* * *
Во все времена родичи Уники не любили сол„ной воды. Выходили к
морю, куда падала Великая Река, хаживали к горьким лиманам, но
старались дел с ним не иметь, в море не заходить и по колено и рыбы
морской не ловить. Рассказывали, что другие роды ходят по морю как по
земле, связавши несколько бр„вен и уложив на них вс„, что потребно для
жизни. Прежде встречи с детьми лосося, Уника таким рассказам верила и
не верила. Вс„ в мире бывает, да не вс„ встречается. Рассказать можно
много, и к любому рассказу следует быть готовым, но самому в морскую
воду лучше не соваться. Недаром старики считали, что морская вода это
и не вода вовсе, а моча предвечных великанов: испепеляющего Дзара,
Хадда, сковывающего землю льдом, ветродуя Хорова и, конечно же владыки
воды и засухи неукротимого Кюлькаса.
Двое из этих великанов больше не живут, мощь их сокрушена, и они
не много могут. Мир родился, когда Всеобщая Мать, обожж„нная
прикосновением своего старшего сына, закричала от боли и закинула
Дзара на небо. От удара Дзар разлетелся на множество кусков, которые и
сейчас можно видеть повсюду. Кости его, это молнии, волосы – пламя
костров, а оторванная голова катается взад–впер„д по небу, и
принуждена теперь светить людям. А там, где на землю упали куски
разбившейся плоти, сейчас, как рассказывают, объявились огненные горы,
на вершинах которых горит негасимый огонь и откуда летит жгучий пепел.
Уника лишь слыхала о таких диковинах, но в рассказах не сомневалась,
поскольку из края огненных гор попадал родичам чистый камень обсидиан,
из которого Стакн делал лучшие серпы и вставки для мечей. А раз есть
обсидиан, то есть, должно полагать, и огненные горы.
Ещ„ одного великана сокрушил в начале веков прародитель людей Лар.
Когда Лар начал населять землю своими потомками, это не понравилось
ледяному гиганту Хадду. Хадд остудил землю, чтобы не было лета, не
цвела трава и не летели птицы. Реки стянуло льдом, и даже горькое море
перестало двигать волны. Рассказывают, что тогда было ещ„ хуже, чем
сейчас, и это уже не понравилось Лару. Его старый народ – зубры, и
новый народ – люди, не могли добыть пищи. Тогда Лар отыскал Хадда в
полуночных странах и убил, а ледяное тело расколол на мелкие осколки.
Но хотя Хадд умер, зима бывает и теперь, а из кусков льда родились
чужие люди, и мангасы, и все звери, которые убивают людей, и духи,
которые людей губят. Люди же, с тех пор не едят сырое мясо, а жарят
его на огне, чтобы растопить волшебные ледышки, которые, говорят, как
и встарь попадаются в мясе зверей.
А двое первенцев Великой Матери живы, но не часто встречаются на
пути людей. Зато когда они приходят, вместе с ними является беда.
Хотя при взгляде на бушующий океан нетрудно было поверить, что
вновь вернулись первые дни, и дремучий Хадд распространил свою власть
на землю и воду. Бледное солнце ещ„ висело над горизонтом, но никого
не могло согреть, лишь освещало м„ртвый простор. Тяж„лые волны, такие
огромные, что их и волнами–то назвать страшно, метались разом во все
стороны и лишь у самого берега вдруг вздымались горой, пробуя
сокрушить гранит скал. Не плеск, а р„в и гром стояли над берегом.
Скалы залитые потоками пены упорно держали над водой обледенелые
вершины. Белые птицы, сами похожие на клочья пены, неслышно крича,
носились над волнами. Множество льдин: небольших и громадных, где
целое селение могло бы разместиться, бесцельно моталось по водному
пространству. Волны подхватывали один торос за другим и дробили о
непокорный камень. Когда в расщелинах у берега на долю секунды
наступало затишье, можно было видеть, что вода переполнена ледяной
крошкой, и остановись ужасный молот хоть на минуту – вс„ море, сколько
видит глаз, немедленно зам„рзнет, так и оставив свои волны стоять
дыбом.
Ветер, бивший резкими порывами, ж„г лицо, слезил глаза. Холод
забирался под меховую одежду. Уника не выдержала и повернулась к морю
спиной. Ромар остался стоять, взгляд его был прикован к ледяной
бесконечности.
В низине за скалами ветер был несравненно слабее. Конечно, и там
истерзанные сосны сгибались под его порывами, а ели, отступившие от
берега вглубь земли, угрожающе шумели, жалуясь на судьбу, но вс„ же,
можно было догадываться, что в глубине леса царит угрюмое зимнее
забыть„. Гудение елей сливается в одну могучую песнь, словно деревья
клянутся не уступать ветру. А ещ„ дальше вдоль болотистых мокривин,
густо заросших серой осиной, кормятся сохатые лоси, и лосихи и
безрогие лосята, чь„ мясо нежней козлятины и само тает во рту.
Туда пош„л на охоту Таши. Обещал быть осторожным, сказал, что
знает, на что ид„т. «Собрался за медведем – рой яму для мяса, –
говорят лесовики, – собрался за лосем – рой яму для себя." Не тот
зверь сохатый, чтобы позволить охотнику безнаказанно ходить за ним. Но
и Таши не из тех, кто испугается острых копыт. Значит, скоро лежать
лосю на снегу, истекая кровью, и волки будут пировать, пожирая то, что
оставил им охотник.
В меховой рукавице Уника согревала искусно вырезанный амулет:
маленькую круглую куколку. Куколка не простая, а с секретом: разнимешь
е„ на две половинки – внутри другая фигурка, поменьше. А в той –
совсем крошечная. Секрет прост: я в тебе, а во мне – наш реб„нок.
Будем вместе – никто нас тронуть не сможет, всякая беда отойд„т.
Семейный амулет: держи жена в кулаке, грей хорошенько, чтобы легче
было любимому, и удача про него не позабыла.
– Ну–ка, глянь, что это? – тревожно позвал Ромар.
Уника обернулась. Так же как и прежде бушевало море, исходя
бессильной яростью на тв„рдость земли. Но среди волн внезапно
обозначилась одна, превышающая вс„ прежде виданное. Ещ„ вдалеке, где
другие валы ходили пологими залитыми пеной холмами, она уже поднялась,
хищно изогнувшись, словно готовый к прыжку барс. Рядом с этой громадой
прежние волны показались мелкой рябью. Но и это ещ„ было не вс„.
Гребень волны расплескался вдруг, взорванный изнутри, и в воздух
взвилось что–то длинное и гибкое, похожее на безголовую и безглазую
змею. Но вот толщиной эта змея много превосходила самую старую иву, из
растущих на родном берегу. На самой оконечности змеи щерилась ж„лтыми
клыками пасть, и больше там не было ничего. Оседлав волну и плавно
изогнувшись, морской змей н„сся на верную гибель, к берегу, где
тв„рдые камни могли изжевать сколь угодно могучую плоть.
Это Кюлькас!.. – проорал старик в самое ухо Унике. – Бежим!
Уника не сдвинулась с места. Как зачарованная она глядела на
приближающегося владыку вод. Потом движением ставшим за последнее
время привычным, сняла с плеча лук.
Стрелой его не возьм„шь! – кричал старик. – Только погибнем зря!
Уходи! Если он кинется на скалы...
Кюлькас кинулся на скалы.
Это был удар, по сравнению с которым пущенная стрела показалась
нежней тополиной пушинки. Гора, только что шутя отбивавшая напор
океана, треснула снизу доверху, и ревущий водопад обрушился в
засыпанную снегом долину.
Уника, не удержавшись на ногах, упала и едва не скатилась вниз по
обледеневшей поверхности, но Ромар, пав на живот успел схватить е„
зубами за край шубы. Женщина и старик отползли в сторону от трещины,
там Уника поднялась и помогла подняться Ромару. Они едва успели
отбежать на несколько сот шагов, как новый удар чудовищной змеи,
обрушил скалу, на которой они недавно стояли. Морю был открыт путь в
низину.
Ревущая стихия мгновенно сносила деревья, камни, вс„, что
попадалась на е„ пути. Рана в теле земли была слишком широка, чтобы
хоть что–то могло противостоять хлынувшей в пролом воде.
– Там Таши! – закричала Уника, не слыша сама себя, и едва не
кинулась обратно, в бурлящий ад, из которого с таким трудом выбралась.
Где минуту назад темнел лес, вечный в сво„м спокойствии, теперь
крутился водоворот, несущий сломленные деревья, смытую землю,
животных, вс„ и всех, что оказалось в этот час внизу. И только адский
змей не замечал разбуженной стихии. Он метался на самой стремнине, где
водопад был особенно свиреп, но вода ничего не могла поделать с тем,
кто дал ей волю убивать.
Потом из морской бездны поднялась рука, словно брон„й окованная
бирюзово–голубой тускло мерцающей чешу„й. Это была не лапа, а именно
рука, по форме напоминающая обезьянью, с цепкими пальцами, привыкшими
хватать, но не делать. Рука легла на берег, сизые пальцы сжались,
отламывая кусок скалы с той же л„гкостью, с какой человек разламывает
кусок овечьего сыра. Камень, бесцельно отброшенный, упал в море и
остался лежать там, выпирая из воды как остров. Грохота не было слышно
среди всеобщего смятения.
Что ещ„ скрывалось под взбесившимися водами, было ли там несколько
чудовищ, или все эти части принадлежали одному монстру, Уника не
узнала. Ромар толкал е„, непрерывно подгоняя, и наконец, Уника
очнулась и побежала что есть сил, не оглядываясь и думая лишь об
одном: успел ли Таши выбраться на высокое место.
