Чугунный Всадник - Михаил Успенский - Книжная Полка

16. Наша Совесть Рулевая

Вечером в палате нарком Потрошилов рассуждал:

– Что–то погнал коней наш Кузьма! Можно сказать, с горшка парня прямо в санитарную службу прочит! В дружинниках дня не проходил, путнего доноса не составит, а туда же...

– А как же в службу вступают, Шалва Евсеевич? – спросил Тихон.

– То–то – как. Видишь ли, сынок, санитарная служба – это тебе не хвост собачий. А вступать в нее надо так: сперва дождаться, когда сердце потянет. Когда вот тут под самым сердечушком, тоненько этак заноет: «Тиша! Тиша! Подь сюды! Подь сюды! Я служба санитарная, всем людям авангард!» Только тогда! Вот обитатель Синельников говорит и клевещет, что в санитарную службу за ради пайка идут. Паек, правда, неплохой, усиленный: сухой колбасы «Профессиональная» две палки, ящик консервов «Козлы в натуре», килограмм конфет «Театральная жизнь», три бутылки марочного вина «Фиолетовое крепкое» и еще много чего вкусного. Зато и ответственность–то какая! Ведь санитарная служба, что ни случись, всегда на переднем крае! Это все равно как в атаку первым подниматься!

– А что же они, – спросил Тихон, – по утрам первыми не поднимаются, дрыхнут дольше всех?

– Замолчи! С чужого голоса поешь! Это мы дрыхнем без задних ног, а у них и во сне процесс заботы о нас, неохваченных, не прекращается. Им такие специальные тематические сны показывают, как бы политучеба во сне. Как бы заочный университет миллионов. Шутка ли! Санитарная служба людям много чего заменить может...

– Мозги, например, – заметил дядя Саня.

– Подлецы твои мозги! Они без окороту, без конвою до чего угодно могут додуматься!

– А сами–то вы, Шалва Евсеевич, чего не вступаете? – спросил Тихон. Дядя Саня заржал, нарком Потрошилов пригорюнился:

– Я, сынка, с другой организацией насмерть повязан! Она мне бог, царь и воинский начальник! Кто в ней состоит, в иную вступить не моги – получится фракция и двурушничество. А у вас, сволочей, даже первички нет и прикрепиться некуда! – с неожиданной злобой закончил он.

– Да, стаж навряд ли восстановят, – сказал дядя Саня.

– И я буду ходить людей пинать, уколы ставить? – спросил Тихон – то ли с радостью, то ли наоборот.

– Строгость нужна, дисциплина, – сказал нарком. – Вот на красноярской пересылке был случай... Но я его лучше в другой раз расскажу. А ты пока теорию поучи, возьми хотя бы «Историю санитарной службы», чтобы от зубов отскакивало.

Данная книга открыто хранилась в любой палате в качестве обязательного чтения. Честно говоря, эта была не книга, а самая что ни на есть брошюрка. Написал ее в свое мрачное время первый руководитель санитарной службы Нафик Героев. Брошюра утверждала, что повстало это славное и неодолимое движение в ранний период, когда Заведение потрясали смуты и гражданские войны, грозившие свести на нет все завоевания кузьмизма–никитизма. Родилась санитарная служба в самой толще народной, в самой гуще боев, являясь плотью от плоти масс.

Сам Нафик Аблязизович Героев происходил из небольшой, но очень энергичной юго–восточной народности. Правду сказать, в этой народности взрослых мужчин было всего пять человек: четыре народных поэта и один чабан – как раз Нафик Аблязизович. Нафику Аблязизовичу тоскливо было пасти овец, пока его соплеменники слагали оды батыру Ежову. Он сам слагал ничуть не худшие и время от времени пел их землякам, они же со смехом отвергали. Тогда Нафик Аблязизович, воспользовавшись войной, вместо стиха написал заявление, что эти вражеские поэты ждут не дождутся Гитлера и даже приготовили ему в подарок белого коня. Поэтов увезли на Крайний Север, по дороге половину перестреляли. Несколько лет Героев был ярчайшим представителем и любимым сыном своего народа. От тех времен осталась сложенная им же колыбельная:

Спи, младенец мой прекрасный,

Закрывай глаза.

Наш народ на все согласный,

Голосует «за».

Вон спокойно, без истерик,

Словно грозный муж,

Злой чечен ползет на берег,

Следом – злой ингуш.

Вон ползет татарин крымский,

Друг степей калмык...

Все языки в край нарымский

Доведет язык!

Но времена переменились, остатки поэтов вернулись с Крайнего Севера, ища зарезать Нафика Аблязизовича по законам шариата и просто по совести. Нафик Героев бегал от убийц по всей стране, пока знающие люди не посоветовали ему пересидеть немножко в Заведении, куда никак уж не достигнет мстительный кинжал. Он так и сделал. Спохватился, как и многие, да было поздно. А в Заведении все еще «занималась заря времен». Эти слова в «Истории санитарной службы» повторялись довольно часто, и Тихон не мог понять, чем же занималась заря. В Заведении по всякому поводу вспыхивали бунты и смуты. Причины, на первый взгляд, были незначительные. Телевидения тогда не было, радиовещание осуществлялось при помощи круглых, черных, страшных громкоговорителей. Каждый божий день оттуда слышалось:

– Сегодня в торжественной обстановке, окруженный народным признанием и глубочайшим уважением, руководитель вроде Володи Кузьма Никитич Гегемонов принял находившуюся с дружественным визитом в столовой пищу. В состав принятой внутрь делегации входили жареные куропатки на крутонах, мусс из ветчины, суп с блинчатыми рулетиками, крем из взбитой сметаны с бананами. Все вышепоименованные компоненты прекрасно усваиваются организмом и несут в себе Кузьме Никитичу новый заряд идейной силы, бодрости и нравственного здоровья.

Эти сообщения якобы и смутили обитателей.

– Разве можно так над желудком издеваться? – говорили одни. – Не жалеет себя Кузьма Никитич, не бережет: хочет, видно, нас сиротами горькими оставить без идейного руководства. Пусть переходит на яблочную диету! Сами от приема кирзы откажемся, если не перейдет!

– Нет, подлецы, врете! – заявляли другие. – От яблочной–то диеты Кузьма Никитич враз окочурится! Он должен на сыроядение переключиться!

И начинали драться, увеча друг друга.

Так гласила брошюра. На самом деле в те поры случился серьезнейший недовоз кирзы, так как Заведение находилось в зоне рискованного снабжения. Обитатели начали протестовать и самосудом казнить поваров. Тогда и пришла Нафику Аблязизовичу дума собрать самых сознательных обитателей в особый передовой отряд для поддержания правопорядка и законов кузьмизма–никитизма. Отряд был организован, бунты зверски подавлены, личный состав не распустили: Кузьма Никитич велел ему существовать в качестве авангарда. Тогда же родилось и название. Кто–то припомнил, что была в истории организация с такими же функциями и задачами и называлась та организация «СС» или что–то в этом роде. Аббревиатуру эту за давностью лет истолковать невозможно. Кузьма Никитич истолковал так: «санитарная служба».

Тихон Гренадеров скоро замучился читать, потому что Нафик Аблязизович писал плохо ритмизированной прозой. Тихон только заглянул в оглавление.

1. Начало санитарного движения и распространение кузьмизма–никитизма в Заведении.

2. Борьба за создание санитарной службы в период становления теории социального бессмертия.

3. Разгром антисанитарного сергиево–бомштейновского подполья и обобществление совокупного общественного продукта.

4. Дальнейшее развитие К.Н.Гегемоновым теории социального бессмертия и борьба за возведение новых этажей.

5. Заведение в кольце блокады конфуцианцев и битва за четвертый параграф. Разгром джонсовщины.

6. Мобилизация сил обитателей Заведения на борьбу с монофизитами и двоеженцами.

7. Еще более дальнейшее развитие К.Н.Гегемоновым теории социального бессмертия. Удар по алексеевщине.

8. Крах интервенции максималистов и полисемитов.

9. Борьба за мир и безопасность Заведения в условиях полной секретности и недоступности.

10. Окончательная победа кузьмизма–никитизма. Процесс над правопичугинским и левохудяковскими блоками.

11. Санитарная служба в боевых и трудовых схватках.

Последний пункт стоит расшифровать особо. Дело в том, что во время военных действий, когда рубились с сучкорезами или псевдогегельянцами, когда пытались осаждать невысокое еще Заведение римцы и гречане, у всех сотрудников санитарной службы немедленно начинались страшные судороги и позывы, так называемые «боевые схватки», и отдуваться в сражениях приходилось рядовым обитателям.

То же самое происходило, когда случался прорыв в швейных мастерских и Кузьма Никитич гнал весь личный состав на ударную работу. Судороги у санитаров возобновлялись и на этот раз именовались «трудовыми схватками».

Следовало Тихону, помимо всех этих событий, выучить и Гимн санитарной службы.

В эпоху позорного волюнтаризма

Народ наш под смертью ходил.

Внезапно вдруг светоч кузьмизм–никитизма

навеки его озарил.

Припев:

Под солнцем гения мы крепнем год от года,

Устремлены всегда всем корпусом вперед.

Кузьма Никитич подотчетные народы

К бессмертию уверенно ведет!

С тех пор мы живем в свете этих решений,

Счастливо и вечно живем,

И светит нам гений в делах поколений,

Ведомые светлым путем!

Припев.

А если задумает враг непокорный

Нам снова опять угрожать

Немедля погибнет он смертью позорной

И вынужден будет бежать!

Припев.

Надежда народов, оплот миллионов,

Со смертью великий борец,

Кузьма наш Никитич родной Гегемонов,

Тебе – пламя наших сердец!

Остальные двадцать восемь куплетов Тихон не дочитал – опустим их и мы.

Для членов санитарной службы ввели форму: верх цвета маренго и низ цвета хаки для рядового состава и наоборот – для руководящего.

Главным условием приема в немеркнущие ряды было беднейшее происхождение. Нафик Героев даже придумал хитрый тест. Соискателя спрашивали:

– А что, любезный, часто ли у вас дома на столе мяса не бывало?

– Часто! – гордо говорил соискатель и пролетал.

– Ага! Значит, все остальное время бывало, буржуйская твоя морда? Пошел вон! Пинкарей ему!

Ежели испытуемый честно говорил, что нет, мол, не часто, в ответ слышалось:

– Значит, все другие–то дни постствовали, горемычные? Ступай, родной, заполняй анкету!

Это была еще одна ловушка. Следовало обратиться с этим к грамотному начальнику и ни в коем случае не показывать, что ты можешь сделать это самостоятельно. Поскольку нынче все стали шибко грамотные, а вкалывать никто не желает.