Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | LAT


Василий Головачев
Черный Человек
 < Предыдущая  Следующая > 
Глава 10
На Тритоне их ожидал Мальгин.
Как ни устал Ромашин, он все же заметил быстрый перегляд Мальгина и Железовского – оба уже наладили пси–контакт и могли обмениваться кое–какой информацией без слов.
– Что произошло? – спросил Игнат, когда они возвращались из ангара среднетоннажного транспорта под купол жилого городка исследователей на Тритоне.
– Вы зря рисковали, – сказал Мальгин; выглядел он бодро, лишь в глазах пряталась грустинка. – Шаламов ушел из Системы другим путем.
– Мы это поняли, только опустившись в преисподнюю. Орилоун давно мертв, а переброс газовой смеси из атмосферы Нептуна на Землю можно объяснить «коротким замыканием» метро. Мы оставили там зонд с программой подрыва реактора, через пару дней орилоун взорвется, и его собрата на Земле можно будет изучать спокойно.
– Поздно. – Клим кивнул, оглядываясь на замедливших шаги товарищей. – Что–то сработало там внутри, и он взорвался сам. Эффект неполного перехода на «струну». Зрелище было весьма впечатляющее. Представьте себе два тонких огненных выброса – вверх и вниз, первый достиг орбиты Луны, сбив по пути гидрометконтроль, а второй высверлил в тундре аккуратную дырку глубиной в двадцать два километра.
– Жертвы?
– К несчастью, есть, один человек, оператор лифта. Но я не из–за этого искал вас.
Пинасс вонзился в зеленый круг – около финишного автомата в стене здания, где располагался координационный отдел Даль–разведки в системе Нептуна, и через минуту лифт доставил всех троих в зал оперативного управления.
– Пойду разберусь, – сказал Железовский, кивая в сторону небольшой группы людей в синих и белых кокосах – руководство базы. – Через десять минут будем дома.
– Я с тобой, – покачал головой Ромашин. – Заваривал кашу я, мне и отвечать.
Они подошли к ожидающим их людям, а Мальгин направился к поясу кресел перед обзорным виомом, открывающим вид на скалистую равнину Тритона с островками тумана и жемчужно–палевый серп Нептуна над ней.
Железовский и Ромашин вернулись через четверть часа. Исчерпывающую информацию о полете в глубины атмосферы Нептуна уже выдал всем заинтересованным лицам инк десантного корабля, и речь шла только о мотивах поступка: все–таки без подготовки исследователи на подобные фортели, как выразился Игнат, не отваживались, да в этом и не было нужды.
– Сошло, – сказал Железовский в ответ на взгляд Мальгина. – Мы привезли много интересных записей, никто не в обиде, кроме спасателей, они были готовы ринуться вниз по первому зову.
Мальгин понимающе усмехнулся. Оглянувшись на виом с пейзажем Тритона, все трое поспешили к метро, даже не переодевшись, автоматически подчиняясь выбору Ромашина. И вышли из метро в Ржеве, где он жил.
Молча добрались до его дома, приняли душ и уселись в гостиной с бокалами густого, как мед, напитка.
– Хмельной взвар, – сказал Ромашин. – Сорок трав плюс несколько капель рома. – Поднял взгляд на Мальгина. – Итак, зачем ты искал нас?
– Шаламов был на Земле. И может быть, не один раз.
Двое, хотя и по разным причинам, казалось, не прореагировали на это сообщение, и Клим рассказал им о посещении Купавы и о тех мелочах, что он увидел у нее дома.
Помолчали, прихлебывая дурманящий, терпкий, вкусный напиток.
– Ты уже пробовал открыть сейф? – Железовский имел в виду зоны памяти с маатанской информацией; в принципе он уже знал об этом, обменявшись с хирургом сведениями, и спрашивал для Ромашина.
– Пробовал, – ответил коротко Мальгин, не собираясь продолжать.
Ромашин понял его, но остался спокоен. У него был характер Атоса, героя многих романов Дюма, умеющего драться с обстоятельствами, думать, слушать, рисковать, любить и дружить, и это неизменно вызывало ответную симпатию всех тех, кто общался с бывшим начальником отдела безопасности.
– Значит, Шаламов знает вход в систему орилоунского метро, и этот вход находится где–то недалеко. Так? Где?
– В Системе нет живых орилоунов, – сказал Мальгин. – Но у меня родилась идея: мы, люди, тоже довольно понастроили станций метро по Галактике, и где–то наши системы пересеклись.
– Отличная идея, – показал большой палец Аристарх. – Пожалуй, я поработаю над ней, если не возражаете.
– Идея неплохая, – согласился Ромашин не без сожаления, – но вряд ли даже вам, Аристарх, математику безусловно талантливому, удастся быстро отыскать узел пересечения, даже если он существует. Да и что это может быть? Станция метро? Сама «струна»? Особый район в космосе или на какой–то планете? Ведь это не Орилоух и не Маат, нет? Может быть, недавно открытая Сфера Дайсона?
– Я поработаю, – гулко пророкотал математик на таких низких регистрах, что по квартире прокатилось эхо, а бокалы отозвались тонким звоном.
– У меня другое предложение. – Ромашин поставил свой бокал на столик, оглядел гостей, остановил взгляд на Мальгине. – Помните, Клим? Вы отдали мне «значок», потерянный Шаламовым, в виде бокальчика, в котором сидит еще один, и еще, и так до бесконечности.
– Еще бы не помнить. Вы говорили, что это...
– «Обрывок» реликтовой «суперструны». Так оно и есть, ученые колдуют с ним и многое уже выяснили. Что, если попробовать вскрыть его? То есть открыть вход в «струну», создать Горловину вроде той, что заросла недавно в Щите?
– Как? – в один голос воскликнули Мальгин и Железовский. Бокал в руке последнего вдруг разлетелся на стеклянные брызги.
– А уж об этом подумайте вы, – усмехнулся Ромашин, с уважением глядя на кулак Аристарха. – Оба. Только не бейте посуду. – Один – как математик, второй – как обладатель маатанских знаний. Хороша задачка?
– Вы гений, Игнат! – сквозь обычную флегму у Железовского прорвались восхищение и какой–то детский восторг, хотя он тут же умерил свой пыл и снова превратился в статую, олицетворяющую спокойствие.
– Я знаю, – скромно потупил глаза Ромашин.
Мальгин от души рассмеялся. Здесь он был своим среди своих.
Посидев у эксперта еще с полчаса, хирург и математик распрощались с ним и пешком добрались до метро. Уже окончательно стемнело. Железовский подал руку – она светилась в темноте, и свечение пульсировало в такт сердцу. Мальгин подал свою: его ладонь светилась тоже.
Зал заливали потоки света: палевого – от пушисто–волокнистого шара Маата и зеленовато–желтого – от ослепительного диска 102 Щита, звезды, вокруг которой вращалась планета, – и поэтому люди в зале отбрасывали по две тени.
Станция «Эдип–2» никогда не подходила к Маату так близко, ни во времена первых контактерских экспедиций, ни позже, когда выяснилось, что «черные люди» не хотят говорить с землянами. Даже во время знаменитой операции отдела безопасности по захвату беглого спейсера с Шаламовым на борту «Эдип–2» не рискнула подойти к Маату ближе, чем на миллион километров. Теперь же, после повального бегства «черных людей» в «серую дыру», Маат практически «обезлюдел», и начальник станции отважился приблизиться, переведя ее на круговую орбиту с высотой в четыреста километров, тем более что служба безопасности сама была заинтересована в этом шаге.
– Как Мальгин? – негромко спросила Боянова, по тонкому сосредоточенному лицу которой бродили тени размышлений. Вызванный ею инспектор криминального розыска Столбов стоял чуть сзади и не спешил с докладом.
– Пока нормально, – ответил он наконец, помолчав. – Клим сам вполне успешно справляется с «миной» в голове, да и помощники у него отменные. Сегодня выяснилось, что он выдвинул версию неоднократного посещения Шаламовым Земли уже после его второго бегства.
– Версия имеет основания?
– Косвенные. Мальгин был у своей бывшей жены, Купавы, и видел у нее предметы с необычными свойствами, ну и предположил, что их мог оставить только беглый Шаламов.
– Что за предметы? – заинтересовалась Боянова, отводя взгляд от глыбы Маата, за облачным покровом которого исчезли три «пакмака» с обоймами риска.
– Достоверно известны только два из них: «исчезающий голыш» и неуловимая «магическая сфера». «Голыш» представляет собой плоский диск с закругленными краями, диаметром в шесть сантиметров и толщиной в один из зернистого серо–черного и одновременно прозрачного материала, очень тяжелого, тяжелее свинца. На одной стороне «голыша» мигает огонек, разгорается, пускает кольцо света и гаснет. Если «голыш» лежит огоньком вверх, его можно пощупать, взвесить, подбросить, уронить, но стоит диск перевернуть другой стороной – он исчезнет. И появляется огоньком вверх через несколько минут на том же месте.
Боянова прищурила глаза, но ничего не сказала, выслушивая донесение координатора экспедиции по пси–связи.
– Похоже на занятную игрушку, но кто знает... «Магическая сфера» – это действительно сфера размером с человеческую голову из чего–то, что напоминает опалесцирующий туман. Никакой твердой оболочкой этот туман не ограничен, сферу очень трудно взять в руки, она неуловимая и скользкая, но, когда это удается, ее можно переставить с места на место, потому что она ничего не весит, но можно и оставить висящей в воздухе. Внутри ее иногда появляются интересные картины: звездные россыпи, рисунок которых не поддается узнаванию, планетные системы или просто планеты, галактики, их скопления и даже чьи–то космические корабли.
– Чьи–то?
– Да, адресат их постройки неизвестен, корабли таких форм человечество не создавало и с разумными существами, сотворившими их, не контактировало.
– Может быть, это техника маатан? Или орилоунов?
Инспектор пожал плечами.
– Любопытно. – Комиссар безопасности была заинтригована. – Вещицы действительно представляют интерес. Купава показала их вам сама?
– Мне она в визите отказала, предметы описал Мальгин, намекнув, что есть еще и другие. Он спрашивал у Купавы, видела ли она Шаламова, и та ответила «нет».
Боянова наморщила лоб.
– И все же это след, если, конечно, Мальгин не ошибается, и эти предметы – не детские игрушки.
– Мы попробуем подойти к Купаве через комиссию морали и этики, думаю, ее инженерам она не откажет. Но я склонен верить оценке Мальгина, он интрасенс и способен отличить игрушку от объекта с нетривиальными свойствами.
– Не полагайтесь полностью на свои эмпатии, Мальгин может ошибаться, как и любой смертный, и не забывайте, что внутри у него сидит «черный человек», который когда–нибудь, образно говоря, попытается выйти.
Столбов промолчал.
Комиссар кивнула ему, отпуская, и подошла к небольшой группе людей, стоящих перед виомом, который показывал изображение с видеокамер ведущего «пакмака». Виом в настоящий момент был заполнен фиолетово–зеленой мутью с прожилками желтого свечения.
– Маат – вторая планета с атмосферой, у которой коэффициент непрерывного поглощения не зависит от частоты, – сказал крупноголовый, бородатый, но лысый толстяк, оглядываясь на Боянову. – Поэтому атмосфера на планете похожа на сплошное море дыма. Или тумана. Отклонение от нормы, не правда ли, комиссар?
– Правда, – сухо ответила Боянова.
Герхард Маттер, ведущий ксенолог Института внеземных культур, был прекрасным специалистом, но Власта его недолюбливала за апломб и неряшливость.
– Разделяюсь, – сообщил командир десанта. – Перехожу на инфрадиапазон.
На черном квадрате экрана базового локатора три белых пятнышка «пакмаков» разделились каждое на пять макаронин, а главный виом вдруг протаял в глубину, и люди увидели поверхность Маата с высоты десять километров.
Угрюмая буро–сиреневая равнина с черными пятнами озер, зеленоватыми прожилками рек, малиновыми вершинами редких холмов была зажата с трех сторон горами с мерцающими неживым фиолетово–голубым светом вершинами, а с четвертой – справа по ходу движения – упиралась в город «черных людей».
– В радиусе пятисот горизонт чист, – сообщил инк–координатор десанта. – Ноль психозоя. Никаких потоков энергии, указывающих на прямую локацию машин, не отмечаю.
– Идем веером, – скупо доложил командир десанта. – В черте города источников энергии нет.
То, что люди называли маатанским городом, приблизилось: угрюмые, фиолетово–красные, усеянные черными дырами громады самых невероятных форм покрыли ровное и гладкое, как металлическое зеркало, поле. Высота зданий была примерно одинаковой и достигала сотни метров, а форма их подчинялась какому–то одному закону, но все же каждое здание имело индивидуальность, как имеет свою геометрию любое дерево в земном лесу.
– Такое впечатление, будто эти великаны – растения, – подал голос председатель СЭКОНа. Он, как и Боянова, находился в зале в качестве третьего «угла» квалитета ответственности.
Комиссар покачала головой.
– Мне лично эти растения напоминают...
– Конечно, маатанские проникатели! – воскликнул Маттер. – Это наверняка родственники космических кораблей «черных людей». Вы это хотели сказать, Власта?
– Вы невероятно догадливы, Герхард, – сжала губы женщина.
Ксенолог понял иронию, но его это не задело.
– Не я, ребята на «Эдипе» давно отметили сходство. Кстати, «здания» города действительно выращены и действительно представляют собой готовый космический флот. Судя по их размерам, этому городу всего около тысячи лет. Есть города со зданиями высотой в пять–шесть метров, малыши, так сказать, а самые старые города высотой в три–пять километров имеют возраст миллионы лет.
– Уже нет, – сказал кто–то из группы ученых.
– Что?
– Городов с таким возрастом уже нет – все «здания» сбежали с «черными людьми» в «серую дыру».
– Да–да, конечно, я просто привел пример. Этот город – один из самых молодых на Маате, до кондиции звездного флота ему еще расти и расти. А его жители успели найти транспорт и удрать в «дыру», хотя должны были, по идее, еще долго накачивать себя энергией и информацией. Кстати, бегство в «серую дыру» указывает на их эвристическую ограниченность – консервы и есть консервы, пусть и наделенные интеллектом.
Один из десантных шлюпов опустился на блестящую площадь в окружении пяти зданий и выплюнул очередь разведчиков. Тотчас же ряд оперативных виомов переключился на передачи с видеокамер каждого. Боянова задержала взгляд на центральном виоме: здание напоминало сросшиеся вместе клубни картофеля, увеличенные до гротеска. Разведчик подлетел к огромной многолучевой дыре входа и включил прожектор.
Луч высветил длинный коричнево–черный коридор с оплывшими, как стеариновая свеча, стенами. В них то и дело встречались глубокие ниши или более узкие проходы, уводящие в глухую черноту. Коридор сделал две петли, прогнулся вверх и вскоре вывел разведчика в небольшую пещеру с ворсистыми синим полом и потолком и перепончатыми стенами. Дальняя стена пещеры была гладкой и отливала серебром, как огромный экран, а напротив располагалось странное сооружение, похожее на гнездо аиста. Над «гнездом» из потолка свешивалось несколько кактусообразных выростов, налитых серым безжизненным свечением.
– Рубка управления, – сказал Маттер, словно был гидом экскурсии. – Наросты сверху – световоды, энерговоды и линии связи. «Гнездо» – кресло маатанина и его личный транспорт одновременно. А вот что такое «экран», мы не знаем, есть несколько гипотез на эту тему. Первая – локатор. Вторая – нечто вроде экрана связи с сородичами, но я лично придерживаюсь третьей: «экран» – это пеленгатор «сверхструн». Поясняю мысль. – Косенолог увлекся и уже не обращал внимания, слушают его или нет. – У «черных людей», как известно, нет глаз, подобных человеческим, как нет и любых иных. Друг друга они «видят» по всплескам магнитного поля и гравитационного излучения, общаются же в пси–диапазоне, так что ни о какой связи «по экрану» речь не идет, да и локаторы им не нужны, вернее, локаторы с выходом на экран. Зато известно, что они остро реагировали на появление природных «сверхструн», полагая, что это каналы их давних хозяев – Вершителей...
– Не очень–то убедительно, – проворчал кто–то из ученых станции, не выдержав. – У маатан была своеобразная религия, связанная со «сверхструнами», но делать выводы из этого факта...
– Успокойтесь, коллеги, – вмешалась Боянова. – Все это чрезвычайно интересно, спору нет, но всему свое время.
Разговоры умолкли.
Разведчик поплутал по недрам маатанского здания–космолета и выбрался наружу, как и остальные его товарищи. Шлюп забрал их одного за другим и устремился в небо.
– Оставляю «пчел», пусть потрудятся, обыщут весь город, – донесся голос командира десанта. – Но «черных» здесь нет, мы обнаружили бы их сразу. Иду в экваториальный пояс, к старым городам, тройку Хубулавы направляю к полюсам. Эфир чист, все спокойно.
– Ну вот, а вы волновались, – обернулась к Ландсбергу Боянова. – Маат пуст, можно спокойно начинать его изучение контактным способом.
– Я и сейчас волнуюсь, – признался председатель СЭКОНа. – Вдруг мы чего–нибудь не учли?
– В обоймах десанта – рисконавты–профессионалы, за них можете не беспокоиться. Итак, остался Орилоух? – Комиссар отдела безопасности подозвала взглядом заместителя. – Алекс, вы пробудете здесь до тех пор, пока не убедитесь в полной безопасности будущего научного десанта. При малейшей угрозе отряду уходите с планеты, бег не красен, но здоров. Орилоухом займусь я сама, если не возражаете.
Плотный кряжистый Шевчук погладил бородку и сказал только одно слово:
– Вдругорядь.
Орилоух казался не планетой, то есть сферой диаметром в четырнадцать тысяч километров, а кипенно–белым, с перламутровым отливом облаком водяного пара. При более тщательном изучении его поверхности у наблюдателя появлялось убеждение, что вся планета покрыта льдом и снегом. Но на Орилоухе никогда не было ни льда, ни снега, ни водяного пара. «Ледяные айсберги» на самом деле были молодыми орилоунами, и ледяными они казались только с высоких орбит, а с расстояния в несколько километров «айсберги» поражали воображение красотой плавных переходов геометрических фигур и создавали потрясающий эстетический эффект. Правда, молодыми эти орилоуны можно было назвать только относительно, возраст самого юного из них превышал несколько десятков тысяч лет, а старые орилоуны, скопления скелетов которых просматривались в полярных областях планеты, возрастом могли посоперничать с самим Орилоухом, имеют шестимиллиардную историю.
– Орилоуны тоже выращены? – спросила Боянова, закутанная кокон–креслом десантного драккара; она не командовала десантом, но осуществляла общее руководство экспедиций.
– Смотря что подразумевать под словом «выращены», – откликнулся по пси–связи Калина Лютый, который и был командиром десанта. – Если рост маатанских проникателей в принципе схож с ростом земных деревьев, то процесс выращивания орилоунов близок к процессу выращивания кристаллов из перенасыщенного раствора, хотя и управляемому по сложным законам. Земная наука только подходит к теориям таких процессов.
– Но земная наука хотя бы определила, живые они существа или нет?
– Граница между существами, живыми и неживыми, довольно размыта, – донесся голос Полевого, ведущего ксенолога в системе Орилоуха, оставшегося на спейсере. – Точных формулировок отличия не существует до сих пор, а в данном случае наши оценки тем более условны, вернее антропны: мы судим по себе, по жизни на Земле. Орилоуны – суть овеществленные сложнейшие математические формулы, но они же – и существа, наделенные интеллектом, далеким от всего человеческого, и живые механизмы мгновенной транспортировки материи, и регуляторы общей гомеостатической системы планеты, и прямые потомки Хранителей Пути, о целях которых можно только гадать.
– И черт знает что еще, – добавил меланхоличный Лютый. – Внимание ведомым: на высоте восемь разделяемся и расходимся веером в пределах визуального контакта.
– Мы в зоне полевых возмущений, – напомнил координатор десанта. – Вполне вероятно, что нас ведут на лучах гравилокаторов.
– Разговорам конец, отработка «срама» полного профиля.
В эфире установилась глубокая тишина, изредка нарушаемая только сообщениями инков и репликами пилотов.
Драккар с комиссаром безопасности повернул к глубокой впадине с выпуклым зеркалом какой–то сизой жидкости. Озеро было овальным и заросло по берегам частоколом глянцево–серых, с голубым отливом жердей метров по сто высотой. В центре самой густой заросли стоял одинокий орилоун.
Он был невероятно, сказочно красив!
Храм не храм, но колоссальные сооружения с прихотливой вязью переходящих друг в друга форм, подчиняющихся какой–то высшей геометрии и порождающих эстетический эффект законченности, функциональной точности и красоты.
– Какой красавец! – донесся голос Ландсберга, также оставшегося на борту спенсера, он видел все, что видели десантники. – Кто–нибудь анализировал, почему орилоуны так действуют на нас, людей? Ведь они абсолютно далеки от законов эстетики, которыми руководствуемся мы.
– Видимо, существуют какие–то более общие, универсальные вселенские законы гармонии и красоты, – вмешался кто–то из ученых, изучавших жизнь Орилоуха в составе комплексной экспедиции, которая работала в системе и до появления безопасников. – Этим законам следует все живое во Вселенной. Мы – часть мироздания и так же подчиняемся ее законам, зачастую не осознавая этого.
– Не разрушайте волшебство скальпелем рационализма, – проговорила Боянова и неожиданно даже для себя самой продекламировала:
Но приглядись, что там внутри.
Таинственны монастыри,
Еще таинственнее кельи... [Г. Мелвмил.]
После этих слов в эфире установилась тишина, все оценили сказанное комиссаром, хотя многие знающие ее и удивились приступу лиризма.
– Внимание, с юго–востока приближается объект Икс, – предупредил координатор. – Масса – пять сто, размеры – триста на семьсот и на сорок. Идентифицируется как «куколка».
Под «куколкой» подразумевался зародыш орилоуна, промежуточная стадия его роста, способная к самостоятельному передвижению как в атмосфере планеты, так и за ее пределами. Размеры и формы «куколок» разнились в очень широких пределах, люди насчитали до десяти тысяч модификаций, но суть их была одна. Правда, целей трансформации «почек» орилоунов, также имевших определенный спектр форм, в «куколок» люди пока не знали.
– Инклюзив [Инклюзив – команда, побуждающая к совместному действию; одна из разработанных УАСС форм оперативных и тактических действий, императивов.] «Эй»! – скомандовал Лютый. – Власта, они довольно миролюбивы, но лучше подождать, пока он уберется. Я хотел сбросить десант на орилоуна.
– Пустите зонд, – посоветовала Боянова.
Драккар выстрелил пулей зонда, который вонзился в одно из окон «храма» и прервал передачу.
– Вообще–то странно, – бросил кто–то из командиров шлюпов. – Это «зона духов», где пейзаж всегда кипел, день и ночь. А сейчас тишина...
– На этот счет существует гипотеза: старые орилоуны излучают в пси–диапазоне, а вместе они создают такой мощный пси–фон, что волновые пакеты макротел начинают отщепляться от их гравитационных полей, в результате чего тела приобретают волновые свойства, «размазываются» по некоторому объему, форма их искажается и плывет. А сейчас фон пси–поля на Орилоухе из–за бегства старых орилоунов на пять–шесть порядков ниже, чем был, и пейзажи успокоились.
– Но есть и другие гипотезы, объясняющие сей факт, – меланхолически заметил Полевой.
– Например?
– Ядро Орилоуха не твердое, а представляет собой сферу, вернее, область из иного вакуума, вакуума не нашей Вселенной, со своими физическими константами, живущего по другим законам, вот метрика нашего пространства вокруг ядра и трансформируется, взаимодействуя с чужой. Все эти гипотезы требуют доказательств, прямых экспериментов, и мы надеемся, безопасность их нам предоставит.
– Безопасность сама по себе ничего не может предоставить, она способна лишь оценить степень опасности планеты, – сказал веско Ландсберг. – Решать же, исследовать Орилоух напрямую или нет, будет СЭКОН.
Разговор прервался. Спорить с президентом комиссии, способной наложить мораторий на любое исследование, никто не хотел.
– А как вели себя орилоуны во время исхода «черных людей» в Горловину? – поинтересовалась Боянова.
– Почти все старые орилоуны взорвались, взбаламутив едва ли не всю атмосферу, это вот только перед вашим прилетом воздух более или менее очистился. Орилоуны среднего возраста до последнего стартовали с планеты в неизвестных направлениях, удалось засечь траекторию лишь трех из сотни тысяч: в сторону альфы Волка. Молодые орилоуны и все их промежуточные формы остались, но резко снизили активность.
– В чем это выражается?
– Во всем. Сократилось количество летающих, уменьшилась плотность излучений, в атмосфере связь орилоунов упала на три–четыре порядка, трансформации ландшафтов почти прекратились.
– В общем, наблюдается полная корреляция бегства маатан и реакция жизни Орилоуха.
– Мы более осторожны в выводах, – проговорил лидер исследователей, – но, видимо, объективная реальность такова, как вы сформулировали. Впрочем, это неудивительно. Неведомые Вершители, воплощая свои замыслы, сделали когда–то функциональную разбивку создаваемых роботов. Маат создан для выращивания «черных людей» в Горловине «серых дыр», узлов пересечения древних трасс обмена с другими вселенными.
– Зачем же они поместили Маат и Орилоух так далеко друг от друга?
– Вероятно, для Вершителей не существовало проблемы преодоления колоссальных пространств. Жаль, что мы не успели как следует изучить «серую дыру», контакт с Вершителями был реален.
– Весьма спорное утверждение, – запротестовал кто–то из молодых ученых; голос был звонкий, энергичный. – Эра Вершителей наверняка уже закончилась, иначе они давно появились бы здесь, а деятельность маатан и орилоунов – это агония запрограммированных роботов, не более того.
– Брэк, – прервал начавшийся было спор Лютый. – Десанту на выход.
– Роботы... – задумчиво повторила Боянова. – Странные роботы, надо признаться. Вряд ли мы имеем право ограничивать чужую жизнь рамками стереотипных определений. Хранители Пути... – Комиссар с чувством жалости разглядывала сверкающий «храм» орилоуна, одиноко высившегося среди зарослей «сорняков». – Какой Путь они хранили? Вернее, чей? И куда он вел?..
Видеокамеры драккара выловили в желтом небе черную точку приближавшейся «куколки», приблизили ее. Больше всего «куколка» походила на громадного безголового и безногого птеродактиля с перепончатыми крыльями. Размах крыльев составлял семьсот метров, но страху эта гипертрофированная «птица» не нагоняла, скорее наоборот – что–то жалкое было в ее облике и потерянное – в полете.
– Да! – сказал Лютый. – Они утратили смысл жизни, отсюда впечатление обреченности. Я думаю, Орилоух с этих пор не опасен для исследователей, обычный пограничный мир с прогнозируемой степенью риска.
Никто командиру десанта не возразил, даже щепетильный в вопросах прерогатив Ландсберг. На спейсер драккар вернулся через три часа.
– Вы продолжаете меня поражать, Власта, – сказал Бояновой председатель СЭКОНа, когда они остались вдвоем в ее каюте. Комиссар переоделась и выглядела строгой девочкой с копной черных волос.
– Чем же на этот раз? – рассеянно откликнулась Боянова, поняв смысл взгляда собеседника.
В каюте царил полумрак, окно виома в стене было пугающе бездонным, и в нем виднелся серп Орилоуха, сияющий нежным опаловым светом.
– Вы любите смаковать опасность, а для руководителя такого ранга это недопустимо. Зачем вы напросились в десант?
Женщина очнулась от созерцания планеты, с улыбкой взглянула на Ландсберга.
– Ну что вы, Казимир, совсем наоборот. Космос – не главная опасность для человечества и не главная забота для отдела безопасности. Как ни странно, при стремительной экспансии космических исследований и широком выходе человека в Галактику проблемы его безопасности занимают всего десять процентов работы отдела. Проблемой номер один была и остается проблема досуга молодежи. Пресыщение благами цивилизации, рост потребительской психологии, кажущаяся вседозволенность порождают лень, апатию, равнодушие и более страшные вещи, о которых вы и понятия не имеете.
– Почему же не имею? Во все времена определенный процент человечества из–за генетических отклонений, болезненных задатков или чрезмерной силы влечений всегда оставался асоциальным...
– Да, конечно, и в наш век опасных больных хватает, и все они под нашей опекой, но я имею в виду другое: общество всегда порождало неформальные движения в среде молодежи, а в последнее время эта тенденция многократно усилилась, появились опасные социальные течения, внутри которых родились особо извращенные формы.
– Дилайтмены?
– Дилайтмены в том числе, их еще называют любовниками, хочушниками, боликами и так далее. И если бы все они руководствовались лишь принципом получения максимума удовольствия, то это было бы еще полбеды, но многие основали свою философию на базе агрессивных и безудержных сексуальных влечений, религиозных догм, на мазохизме, смаковании риска и страха, и вот это действительно страшно!
Боянова замолчала, вспоминая что–то, передернула плечами.
– Особенно ужасны религиозный фанатизм и неонацистские союзы, жизнь человека для них – пустой звук, и почти сто процентов их состава – молодежь в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет.
– Может быть, ребята просто самоутверждаются? В любом коллективе одни его члены пытаются самоутвердиться и завоевать власть над другими. Это универсальная характеристика человечества.
– Я согласна, но надо учитывать методы, какими достигаются подобные цели. Не унижение других, не подавление воли и психики, не физическое уничтожение инакомыслящих наконец! Вот это и есть основное содержание нашей работы: профилактика асоциального поведения групп и одиночек и пресечение преступлений. А вы говорите, я рискую в космосе. Да здесь, в пограничной полосе между изученным и неизведанным, я отдыхаю. – Боянова, улыбаясь, смотрела на озадаченного Ландсберга, и во взгляде ее лукавство и насмешка соседствовали с волей и грустью.
– Кажется, я понял, – помолчав, сказал председатель СЭКОНа. – Нам тоже приходится иной раз заниматься делами со скрытой спецификой. Например, кто–то лет шестьдесят назад завез на Марс семена амброзии, и вы видели, что там сейчас творится? Амброзия мутировала, покрыла уже треть Марса, и человек оказался бессилен в борьбе с ней!
– Я не знала, – удивленно произнесла Боянова. – Но ваша–то комиссия тут при чем?
– Нам теперь приходится оценивать экологическую чистоту средств уничтожения амброзии, а сделать это непросто.
Комиссар покачала головой и задумалась. Лицо ее разгладилось, морщинки, придающие лицу жесткое выражение строгости и решительности, исчезли, и Ландсберг с удивлением обнаружил, что Власта Боянова просто красивая женщина.

© Василий Головачев

Разрешение на книги получено у писателя
 www.Головачев.ru 
 
 < Предыдущая  Следующая > 

  The text2html v1.4.6 is executed at 5/2/2002 by KRM ©


 Новинки  |  Каталог  |  Рейтинг  |  Текстографии  |  Прием книг  |  Кто автор?  |  Писатели  |  Премии  |  Словарь
Русская фантастика
Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.
 
Stars Rambler's Top100 TopList