал для Ромашина.
– Пробовал, – ответил коротко Мальгин, не собираясь продолжать.
Ромашин понял его, но остался спокоен. У него был характер Атоса,
героя многих романов Дюма, умеющего драться с обстоятельствами,
думать, слушать, рисковать, любить и дружить, и это неизменно вызывало
ответную симпатию всех тех, кто общался с бывшим начальником отдела
безопасности.
– Значит, Шаламов знает вход в систему орилоунского метро, и этот
вход находится где–то недалеко. Так? Где?
– В Системе нет живых орилоунов, – сказал Мальгин. – Но у меня
родилась идея: мы, люди, тоже довольно понастроили станций метро по
Галактике, и где–то наши системы пересеклись.
– Отличная идея, – показал большой палец Аристарх. – Пожалуй, я
поработаю над ней, если не возражаете.
– Идея неплохая, – согласился Ромашин не без сожаления, – но вряд
ли даже вам, Аристарх, математику безусловно талантливому, удастся
быстро отыскать узел пересечения, даже если он существует. Да и что
это может быть? Станция метро? Сама «струна»? Особый район в космосе
или на какой–то планете? Ведь это не Орилоух и не Маат, нет? Может
быть, недавно открытая Сфера Дайсона?
– Я поработаю, – гулко пророкотал математик на таких низких
регистрах, что по квартире прокатилось эхо, а бокалы отозвались тонким
звоном.
– У меня другое предложение. – Ромашин поставил свой бокал на
столик, оглядел гостей, остановил взгляд на Мальгине. – Помните, Клим?
Вы отдали мне «значок», потерянный Шаламовым, в виде бокальчика, в
котором сидит еще один, и еще, и так до бесконечности.
– Еще бы не помнить. Вы говорили, что это...
– «Обрывок» реликтовой «суперструны». Так оно и есть, ученые
колдуют с ним и многое уже выяснили. Что, если попробовать вскрыть
его? То есть открыть вход в «струну», создать Горловину вроде той, что
заросла недавно в Щите?
– Как? – в один голос воскликнули Мальгин и Железовский. Бокал в
руке последнего вдруг разлетелся на стеклянные брызги.
– А уж об этом подумайте вы, – усмехнулся Ромашин, с уважением
глядя на кулак Аристарха. – Оба. Только не бейте посуду. – Один – как
математик, второй – как обладатель маатанских знаний. Хороша задачка?
– Вы гений, Игнат! – сквозь обычную флегму у Железовского
прорвались восхищение и какой–то детский восторг, хотя он тут же
умерил свой пыл и снова превратился в статую, олицетворяющую
спокойствие.
– Я знаю, – скромно потупил глаза Ромашин.
Мальгин от души рассмеялся. Здесь он был своим среди своих.
Посидев у эксперта еще с полчаса, хирург и математик распрощались
с ним и пешком добрались до метро. Уже окончательно стемнело.
Железовский подал руку – она светилась в темноте, и свечение
пульсировало в такт сердцу. Мальгин подал свою: его ладонь светилась
тоже.
Зал заливали потоки света: палевого – от пушисто–волокнистого шара
Маата и зеленовато–желтого – от ослепительного диска 102 Щита, звезды,
вокруг которой вращалась планета, – и поэтому люди в зале отбрасывали
по две тени.
Станция «Эдип–2» никогда не подходила к Маату так близко, ни во
времена первых контактерских экспедиций, ни позже, когда выяснилось,
что «черные люди» не хотят говорить с землянами. Даже во время
знаменитой операции отдела безопасности по захвату беглого спейсера с
Шаламовым на борту «Эдип–2» не рискнула подойти к Маату ближе, чем на
миллион километров. Теперь же, после повального бегства «черных людей»
в «серую дыру», Маат практически «обезлюдел», и начальник станции
отважился приблизиться, переведя ее на круговую орбиту с высотой в
четыреста километров, тем более что служба безопасности сама была
заинтересована в этом шаге.
– Как Мальгин? – негромко спросила Боянова, по тонкому
сосредоточенному лицу которой бродили тени размышлений. Вызванный ею
инспектор криминального розыска Столбов стоял чуть сзади и не спешил с
докладом.
– Пока нормально, – ответил он наконец, помолчав. – Клим сам
вполне успешно справляется с «миной» в голове, да и помощники у него
отменные. Сегодня выяснилось, что он выдвинул версию неоднократного
посещения Шаламовым Земли уже после его второго бегства.
– Версия имеет основания?
– Косвенные. Мальгин был у своей бывшей жены, Купавы, и видел у
нее предметы с необычными свойствами, ну и предположил, что их мог
оставить только беглый Шаламов.
– Что за предметы? – заинтересовалась Боянова, отводя взгляд от
глыбы Маата, за облачным покровом которого исчезли три «пакмака» с
обоймами риска.
– Достоверно известны только два из них: «исчезающий голыш» и
неуловимая «магическая сфера». «Голыш» представляет собой плоский диск
с закругленными краями, диаметром в шесть сантиметров и толщиной в
один из зернистого серо–черного и одновременно прозрачного материала,
очень тяжелого, тяжелее свинца. На одной стороне «голыша» мигает
огонек, разгорается, пускает кольцо света и гаснет. Если «голыш» лежит
огоньком вверх, его можно пощупать, взвесить, подбросить, уронить, но
стоит диск перевернуть другой стороной – он исчезнет. И появляется
огоньком вверх через несколько минут на том же месте.
Боянова прищурила глаза, но ничего не сказала, выслушивая
донесение координатора экспедиции по пси–связи.
– Похоже на занятную игрушку, но кто знает... «Магическая сфера» –
это действительно сфера размером с человеческую голову из чего–то, что
напоминает опалесцирующий туман. Никакой твердой оболочкой этот туман
не ограничен, сферу очень трудно взять в руки, она неуловимая и
скользкая, но, когда это удается, ее можно переставить с места на
место, потому что она ничего не весит, но можно и оставить висящей в
воздухе. Внутри ее иногда появляются интересные картины: звездные
россыпи, рисунок которых не поддается узнаванию, планетные системы или
просто планеты, галактики, их скопления и даже чьи–то космические
корабли.
– Чьи–то?
– Да, адресат их постройки неизвестен, корабли таких форм
человечество не создавало и с разумными существами, сотворившими их,
не контактировало.
– Может быть, это техника маатан? Или орилоунов?
Инспектор пожал плечами.
– Любопытно. – Комиссар безопасности была заинтригована. – Вещицы
действительно представляют интерес. Купава показала их вам сама?
– Мне она в визите отказала, предметы описал Мальгин, намекнув,
что есть еще и другие. Он спрашивал у Купавы, видела ли она Шаламова,
и та ответила «нет».
Боянова наморщила лоб.
– И все же это след, если, конечно, Мальгин не ошибается, и эти
предметы – не детские игрушки.
– Мы попробуем подойти к Купаве через комиссию морали и этики,
думаю, ее инженерам она не откажет. Но я склонен верить оценке
Мальгина, он интрасенс и способен отличить игрушку от объекта с
нетривиальными свойствами.
– Не полагайтесь полностью на свои эмпатии, Мальгин может
ошибаться, как и любой смертный, и не забывайте, что внутри у него
сидит «черный человек», который когда–нибудь, образно говоря,
попытается выйти.
Столбов промолчал.
Комиссар кивнула ему, отпуская, и подошла к небольшой группе
людей, стоящих перед виомом, который показывал изображение с
видеокамер ведущего «пакмака». Виом в настоящий момент был заполнен
фиолетово–зеленой мутью с прожилками желтого свечения.
– Маат – вторая планета с атмосферой, у которой коэффициент
непрерывного поглощения не зависит от частоты, – сказал крупноголовый,
бородатый, но лысый толстяк, оглядываясь на Боянову. – Поэтому
атмосфера на планете похожа на сплошное море дыма. Или тумана.
Отклонение от нормы, не правда ли, комиссар?
– Правда, – сухо ответила Боянова.
Герхард Маттер, ведущий ксенолог Института внеземных культур, был
прекрасным специалистом, но Власта его недолюбливала за апломб и
неряшливость.
– Разделяюсь, – сообщил командир десанта. – Перехожу на
инфрадиапазон.
На черном квадрате экрана базового локатора три белых пятнышка
«пакмаков» разделились каждое на пять макаронин, а главный виом вдруг
протаял в глубину, и люди увидели поверхность Маата с высоты десять
километров.
Угрюмая буро–сиреневая равнина с черными пятнами озер,
зеленоватыми прожилками рек, малиновыми вершинами редких холмов была
зажата с трех сторон горами с мерцающими неживым фиолетово–голубым
светом вершинами, а с четвертой – справа по ходу движения – упиралась
в город «черных людей».
– В радиусе пятисот горизонт чист, – сообщил инк–координатор
десанта. – Ноль психозоя. Никаких потоков энергии, указывающих на
прямую локацию машин, не отмечаю.
– Идем веером, – скупо доложил командир десанта. – В черте города
источников энергии нет.
То, что люди называли маатанским городом, приблизилось: угрюмые,
фиолетово–красные, усеянные черными дырами громады самых невероятных
форм покрыли ровное и гладкое, как металлическое зеркало, поле. Высота
зданий была примерно одинаковой и достигала сотни метров, а форма их
подчинялась какому–то одному закону, но все же каждое здание имело
индивидуальность, как имеет свою геометрию любое дерево в земном лесу.
– Такое впечатление, будто эти великаны – растения, – подал голос
председатель СЭКОНа. Он, как и Боянова, находился в зале в качестве
третьего «угла» квалитета ответственности.
Комиссар покачала головой.
– Мне лично эти растения напоминают...
– Конечно, маатанские проникатели! – воскликнул Маттер. – Это
наверняка родственники космических кораблей «черных людей». Вы это
хотели сказать, Власта?
– Вы невероятно догадливы, Герхард, – сжала губы женщина.
Ксенолог понял иронию, но его это не задело.
– Не я, ребята на «Эдипе» давно отметили сходство. Кстати,
«здания» города действительно выращены и действительно представляют
собой готовый космический флот. Судя по их размерам, этому городу
всего около тысячи лет. Есть города со зданиями высотой в пять–шесть
метров, малыши, так сказать, а самые старые города высотой в три–пять
километров имеют возраст миллионы лет.
– Уже нет, – сказал кто–то из группы ученых.
– Что?
– Городов с таким возрастом уже нет – все «здания» сбежали с
«черными людьми» в «серую дыру».
– Да–да, конечно, я просто привел пример. Этот город – один из
самых молодых на Маате, до кондиции звездного флота ему еще расти и
расти. А его жители успели найти транспорт и удрать в «дыру», хотя
должны были, по идее, еще долго накачивать себя энергией и
информацией. Кстати, бегство в «серую дыру» указывает на их
эвристическую ограниченность – консервы и есть консервы, пусть и
наделенные интеллектом.
Один из десантных шлюпов опустился на блестящую площадь в
окружении пяти зданий и выплюнул очередь разведчиков. Тотчас же ряд
оперативных виомов переключился на передачи с видеокамер каждого.
Боянова задержала взгляд на центральном виоме: здание напоминало
сросшиеся вместе клубни картофеля, увеличенные до гротеска. Разведчик
подлетел к огромной многолучевой дыре входа и включил прожектор.
Луч высветил длинный коричнево–черный коридор с оплывшими, как
стеариновая свеча, стенами. В них то и дело встречались глубокие ниши
или более узкие проходы, уводящие в глухую черноту. Коридор сделал две
петли, прогнулся вверх и вскоре вывел разведчика в небольшую пещеру с
ворсистыми синим полом и потолком и перепончатыми стенами. Дальняя
стена пещеры была гладкой и отливала серебром, как огромный экран, а
напротив располагалось странное сооружение, похожее на гнездо аиста.
Над «гнездом» из потолка свешивалось несколько кактусообразных
выростов, налитых серым безжизненным свечением.
– Рубка управления, – сказал Маттер, словно был гидом экскурсии. –
Наросты сверху – световоды, энерговоды и линии связи. «Гнездо» –
кресло маатанина и его личный транспорт одновременно. А вот что такое
«экран», мы не знаем, есть несколько гипотез на эту тему. Первая –
локатор. Вторая – нечто вроде экрана связи с сородичами, но я лично
придерживаюсь третьей: «экран» – это пеленгатор «сверхструн». Поясняю
мысль. – Косенолог увлекся и уже не обращал внимания, слушают его или
нет. – У «черных людей», как известно, нет глаз, подобных
человеческим, как нет и любых иных. Друг друга они «видят» по
всплескам магнитного поля и гравитационного излучения, общаются же в
пси–диапазоне, так что ни о какой связи «по экрану» речь не идет, да и
локаторы им не нужны, вернее, локаторы с выходом на экран. Зато
известно, что они остро реагировали на появление природных
«сверхструн», полагая, что это каналы их давних хозяев – Вершителей...
– Не очень–то убедительно, – проворчал кто–то из ученых станции,
не выдержав. – У маатан была своеобразная религия, связанная со
«сверхструнами», но делать выводы из этого факта...
– Успокойтесь, коллеги, – вмешалась Боянова. – Все это чрезвычайно
интересно, спору нет, но всему свое время.
Разговоры умолкли.
Разведчик поплутал по недрам маатанского здания–космолета и
выбрался наружу, как и остальные его товарищи. Шлюп забрал их одного
за другим и устремился в небо.
– Оставляю «пчел», пусть потрудятся, обыщут весь город, – донесся
голос командира десанта. – Но «черных» здесь нет, мы обнаружили бы их
сразу. Иду в экваториальный пояс, к старым городам, тройку Хубулавы
направляю к полюсам. Эфир чист, все спокойно.
– Ну вот, а вы волновались, – обернулась к Ландсбергу Боянова. –
Маат пуст, можно спокойно начинать его изучение контактным способом.
– Я и сейчас волнуюсь, – признался председатель СЭКОНа. – Вдруг мы
чего–нибудь не учли?
– В обоймах десанта – рисконавты–профессионалы, за них можете не
беспокоиться. Итак, остался Орилоух? – Комиссар отдела безопасности
подозвала взглядом заместителя. – Алекс, вы пробудете здесь до тех
пор, пока не убедитесь в полной безопасности будущего научного
десанта. При малейшей угрозе отряду уходите с планеты, бег не красен,
но здоров. Орилоухом займусь я сама, если не возражаете.
Плотный кряжистый Шевчук погладил бородку и сказал только одно
слово:
– Вдругорядь.
Орилоух казался не планетой, то есть сферой диаметром в
четырнадцать тысяч километров, а кипенно–белым, с перламутровым
отливом облаком водяного пара. При более тщательном изучении его
поверхности у наблюдателя появлялось убеждение, что вся планета
покрыта льдом и снегом. Но на Орилоухе никогда не было ни льда, ни
снега, ни водяного пара. «Ледяные айсберги» на самом деле были
молодыми орилоунами, и ледяными они казались только с высоких орбит, а
с расстояния в несколько километров «айсберги» поражали воображение
красотой плавных переходов геометрических фигур и создавали
потрясающий эстетический эффект. Правда, молодыми эти орилоуны можно
было назвать только относительно, возраст самого юного из них превышал
несколько десятков тысяч лет, а старые орилоуны, скопления скелетов
которых просматривались в полярных областях планеты, возрастом могли
посоперничать с самим Орилоухом, имеют шестимиллиардную историю.
– Орилоуны тоже выращены? – спросила Боянова, закутанная
кокон–креслом десантного драккара; она не командовала десантом, но
осуществляла общее руководство экспедиций.
– Смотря что подразумевать под словом «выращены», – откликнулся по
пси–связи Калина Лютый, который и был командиром десанта. – Если рост
маатанских проникателей в принципе схож с ростом земных деревьев, то
процесс выращивания орилоунов близок к процессу выращивания кристаллов
из перенасыщенного раствора, хотя и управляемому по сложным законам.
Земная наука только подходит к теориям таких процессов.
– Но земная наука хотя бы определила, живые они существа или нет?
– Граница между существами, живыми и неживыми, довольно размыта, –
донесся голос Полевого, ведущего ксенолога в системе Орилоуха,
оставшегося на спейсере. – Точных формулировок отличия не существует
до сих пор, а в данном случае наши оценки тем более условны, вернее
антропны: мы судим по себе, по жизни на Земле. Орилоуны – суть
овеществленные сложнейшие математические формулы, но они же – и
существа, наделенные интеллектом, далеким от всего человеческого, и
живые механизмы мгновенной транспортировки материи, и регуляторы общей
гомеостатической системы планеты, и прямые потомки Хранителей Пути, о
целях которых можно только гадать.
– И черт знает что еще, – добавил меланхоличный Лютый. – Внимание
ведомым: на высоте восемь разделяемся и расходимся веером в пределах
визуального контакта.
– Мы в зоне полевых возмущений, – напомнил координатор десанта. –
Вполне вероятно, что нас ведут на лучах гравилокаторов.
– Разговорам конец, отработка «срама» полного профиля.
В эфире установилась глубокая тишина, изредка нарушаемая только
сообщениями инков и репликами пилотов.
Драккар с комиссаром безопасности повернул к глубокой впадине с
выпуклым зеркалом какой–то сизой жидкости. Озеро было овальным и
заросло по берегам частоколом глянцево–серых, с голубым отливом жердей
метров по сто высотой. В центре самой густой заросли стоял одинокий
орилоун.
Он был невероятно, сказочно красив!
Храм не храм, но колоссальные сооружения с прихотливой вязью
переходящих друг в друга форм, подчиняющихся какой–то высшей геометрии
и порождающих эстетический эффект законченности, функциональной
точности и красоты.
– Какой красавец! – донесся голос Ландсберга, также оставшегося на
борту спенсера, он видел все, что видели десантники. – Кто–нибудь
анализировал, почему орилоуны так действуют на нас, людей? Ведь они
абсолютно далеки от законов эстетики, которыми руководствуемся мы.
– Видимо, существуют какие–то более общие, универсальные
вселенские законы гармонии и красоты, – вмешался кто–то из ученых,
изучавших жизнь Орилоуха в составе комплексной экспедиции, которая
работала в системе и до появления безопасников. – Этим законам следует
все живое во Вселенной. Мы – часть мироздания и так же подчиняемся ее
законам, зачастую не осознавая этого.
– Не разрушайте волшебство скальпелем рационализма, – проговорила
Боянова и неожиданно даже для себя самой продекламировала:
Но приглядись, что там внутри.
Таинственны монастыри,
Еще таинственнее кельи... [Г. Мелвмил.]
После этих слов в эфире установилась тишина, все оценили сказанное
комиссаром, хотя многие знающие ее и удивились приступу лиризма.
– Внимание, с юго–востока приближается объект Икс, – предупредил
координатор. – Масса – пять сто, размеры – триста на семьсот и на
сорок. Идентифицируется как «куколка».
Под «куколкой» подразумевался зародыш орилоуна, промежуточная
стадия его роста, способная к самостоятельному передвижению как в
атмосфере планеты, так и за ее пределами. Размеры и формы «куколок»
разнились в очень широких пределах, люди насчитали до десяти тысяч
модификаций, но суть их была одна. Правда, целей трансформации «почек»
орилоунов, также имевших определенный спектр форм, в «куколок» люди
пока не знали.
– Инклюзив [Инклюзив – команда, побуждающая к совместному
действию; одна из разработанных УАСС форм оперативных и тактических
действий, императивов.] «Эй»! – скомандовал Лютый. – Власта, они
довольно миролюбивы, но лучше подождать, пока он уберется. Я хотел
сбросить десант на орилоуна.
– Пустите зонд, – посоветовала Боянова.
Драккар выстрелил пулей зонда, который вонзился в одно из окон
«храма» и прервал передачу.
– Вообще–то странно, – бросил кто–то из командиров шлюпов. – Это
«зона духов», где пейзаж всегда кипел, день и ночь. А сейчас тишина...
– На этот счет существует гипотеза: старые орилоуны излучают в
пси–диапазоне, а вместе они создают такой мощный пси–фон, что волновые
пакеты макротел начинают отщепляться от их гравитационных полей, в
результате чего тела приобретают волновые свойства, «размазываются» по
некоторому объему, форма их искажается и плывет. А сейчас фон пси–поля
на Орилоухе из–за бегства старых орилоунов на пять–шесть порядков
ниже, чем был, и пейзажи успокоились.
– Но есть и другие гипотезы, объясняющие сей факт, –
меланхолически заметил Полевой.
– Например?
– Ядро Орилоуха не твердое, а представляет собой сферу, вернее,
область из иного вакуума, вакуума не нашей Вселенной, со своими
физическими константами, живущего по другим законам, вот метрика
нашего пространства вокруг ядра и трансформируется, взаимодействуя с
чужой. Все эти гипотезы требуют доказательств, прямых экспериментов, и
мы надеемся, безопасность их нам предоставит.
– Безопасность сама по себе ничего не может предоставить, она
способна лишь оценить степень опасности планеты, – сказал веско
Ландсберг. – Решать же, исследовать Орилоух напрямую или нет, будет
СЭКОН.
Разговор прервался. Спорить с президентом комиссии, способной
наложить мораторий на любое исследование, никто не хотел.
– А как вели себя орилоуны во время исхода «черных людей» в
Горловину? – поинтересовалась Боянова.
– Почти все старые орилоуны взорвались, взбаламутив едва ли не всю
атмосферу, это вот только перед вашим прилетом воздух более или менее
очистился. Орилоуны среднего возраста до последнего стартовали с
планеты в неизвестных направлениях, удалось засечь траекторию лишь
трех из сотни тысяч: в сторону альфы Волка. Молодые орилоуны и все их
промежуточные формы остались, но резко снизили активность.
– В чем это выражается?
– Во всем. Сократилось количество летающих, уменьшилась плотность
излучений, в атмосфере связь орилоунов упала на три–четыре порядка,
трансформации ландшафтов почти прекратились.
– В общем, наблюдается полная корреляция бегства маатан и реакция
жизни Орилоуха.
– Мы более осторожны в выводах, – проговорил лидер исследователей,
– но, видимо, объективная реальность такова, как вы сформулировали.
Впрочем, это неудивительно. Неведомые Вершители, воплощая свои
замыслы, сделали когда–то функциональную разбивку создаваемых роботов.
Маат создан для выращивания «черных людей» в Горловине «серых дыр»,
узлов пересечения древних трасс обмена с другими вселенными.
– Зачем же они поместили Маат и Орилоух так далеко друг от друга?
– Вероятно, для Вершителей не существовало проблемы преодоления
колоссальных пространств. Жаль, что мы не успели как следует изучить
«серую дыру», контакт с Вершителями был реален.
– Весьма спорное утверждение, – запротестовал кто–то из молодых
ученых; голос был звонкий, энергичный. – Эра Вершителей наверняка уже
закончилась, иначе они давно появились бы здесь, а деятельность маатан
и орилоунов – это агония запрограммированных роботов, не более того.
– Брэк, – прервал начавшийся было спор Лютый. – Десанту на выход.
– Роботы... – задумчиво повторила Боянова. – Странные роботы, надо
признаться. Вряд ли мы имеем право ограничивать чужую жизнь рамками
стереотипных определений. Хранители Пути... – Комиссар с чувством
жалости разглядывала сверкающий «храм» орилоуна, одиноко высившегося
среди зарослей «сорняков». – Какой Путь они хранили? Вернее, чей? И
куда он вел?..
Видеокамеры драккара выловили в желтом небе черную точку
приближавшейся «куколки», приблизили ее. Больше всего «куколка»
походила на громадного безголового и безногого птеродактиля с
перепончатыми крыльями. Размах крыльев составлял семьсот метров, но
страху эта гипертрофированная «птица» не нагоняла, скорее наоборот –
что–то жалкое было в ее облике и потерянное – в полете.
– Да! – сказал Лютый. – Они утратили смысл жизни, отсюда
впечатление обреченности. Я думаю, Орилоух с этих пор не опасен для
исследователей, обычный пограничный мир с прогнозируемой степенью
риска.
Никто командиру десанта не возразил, даже щепетильный в вопросах
прерогатив Ландсберг. На спейсер драккар вернулся через три часа.
– Вы продолжаете меня поражать, Власта, – сказал Бояновой
председатель СЭКОНа, когда они остались вдвоем в ее каюте. Комиссар
переоделась и выглядела строгой девочкой с копной черных волос.
– Чем же на этот раз? – рассеянно откликнулась Боянова, поняв
смысл взгляда собеседника.
В каюте царил полумрак, окно виома в стене было пугающе бездонным,
и в нем виднелся серп Орилоуха, сияющий нежным опаловым светом.
– Вы любите смаковать опасность, а для руководителя такого ранга
это недопустимо. Зачем вы напросились в десант?
Женщина очнулась от созерцания планеты, с улыбкой взглянула на
Ландсберга.
– Ну что вы, Казимир, совсем наоборот. Космос – не главная
опасность для человечества и не главная забота для отдела
безопасности. Как ни странно, при стремительной экспансии космических
исследований и широком выходе человека в Галактику проблемы его
безопасности занимают всего десять процентов работы отдела. Проблемой
номер один была и остается проблема досуга молодежи. Пресыщение
благами цивилизации, рост потребительской психологии, кажущаяся
вседозволенность порождают лень, апатию, равнодушие и более страшные
вещи, о которых вы и понятия не имеете.
– Почему же не имею? Во все времена определенный процент
человечества из–за генетических отклонений, болезненных задатков или
чрезмерной силы влечений всегда оставался асоциальным...
– Да, конечно, и в наш век опасных больных хватает, и все они под
нашей опекой, но я имею в виду другое: общество всегда порождало
неформальные движения в среде молодежи, а в последнее время эта
тенденция многократно усилилась, появились опасные социальные течения,
внутри которых родились особо извращенные формы.
– Дилайтмены?
– Дилайтмены в том числе, их еще называют любовниками,
хочушниками, боликами и так далее. И если бы все они руководствовались
лишь принципом получения максимума удовольствия, то это было бы еще
полбеды, но многие основали свою философию на базе агрессивных и
безудержных сексуальных влечений, религиозных догм, на мазохизме,
смаковании риска и страха, и вот это действительно страшно!
Боянова замолчала, вспоминая что–то, передернула плечами.
– Особенно ужасны религиозный фанатизм и неонацистские союзы,
жизнь человека для них – пустой звук, и почти сто процентов их состава
– молодежь в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет.
– Может быть, ребята просто самоутверждаются? В любом коллективе
одни его члены пытаются самоутвердиться и завоевать власть над
другими. Это универсальная характеристика человечества.
– Я согласна, но надо учитывать методы, какими достигаются
подобные цели. Не унижение других, не подавление воли и психики, не
физическое уничтожение инакомыслящих наконец! Вот это и есть основное
содержание нашей работы: профилактика асоциального поведения групп и
одиночек и пресечение преступлений. А вы говорите, я рискую в космосе.
Да здесь, в пограничной полосе между изученным и неизведанным, я
отдыхаю. – Боянова, улыбаясь, смотрела на озадаченного Ландсберга, и
во взгляде ее лукавство и насмешка соседствовали с волей и грустью.
– Кажется, я понял, – помолчав, сказал председатель СЭКОНа. – Нам
тоже приходится иной раз заниматься делами со скрытой спецификой.
Например, кто–то лет шестьдесят назад завез на Марс семена амброзии, и
вы видели, что там сейчас творится? Амброзия мутировала, покрыла уже
треть Марса, и человек оказался бессилен в борьбе с ней!
– Я не знала, – удивленно произнесла Боянова. – Но ваша–то
комиссия тут при чем?
– Нам теперь приходится оценивать экологическую чистоту средств
уничтожения амброзии, а сделать это непросто.
Комиссар покачала головой и задумалась. Лицо ее разгладилось,
морщинки, придающие лицу жесткое выражение строгости и решительности,
исчезли, и Ландсберг с удивлением обнаружил, что Власта Боянова просто
красивая женщина.