* * *
Буря продолжалась больше недели. Ненасытная пасть пролома
втягивала воду из океана, обрушивая е„ на погибшую страну. Скальная
гряда, на которой первый день укрывались путешественники, устояла
перед напором, но давно уже превратилась в цепочку островков, едва
различимых в смутной дали. Глядя туда, Уника не уставала благословлять
Ромара, заставившего их бежать к отрогам горного кряжа. Ромар не
позволил даже переодеться избитому, вымокшему и вообще чуть живому
Таши. Зато они успели уйти от берега прежде чем море прогрызло путь по
ту сторону скал.
Таши потерял во время потопа копь„, боло с гранитными желваками,
шапку... Хорошо ещ„, что топор не был взят с собой и оставался у
Ромара. А вот котомка, притороченная к спине, осталась цела, и хотя
она едва не утопила охотника, когда его сбил второй поток воды, но
зато к ней уцелел нож, шкура и даже полтуши рыси. Теперь Унике было
чем кормить Таши, который уже несколько дней лежал без памяти.
Странная это была болезнь. Чудом уцелевший Таши не свалился сразу,
оказавшись в безопасности. Ещ„ три дня он был на ногах; перен„с лагерь
подальше от бурлящей теснины: высоко в скалах в заветренней лощине
поставил балаган из еловых жердей плотно крытых лапником и засыпанных
поверху снегом, так что в самый лютый мороз можно было жить в тепле.
Нарубил гору дров, благо что бурелома всюду было в изобилии, заговорил
даже об охоте, но никуда не пош„л, ул„гся в шалаше на шкуры и начал
умирать. Он не метался в бреду, горячка обошла его стороной, он просто
лежал в забытьи, а в редкие минуты просветления жаловался на холод.
Смолистая сосна жарко горела в двух кострах, что не потухали ни на
минуту. Ежедневно Ромар окуривал балаган можжевеловой хво„й, Уника
прикладывала к ногам Таши разогретые у огня камни, но вс„ было
напрасно: лицо Таши словно истаивало, и даже шкура рыси не могла
вернуть ему тепла.
Вечером, когда сгущалась ранняя декабрьская тьма, Ромар в тусклом
свете углей брался за гадание. Изловчась, пальцами ног, раскладывал
почерневшие деревянные и костяные фигурки, помещал в центре амулет,
снятый с шеи больного, напевал старые слова, спрашивая предков о
судьбе.
Уника варила мясную ушицу, потому что тв„рдого Таши уже не мог
глотать. Сложное это дело – похл„бка, муторное. Пяток гладких камней,
л„жа на углях, вбирал жар, Уника один за другим подцепляла их
обугленной лопаткой и опускала в плотно сплет„нный берестяной туесок,
в котором готовилась похл„бка. Вода в туеске сразу начинала кипеть, а
когда камень слегка остывал, Уника выуживала его и опускала в туесок
следующий камень. Были бы дома, там гоpшки есть, а тут, с беpестяным
туеском только так и можно обходиться. Беpестяную посудину на угли не
поставишь.
Над засыпанным снегом балаганом тонко выл ветер, вдалеке неумолчно
грохотал страшный морской водопад. Потоп не кончался, он заливал вс„
новые и новые земли, без сч„та уничтожая живущее на них.
...Таши ш„л по колено в воде. То была ч„рная вода – черней угля и
д„гтя, ч„рная, как душа мангаса. Она леденила ноги, сковывая каждый
шаг. Таши ш„л, и ленивые волны расходились кругами. Вода прибывала,
она уже достигала ему пояса, и в животе поселился кусок льда. «Хорошо,
что Уники здесь нет, – думал Таши, – иначе этот холод застудил бы
нашего сына..." Таши знал, что как только ч„рная влага косн„тся
сердца, оно заледенеет и умр„т, но от стылой мерзости было некуда
деваться, и Таши продолжал бесцельно идти, колебля смоляную гладь...
Ромар движением ступни смешал фигурки, отодвинул в сторону родовой
амулет юноши. Помолчал, потом спросил Унику:
– Кроме ножа у нас что–нибудь острое осталось?
Продолжая помешивать варево, Уника свободной рукой выдернула из
рубахи проколку, протянула Ромару. Тот оглядел зел„ную иглу, согласно
кивнул.
– Кольни ему руку. Как следует кольни, до крови.
На запястье бледной руки выступила ч„рная капля.
– Вот оно как... – протянул Ромар. – Давай–ка, быстро, раздевай
его. Руку освободи! Вот тут, – Ромар наклонился и прикусил кожу на
сгибе локтя, оставив метку на том месте, где вздувались т„мные вены. –
Сделай разрез.
– Но... – пискнула Уника, не решаясь поднять руку. – Я не могу...
– Режь! – рявкнул Ромар. – А то он не дожив„т до утра! Что мне,
зубами его рвать?
Зажмурившись, Уника ткнула крошечным лезвием в вену.
– Глубже! – командовал Ромар. – Косой разрез должен быть! Ты что,
не видела, как Матхи кровь пускает?
Тягучая смоляная струйка проложила дорожку по безвольно откинутой
руке, запятнала лапник, на котором были постелены шкуры. Таши не
дрогнул, ничто в запрокинутом лице не изменилось. Скоро на камнях
скопилась лужица цвета тусклого гагата.
– Что с ним? – в голосе Уники звучало отчаяние.
– Это ч„рная кровь Кюлькаса, – мрачно ответствовал Ромар. – Таши
смыло волной, в которой плавало чудовище, и зараза проникла ему в
кровь. Я только сейчас понял, что значат фигуры, которые выпадали при
гадании. Лишь бы не было слишком поздно...
Д„рнув головой, Ромар освободился от мехового балахона, задрал
голову, так что стала видна тощая стариковская шея.
– Ну–ка, милая, положи сюда руку. Так... Не здесь, чуть в
сторону... Ага. Вот где! Теперь коли сюда.
– Не надо. Лучше я себе...
– Тебе ещ„ суп доваривать! И кормить нас обоих. Я этого не смогу.
Делай, что тебе говорят!
В полутьме жилища кровь Ромара тоже казалась ч„рной, но почему–то
сразу было ясно, что это просто подводят глаза, а на самом деле кровь
такая, какой ей должно быть от природы. Старик нагнулся, красные капли
часто застучали о костяную фигурку родового амулета. Жидкость,
сочащаяся из разреза на руке Таши, начала отблескивать алым.
– Пожалуй... хватит... – выдавил Ромар через минуту. – Перевязывай
ему руку... а потом меня... – Ромар обессилено откинулся на шкуры. –
Постель в угол оттащи, а где кровь натекла – развед„шь кост„р. Только
смотри – не замарайся, тебя лечить некому будет. И за супом
присматривай, а то он уже кипеть перестал.
