Посланник - Василий Головачев - Книжная Полка

Глава 4

Он открыл глаза, пошевелился и едва не застонал от боли во всем теле. Оказывается, его приковали к стене за раскинутые руки, и суставы затекли. Рядом кто–то завозился, зашипел тихонько сквозь зубы. Никита с трудом повернул распухшую голову и увидел абсолютно голого Такэду, также прикованного к стене. Скосил глаза вниз: собственная нагота поразила больше.

– Гадство! – выругался он, хрипя пересохшим горлом.

– Привет, – отозвался Такэда. – Чисто американский боевик с приковыванием к стене, пытками и муками главных героев. Надеюсь, ты освободишь нас раньше, чем начнут пытать.

– Где мы?

– Хороший вопрос, почти трезвый. Я думал, это ты мне расскажешь.

– Меня ударили по голове, и... дальше не помню.

– Ты же говорил, что диморфанты защищают от всех внешних воздействий. Вот и верь после этого людям.

– Я не знаю, в чем дело. Может быть, они еще не привыкли к нам и не знают наших слабых сторон.

– Каким же образом с нас их сняли?

Никита промолчал, оглядел помещение.

Каменный склеп, с виду без дверей и окон, с решеткой в углу, через которую подается воздух, и больше ничего. Светильником служит просто одна из граней верхних блоков, соединяющихся в потолок. М–да!

– Вот именно, – отреагировал Толя на движение губ друга.

– Если бы меч не предал меня...

– Что тогда произошло бы? Не переоценивай свои возможности, Ник, охотников было слишком много, никакой меч не помог бы. Кстати, почему ты считаешь, что меч тебя... гм, предал? Это была ловушка, да и меч был заколдован. Зачем брал? Баба Яга, между прочим, предупреждала, чтобы ты не ходил на Дикое поле.

– Вот я теперь и думаю – зачем? Если бы она промолчала, мы бы с тобой и не подумали пойти на поле искать оружие.

– Думаешь, она сделала это нарочно?

– Уверен... почти. Хаббардианец есть хаббардианец, кто бы он ни был: делая добро, он тут же нейтрализует его злом.

Толя поразмышлял немного.

– Но Вуккуб тоже хаббардианец, а он не сделал нам ничего плохого.

– Кто знает, что такое «плохо» по мысли Вуккуба? Может быть, все еще впереди?

Разговор на время прервался. Оба попытались освободиться от оков, но напрасно: металлические скобы крепились на штырях, вмурованных в камень, выдернуть их без инструмента не представлялось возможным. Такэда сдался первым.

– Как ты думаешь, зачем «чекисты» доставили нас сюда? Они же ликвидаторы, специалисты по мокрым делам, а не по задержанию.

– Значит, свыше поступил приказ взять нас живыми. И я догадываюсь откуда, кто его отдал.

– Гиибель.

– Точно. Толя, для меченоши ты слишком догадлив, это тебя погубит.

– Я знаю. Наконец–то и ты меня оценил. Но у меня возникло сомнение насчет мага: если это его Мир, почему он не вмешался?

– Яросвет? Все просто: я должен доказать, что я Посланник. Настоящий Посланник сумел бы за себя постоять, а слабак... – Никита нехотя улыбнулся. – Что он может сделать?

– Речь не мальчика, но мужа.

– Не иронизируй. У меня тоже появилось сомнение. Если нас взяли по приказу Гиибели... странно...

– Что именно? Говори яснее.

– Сначала я подумал, что мы в Гашшарве.

– Где?

– В мире, в котором обитает Гиибель. Но это не Гашшарва, обычные три измерения... плюс слабый магифон... Эх, освободиться бы!

– Что это даст?! Ни одежды, ни оружия... перстень тоже отняли? Ну вот... и хохху отобрали. Жаль, мы не догадались попросить у Бабы Яги шапки–невидимки, наверняка они у нее есть. А сама она не...

– Помолчи, – оборвал Никита разговорившегося инженера, закрыл глаза, сосредоточиваясь.

– Это я так мандражирую, – не обиделся Толя и замолчал, глядя на Сухова с надеждой и сомнением.

Никита дождался волны боли, омывшей все тело и освободившей душу от оков плоти, напрягся и «вышел» из тела. Теперь он видел то, что не мог видеть, будучи прикованным к стене. Второе «я» – экзосоматическая система, которую когда–то окрестили душой, подчинялась воле неохотно, однако пожелания Сухова выполняла.

Сначала он облетел камеру в надежде найти контур двери, через которую их сюда затащили. Контура не было. Дверью мог быть любой блок, из которых были сложены стены. Тогда «Сухов–2» проник сквозь решетку в потолке в вентиляционную шахту диаметром всего в двадцать сантиметров и, чувствуя, как слабеет связь с телом, попытался пробраться по шахте наружу. Это ему удалось не сразу, к тому же пропала острота зрения. Преодолев панику, он все же продолжал путь, но вдруг оглох и совсем перестал видеть.

Вот тут он испугался по–настоящему!

Как он выбирался обратно и входил в обмякшее тело, в памяти не запечатлелось. Очнулся же, как и в первый раз, от боли в затекших суставах. Застонал, открывая глаза. Пол качался, стены норовили наклониться и задавить, потолок упасть на голову, гул крови стоял в ушах гулом бешено несущегося поезда...

– Спокойно, все в порядке, – долетел чей–то тихий голос.

Никита успокоил сердце и пришел наконец в себя. «Землетрясение» прекратилось, но стены продолжали давить, угрожать, излучать холод и угрюмое презрение.

– Ну что? – спросил Такэда. – Где мы?

– Все там же, – прошептал Никита. – Не могу выйти в эйдос, стены чем–то пропитаны... ненавистью, скорее всего заколдованы. Стоит только раскачать нервную систему, начинается жуткий мыслепрессинг. Но мы не на Земле.

– Это я и сам понял, сила тяжести чуть меньше.

– Нет, я хотел сказать, мы не на планете с темпоралом, аналоге Земли, мы вообще на другой планете. Может быть, в Солнечной системе, может, у другой звезды.

Озадаченный Такэда переступил с ноги на ногу.

– Если так, удрать отсюда на Землю невозможно.

– Подожди с выводами, я сейчас отдохну и попытаюсь еще раз. – Сухов закрыл глаза и расслабился.

Стоял он так минут пятнадцать. Потом глубоко вздохнул и начал играть мышцами, как бы массировать их изнутри, сначала на руках, на груди, спине, потом на животе и ногах. Еще раз вздохнув и не отвечая на взгляды Толи, напрягся весь так, что превратился в статую атлета с мышцами, готовыми лопнуть от напряжения. И вдруг оделся с ног до головы в сетчатый ореол голубого свечения. С жестким металлическим стоном лопнули стержни, державшие скобы с зажатыми в них запястьями. Никита упал на колени, но тут же поднялся и, продолжая светиться, подошел к Такэде. Взялся за стержень.

Лицо его было не бледным, а как бы прозрачным, сквозь кожу проступил даже рисунок вен, и Толя ощутил невольно холодок страха, встопорщивший кожу на затылке. С треском стержень сломался, за ним второй. Ни слова не говоря, Никита повозился со скобами, выдернул из них штифтовые замки и лишь после этого сел на пол, в изнеможении прислонившись спиной к стене. Свечение втянулось в его пальцы, уши, нос, волосы, кожа сделалась гусиной, шершавой и холодной.

– Отличная работа! – сказал Такэда бодрым голосом. – Жаль, что не могу предложить тебе шампанского.

– Сейчас, – невпопад и невнятно ответил Никита; глаза его ввалились, потемнели, но продолжали мерцать упрямым пламенем. – Это экстрарезерв всего–навсего, Весть не работает, нет подпитки. Нам бы только выбраться отсюда.

– Нам бы только день простоять да ночь продержаться... – пошутил Толя словами Мальчиша–Кибальчиша. Присел рядом и положил прохладную ладошку на лоб друга, затем начал массировать ему мышцы шеи и плеч.

– Кайф! – пробормотал Никита, благодарно улыбнувшись. Закрыл глаза, расслабился. Через несколько минут встал, походил по камере, прикладывая к блокам стен ладони и прислушиваясь к чему–то, потом кивнул на два из них один над другим.

– Кажется, выход здесь. Попробую открыть.

Проделав ту же процедуру с «настройкой» организма, Сухов снова оделся в голубую сеточку из «электрических» искр, уперся ладонями в стену и застыл так. Такэда вдруг с ужасом увидел, что ноги танцора погружаются в каменную плиту пола, как в пластилин! А руки – в каменный блок стены! Раздался протяжный скрип, громадный многотонный камень сдвинулся и пополз, пока не рухнул с грохотом вниз, за стеной, открывая лаз. В ту же секунду погас свет.

– Ник, ты как? – повысил голос Такэда, не видя свечения вокруг тела танцора.

– Нормально, – отозвался Сухов, тяжело дыша. – Я на пределе, работай теперь ты. Там дальше коридор...

– Темно, ни зги не видать, придется на ощупь..

– Стоп! – Никита твердой рукой отстранил готового влезть в дыру Такэду. – Нас никто не сторожит, кумекаешь?

– Ну и что?

– А то, что эта тюрьма предотвратит любой случай побега и без участия охраны. Здесь полным–полно ловушек и неприятных сюрпризов. Отдохну и пойдем, я вижу в темноте лучше, чем ты.

Восстанавливал силы Никита недолго, понимая, что надо спешить. Один за другим они выбрались в коридор, достаточно широкий, чтобы в нем разошлись два человека, но сырой и скользкий от какой–то плесени на камнях. Впечатление создавалось такое, что здесь давно никто не ходил, хотя воздух в коридоре был достаточно свеж.

– Мне кажется, ты выбрал запасной выход, – полушутливо сказал Такэда.

Голос его породил стиснутое не камнем, а, скорее, стеклом дребезжащее, шипучее эхо. Такое же эхо возбуждали в коридоре и осторожные их шаги, хотя узники шли босиком, практически бесшумно.

– Лабиринт, – сказал спустя некоторое время Никита. – Мы петляем... стоп! Здесь яма в полу.

Через яму неведомой глубины пришлось прыгать: первому Никите, потому что он видел коридор и чувствовал опасность, потом Такэде, который преодолел препятствие почти так же идеально.

Через следующую яму решили не прыгать, а обойти ее по карнизу и едва не поплатились: на середине Сухов ступил на подавшийся под ногой камень, и тут же из стены на уровне груди выскочило длинное лезвие, рассекающее пространство, словно косой. Никиту спасли чутье и реакция, Такэду – рост: лезвие прошлось буквально по его волосам, срезав клок на макушке.

Потом было неожиданное падение камня, способного прихлопнуть любого человека, как муху; сдвигающиеся стены; струна, протянутая в полуметре над полом и спускающая «курок» гигантского лука; петли на полу, затягивающие жертву в сети; капканы, рассчитанные на великанов; узкий лаз с внезапно проваливающимся полом. Преодолев эти, в общем–то, достаточно примитивные ловушки, беглецы достигли наклонного желоба, смазанного чем–то таким скользким, что удержаться было невозможно. Падение с пятиметровой высоты закончилось в узком склепе, стены которого чуть серебрились в темноте от инея.

Огляделись, если можно назвать так их попытки определить местонахождение. Никита выругался.

– Похоже, мы в морозильной камере. Стены здесь из металла и очень гладкие, а температура явно ниже нуля.

– Ничего не вижу, – с сожалением произнес Толя. – Посмотри повнимательней, может, упустил какие–то детали?

Сухов заставил себя успокоиться, огляделся еще раз, применяя свою успешно развивающуюся способность видеть в инфракрасном диапазоне и ультрафиолете. На высоте четырех с лишним метров, как раз под выходным отверстием трубы, по которой они сюда прибыли, он обнаружил два щелевидных отверстия. Назначение отверстий было неясно, однако в положении беглецов следовало использовать любой шанс, да и температура падала с каждой минутой.

– Попробую допрыгнуть и уцепиться. – Никита рассказал Толе об открытии. – Может быть, удастся подтянуться и влезть в трубу.

– Попробуй, – с философским спокойствием ответил Толя, применяя приемы аутотренинга, чтобы согреться. – Если через пять минут не вылезем, из нас получатся свежезамороженные цыплята. Бройлерные.

Никита настроил мышцы на решение задачи и прыгнул, с первого раза попав кистями рук в щели под дырой. В тот же момент кусок стены вместе с ним начал с гулом поворачиваться, и танцор завопил:

– Прыгай! Цепляйся за меня!

Такэда понял. Подпрыгнув, поймал руками колено Сухова, мгновенно подтянул ноги, и часть стены выкинула их в светлый коридор, ободрав ягодицы Толи о жесткий каменный пол.

Некоторое время друзья отдыхали, поглядывая то на глухую с виду стену с отверстиями, то друг на друга. Такэда наконец ощутил боль ниже пояса, встал и вывернул шею, пытаясь глянуть за спину. Тронул ягодицу рукой и стряхнул на пол капли крови.

– Всю кожу содрал. Умру или от заражения крови, или от ее недостатка.

– Засохнет, разве что сидеть пока не сможешь. Хорошо, что весь зад не срезало.

Они встретились взглядами и беззвучно, корчась, захохотали, зажимая рты руками. Угомонились. Никита спохватился:

– Вперед, меченоша, время не ждет, испытание не закончено. Хотел бы я знать, кому оно понадобилось.

Коридор был практически такой же петлистый, что и пройденный ими до холодной ловушки, но сухой и освещенный: светились пятна паутины на потолке. Через полсотни метров он вывел их в невысокий зал с нишами, в которых застыли металлические фигуры, напоминавшие человекоподобных роботов.

– Манекены, что ли? – вполголоса спросил Такэда и словно вдохнул в них жизнь: «роботы» задвигались, выходя из ниш и поднимая руки с оружием. Толя насчитал их восемь, и каждый был вооружен по–разному: мечом, саблей, копьем, цепью, алебардой, плетью, чем–то вроде мотыги и палкой с шарами на концах.

– Где–то я уже встречал подобное... или читал, – сказал Толя, не теряя хладнокровия. – Если я прав, здесь должно быть оружие и для нас. – Он огляделся и первым наткнулся на метровой длины белые стержни у стены. – Ага, то, что надо.

Беглецы вооружились легкими и прочными – о стену они не ломались – палками и встречали атаку не слишком поворотливых истуканов. Схватка длилась всего пару минут и закончилась после того, как андроиды, а это были именно автоматы, роботы, были повержены на пол.

Никита не имел большой практики тренировок с палкой, зато в его боевом арсенале были приемы, о которых даже он не догадывался, пока не применил их автоматически, совершенно естественно, будто знал их всегда. Это подключилась его родовая память, срабатывавшая, как всегда, в моменты наивысшего нервно–психического напряжения. Правда, случалось это теперь все чаще и чаще, да и без особых усилий.

Пройдя зал, они выбрались в другой коридор, потом в следующий зал, более просторный. По его стенам было развешано такое количество разнообразного оружия, что глаза разбежались. Сухов присвистнул:

– Такого я еще не видел!

Такэда сделался задумчивым и рассеянным, промычав что–то невразумительное. А Никита, с округлившимися глазами, начал рассматривать коллекцию, изумляясь и количеству, и чистоте не тронутого ржавчиной вооружения.

На левой стене висели мечи, сабли, шпаги, рапиры, кинжалы всех форм и размеров; топоры, секиры, бердыши, алебарды; палицы, шестоперы, булавы, кистени; копья, сулицы, трезубцы, цепи; крючья, плети, щиты, шлемы, луки; метательные диски, многолучевые звезды, шары с дырами и, наконец, множество других предметов, явно относящихся к разряду оружия, разных форм, из разного материала, но предназначавшихся не для человека!

– Смотри–ка, знакомая штучка, – кивнул Такэда на узкий клинок необычной формы. – Вот, значит, откуда в мой кинжал внедрили такое оружие убийства.

Никита перевел взгляд на правую стену, облизнув ставшие сухими губы.

На этой стене было закреплено современное, а может быть, даже оружие будущих времен. Пистолеты, ружья, винтовки, карабины, автоматы, ручные пулеметы. Лазеры. Плазменные пистолеты. Электрические разрядники. Излучатели. Совсем не известные людям системы, которым даже инженер не мог подобрать хотя бы мало–мальски пригодное название.

– Красивый, да? – сказал Никита, делая шаг к висящему в метре от него пистолету странной формы, с рукоятью, предназначенной скорее для кошачьей лапы, чем для руки человека. Пистолет действительно был красив особой, хищной, целеустремленной красотой. Он был гармоничен и совершенен, и не хотелось верить, что рожден он чьим–то гением для уничтожения живых существ.

– Не стоит прикасаться к этим штуковинам, Никки. Вообще не стоило бы трогать здесь что бы то ни было, но, сдается мне, в таком случае мы просто не выйдем из тюрьмы.

– Почему?

– Мне кажется, я знаю, в чем дело. Тронь мы какой–то из пистолетов, сражаться придется с киберами или людьми, вооруженными тем же оружием. Ты хорошо стреляешь? Или вот тот черный излучатель, на который ты глаз положил: ты знаешь, как он стреляет, чем, где его прицел, курок?

Сухов покачал головой.

– Вот и я не знаю. Вооружиться надо, но лучше привычным оружием, холодным. Что ты выбираешь?

– Меч, – подумав, ответил Сухов. – Я, кажется, начинаю постигать его душу.

– Только не увлекайся.

Они выбрали оружие: Никита взял прямой и длинный обоюдоострый меч с крестообразной рукоятью, а также круглый щит, Такэда – саблю и такой же щит. А на выходе их встретили четверо голых (!), как и они, смуглокожих, черноволосых и чернобородых мужчин: двое с мечами, двое с саблями. И у каждого были черные, словно обугленные до локтей, руки.

– И тут чернорукие! – нахмурился Такэда. – Нигде от них покоя нет.

Мечи скрестились...

Еще два часа узники пробирались по каменному лабиринту, дважды попадая в «залы войны», где с ними по очереди или скопом завязывали бой полуживые «киберы» или странные существа ужасающего вида. И оба раза – после боя с чернорукими – люди выходили победителями лишь ценой жестокого напряжения всех физических и душевных сил, а также с помощью запаса приемов рукопашного боя и великолепного тренинга.

Кроме всего прочего, полтора километра, по оценке Такэды, они бежали по сплошному покрову из насекомых – муравьев, пауков и скорпионов, так и не поняв, каким образом им удалось выбраться не только живыми, но и не покусанными. Скорее всего у Никиты сработала какая–то защитная психоэнергетическая система, излучение которой влияло на насекомых так, что они не реагировали на их бег, словно не видели, но на проверку догадки не было ни сил, ни времени, ни желания.

Последнее испытание ждало их по выходе из тюрьмы, все признаки говорили – замка, выстроенного также не человеческими руками, если судить по форме башен и их пропорциям. Выбив дверь с помощью камней, свалившихся с потолка давно, беглецы выскочили наружу и натолкнулись на препятствие, которое сначала приняли за необычной формы стену или вал: на земле лежала овальная труба, отсвечивающая малахитом и перламутром, с муаровыми разводами, из которой выступал обтянутый тем же материалом зубчатый гребень, напоминающий хребет какого–то исполинского динозавра. Диаметр этой трубы, живо затронувшей в памяти ассоциации змеиного тела, не превышал метра, но высота «хребта» достигала человеческого роста. В тот момент, когда узники собрались было перелезть через эту мерзко пахнущую, в чем–то живую, стену, она запульсировала, по ней побежали конвульсивные волны, и над головами людей взметнулась кошмарная драконья и в то же время насекомовидная голова с выпуклыми, фасетчатыми, кроваво–красными глазами.

Оружия у беглецов никакого не было, пришлось ретироваться обратно под защиту стен замка со всей возможной скоростью. Голова чудовища не смогла пролезть в дверь, а глаза его с непередаваемо алчным выражением смотрели на землян до тех пор, пока те не скрылись за углом коридора.

– Никуда не денешься, надо искать другой выход, – сказал Никита, отдышавшись.

– Боюсь, эта костляво–змеиная химера опоясывает всю тюрьму, – покачал головой Такэда. – И опять же, где–то я читал о ней или о подобном чуде–юде. Вечно голодное чудовище – Эрисихтон – встречается в греческом фольклоре, но я не помню, кто его победил и как.

– Давай поищем оружие. Если бы мы знали, захватили бы кое–что из арсеналов, но возвращаться, честно говоря, далековато.

– Вряд ли это возможно, я имею в виду возвращение, придется искать поблизости, мы проходили ряд ниш с дверями.

Им повезло в первом же помещении, ближайшем к выходу, там их ждал сюрприз – диморфанты! Такэда на движение к нему какого–то плоского одеяла с намеками на морду и конечности ответил прыжком и ударом, но это оказался его живой скафандр Сусаноо, обрадовавшийся возвращению хозяина. Никита признал своего Зипуна по мысли–эху, обрадованный не меньше. И озадаченный. Создавалось впечатление, что их бегство было грандиозной инсценировкой, достаточно суровой и реальной, с возможным летальным исходом, но все же инсценировкой, игровой ситуацией. Кому она понадобилась и для чего, оставалось только гадать.

Повеселевшие узники принялись обшаривать ниши в коридоре и другие помещения, пока не обнаружили в каком–то затхлом чулане смирно лежащие рядом добытый Суховым на Диком поле меч и копье–оскеп Бабы Яги. Тут уж и вовсе стало понятно, что с ними кто–то затеял игру на выживание, словно для того, чтобы проверить их силу, возможности и волевые качества.

– Что ж, мы приняли их условия, – сказал Никита, завладев мечом, – играя по чужим правилам, не пора ли сыграть по своим?

– Не очень–то размахивай, – брюзгливо заметил меч. – Я не ореховый прутик.

– Ты же уронил его в яму, – сказал Такэда, недоверчиво разглядывая лезвие меча, по которому скользнул тусклый блик. – Как он здесь оказался?

– Так же, как и мы. Помнишь, у Льюиса Кэрролла в «Алисе»: «В чьем же это я уме? Должно быть, в чужом».

– Что ты этим хочешь сказать?

– Увидишь. – Никита еще раз взмахнул мечом и выбежал из чулана.

Они снова выбрались из замка через ту же дверь, предварительно выяснив, не ждет ли их красноглазый дракон, и стали красться вдоль «змеино–динозаврьего» туловища, прячась в тени контрфорсов замка или в круглых выемках–нишах. Такэда не спрашивал, куда его ведет Сухов, полагаясь на провидение.

Им повезло и на этот раз. А может быть, паранорм Сухов чувствовал, куда надо идти. Обежав по каменным осыпям ползамка, они вышли прямо к хвосту дракона, стоящему вертикально, как восклицательный знак. Голова чудовища с закрытыми глазами тоже находилась здесь, замыкая кольцо, внутри которого и был заключен замок. Казалось, гигантский змей спит.

Никита жестом приказал Толе отойти ближе к стене, подкрался к хвосту и вдруг рубанул мечом по его концу. Дальнейшее произошло в течение двух–трех секунд.

Хвост с силой выпрямился, едва не вбив Сухова в пригорок, словно гвоздь в деревяшку, монстр одновременно открыл глаза и пасть и сделал ныряющий бросок вперед, собираясь проглотить наглеца, дерзнувшего разбудить его таким способом, и... с хрустом наделся пастью на собственный хвост. Лязг, хрип, вой, клубы дыма и пыли... и черная, разверзающаяся под ногами бездна!..

Никита осознал себя лежащим ничком в траве. Голова кружилась, поташнивало, сил хватило лишь на то, чтобы повернуть голову и открыть глаза.

Ни дракона, ни замка – кустарник, трава, а дальше лес, серый, тихий, чего–то ждущий. Синее небо над головой. И кто–то смотрит в затылок, как затаившаяся ядовитая змея.

Никита рывком сел, пытаясь не потерять сознание от слабости, оглянулся. В двух шагах сзади начинался темный провал размером со стадион, солнце освещало его противоположный край, но уже двумя метрами ниже стены провала оставались в тени, скрытые какой–то дрожащей серой мглой.

– Ничего не понимаю, – раздался рядом голос Такэды, и из кустов вылез он сам с мутными глазами только что очнувшегося ото сна человека. – Где змей? Замок?

Никита понял, что им обоим снилось – или внушалось – одно и то же. Понял он также, что это было не «учебное» испытание, а попытка разрушения психики с анализом их возможностей, и, хотя земляне выдержали экзамен, их таинственный экспериментатор узнал все, что хотел.

Кто–то вышел из леса, бесшумный, темный, опасный. А может, стоял здесь все время, разглядывая людей, снова и снова оценивая их слабые и сильные стороны, воспользовавшись шоком от излучения провала.

«Мертвой Зоны», – подумал Никита чужими словами, пытаясь разглядеть таинственного некто. Слова пришли сами собой, он не думал в этот момент о яме. «Мертвая Зона, – снова прозвучало в голове. – Здесь когда–то взорвалась граната, сдвинувшая и завязавшая в узел времена множества хронов. Зона блокирована, но человеку не дано увидеть, что это такое, разве что ценой потери рассудка».

– Кто ты? – хрипло выговорил Сухов вслух.

«Кщерь», – голос ровный, без интонации, да и не голос вовсе – пси–передача.

– С кем ты разговариваешь? – обеспокоился Такэда. – Грезится что? Или с ума начинаешь сходить?

– Как мы сюда попали? – Никита не обратил на него внимания. Ему наконец удалось разглядеть какую–то фигуру на краю провала, призрачно–кисейную, текучую, как струя пара.

«Вас сбил террострелок. Выполняет функции капкана. В этих лесах их осталось еще много».

– Их установила свита Люцифера?

«Установлены службой контроля ситуаций Синклита Четырех еще до Битвы».

– Ты тоже оставлен ими? На чьей ты стороне?

«На своей. Я был заперт... долгое время и разработал свой личный эстетический стандарт: не вмешиваться в социум, если меня к этому не принудят. Я, в общем–то, по вашим оценкам – нежить. Мне не хватает свободы мысли и действия... и своего тела. Ваши мне не подходят, слишком самостоятельны. Я не смогу вами управлять».

– Ты ради этого исследовал нашу психику?

«Полной информации о возможностях и поведении землян у меня не было, пришлось создать экстремальную ситуацию. К сожалению, вы сильнее, чем я предполагал».

– Ну и дела! – Никита слепо посмотрел на Толю, но обратился снова к бесформенному собеседнику. – А хаббардианцы не родственники тебе? Праселк, например? Чернорукий старик с филином на плече?

«Праселк – квазижизнь. Бледная тень демона. У вас на Земле есть понятие голограммы, а Праселк, хотя у него есть и другое имя, – как бы голограмма реального существа с эффектом присутствия во многих хронах».

– Хронограмма.

«Можно сказать и так. Или: трехмерная проекция живого многомерного объекта. Хотя земной язык беден и не может отразить всех свойств этого объекта».

– Ты сказал, у него есть другое имя.

«Он, я имею в виду матрицы, а не проекцию, начальник группы прогнозирования и целеуказания службы Четырех, начальник ГПУ, по терминологии вашего приятеля, и зовут его игва Дуггур».

– Великий игва?!

«Не великий, но игва. Человек, ты меня утомил эмоциями: я уже жалею, что связался с вами, только потерял время и энергию».

Ощущение взгляда пропало, облачко на краю провала рассеялось. Никита очнулся. Такэда глядел на него, щурясь, и ждал объяснений. Огорченно развел руками:

– Была бы ступа – горя бы не знали. А так ни ступы, ни коней. Хорошо, хоть оружие сохранили. С кем беседовал?

– Не знаю. Врагом его назвать нельзя, но и другом тоже. Наше путешествие по замку было сеансом гипноза. Этот тип пытался подчинить нас своей воле, вернее, выяснял, будем ли мы подчиняться. Я только во время разговора с «гипнотизером» допер, что все ужасы и чудеса стандартны, рождены чисто человеческой фантазией и вытянуты просто из нашей памяти. Если бы мы сообразили это в «замке», раньше очнулись бы. В путь, самурай, до заката нам предстоит дойти до Огнь–реки и... – Никита не договорил.

Где–то вдруг захлопали гигантские крылья, и из провала вынеслась гигантская летучая мышь с почти человеческой головой. Заложив вираж над людьми, она подарила им злобный взгляд и крутыми зигзагами улетела в лес.