* * *
Трое суток, останавливаясь лишь на пару коротких ночных часов, они
бежали в направлении невидимых покуда гор. Следов не скрывали и не
путали, остерегаясь лишь жечь на стоянках костры. Судя по всему, их
вторжение в святилище было замечено и, хотя громовые боги северного
народа приняли дар и не гневались на дерзких, но люди так просто обиды
спустить не хотели и, судя по дымам, выслали погоню разом во всех
мыслимых направлениях.
– Будем ногами как следует двигать, то не найдут, – приговаривал
Ромар, оглядываясь через плечо. – Они сплошь охотники, следопыты,
могучие мужи, а мы им заговор подсунули наполовину мужской, наполовину
женский; где им в таком разобраться. А даже если и разберутся, мы тем
временем далеко уйд„м.
На исходе третьего дня заголубели на стыке неба с земл„й горные
отроги, а с заката потянуло т„плым воздухом. Ледяные туманы тотчас
рассеялись, толща снега разом осела, тут и там появились проталины,
покрытые бурым войлоком прошлогодней травы. Таши только дивился
могучему травяному богатству, пытаясь представить, каково здесь будет
в июле. Небось человека среди трав и не увидать, с головой скроет, как
пигмея. Да и как же иначе? Только на таком травостое и могут
прокормиться северные великаны: носороги, мамонты и гигантские олени с
размахом рогов в косую сажень.
Великанского оленя они встретили на второй день своего бегства.
Как и другие звери гордый красавец вспарывал ветвистым рогом снег,
добывая из–под него слой поваленной травы. Таши уже не удивлялся
огромным рогам, повидав зверя на корм„жке, понимал, что без этакого
инструмента в тундростепи еды зимой не достать. И хотя так и осталось
неведомым, что есть мамонтовый бивень: зуб или рог, но даже не видав
мамонта, Таши мог ответить, зачем легендарному чудищу такое
устрашающее орудие.
Вместе с т„плым ветром хлынул из–за моря поток перел„тной птицы,
покорно ожидавший на том берегу этого часа. Случился прил„т птицы
весьма кстати, поскольку запасы у путешественников были на исходе, а
охотиться во время бегства некогда. К тому же Таши понимал, что вряд
ли сумеет взять в одиночку лохматого мускусного быка или тем паче
гигантского оленя.
Когда изгрызенные временем стены ущелья скрыли беглецов, Ромар
позволил разжечь кост„р, обсушиться и привести себя в чувство.
Единственная пара кремней осталась в капище северных богов, так что
Таши пришлось сооружать крестовину и добывать огонь на женский манер –
трением. С непривычки он вытирал огонь чуть не целый час, так что
Уника и Ромар уже отчаялись дождаться тепла и принялись жевать сырую
утку. Но вс„ же огонь занялся, и ночь они провели как люди.
Наутро Ромар принялся гадать, куда идти дальше. Указания Йоги на
этом месте обрывались, сама она здесь не бывала, и ничего толком знать
не могла. «Выйдешь к горам, а там уж сам решай, куда сворачивать.
Захочешь – отыщешь». И вот они вышли к горам, хотя и не с той стороны,
с какой намеревались. По ту сторону хребта может и были какие знаки,
которые помогли бы определиться, а тут ничто дороги не указывало.
Нырнуть бы в верхний мир, пощупать, откуда тянет человечьей магией,
разумным колдовством, но Матхи далеко, и что–то странное творится с
ним; вряд ли будет от него подмога в таких делах.
Ромар раскинул фигурки на поиск человека и никого не наш„л.
Рассыпал сухие листья, гадая на вспугнутых духов и не получил ответа.
Тогда, отчаявшись, бросил кости наудачу и, поскольку легли они ровно,
решил довериться случаю и идти, куда указала простенькая, всякому
мальцу доступная ворожба.
Звериная тропа вывела их из ущелья, и вновь путники увидали лес:
сперва неуступчивый, побитый ветрами сосняк, а затем т„мные, усыпанные
понизу м„ртвой хво„й, ельники. И нигде ни единого человечьего следа.
Не станет человек по доброй воле в такой глухомани жить. Под елями
местами лежал зернистый рассыпчатый снег, но там, где случилось
солнечное местечко, уже расцветали беловато–прозрачные цветки кислицы.
Короткая северная весна стремилась к лету.
Подчиняясь велению гадальных костей, Ромар с молодыми спутниками
медленно двигался по горной стране. Ему так и не удалось встретить ни
единого признака того, что здесь обитают человеческие существа.. Не
тревожили путников и волшебные хозяева: поросшая ягелем чащобная
нежить. И чужинцами не пахнет, и большеглазых карликов не видать. Как
распугал их кто. Одни звери бродят по лесу, да кружат трое бесприютных
путешественников, ищут сами не зная чего.
К концу недели Ромар понял, что они и впрямь описывают огромнейший
круг, словно огибают на болоте зыбкое место, опасную сердцевину. Вроде
и нет там ничего, тот же лес, что и рядом, но ни разу ни единая кость
не указала в запретную сторону. Между тем, гадальные кости у старика
были подобраны со старанием: узорная костяшка из рыбьей головы,
косточка из птичьего крыла, вываренная заячья лапка, и в добавку к ним
– фаланга человеческого пальца. Такие кости врать не могут, и значит,
куда кости идти не велят, там ни пройти, ни проплыть, ни по воздуху
пролететь. Выходит, там и должно искать неведомого кудесника. Коли он
от глаз прячется, так самый раз в такую нору.
На следующий день Ромар круто повернул прямиком в центр запретного
круга.
Как обычно, Таши ш„л впереди, держа наготове копь„. Ромар двигался
следом, а Уника замыкала шествие. В лесах обитало не так много зверей,
способных напасть на троих идущих рядом людей, но вс„ же Таши
постоянно помнил об опасности и порядка движения менять не позволял.
Тем более не позволил бы он расслабиться своим товарищам на этот раз.
Таши давно заметил, что заклинания, хотя бы и самые простые у него
действуют скверно, и даже простенькое бытовое волшебство обычно не
уда„тся ему, и только нюх на опасность у него отменный. А сегодня
словно самый воздух пропитан угрозой. Казалось, недобрый взор следит
из–за каждой сосны, хищный зверь притаился у любого куста, а за всякой
валежиной точит слюни голодный дух. Однако, Ромар и Уника шли позади,
не проронив ни слова, ни разу ни о ч„м не спросили, хотя у них чуть„
на дурное колдовство, на сглаз и наговоренную ловушку куда тоньше, чем
у него. Значит, можно быть спокойным, никого страшнее медведя
поблизости быть не может.
И вс„ же, Таши постепенно замедлял шаг, отчаянно вслушиваясь в
непривычно замолкший лес. Действительно, вот в ч„м беда – слишком тихо
вокруг. Весной так не бывает, весной всякая букашка песни по„т,
сколько голоса хватает. Таши остановился, собираясь поделиться
сомнениями со спутниками и натолкнулся на бессмысленный, невидящий
взгляд Ромара. Уника, идущая следом, сделала шаг, ткнулась в спину
старику и замерла. Таши почувствовал, что сейчас она упад„т и успел
поддержать е„ свободной рукой.
– Что с вами? – отчаянным ш„потом спросил он, уже понимая, что
ответа не получит, во всяком случае до тех пор, пока не выведет Ромара
и Унику отсюда.
Таши обхватил Унику под мышками, развернул в обратную сторону.
– Уходим, слышишь? – сказал он, неясно кому.
Голова Уники безвольно качалась из стороны в сторону, однако,
когда Таши попытался вести девушку, она послушно принялась
переставлять ноги. Оглянувшись, Таши с увидал, что Ромар тоже
развернулся и ид„т следом, словно привязанная на вер„вочку овца. Таши
вздохнул с облегчением. Бросить Ромара он не мог, а как тащить двоих –
не представлял. По счастью, путь пролегал по открытому месту: ни
ноголомных завалов, ни частого молодняка, где и одиночка едва
протискивается, ни путающегося в ногах кочкаркника. След, протоптанный
по нежному ковру цветущей ветреницы, был ясно виден, ни разу он не
перес„к чужого пути, человечьего или звериного, и Таши вновь
подивился, до чего же пуст сегодняшний лес. Весной в ельнике
поживиться нечем, но хоть ст„жки мышиные или заячий след быть должны?
Недобрый взгляд по–прежнему смотрел в спину, но Таши чувствовал,
что с каждым шагом отдаляется от беды, и ощущение опасности мешалось
уже не со страхом, а с облегчением. Поможет Лар, и сам уйду, и своих
вытащу.
Слабый стон раздался сзади. Таши кинул взгляд через плечо. Ромар
как и прежде пл„лся следом, но взгляд его, хоть и затуманенный, был
уже осмысленным человеческим взглядом.
– Ромар? – позвал Таши.
– Голова!.. – простонал старик.
– Ничего, сейчас станет легче, – наобум пообещал Таши. – Главное,
не отставай, уже немного осталось.
Он говорил уверено, даже чуть грубовато, как давно уже никто не
говорил с древним магом, а сам не мог избавиться от страха, а вернее –
от двух страхов: от того, что туманом наплывал из–за угрюмых елей,
паутиной ложась на душу, и от другого – обычной человеческой боязни,
что он не сумеет помочь товарищам, а то и просто повредит им своим
бегством через заколдованный лес.
Однако, через несколько шагов Уника, которую ему приходилось
поддерживать, вздрогнула и медленно, как бы просыпаясь, выпрямилась.
Глаза, прежде устремл„нные в бесконечность, обрели свет разума. Таши
ослабил хватку, позволяя Унике идти самой.
Через час они добрались к месту вчерашней ноч„вки. Лишь там Таши
позволил себе расслабиться. Он уложил Унику и Ромара на оставшемся с
ночи лапнике, набрал хвороста и валежника, споро вытер огонь – теперь
на это уходило уже не так много времени – и лишь затем позволил
пострадавшим рассказывать, что с ними приключилось. Выяснилось, что ни
Уника, ни Ромар ничего рассказать не могут. Они помнили, как шли
следом за Таши, а потом мир резко крутанулся, и они обнаружили, что
идут в обратную сторону, а голова гудит немыслимой болью. Тот час, что
они прошагали в беспамятстве полностью выпал из их жизни.
– Ну что ж, – заключил Ромар. – Похоже нам встретилось могучее
колдовство. Не знаю, то ли это, что мы ищем, но, во всяком случае, уже
что–то. Тебя, Таши, оно затронуло меньше, то ли потому, что ты
поздоровее нас, то ли оттого, что у тебя не такие изощр„нные
способности к колдовству. Должно быть, здешний колдун бил нас нашей же
собственной силой. Ну ничего, теперь мы знаем, что нас жд„т, и
как–нибудь сумеем разведать, кто нас так больно пристукнул.
Ромар хорохорился и, казалось, готов был хоть сразу идти в логово
неведомого лесного колдуна, но на самом деле едва сидел, да и на
следующий день не сумел прийти в норму, то и дело засыпал в самые
неподходящие минуты. Уника чувствовала себя не лучше, жалуясь на
ломоту в костях и головную боль. В некотором роде это даже устраивало
Таши, поскольку избавляло от необходимости долгих объяснений. Таши
тв„рдо заявил, что необходимо хотя бы день отдыхать и только после
этого предпринимать какие–то шаги. Он устроил спутников на дн„вку, а
сам уш„л в лес, сказав, что не может больше есть болотную птицу с
черемшой, а хочет поискать настоящей добычи, какую пристало приносить
мужчине.
– Ты только в ту сторону не ходи, – напутствовал его Ромар. –
Пропад„шь один.
– Сам знаю... – проворчал Таши недовольно. – Там лес выморочный, и
лягушки не поймаешь, не то что дельного зверя.
Но на самом деле, отойдя чуть в сторону, Таши сделал круг и
поспешил к заколдованному месту. Сейчас, когда за плечами не было
тяж„лого груза, а за спиной – людей, которых надо оберегать, Таши
чувствовал себя куда уверенней. Короткое копь„ торчало над плечом, в
руках изготовлен лук с наложенной на тетиву стрелой. Таши осторожно
двигался, стараясь не пропустить того момента, когда подкрад„тся к
нему пугающее вражье колдовство. Но именно из–за того, что все чувства
были настороже, он и не заметил начального момента и лишь потом
осознал, что уже давно ощущает тревогу, перерастающую в откровенный
страх. Больше всего изводила м„ртвая тишина, какой в природе и не
бывает. Это безмолвие обещало неторопливое, но неуклонное приближение
неведомого. О н„м ничего нельзя было сказать, и это пугало больше, чем
любая явная опасность. Утешало лишь одно: Таши знал – его пугают, а
раз пугают, то значит, сами боятся.
Таши остановился, старательно, напоказ зевнул и крикнул,
преодолевая отчаянное желание затихнуть, стать неприметным,
спрятаться:
– Долго вы будете кустами шуршать? Я и младенцем мышей не боялся.
Коли вы там есть – покажитесь, а коли нет никого, так и нечего
кудесить зря, вс„ равно мне от ваших стараний не жарко, не холодно!
Разумеется никто на его призыв не объявился, и Таши зевнул ещ„
раз, на этот раз широко и со вкусом, выказывая вс„ сво„ презрение
трусливому противнику. Прош„л ещ„ немного, уже не вглядываясь в чащу и
опустив лук. Кого бояться? Пусть его боятся. А он отдохн„т немного и
пойд„т дальше. Волоча ноги, Таши подош„л к столетней ели, опустился на
мягкий пружинящий мох. Глаза слипались сами собой. Всего одну
минуту... Жаль, не успел додумать какую–то мысль... а потом ведь
забудется. Когда же это было? – суметь додумать мысль... Минуту посплю
и вспомню.
Сон уже свалил его, когда Таши наконец вспомнил: вот так же он
старался додумать важную мысль на испытании, а зелье, поднес„нное
Уникой, путало мысли и не давало сосредоточиться.
– Опоили! – произн„с Таши и отчаянно затряс головой, стараясь
прогнать наплывающую сонливость. Глаза не открывались, тогда Таши из
последних сил ударил себя ладонью по щеке. Раз, потом ещ„,
безжалостно, в кровь разбивая губы, хл„стко, чтобы сл„зы выступали из
непослушных спящих глаз. Поднялся, неловко переступая чужими ногами,
пош„л впер„д. Спохватившись, поднял лук, натянул тетиву, вновь
изготовившись стрелять. Теперь, когда руки были заняты, он не мог
взбадривать себя звонкими пощ„чинами, поэтому Таши нелепо гримасничал,
чтобы работа лица отгоняла липкий сон.
– Ничего! – он специально говорил вслух. – Я Ромарову зелью не
поддался, так неужто тебе уступлю? Не убаюкаешь! Я ещ„ погляжу
вплотную, что тут за баюн выискался.
Теперь, когда он знал, с чем надо бороться, сопротивляться сну
было уже не так сложно. Главное не потерять острожности, продолжать
высматривать всякую мелочь, в которой, возможно скрывается новая
напасть.
Таши перес„к ельник с высоким мохом, на котором он едва не уснул,
и перед ним открылась широкая поляна, серая от пол„гшей прошлогодней
травы, в которой крошечными солнышками сияли цветки мать–и–мачехи.
Наваждение отступало, вс„ реже окатывая душной волной сонливости.
Таши вновь ступал неслышной походкой охотника, смотрел зло и зорко, с
прищуром, словно уже наводил опер„нную смерть на противника, зря
надеявшегося остановить его.
Бурая тень шевельнулась в кустах на том конце прогалины. Невысокая
фигура, не то зверь, поднявшийся на дыбки, не то человек, укутанный в
вывороченную мехом наружу шубу.
– Чужинец! – хищно оскалившись, Таши потянул тетиву. И вдруг
замер, остановленный громким и отч„тливым голосом, прозвучавшим у него
прямо в голове:
– Ты так долго искал меня только для того, чтобы застрелить?
Чужинец стоял в каких–то двадцати шагах. На таком расстоянии
невозможно ни обознаться, приняв чужака за настоящего человека, ни
промахнуться, спустив стрелу с тетивы. Но почему–то Таши не стрелял,
вглядываясь в круглое лицо человечка.
Тот был невысок ростом и, судя по всему, доводился родн„й ночным
убийцам. Шерсть, не такая обильная как у большеглазых, но погуще, чем
у диатритов, отливала в скользящих лучах солнца сверкающей зеленью,
словно надкрылья жука. Человечек улыбался, неприятно щеря мелкие
острые зубки. Круглая физиономия, торчащие шалашиком уши, большие
глаза с вертикальным зрачком делали его похожим на чудовищного кота,
вздумавшего разгуливать на задних лапах. Таши был уверен, что сзади у
этого существа волочится хвост.
Нет для человека зрелища гаже. И слепому ясно, что это исконный
враг, ещ„ одна разновидность проклятого семени карликов. Увидев
такого, всякий нормальный человек сначала стреляет и лишь потом
подходит к корчащемуся уродцу, чтобы добить и рассмотреть
внимательнее.
А Таши не стрелял, пораж„нный вопросом, который ему, кажется,
никто не задавал. Неужто это и есть великий северный маг, о котором
твердила Йога?
– Да, это я, – ч„тко прозвучало под черепом.
Больше сомневаться не приходилось. Это был конец трудам и
надеждам. Вс„ оказалось зря, абсолютно вс„. Непреложный закон гласит:
случилась беда – требуй помощи у родичей. Не сумели помочь родные –
кланяйся соседям, моли о спасении врага, но только настоящего
человека. А с чужинцем разговор может быть лишь оружием. Одно
непонятно, где Ромар научился разбирать хрипы согнутых? Но вс„–таки,
согнутые, хоть и чужие, но люди: пусть невнятно, но говорят, пусть
иначе, но колдуют, пусть не так, но имеют семьи. А если перед тобой
стоит и не человек даже? Тогда – стреляй, не раздумывая!
Но если он говорит с тобой твоими же словами?
Тогда, тем более стреляй, поскольку этот враг не просто опасен, а
страшен сугубо и трегубо. Он ужасней мангаса, ибо тот, во всяком
случае, один, а за этим стоит его народ, жаждущий твоей крови, твоих
земель, твоего скота, твоих ловов и, главное, жизни твоих близких. И
раз он сумел похитить твой язык, то сумеет и отнять у тебя вс„
остальное, если ты не выстрелишь немедленно.
А если жизни твоих близких, друзей и врагов, родичей и незнакомцев
уже зависят от доброй помощи чужинца, что скажет закон тогда?
Закон говорит: «Вс„ равно – стреляй!»
Боевой лук – наследство нерассуждающего богатыря Туны, заскрипел,
согнутый до отказа, так что правая рука ушла далеко за ухо. Такой
выстрел прошивает противника насквозь, кремн„вый наконечник выйдет со
спины, и его не прид„тся вырезать. Чужинец приветливо скалился,не
глядя на стрелу, а, быть может, просто не понимая, что это такое.
Плавно, как на состязаниях, Таши спустил тетиву. Воловья жила звонко
щ„лкнула, лук пружинисто разогнулся, метнув стрелу к цели. И больше
ничего не произошло: чужинец не согнулся и не упал, он даже не
вздрогнул, и в его позе ничто не изменилось. Таши умудрился промазать,
стреляя в упор, и теперь лучшая, над„жно заговор„нная стрела валялась
где–то во мху или торчала, вонзившись в еловый ствол.
– Ты храбрый мальчик, – прежним колдовским способом произн„с
чужинец. – Ты честно заслужил свою гибель. Жаль, что я не люблю
убивать. Уходи. А если тем, кто приш„л с тобой, есть что сказать мне,
то пусть они ждут меня завтра на этом месте.
– Им не пройти сюда, – угрюмо сказал Таши.
– Завтра они пройдут. Я пропущу.
– Я передам твои слова, – согласился Таши.
Он опустил лук и пош„л впер„д, прямо на чужинца. Должно быть, тот
не ожидал такого: на кошачьей морде впервые обозначилось
замешательство. Таши остановился и объяснил, не глядя на чужинца:
– Сначала я должен найти стрелу. У меня осталось мало хороших
стрел.
