* * *
Зимний лес, особенно когда выдастся туманный и пасмурный день,
даже привычного человека повергает в тоску. Укрытые снегом ели не
спят, а закаменели в безысходном декабрьском небытии. Всякая живность
затаилась, зарылась в снегу, упряталась в норах под скрученными
корнями, и никакими силами ни единого зверька не вытащить наружу. Спят
зимой и странные существа: дремлет под елью лесной хозяин, из сучков
слепленный, мохом повитый. Скорчилась и забылась в незамерзающей
моховой няше длиннорукая чаруса; в такую стужу и неловкого путника
топить неохота, пусть сам по себе пропадает. Древяницы ушли из
стволов, спят подо льдом, приткнувшись под бок омутиннику, а
оставшиеся пустыми столетние деревья с грохотом трескаются от кусачего
мороза.
Но не всем уда„тся найти пристанище. Стонет над лесом бездомный
дух, вплетая заунывную ноту в мрачный напев еловых вершин. Нет ему
покоя даже в самую м„рзлую ночь: пропал его род, затеряны предки –
мотайся под зв„здами, жалуйся себе на себя самого. Есть в лесу и
звери, не имеющие нор; такие бродят по чаще желанной добычей охотника.
Вот только найти их непросто и ещ„ труднее взять.
То ли дело в поле – славно там, вольготно. Добычу видно за десять
пол„тов стрелы. Хотя и там надо суметь подойти к ней, неопытный
добытчик вмиг останется ни с чем, лишь проводит взглядом убегающее
мясо. И вс„ же в поле охота знакома, а тут как быть? Зверь замр„т, так
в двух шагах пройти можно не заметив. А и заметишь – что толку? Стрела
в чаще далеко не летит, за боло лучше и вообще не браться – мигом
заарканишь ветвистый куст, а потом полдня будешь распутывать ремни.
Лесовики зимой ходят с рогатиной на медведя, поборовши зверя пляшут
вокруг, просят у предка прощения. Ещ„ боровую птицу бьют: глухаря,
тетерева, куропатку. В этом деле тоже своя хитрость есть – полянин
прежде с голоду помр„т, чем управится. А настоящую добычу – изюбра,
лося, лесную свинью стараются имать в ловчую яму, по осени, мясо впрок
коптят или в ямах квасят. Солить мясо дети медведя не умеют, своей
соли у них нет, е„ они помалу у рода Таши покупали, вместе с кремнем.
Взамен давали м„д, воск, бобровую струю, целебный медвежий жир. Хорошо
было, пока каждый в родных местах обретался, где вс„ знакомо. Но
стронулась земля, и ищи теперь пропитания в пустом вымерзшем лесу.
Таши осторожно пробирался меж старинных неохватных осин, отчаянно
пытаясь заметить вблизи стволов бурый силуэт лося. Снег вокруг был
потоптан копытами, а поверху расчерчен заячьими строчками, осиновый и
бер„зовый подрост крепко погрызен, но ничего живого не шелохнулось в
стылом воздухе. Хоть волком вой.
Подслушав неосторожную мысль, подал вдали голос волчий запевала, к
нему присоединился второй, пустил заливистую трель, тут же проснулся
третий... и ещ„... и ещ„... Мрачная песнь волчьего племени катилась
над вершинами, лишая всякого, кто услышит е„, сил и воли. Не иначе,
гонит хвостатый народ косулю или кабана в заранее договор„нное место,
где жд„т засада. Волк это хорошо умеет, ему нет разницы – лес или
поле, он везде сво„ возьм„т.
Волков Таши не слишком боялся, хотя лесные хищники были куда
покрупнее степных, но зато и отбиваться, стоя спиной к дереву, дело
нехитрое. А вот копытных стая разгонит, так уже не найд„шь.
Призвав Лара, Таши двинулся впер„д, стараясь по звуку определить,
куда заворачивает охота и, значит, в каком направлении шарахнутся
избежавшие облавы травоядные. Упорная степная привычка заставляла
двигаться согнувшись, чтобы не маячить издали словно столб, и это
спасло Таши жизнь. Смазанная ж„лтая молния бесшумно рванулась с
высокой ветви и пала на плечи Таши. Ш„л бы он с прямой головой, тут бы
и конец встретил: моргнуть бы не успел, как упал бы со сломанной шеей.
А так – толчок кинул его в снег, и это было вс„, чего сумела добиться
рысь. Четвертьвершковые когти отчаянно драли овчинный тулуп, опасно
скалились зубы, но главный, смертельный удар цели не достиг. Правда, и
лежащий ничком Таши не мог пустить в ход копь„, но он сумел выпростать
наружу ремень от боло и накинуть петлю себе на спину. Вообще–то, он
хотел поймать петл„й голову хищника и сд„рнуть его со своей спины, но
удалось лишь крепче привязать дикую кошку к собственному телу. Рысь
завизжала, частые удары задних лап вспороли кожу тулупа, разбрасывая
во все стороны клочья меха. Таши бесцельно терял время, стараясь
перевернуться и подмять зверя под себя. Наконец, ему удалось
приподняться на четвереньки. Рысь тут же бешенным рывком вновь
опрокинула его, но и этого мгновения достало, чтобы выдернуть нож.
Таши, не глядя, ударил за спину – раз, и тут же – второй. Визг
сменился злобным шипением, которое после третьего удара перешло в
хрип.
Тело рыси обмякло, но Таши ещ„ довольно долго не мог освободиться
от увязших в изодранном тулупе когтей. Когда это удалось, Таши напился
т„плой крови и гордо поглядел по сторонам. Такой победой можно было
гордиться. Мех рыси ценился среди сородичей, поскольку этот зверь не
заходит в перелески у Великой Реки. Таши представил Унику в п„строй
безрукавке, удивительно пушистой и нежной, и остался доволен. Главное
же, тр„хдневный пост кончился, вечером их ожидает пир. Вообще–то,
хищников есть не принято, мясо их нехорошо, оно возбуждает в натуре
дурное, но рысь является счастливым исключением. Питается она, по
большей части, птицами и оттого имеет белое мясо, по вкусу неотличимое
от дичины. Так, во всяком случае, рассказывал всезнающий Ромар.
С удивлением Таши заметил, что его левая рука располосована
когтями, видать рысь задела, когда он накидывал на не„ петлю, а он и
не почувствовал раны. Таши быстро замотал рассаженную кисть и, покуда
мороз не заледенил тушу, начал свежевать зверя.
Работа была в разгаре, когда слух Таши возмутился отдал„нным, но
отч„тливо различимым в морозном воздухе громом. Таши поднял голову,
прислушался. Что бы это могло быть? Зимой сильного шума не бывает.
Оглушительный треск лопающихся елей или дробящихся торосов на самом
деле не так уж громок и заставляет вздрагивать лишь из–за того, что
слишком грубо нарушена тончайшая тишина. Но сейчас ревело и грохотало
так, как не случается и во время летних гроз. Звук был приглуш„н
расстоянием и плотной стеной леса, но он проник сквозь все стены
басовым гулом дальней катастрофы.
Таши заторопился. Гул повторился вновь, уже не скрываясь; земля
дрогнула судорогой, качнулся лес, затверделая от стужи сосна
переломилась посредине, но шум от падения верхушки не был замечен в
р„ве проснувшихся стихий.
Что–то случилось там, где он оставил Унику с Ромаром.
Пачкаясь в крови, Таши кое–как закончил работу, упихал шкуру и
часть мяса в заплечный мешок и, взрывая неглубокий снег, побежал по
собственным следам к дал„ким скалам. Когда гул и тяжкая земная дрожь
разом сменились нарастающим р„вом идущей воды, Таши инстинктивно
метнулся к одиноко стоящему холму и потому первый, самый убийственный
вал, не затронул его. Коричневая взбаламученная вода неслась впер„д,
сшибая деревья, ворочая камни. Больше ничего нельзя было рассмотреть –
клочья ледяного тумана пополам с сол„ными брызгами тоже неслись
шальным потоком, милосердно не позволяя видеть наступающий конец
света. Таши казалось, что все стихии мира нацелены сейчас на него, на
самом же деле он очутился в стороне от основного потока; там, куда
приш„лся главный удар, алчное море сносило куда большие холмы, не
задержавшись и на мгновение.
Таши искал укрытия на противоположном склоне холма, но и здесь
сверху сыпались обломленные ветви, ж„г лицо обезумевший туман, и то и
дело валились дремучие лесные гиганты, не выдержавшие бури и подземных
толчков. Вселенная выла, и Таши орал что–то кощунственное, проклиная и
требуя, но никто не слышал его надсадного крика в слитном вопле
погибающей земли.
Вода поднялась толчком, холм задрожал от самого основания, словно
был живым, и его сотрясала предсмертная икота. И так же внезапно вода
схлынула, прорвавшись где–то в низину, а тут оставив ободранный труп
земли, сереющий обнажившимися костями скал и заваленный измочаленными
деревьями.
Таши с разбегу ринулся в непроходимый завал. Ноги скользили по
обледенелым стволам, вязли в густой каше брошенной потопом земли.
Ветер, теперь ничем не сдерживаемый, терзал мокрую кожу, несколько раз
Таши падал, срывался с деревьев, образовавших одну сплошную засеку, но
тут же поднимался и вновь кидался на штурм преграды. Р„в за спиной
ничуть не утихал, так что Таши не обманывался, зная, что вода
отступила временно, и возможно через минуту сюда прид„т новый вал,
превыше первого, и тогда уже уйти не удастся.
Вода начала прибывать, когда до скальной гряды оставалось совсем
немного. Где–то внизу поток встретил новую преграду и, не сумев разом
перехлестнуть е„, накапливал силы для прорыва. Набросанные внахл„ст
деревья разом шевельнулись, приподымаемые снизу, ч„рные лужи низинок
обратились в оз„ра, гранитные валуны скрылись под мутной пеленой вновь
пошедшей на приступ воды, закрутились водовороты, сол„ный туман скрыл
близкий берег.
Таши бежал по колено в воде, потом его сбило и целую вечность
кувыркало по камням, не давая остановиться или хотя бы хлебнуть
воздуха. По счастью, тяж„лый, напитавшийся водой тулуп спас р„бра, а
глубина была ещ„ слишком ничтожной, чтобы утонуть. Таши сумел
подняться на четвереньки и так продолжал двигаться, выбираясь наверх.
Вновь схлынувшая вода едва не уволокла его с собой, и вс„ же, ободрав
ладони, Таши сумел уцепиться за скальный выступ, а ощутив под собой
твердь, пополз на приступ последнего, особо перепл„тшегося завала. Р„в
за спиной не утихал, через минуту вода вновь прибудет.
Выбравшись на обрыв, Таши заставил себя оглянуться. Там, где он
только что был, чудовищным смерчем перемешивал мироздание водоворот. В
н„м нельзя было различить ни единой детали, было ясно лишь, что холм,
укрывший его ненадолго, скрылся теперь под волнами или попросту смыт.
Водная громада пожирала низину, устремляясь на восток, равно неся
гибель людям, чужинцам, зверям и магическим тварям, всему, что дышит,
раст„т или просто лежит под солнцем. Теперь здесь будет море – отныне
и до тех пор, пока нечто небывалое не вызовет и его конца.
Сдавленный звук вырвался из горла Таши: не то всхлип, не то
короткий стон. Таши погрозил кулаком торжествующим водам и,
прихрамывая, направился к месту бывшей стоянки, где, если не случилось
непоправимого, его должны ждать Уника и Ромар.
