* * *
Каков ни будь праздник, а вечным ему не бывать. Августовский день
– не июньский, он куда короче, а дел требует побольше. И хотя дожинки
ещ„ не кончились, и вечером праздник продолжится, с утра всех зов„т
работа. Со второго дня дожинок считается новый год, а его с новым
огн„м встретить надо. С вечера все очаги в селении погасили, золу
через порог кинули, развеяли по ветру. Перед рассветом хозяйки пошли
на поле за новым огн„м. Нагребали в черепок горящих углей, отдаривали
колдунов пирогом с вязигою. Пирогов натащили гору, а вечером сами же и
съедят. Вечером – главное действо дожинок – поле на зиму почивать
укладывают. А с утра – как ни крути – работа.
Таши помогал заготавливать рыбу. Работа считается детской, но по
нынешним уловам – мужику впору справиться. Вот Таши на не„ и
поставили. Женщины возле уреза воды потрошили рыбу, мыли, сливали в
корчаги налимьи и сомовьи молоки, разделывали тушки, и Таши таскал
готовое наверх: нанизанные на вертела жемчужные звенья севрюги,
розовые, сочащиеся неяркой кровцой пласты сомовины, связки мелкой
рыб„шки. Наверху дымно тлели смолистые корневища и горькие осиновые
плахи. Чумазый Муха распоряжался в коптильне. Праздник – не праздник,
а рыбы надо накоптить побольше. Хлеб в этом году родился неважнецкий,
трава повыгорела – значит, и на стадо надежда невелика, грибов в
дубравах вовсе нет. Правда, грибам ещ„ и не время. Сговорятся Кюлькас
с Хоровом, пришлют т„плых дождей, так мигом насыплет по рощицам
груздей и лисичек – только успевай ломать. А ну как не будет дождя?
Тогда вся надежда на рыбу.
Таши, не чувствуя тяжести, бегом взбирался на обрыв, обрушивая
лавины песка, скатывался к воде. Радостная сила переполняла его. Жаль
было лишь одного: Уники нет рядом, с утра е„ забрал Ромар для каких–то
своих колдовских дел. Но ведь не на век забрал: вечером они непременно
увидятся. Ожидание наполняло душу жгучей дрожью, заставляло торопить
время и торопиться самому.
К полудню из селения принесли обед. Сегодня весь род ел дежень на
простокваше, зат„ртый из нового ещ„ не высушенного зерна. Хлебали
дежень из большущей лепной миски, сидя кружком. Т„плый ветер рябил
воду на реке. Вкусно пахло свежей рыбой. Хорошо было.
После обеда все, кто помоложе, полезли купаться, хотя вода была
уже по–осеннему холодна. Лишь двое сменщиков в коптильне продолжали
поддерживать огонь. Таши уже два года не купался на глазах у людей. Не
мог вынести любопытных взглядов, искоса кидаемых на его нагое тело.
Неважно, что с виду он точно такой же, как и прочие люди, но вдруг он
вс„–таки мангас? Бывает, что так просто мангаса от человека и не
отличишь.
Сородичи всегда купались вместе, не разделяя мужчин и женщин и не
смущаясь человеческой наготой. На этот раз Таши тоже скинул одежду и
бросился в непривычно медленную и мутную воду. Теперь даже на середине
потока было видно, что река больна, но сейчас Таши мог думать только о
радостном. Единым духом он отмахал саженками до середины реки, чуток
полежал на воде, позволяя струям сносить себя вниз, и, словно
проснувшись, принялся выгребать против течения, чтобы выйти из воды
там же, где входил. Обычно пересилить реку оказывалось очень не
просто, но сегодня Таши не чувствовал усталости. На берег он выходил
медленно, не торопясь, сгоняя ладонями струйки с груди и боков. Как и
прежде он чувствовал на себе опасливые и нескромные взгляды, но отныне
ему не было до них дела. Смотрите сколько угодно, вс„ равно ничего
особенного не высмотрите. Я такой же человек, как и все, я настоящий,
как бы вам ни хотелось видеть во мне урода.
Обсохнув на ветру, Таши оделся, прил„г под обрывом, зажмурив глаза
и подставив лицо нежаркому уже солнцу. Лик Дзара ало просвечивал
сквозь прикрытые веки. Потом его заслонила чья–то тень. Таши открыл
глаза. Рядом сидела Линга и пристально смотрела на него.
После того, как у Линги вновь появилась дочь, да ещ„ и не одна,
молодая женщина словно ожила. Люди снова вспомнили, кто был в роду
первой певуньей. Казалось, Линга помолодела, а уж похорошела
наверняка. Когда наступит вдовья ночь, и мужьям будет запрещено
ночевать дома, такая не останется в одиночестве. Последние дни Линга
встречала Таши улыбкой, видно помнила, кто прин„с в селение е„
девочек. А может быть, просто радовалась, что она теперь не бездетная
вдова и, значит, ей уже не грозит судьба мангаски.
– У тебя через месяц испытание, – тихо сказала Линга.
– Ну... – внутренне сжавшись, согласился Таши. Неуместное
напоминание резануло его словно ножом, разом погубив солнечный
настрой. Ведь и в самом деле, для рода ничего не изменилось, он
оста„тся под подозрением, и испытания никто не отменял.
– Я очень хочу, чтобы ты выдержал.
– Спасибо, – натужно выдавил Таши.
– Я действительно этого хочу. Если ты согласишься, если так тебе
будет легче, то я могла бы сама вызваться быть той женщиной, с которой
тебе надо будет... ну, ты понимаешь. Не бойся, ты не обидишь меня. Я
пойду на что угодно, лишь бы вс„ кончилось благополучно.
– Но ведь... – Таши сел, недоум„нно глядя на Лингу. – Ведь у тебя
теперь есть дети. Жребий не может пасть на тебя.
– Это неважно. Я попрошу, и люди согласятся. Им это вс„ равно, а
мне очень важно, потому что если ты не сумеешь доказать им, что ты
человек, то они убьют Лишку.
Теперь вс„ стало на места. Лишкой старухи нарекли спас„нную
девочку. Линга няньчила е„ вместе со своей дочкой, хотя судьба девочки
до сих пор не была решена. Ведь если Таши мангас, значит, Лишка тоже
не настоящий человек, а чужинка, и е„ следует убить. Вот почему Линга
пришла к нему.
– Если хочешь, – лихорадочно шептала Линга, – приходи этой ночью
ко мне. Ты сможешь проверить себя и привыкнуть ко мне. Тогда на
испытании вс„ получится само собой. Я знаю, что получится, я же видела
тебя только что. Ты настоящий мужчина, среди родичей никто не сможет
стать рядом с тобой.
Таши молчал. Горло свела тугая судорога.
– Я понимаю, что я старше тебя, и некрасивая. Но ведь другие вдовы
ещ„ старше. Если я буду тебе неприятна, я не стану тебя держать. В
нашем семействе много молодых девушек. Скоро они повыходят замуж, а
потом кто–то из них овдовеет, и ты сможешь уйти. Я на вс„ согласна,
лишь бы ты был в порядке. А то кое–кто из мужиков говорит, что надо не
только Лишку убить, но и Тину. Она, мол, тоже у согнутых побывала.
– Не тронет е„ никто, – наконец заговорил Таши. – И вс„ будет
хорошо. Только... не надо сейчас об этом говорить.
– Ладно, я не буду, – поникла Линга. – Пошли работать. Бабы уже
рыбу потрошат.
