Глава 5
Встреча это не проводы, после битвы молчать не обязательно. Войско
вернулось – крика на весь день было. Женщины, встретившие из похода
мужей и сыновей, рыдали от счастья, не встретившие – выли от горя.
Ромар, Матхи и старухи–целительницы, позабыв про былую вражду,
трудились, не покладая рук (хотя у Ромара рук–то как раз и не было),
пытаясь спасти хоть кого–то из раненых, которых не бросили даже попав
под внезапный диатричий натиск. Конечно, выходить удалось бы больше –
не устрой Бойша дн„вку в балке. Правда, тогда не вернулось бы домой
вс„ войско...
Последняя схватка с диатритами унесла четыре десятка жизней –
больше половины того, что потеряли за весь ночной бой. Треть войска
легла костьми, а враг по–прежнему стоял у самой городьбы... Вот почему
мрачен был Бойша, когда начали, по давнему обычаю, славить
вернувшегося с победой вождя... Да и то, какая это победа, коли
погибших не сумели похоронить по–человечески, бросили во время
бегства. Только Свиоловы сыновья дотащили до городьбы тело брата.
Остальные лежали у самых стен, на виду у людей, и лучники не жалели
припаса, отгоняя шустрых карликов, жаждущих полакомиться человечиной.
Злобные малютки потеряли троих смельчаков и ещ„ одной диатриме
вышибло стрелой глаз, но вс„ же несколько м„ртвых тел было утащено в
сторону и теперь изголодавшиеся карлики, собравшись кружком, пожирали
их на глазах у стонущей родни погибших.
Такого люди не прощали никому. Ч„рная ненависть сгущалась над
округой, грозя разразиться новыми сражениями.
Таши в это время у городьбы не было. Очутившись дома, он первым
делом отыскал Ромара. Не терпелось расспросить – как Уника? Однако
безрукий старик только досадливо д„рнул обрубком плеча. Вместе с
бабами он ворожил над раненым Рутко; парню разворотило бок, крови
много вытекло, но ежели сейчас вс„ порядком справить, то
выкарабкается...
– Ничего с твоей Уникой не сделалось. Как сидела в Отшибной
землянке, так и сидит. Потом поговорим! Видишь, у меня дел
невпроворот...
Таши понурился и отош„л. Верно... вс„ верно, Ромар должен увечных
пользовать, тут не до разговоров... да только вс„ равно обидно.
Мнилось – вести принес„нные важней всего. Право же, глупо, совсем
по–мальчишески – не терпится, чтобы похвалили...
Мало–помалу суета и крики стихали. На поле перед городьбой
остались только м„ртвые – заплатив за угощение собственными жизнями,
диатриты больше за страшным лакомством не совались.
Стряпухи уже во–всю орудовали над котлами – накормить вернувшихся
молодых воинов; семейные давно сидели у своих очагов. Один Таши не
находил покоя: ноги сами понесли его к Отшибной землянке.
Долго кружил Таши вокруг землянки – никак не получалось выбрать
минуту, чтобы подобраться поближе, вс„ время кого–то Хурак тащил мимо
невесть зачем. Но вот вроде бы все убрались, даже вездесущие
ребятишки.
И тут на Таши напала незнакомая прежде робость. Не так–то просто
запретом пренебречь, ослушаться решения всего рода. Занавешенный
шкурой вход в землянку манил и в то же время отталкивал. Ведь если
застанут тебя за разговором с той, что между живыми и м„ртвыми, беды
точно не обер„шься. Хотя, по нынешним делам... каждый воин на счету, с
диатритами драться надобно, а не замшелые обряды справлять. А ну как
не на пустом месте обычай стоит и от твоих дел всем худо станет? Но
ведь Уника там одна, и что бы род ни приговаривал – живая она. Тоскует
наверное, скучает, волнуется...
И Таши решительным шагом двинулся к землянке.
Хотел окликнуть любимую и не мог горло – сдавило. И слова все
куда–то запропали, так что только и сумел выдавить:
– Уника!.. – и снова: – Уника!
За занавесом послышался шум, словно бы даже упало что–то, а потом
раздался знакомый голос:
– Таши!.. живой!.. живой...
– Уника... – беспомощно выдавил Таши.
Уника громко всхлипнула, но через мгновение справилась со слезами
и немедленно напустилась на Таши:
– Ты зачем приш„л? Зачем со мной говоришь? Хочешь, чтобы тебя
вовсе из рода изгнали?! Вс„, что надо, мне Ромар втайне скажет, так,
что другие и не увидят и не услышат. Ну–ка, быстро отсюда! И чтобы не
видела тебя я здесь!.. Ишь, чего выдумал!..
– Уника... – попытался вставить слово Таши, да только куда там!
Девчонку разве переспоришь... Так и пришлось уйти ни с чем.
Позже, когда воины, вернувшиеся из похода, утолили первый голод и
все как один завалились отсыпаться за прошлые дни, Ромар сам наш„л
Таши. И сразу же напустился ещ„ почище Уники.
– Ты что ж вытворяешь, еловая голова? Ты, что, сам решил Унику на
смерть отвести? Или, думаешь, врагов у тебя мало? Да Тейко со Свиолом
только и ждут, чтобы тебе в горло вцепиться. Ты у них – словно бельмо
на глазу. И коли тебя возле Отшибной землянки увидят – жди беды. Не
для себя жди, – что с тебя, дурака, взять! – а для не„. Так что и ноги
твоей чтобы там не было! Унике я сам все твои слова перескажу, не
сомневайся.
В этом Таши как раз и сомневался. Как тайные, сердечные слова, что
только меж двумя говорить и можно – третьему поверять? Даже если
третий – Ромар, который больше чем отец, – а вс„ равно промолчишь. Так
как–то лучше.
– Передай... что жив я, цел, не ранен... Что про не„ думаю... –
выдавил Таши.
– Вот и хорошо. Большего ей сейчас и не надо. Ни к чему е„
диатритами пугать. Она ими и без того напугана. Слыхал, что здесь
приключилось?
– Нет.
– Ну так поспрашай у Латы, я ей велел рассказать. А с Уникой, чтоб
ни полслова! Ей о реб„нке думать надо. Ну, ладно, хватит о ней,
рассказывай, что в походе видел...
