* * *
Повесив на плечо лук и взяв в свободную руку птичье копьецо, Таши
пош„л к обрыву, пологому в этом месте и отстоящему далеко от воды.
Старик и Уника двинулись следом.
Земля в этих краях была вполне и давно обжита и принадлежала
одному роду. Наверху по выгоревшей от нещадной жары траве бродили
овцы, пара лохматых собак, высунув языки лежали возле тернового куста.
Очевидно они притомились, сбивая в кучу стадо, потому что солнце было
ещ„ низко. Настоящая жара прид„т не скоро, да и не бывает настоящей
жары в августе. Обычно при стаде находились двое–трое мальчишек, на
сейчас их не было видно, кабы не на отмель умотали – раков ловить.
Ещ„ дальше лежали поля: делянки, поднятые мотыгой из камня или
оленьего рога. Урожай в этом году ожидался невеликий, ячмень плохо
выколосился, примученный засухой. Но вс„ равно, хлеб – большая
подмога, весна каждое з„рнышко подбер„т. А те роды – людские и
чужинские – что пахоты не знают, по весне мрут как мухи. От хлеба свои
люди и силу имеют: род держит землю на много дней пути в любую
сторону. На юге – до самого края земли, до горького лимана, на севере
– покуда преграду не положит лес, где человек по доброй воле жить не
станет. А на закате и востоке угодья ограничивают две реки: Великая и
Белоструйная. За реками тоже люди живут, но род у них другой. С одними
людьми дружба, с другими вражда, но вражда обычная, от человеческих
причин. Вот чужие – иное дело. Бывает, они из леса приходят, а то
накатываются из–за Великой Реки, настоящих людей там немного, вот и
балуются чужинцы. Особенно Согнутые – это давний враг. А теперь ещ„
какие–то нашлись – мелкие. Хорошо, что вовремя их углядели, у старого
Ромара глаз, как у кречета, даром что вздыхает, жалуясь на слепоту,
должно быть это предки подарили ему как плату за увечье, а то пропал
бы старик и без рук, и без глаз. Никакое волшебство не выручило бы.
Род жил в четыр„х больших пос„лках, поставленных там, где была
лучшая земля и всего богаче ловилась рыба. Охотой всех родичей было бы
не прокормить, а рыбе в реке нет перевода.
Сразу за пажитями путников встретила городьба, составленная из
тяж„лых дубовых плах, вкопанных стоймя, вверх заточенными и
обожж„нными остриями. За оградой располагалось селение, самое большое
из четыр„х.
Вход был перегорожен уложенными в пазы пряслами – не от человека
ограда, а просто для порядка, чтобы спокойней было. Зимой случалось по
льду переходили с того берега орды чужих и тогда сородичи закрывали
вход щитами и из–за стен били пришельцев из луков. Чужие луков не
знают, оружие у них самое пустячное: камни, дубины, редко у каких
родов бывают костяные пики или ременное боло, с каким ходят бить
онагров, лошадей и джейранов. Настоящего оружия чужие не выдерживают и
откатываются искать себе иной добычи.
Дома в селении круглые, частью вкопаны в землю. Из–под крыш
тянутся дымки: едят люди общее, а варит каждая семья себе отдельно. А
то и не придумаешь, в ч„м на такую толпу готовить? И какой очаг для
этого дела нужен?
Таши, Уника и безрукий Ромар шли в самый центр селения, где рядом
стояли дом вождя и жилище шамана. Там же была и площадь, на которой, в
случае нужды, собирались охотники. Путников заметили, но особого
значения их появлению не придали. Мало ли по какому делу люди идут?
Хотя и Ромара, и Таши знали все, а многие ненавидели и боялись.
Боялись Ромара, а ненавидели Таши.
Таши шагал через селение с независимым видом. С тех самых пор, как
он узнал о своей исключительности, он слишком хорошо привык так
ходить. Раньше люди полагаясь на Ромара, считали его настоящим
человеком, а последний год, когда Таши вдруг рванул и обош„л в росте
не только одногодков, но и почти всех взрослых охотников, народ
уверился, что дело нечисто. И хотя истину может открыть лишь
испытание, до которого ещ„ два месяца ждать, но люди за верное держат,
что испытание лишь время оттягивает, а на самом деле Таши не человек,
а ублюдок, страшный мангас, и чем скорее его прикончить, тем лучше
будет. Заодно и на Ромара смотрели косо: ведь это он убедил сородичей
оставить жизнь младенцу, рожд„нному от неведомого отца.
Прошлой осенью охотники уже заводили разговор о Таши, но вождь
прикрикнул на смутьянов и приказал, чтобы обидного слова никто не смел
говорить. Чем род держаться станет, если свои же законы похерит? Но
Таши знал, что разговоры за мазаными глиной стенами не стихли. И то
как поспешно мать дала подзатыльник не в меру ретивому мальцу,
вздумавшему крикнуть вслед Таши запретное оскорбление, лишь вернее
показало юноше, о ч„м судачат сородичи.
Жилище вождя заметно отличалось от остальных домов. Случалось,
Бойша созывал на совет полсотни мужчин, и всем находилось место у его
очага. Шаман Матхи, напротив, жил в землянке, больше напоминавшей
нору. Этого тоже требовал обычай. Если прочие дома стояли на
деревянных столбах, и уходили в землю совсем немного, до слоя плотной
глины, то землянка колдуна была врыта в почву словно погреб, а
перекрытиями у нее служили кости мамонта. Мамонтов в округе никто не
встречал уже много лет, и когда сородичи поправляли дом колдуна, то
материал приходилось покупать у северных соседей.
Путники подошли к дому Бойши, Ромар кивнул, и Таши решительно
постучал по опорному бревну. Откинулся полог, на пороге появился
заспанный Туна – брат вождя. Был Туна огромен, сил„н, непроходимо глуп
и на редкость благодушен. Старшего брата он боготворил и готов был на
что угодно по единому его знаку. Впрочем, Бойша умел не пользоваться
силой брата в открытую, за что его особо уважали сородичи.
– Вождя позови, – коротко сказал Ромар.
– Так его нету. На низ пош„л, выкухоль смотреть. Люди с запада
обещали за выкухоль киноварь дать. Он и пош„л. А я остался, мне мелкие
звери не интересно. Вот ночью я поле караулил, так на ячмень кони
приблудились – целый табун. Я одному спину сломал – это было весело.
Женщины сейчас мясо разделывают. Вечером приходите, пировать станем.
– Спасибо за приглашение, – остановил богатыря Ромар, – но сейчас,
вс„–таки, надо найти Бойшу. Чужие объявились.
– Понял, – сонливость разом слетела с лица Туны. Он скрылся в доме
и почти сразу появился оттуда с луком и боевым топором. – Кто хоть
объявился? Согнутые?
– Нет, – Ромар покачал головой. – Новые какие–то. Прежде таких не
бывало.
– Эх... – посочувствовал Туна, поправил за спиной пустую котомку и
быстро направился к воротам. – Часа через два ждите! – крикнул он. – Я
быстро!
К тому времени, как запыхавшийся Бойша прибежал в селение, тело
карлика было уже принесено и уложено на камнях близ столпа рода, а на
площади собрались главы семей, оказавшиеся в этот момент поблизости.
Кроме того, Ромар послал полтора десятка молодых парней с луками,
прочесать прибрежные камыши на изрядное расстояние в обе стороны от
пос„лка. Это не было самоуправством, Ромар, как старейший мужчина
рода, мог распоряжаться в отсутствие вождя. Да и новость, им
принес„нная, была слишком нехороша.
Охотники один за другим подходили к распластанному телу, отгибая
веко, глядели в слепо белеющий глаз с узкой щелью зрачка; качали
головами, взвешивали на руке пику, удивляясь л„гкой упругости птичьей
кости. До сих пор никто из людей не видывал ни такого существа, ни
подобного оружия. Робкое предположение, что карлик – всего лишь
случайный урод, и такого народа нет вообще – тут же было отвергнуто.
Ведь тогда он был бы вооруж„н чем–то знакомым.
Стакн – лучший умелец рода, особенно долго разглядывал костяной
дротик, затем произн„с:
– Плохо заточено. Это не настоящие люди, они бы сделали как надо,
– Стакн замолчал и добавил мечтательно: – На стрелы бы такую кость
пустить, она щепиться должна ровно, цены бы таким стрелам не было...
Договорить ему не удалось, на площади появился Бойша.
Не был Бойша ни самым грозным воином, ни самым исхитрившимся
охотником, ни лучшим из волшебников, ни даже, мудрейшим из мужей
совета. Всякое дело удавалось ему хорошо, но в каждом деле находился
мастер, превосходивший умением Бойшу. Но зато Бойша умел выслушать
каждого, а потом, когда решение принято, мог заставить других
слушаться. Это и делало его вожд„м и главой рода.
Коротким жестом Бойша остановил бесцельные разговоры и приказал
рассказывать сначала Унике, потом Таши. Ромар во время рассказа хранил
молчание, понимая, что его слово значит слишком много и может исказить
мнение младших.
– Так было? – спросил наконец вождь.
– Так.
– Что скажете, воины? – Бойша обв„л взглядом собравшихся. – Что
делать станем?
Некоторое время старейшины степенно молчали, потом Туран, пожилой
охотник из низового селения, произн„с:
– Нечего тут делать. За рекой много всякой пакости бродит, что ж,
из–за каждого караул кричать? Подстрелили ползуна – и ладно. Опять
поползут – снова подстрелим. А в открытую они не сунутся, куда им,
худосочным, против нас. Рыбаков, конечно, оповестим, охотников, само
собой, а больше ничего не нужно. Это ещ„ не беда, это полбеды.
– Настоящим человеком он быть не может? – скорее для порядка
спросил Бойша. – Оружие у него незнакомое, у чужих такого нет.
– Заточено плохо, – как бы сам себе возразил Стакн.
– Куда ему в человеки... – прогудел кто–то.
– Хочу сказать я, – раздельно произн„с Ромар.
Ромар издавна был известен слишком большой терпимостью, всякое
существо он склонен был считать человеком. В песнях, которые вечерами
пели познавший душу камня Стакн и другие мужчины, стариково имя часто
встречалось рядом с именем Пакса – дальнего предка, который сдружил
род зубра с чернокожими. Тогда точно так же воины собрались на совет,
и все видели в пришельцах чужаков, лишь Пакс и молодой в ту пору Ромар
считали иначе. Они оказались правы, и в результате у рода стало одним
врагом меньше. Теперь все ждали слова безрукого, одни заранее доверяя
старцу, другие столь же предвзято считая, что Ромар в любом случае
примет сторону пришельцев и назов„т их своими.
– Это чужой, – тв„рдо сказал Ромар. – В том нет никакого сомнения.
Я могу ошибиться, принимая чужака за своего, но если я говорю – чужой,
то он чужой и есть. В конце концов, я видел его живым, хотя и недолго.
У него не наши повадки. Но они не просто чужие, это что–то куда
худшее. С этой мелкотой нельзя договариваться, горные великаны лучше
поймут нас и верней сдержат слово. Я побаиваюсь, что это вовсе не
люди, что они сродни большеглазым...
Кто–то из охотников скептически хмыкнул, а Бойша резко спросил:
– Ты уверен?
Ромар, д„рнув плечом, шагнул к телу убитого, толчком ноги
перевернул его лицом вниз.
– Да, он похож на человека, он безволос, у него маленькие глаза
хотя и с чужим зрачком, и нет хвоста. Но взгляните на суставы, на то,
как изогнут хреб„т. У человека так не бывает. Кроме того, посмотрите
на зубы – у него нет клыков. Общая мать породила этот род и род
большеглазых.
– В этом ты тоже уверен? – строго переспросил Бойша.
– Когда имеешь дело с большеглазыми, трудно быть уверенным.
– Судя по коже, – Бойша ронял слова медленно и веско, – этот
человечек родился в краю высокого солнца, и значит, его род движется
на полночь. А там живут карлики. Ты считаешь, эти два рода могут
скреститься?
– Нет, не считаю, – сухо ответил Ромар, – но мы обязаны быть
готовы и к такому.
– Представляю, какие жуткие мангасы родятся от этих коротышек! –
осклабился могучий, но недал„кий разумом Туна.
– Они будут достаточно страшны, чтобы мне не хотелось их видеть, –
остановил брата вождь.
Чужинец лежал у ног охотников, рана на спине запеклась и казалась
не глубже простой ссадины, короткие ноги поджаты к животу, спина
изогнута крутой дугой. Казалось, убитый жив и сейчас готовится
прыгнуть.
Вождь принял решение.
– Мы не будем разговаривать с ними, – сказал он. – Они чужие и
должны исчезнуть. Но на тот берег мы за ними тоже не пойд„м, будем
зорче следить за рекой. Скажите всем, чтобы не ходили в одиночку,
детей из селения без присмотра не выпускать, – Бойша громко вздохнул и
добавил: – – Избаловались люди. Слишком долго было хорошо. Бойша
помолчал, ещ„ раз подкинул на руке невесомый дротик, потом протянул
его Таши: – Тво„.
Кое–кто из воинов недовольно поджал губы, но ничего не сказал –
всякому ясно, что оружие убитого врага должно достаться победителю. А
что досталось небывалое копьецо мальчишке, так сами виноваты: где вы
были, когда противник полз на берег? Парню, конечно, не время ходить с
пикой, так оружие есть не просит, долежит да осени, а там уж – как
скажут предки.
– Что с этим станем делать? – вождь ткнул убитого чужинца.
– Отдать духу кремня, – подал голос шаман. – Отнес„м на каменные
россыпи и сожж„м. Только так, чтобы ни единой кости не осталось. Тогда
его род ослабнет, а главное – не узнает, кто взял у них воина, и будет
думать на камни.
– Хорошо, – согласился вождь, – делай так. И последнее. Вот вы, –
вождь вышел из круга старейшин и быстро отобрал пятерых охотников
помоложе, – ступайте на берег, пройдитесь камышами, гляньте, нет ли
там ещ„ каких гостей. Тейко будет старшим. И Таши пусть с вами сходит,
покажет, что к чему.
Ничего особенного Таши показывать не пришлось. Чужинец явно не
умел ходить в камышах, просеку он проломил такую, что с закрытыми
глазами пройти можно. Больше человеческих следов в зарослях не было.
Посовещавшись, охотники решили сплавать на тот берег, откуда, судя по
следам, приплыл лазутчик. Вообще–то на тот берег Бойша ходить не
велел, земли там чужие, может случиться всякое, но следопытов одолел
задор.
Обычно Великую реку не просто переплыть, но в этом году вода
стояла на редкость низко, далеко отойдя от обрыва и чуть не на сотню
шагов оголив пологий берег. Доплыли единым духом, но и на степном
берегу никого не отыскали. След, однако, сумели взять и по нему вышли
к одной из укромных балок, где, видать, и стояла чужинская орда.
Никаких следов человеческой жизни на земле не было: ни кострища, ни
оброненной вещицы – только отпечатки узких лапок, больше похожих на
ладонь, чем на ступню, а поверх и рядом с ними – трилистники птичьих
следов. Следы были бы похожи на журавлиные, если бы не размеры –
увенчанные когтями пальцы в локоть длиной вспарывали землю как не
всякий пахарь сохатым рогом управится.
Парни молча переглянулись и, не мешкая, поспешили к берегу. Шли
сторожко, держа оружие наизготовку, но так и не видели ни единой живой
души. Степь молчала, пристально и недобро глядя в спины уходящим.
