* * *
Как вернулись к месту сбора, узнали радостную весть: нашлись люди
из верхнего селения, малой кровью вывел людей рачительный Сават, хотя
сам сгинул, до последнего прикрывая отход сородичей. Верховые жители
за эти дни успели присмотреть неплохое место для селения, где после
недавних пожаров лес был не столь непроглядным. Не нравилась степнякам
густая чащоба, где и неба толком не разглядишь.
Кроме того, вторая группа разведчиков привела к месту сбора ещ„
один отряд, который прив„л мастер Стакн. Четыреста человек разом
прибыло к Сборной горе! А там, глядишь, и ещ„ люди подтянутся. Это ли
не радость? Вот только горчила радость при мысли о том, что выходило в
путь двадцать три сотни, а до места добралось менее тысячи живых
людей.
Вместе с этим отрядом приш„л и слепой шаман Матхи. К Сборной горе
добрался на своих ногах, а дальше его уже несли. Матхи сл„г в горячке,
и никто, даже Ромар не мог утверждать за верное, поднимется он после
болезни или же останется род без шамана.
Пришедшие оставили у Сборной горы доглядчиков: встречать
припозднившихся, а сами пошли к новому лагерю, где верховые жители уже
начинали ставить городьбу. Иным могло показаться странным, что люди в
осеннюю пору не землянки стали рыть, не дома поднимать, а заботиться о
частоколе, но никто из родичей против не выступал. Без крепкой стены в
лесу казалось страшно. Никто не знает, чего ждать из угрюмой чащи, а
через городьбу и рузарх не вдруг прорв„тся. Так что надо стену
ставить, пока морозов нет и земля мягкая. А тем временем и в шалашах
укрыться можно, согреваясь боком соседа. Главное – не опасно жить, а
удобно – это уже потом.
Однако, вышло так, что и безопасности за новым частоколом люди не
нашли.
Таши с Уникой поставили себе отдельный невеликий шалашик чуть в
стороне от остальных. Что бы ни говорили покойный вождь и оба колдуна,
но люди на Унику посматривали косо. И уж тем более никто с молодой
парой в одном доме жить не станет. Люди вместе семьями живут, а Уника
теперь ни в какой семье.
Таши такое положение даже устраивало. Хоть и темно ночью в большом
общем доме, а вс„ неловко, когда в полушаге от тебя другая пара
возится. А в отдельном шалаше вдво„м с милой – рай да и только! Жаль,
что в первую же ночь счастье было отравлено. Таши приш„л с работ –
полный день рыл землю, стоймя вкапывая заостр„нные бр„вна – Уника
встретила его у костерка, разложенного перед входом, покормила скудным
ужином, а когда Таши сладко потянувшись, хотел войти в шалаш, Уника
встала в проходе и тв„рдо произнесла:
– Сегодня я тебя домой не пущу.
– А?.. – Таши ничего не понял.
– Сегодня вдовья ночь, – словно маленькому объяснила Уника.
Честно говоря, Таши и думать забыл, что бывает эта самая вдовья
ночь. Обычай вдовьей ночи был древний, но соблюдался неукоснительно.
Одну ночь в неделю женатые мужчины не имели права спать со своими
ж„нами. Всегда и всюду мужчины погибали первыми: от зубов и когтей, от
стрел и топоров. Чуть не половина женщин в роду были вдовами. Кому–то
из них удавалось найти нового мужа, но большинство так и оставались
одинокими. Возможно, потому строгий закон наказывал за кровосмешение
виновницу, а виновника снисходительно прощал. Мужская жизнь дороже
женской.
Рассказывали, что у иных народов один мужчина мог жить разом с
несколькими ж„нами, но в роду зубра такого не водилось. У всякого
человека – одна жена и вторично жениться можно только если овдовеешь.
А для того, чтобы бобылки и молодые вдовы не взбесились от бабского
одиночества, и чтобы дети у них продолжали рождаться, отдали предки
каждую седьмую ночь вдовам. Хочешь – не хочешь, а обязан в эту ночь
женатый человек супругу покинуть и идти под чужой кров. Те из
вдовушек, что попригожей, в такое время словно в девичестве, выбирать
могли, другие как милости ждали, что хоть на одну ночь пригреет е„
мужская рука. Но так или иначе, ломтик счастья получали все.
Чтобы в такую пору не творилось бессовестного блуда, вдовью ночь
следовало проводить только с теми женщинами, что из одной семьи с
родной женой. Правильный закон, против слова не скажешь. Вот только
Таши куда деваться, если Уника отныне ни к какой семье не принадлежит?
– Может, нас это теперь и вовсе не касается? – робко спросил Таши.
– Нет уж, – отрезала Уника. – Как закон говорит, так и поступим.
Нечего судьбу искушать, предков гневить. Второй раз перед родом
провинимся – больше не простят, – Уника вдруг улыбнулась беспомощно и
тихо произнесла: – Ничего, ведь это только на одну ночь. Завтра вместе
будем.
Таши вздохнул и, собрав оружие, пош„л к дозорному костру, решив в
следующий раз заранее проситься на такую ночь в караульные. Но и эта
ночь выдалась столь беспокойной, так что Таши хвалил себя за то, что
вышел из дому при оружии, а не просто присоседился в шалаш к
осиротевшим подросткам, которых теперь было в роду куда больше чем
живущих при родителях.
Приближался полуночный час, когда опрокидывается зв„здный ковш,
выливая на землю беспросветную тьму. Небо вызвездило к утреннему
заморозку. Караульные жались поближе к тлеющему костерку и не слишком
охотно обходили недостроенный частокол. Хотя, никто не спал – слушали
ночной лес, пытались понять его тайную жизнь. Вот птица крикнула,
резко, заунывно. Что е„ потревожило? И, вообще, что за птица?
Неведомо.
Три ночи тому назад, когда в ограде ещ„ зияли преизрядные бреши,
вот так же в час великой тьмы в полной тишине объявилось страшноватое
непойми что. Мелькнула белая тень, сверкнули в темноте два изумрудных
глаза, и отошедший на минуту караульщик – совсем ещ„ молодой парнишка,
упал обливаясь кровью. Был бы один – вовсе бы конец встретил. А так –
кинулись товарищи, и злой дух умчался, не завершив злодейства. Кто–то
рассказывал потом, будто расмотрел в свете факела бегущую по земле
птицу. Не диатриму, конечно, а что–то вроде неясыти, только ростом с
десятилетнего реб„нка. Наутро при свете удалось отыскать на земле
следы когтистых лап.
После этого случая люди долго судачили, радовались, что не может
диатрима вот так же в ночи носиться, слепнет, дур„ха, хуже тетери. Но
и с бегучей совой встретиться тоже не сладко было бы. Пикнуть не
успеешь, как располосуют тебя острые как игла когти. И вообще, много
опасностей лес скрывает, и все незнакомые. Вот опять птица крикнула,
на этот раз с другой стороны. Терех – охотник из Турановой семьи,
попробовал передразнить ночную крикунью и сам же засмеялся, когда
ничего не получилось.
– Ничего, – сказал он, – выучусь, как нужда припр„т. Таким манером
сигнал подавать удобно. Дергачом в чаще не покричишь, тут тебе не
степь, а эта красавица в самый раз ор„т: и слышно, и не тревожно. Вот,
скажем, захотел бы я на наш пос„лок ночью напасть и пош„л бы двумя
отрядами. Как отряд места достиг – крикнули ночной птахой, второй
отряд приготовился – второй раз крикнули, а после третьего сигнала
можно и нападать...
Неведомая птица крикнула в третий раз и в то же мгновение небо
прочертила сотня огненных полос.
В первую минуту никто не мог разобрать, что же происходит, и лишь
когда разом заполыхали чуть не все шалаши, люди поняли, что с неба
падают горящие стрелы. Прежде сыновьям зубра не приходилось
встречаться с таким оружием. Вместо острых наконечников у стрел были
оголовки из просмол„нного волокна. Как неведомые враги поджигали их,
Таши понять не мог. С той стороны не было видно ни костров, ни вообще
никакого огня, от которого можно было бы поджечь стрелу. Просто вдруг
в кустах объявлялся огон„к и тут же взвивался в воздух, чтобы упасть
на пересохшие крыши шалашей.
Люди с криком выскакивали из гибнущих жилищ, бросались под защиту
недостроенных стен. Запели первые ответные стрелы. Нападающие
немедленно прекратили бросать на пос„лок огонь и, оставшись в полной
темноте, начали методично обстреливать поселенцев, которых ярко
освещал огонь пожара.
Впрочем, за последние дни людям зубра было не привыкать к
неожиданным нападениям. Люди поспешно укрылись возле ограды, где
стрелы не могли достать их; наиболее опытные охотники быстро привели в
чувство заметавшихся и дружный залп вслепую по ближайшим кустам
показал нападающим, что так просто селение взять не удастся. Во всяком
случае, если не считать сгоревших шалашей, люди ещ„ не понесли
никакого ущерба.
– Не стрелять! – незнакомый голос громыхнул так, что все невольно
обернулись.
Посреди освещ„нного круга стоял мастер Стакн. В поднятой руке он
сжимал кусок камня, в котором все без труда признали навершие
нефритовой дубинки. Значит, не пропала сломанная святыня, а может,
даже часть своей силы сумела сохранить. Значит, ещ„ не окончательно
сгинул род, ещ„ походят по земле сыновья Лара!
А тихий Стакн, никогда в жизни не повышавший голоса, продолжал
греметь:
– Не стрелять! Это люди медведя, мы торговали с ними прежде и
можем договориться сейчас! Откройте ворота!
Неошкуренные бр„вная со скрипом сдвинулись в пазах, освободив
проход. Стакн вышел на освещ„нное место. Р„в зубра взбудоражил
окрестности.
С противовположной стороны было тихо, но и стрелы оттуда
прекратили лететь.
Подчиняясь внутреннему порыву, Таши выхватил из связки факел,
подпалил его у ближайшего огня и встал рядом с мастером так, чтобы тот
освещался своим светом, а не пламенем пожара. Шестым чувством Таши
ощущал взгляды лучников, готовых в любую минуту спустить тетиву.
Стакн вонзил в землю копь„, положил рядом нефритовый обломок и
неспешно пош„л к темнеющим кустам. Таши, подняв факел, ш„л следом. В
темноте тоже вспыхнул огонь, навстречу Стакну вышли две фигуры. Один –
молодой парень с факелом, второй – пожилой охотник, должно быть, вождь
нападавших.
– Вы вторглись на наши земли... – немедленно начал говорить
вышедший навстречу старик.
Таши не слишком хорошо разбирал язык потомков медведя, но о ч„м
речь ид„т – понял. Не пропали даром Ромаровы уроки, что старик давал в
прошлом году, когда они вдво„м бродили не так далеко отсюда.
– Мы будем говорить стоя, или в память о былой дружбе разожж„м
двойной огонь? – вежливо спросил Стакн.
Мгновение сын медведя молчал, потом произн„с:
Мы разожж„м двойной огонь. Пусть ваши люди готовят свой кост„р. Мы
пока не будем стрелять.
Стакн вернулся к землянкам, вздохнул, окинув взглядом ждущие лица,
и сказал:
– Будем жечь двойной огонь.
– Вот и хорошо, – согласился Ромар.
Мугон отдал короткие распоряжения своим подручным и те, отложив
оружие, побежали по лагерю, собирать случайно уцелевшие от огня запасы
хвороста, приготовленные для очагов. Что делать, посреди леса
приходится выходить на переговоры со своими дровами.
В скором времени на прогалине между недал„кими зарослями и на
скорую руку поставленной городьбой загорелись два костра. Они были
разложены так близко, что языки пламени смешивались, поднимаясь в небо
единым столбом, но на земле дрова и уголь лежали порознь, и двое
молодых парней специально следили, чтобы свой уголь не откатился
соседу, и от него чтобы не затесалась шальная веточка.
Затем с двух сторон к огню двинулись высокие договаривающиеся
стороны. От детей зубра вышли Стакн, Ромар и Мугон. Матхи, которому
было бы здесь самое место, по–прежнему лежал в горячке, душа его
бродила в иных мирах и не слышала обращ„нных к ней слов. С другой
стороны подошли двое пожилых воинов и колдун, одетый в шкуру медведя,
снятую со зверя целиком, вместе с частью черепа, так что оскаленные
зубы нависали над разрисованным охрой лицом.
Те и другие присели возле огня на пятки, каждый протянул руки к
своему огню, погрузил ладони в пламя, омыл им лицо, чтобы не осталось
в душе мелких незначащих мыслей. Ромар, который не мог совершить обряд
как следует, встал на колени и опустил в огонь лицо, так что и без
того негустая борода затрещала, свиваясь мелкими колечками.
Теперь можно было говорить.
– Вы вторглись на наши земли, – утверждающе произн„с старший из
медведей, тот самый, что выходил навстречу Стакну.
– Мы и прежде приходили сюда, – возразил Стакн, – и никто из ваших
людей в те времена не восставал против этого.
– Прежде вы хотели торговать, а сейчас явились всем родом. Это
наша земля, никто чужой не будет жить здесь.
Ромар вздохнул, собираясь заговорить, но и Стакн, многократно
ходивший в эти края менять свои изделия на лесные товары, не хуже
колдуна знал, как следует говорить в такие минуты.
– Люди зубра прежде не воевали с жителями лесов, – сказал он. – Не
хотим мы войны и сейчас. Мы часто встречались с вами здесь, хотя и не
знали, что вы считаете эти земли своими. Мы приносили вам кремень,
морские раковины, хлеб и волшебную киноварь. Вы давали нам кость
мамонта, шкуры песцов и чернобурой лисы, сладкий лесной м„д и пахучую
бобровую струю. Обмен всегда был честным, нам незачем обижаться друг
на друга. Так?
– Вы пришли на наши земли, – казалось вождь лесовиков не знает
других слов и потому упрямо повторяет одно и то же.
– Люди зубра не собираются всегда жить в лесу, – произн„с Мугон, –
Когда кончится засуха, мы верн„мся в свои края. Нам надо всего–лишь
перезимовать у вас, а потом мы уйд„м.
– Вы уйд„те немедленно или мы станем сражаться с вами и убь„м вас
всех до последнего. Наши воины бесстрашны, наши луки бьют без промаха,
наши копья тяжелы, а руки не знают усталости...
Стакн дослушал до конца напыщенную тираду, которая, видимо, должна
была устрашить пришельцев и показать им непобедимость хозяев, а потом
миролюбиво заметил:
– Наши воины тоже не слабы, к тому же, людей зубра и сейчас больше
чем жителей леса. Но мы не воевали с вами в прежние времена, не хотим
воевать и ныне. Нам безразлично, где переждать зиму. Но, в таком
случае, покажите нам свободные земли.
– Или вы думаете, мы не знаем, где находятся лесные оз„ра? –
непонятно спросил Ромар. – А пользоваться огненными стрелами вы нас
уже научили. Не стоит поджигать дом соседа, когда у самого крыша крыта
бер„стой.
– Вас согнала с привычных мест не засуха, а жалкие чужинцы,
которые ещ„ слабей большеглазых карликов. Поэтому не хвались своей
силой, – вождь медведей неприятно усмехнулся. – Но тебе я отвечу: на
запад отсюда до самых бескрайних болот все земли свободны. Если там и
есть человеческие племена, то они ничтожны и даже вы легко перебь„те
их. Можете, если угодно, бежать туда. Только помните, что там обитают
большеглазые, которых вы так боитесь.
– Мы не страшимся никого. Когда наши разведчики разузнают, что за
земли лежат на закате, мы собер„мся и пойд„м в те края.
– Вы уйд„те немедленно.
– Медведь недаром слыв„т мудрым зверем, – Стакн говорил как ни в
ч„м ни бывало, лишь медленно падающие слова и отсутствие привычного
такания показывали, как тщательно он обдумывает каждую фразу. –
Вспомните, люди, ваш предок нападает на других зверей только когда он
очень голоден или если кто–то обидит его детей. Но ведь никто из детей
медведя ещ„ не погиб?
– Наши воины все целы.
– Наши люди тоже. Так стоит ли ради нескольких дней, что
потребуются нам для разведки новых мест и сборов, убивать собственных
сыновей. Или у тебя нет семьи, вождь?
Вождь лесовиков хотел ответить резким словом, уже щ„ки раздул, но
тут к нему наклонился шаман в медвежьей шкуре и шепнул что–то на
тайном языке. Стакн не разобрал слов, но по еле заметной усмешке
Ромара догадался, что тот расслышал и понял сказанное, и что совет
шамана как холодной водой плеснул в распал„нную душу вождя.
– Так и быть, я согласен, – промолвил вождь. – Мы дадим вам время.
Сколько именно – это другой вопрос. Но пока мы будем его обсуждать,
колдуны пусть отойдут в сторону. А то слишком много волшбы сплелось
вокруг этих огней.
Ромар и колдун лесовиков поднялись, молча отошли в сторону и
присели друг напротив друга, приняв прежние позы. Колдун медведей был
ещ„ совсем молод, даже оскаленные зубы, нависающие надо лбом не могли
придать ему грозного вида.
– Я рад, что среди медведей есть мудрые люди, – сказал Ромар, – но
сумеешь ли ты на таком расстоянии успокаивать своего вождя?
– Я достану его за три пол„та стрелы, – ответил юноша.
Некоторое время колдуны молчали, пристально разглядывая друг
друга, потом молодой спросил:
– Мне интересно знать, зачем вы отрубаете вашим колдунам руки? Я
много гадал об этом, но ответа не получил. Ведь безрукий колдун не
становится ни сильнее, ни мудрей. Но вс„–таки, вы это делаете. Не
первый раз наши роды жгут двойной огонь на лесных полянах, но каждый
раз среди людей зубра сидит безрукий волшебник. Ещ„ наши прадеды
удивлялись этому.
– Я понимаю тебя, – важно сказал Ромар, – но и ты пойми меня и не
сердись, не услышав ответа. Я ведь не спрашиваю, зачем у тебя шрам на
лбу. И мне неведомо, правда ли, что его вырезают когтем живого
медведя, чтобы шаман мог черпать силу не только у предков, но и у
всего медвежьего племени.
– Откуда ты это знаешь? – вскричал медвежий маг, вскочив на ноги.
– Это великая тайна!
– Я этого не знаю, – пряча улыбку произн„с Ромар, – и ни о ч„м не
спрашиваю. Не спрашивай и ты.
Четверть часа прошло в молчании, колдуны каждый на свой манер
прислушивались к тому, что творится у костра. Потом Ромар произн„с
вполголоса:
– Кажется, они договорились.
– Войны не будет, – согласился молодой колдун. – Жаль, что не
будет и дружбы. Храбрый Пурх напрасно хвалился нашей силой, сейчас не
такое время, чтобы люди враждовали между собой. У вас засуха, а здесь
вс„ лето не утихали дожди. Большеглазые вампиры выползли из своих
дебрей и снова кружат возле селений. Близятся большие беды, с которыми
не совладать в одиночку.
– Ничего, – ответил Ромар. – Времена меняются.
Охотники у двойного огня поднялись на ноги. Кто–то махнул
колдунам, чтобы они приблизились.
– Пусть слышат и колдуны, – важно произн„с Пурх. – Мы да„м вам на
сборы срок две седьмицы. Более того, взамен сгоревших мы подарим вам
шкуры лесных зверей, чтобы вы могли прикрыть наготу. Но потом вы
уйд„те с наших земель и будете появляться здесь только с товарами и на
краткое время. Все слышали мой приговор?
– Да, вождь, – ответил молодой колдун.
Парни отгребали угли костров каждый в свою сторону и по
отдельности затаптывали их.
– Что сказал этому упрямцу его шаман? – спросил Стакн, когда они
подходили к незаконченной городьбе.
– Он сказал сущую истину, – улыбнулся Ромар. – «Как медведь на
охотника поп„р, тут ему и на рогатине сидеть».
