їцарь, Царевич, Король, Королевич... - Ю.Буркин - Книжная Полка

Глава вторая, в которой меня выручает
чернильница.
(Рассказывает Костя.)

Вообще–то, оказывается, мухой быть не так уж плохо. Помню книжку «Баранкин, будь человеком», там пацан то в муравья превра щается, то в воробья, и везде его разные сложности и опасности подстерегают. У муравьев, там вообще, вкалывать надо в поте ли ца... Ничего подобного! Когда я стал мухой, никаких сложностей не было. Летишь себе по небу, жужжишь. Есть захотел, спустился, а там ВСЕ СЪЕДОБНОЕ. (Есть, кстати, хотелось почти все время, видно мухи – существа очень прожорливые.) Воробьи – тупые, уйти от них – де лать нечего. А если на какой–нибудь базарчик залетишь, то там во обще класс: мух не бьют, только отмахиваются, а птицы подлетать боятся.

А знаете, как муха видит, какие краски?! Если б муха челове ком обернулась, она бы, наверное, художником стала. А запахи какие муха чувствует! А вкусы!

Короче, не жизнь, малина. Если бы только не человеческий ра зум, который все пилит и пилит: «И что, вот так – мухой – ты всю жизнь прожить и собираешься? А она, между прочим, не такая уж длинная: зима нагрянет, и хана..." Мои насекомые инстинкты пыта лись сопротивляться, мол, не ДОЛГО жить главное, а КРАСИВО. Мол, вот отложу личинок, и жизнь моя в них продолжится... Но тут же вскипал ЧЕЛОВЕК: «Личинок?! Да ты сам–то соображаешь, о чем дума ешь?! Личинок...»

Человек, само–собой, победил, и я принялся обдумывать пути обратного превращения. Да к тому же ведь чертов Кащей не только в муху меня превратил, но еще и в мир Шерлока Холмса загнал. В этом я без труда убедился: кэбы, клубы, полисмены, джентельмены... Вот и решил я прежде всего найти великого сыщика и связаться с ним.

Я все это так рассказываю, как будто ничуть не унывал. На са мом–то деле время от времени я впадал в форменное отчаяние. Осо бенно ночью. Англия, она и в Африке Англия. Когда под утро на Лон дон падает туман, мухам приходится туго. В первую ночь я спасся в газовом фонаре, в сквере. Там было сухо и тепло. Но отражатель в нем был скользкий и покатый, а я еще не научился спать, удержива ясь присосками на лапах; поэтому всю ночь не сомкнул глаз. А если бы уснул, сразу скатился бы в огонь.

И всякие другие были неудобства. С той же едой, например. Чувствую своим мушиным носом благоухание, аж слюнки текут, а гля ну, что это так пахнет, меня с души моей человеческой воротит... Другими словами, были в моем положении и минусы. Но не буду вда ваться в эти подробности, тут можно сто лет говорить, а по сущест ву – ничего.

Так вот. Я решил искать Холмса. И вспомнил, что по книжке проживает он на Бэйкер–стрит. Но как найти эту улицу? Не долго ду мая, я принялся кружить над тротуарами, пытаясь прочесть названия улиц на домах.

Если бы надписи были сделаны на английском, я бы очень пожа лел, что лучше знаю древнеегипетский. Но «Волк–стрит», «Эбби ро уд», «Грин парк» и тому подобное было написано русскими буквами, так что в этом я затруднений не испытывал.

Пару раз я подлетал к своим насекомым собратьям, желая попы таться войти с ними в контакт. Ведь что мы – люди – знаем о му хах?! Возможно, думал я, нет на свете существ мудрее, просто мы не способны понять это... Ни фига. Тупее я в жизни никого не встре чал. Когда я пытался заводить с ними беседы, они или шарахались от меня, как от чумного, или проявляли интерес совсем иного характера (самки). В последнем случае я смывался как можно быстрее: не хоте лось бы начинать свой опыт общения с женщинами с мух.

Весь следующий день я промотался по Лондону, но так ничего похожего на Бэйкер–сирит и не нашел. А под вечер со мной произошла вот какая история.

Вечер этот застал меня далеко от центра города. Хотя район был чистенький и явно не самый бедный, и на каждом углу тут горели фонари, я решил избрать какое–нибудь иное место ночлега. Я ведь практически не спал всю прошлую ночь, и теперь буквально валился с ног. Если бы я снова забрался в фонарь, я бы неминуемо изжарился.

И вот, не долго думая, я влетел в первую попавшуюся форточку и протиснулся в щель между рамой и натянутой от нас – мух – сет кой.

Я огляделся. Комната была обставлена само–собой старомодно, но опрятно: вся мебель какая–то витиеватая, везде салфеточки, по душечки, маленькие полочки с расписными вазочками... Из соседней комнаты слышалась музыка. Музыка, между прочим, знакомая – «Турец кий марш» Моцарта. Мы его на уроках эстетики в школе проходили. Сейчас кто–то играл его слишком медленно и довольно неумело.

Я порадовался, что в комнате никого нет: можно спокойно по дыскать местечко, куда спрятаться и переночевать. Но прежде чем сделать это, я пару раз пробежался по стенам и потолку; я просто балдел от этой своей способности и не удержался, пока в комнате пусто. А зря. Потому что музыка внезапно смолкла, и за дверью пос лышались легкие шаги.

Я метнулся к подоконнику и спрятался в листьях какого–то рас тения. В комнату вошла совсем молоденькая девушка, можно даже ска зать девочка, в вечернем платье из лилового бархата и сразу же на чала раздеваться. Я, конечно, смутился и отвернулся. Но потом по думал: «В конце–концов, я муха или нет?!" А раз муха, повернул го лову обратно и стал наблюдать.

Красивая девушка. Серые глаза и такие же серые волосы до плеч. А всякой одежды на ней – ужас! Под одной юбкой – вторая, под той – третья, а там, черт, еще панталончики кружевные... И так да лее... А корсет! Его расшнуровывать замучаешься. И она замучилась. Взяла со стола колокольчик и побренчала им. Буквально через нес колько секунд в комнату ворвалась горничная – толстая улыбчивая негритянка.

– Сэнди, помоги мне, – велела ей девушка.

– Сию минуту, миссис Джессика, – ответила та и принялась про ворно управляться со шнуром.

В конце–концов я все–таки отвернулся. Мало ли что муха, со весть–то все равно иметь надо.

Скрипнула кровать, зашуршали простыни, и я услышал голос де вушки:

– А теперь, Сэнди, принеси мне, пожалуйста, чашку горячего шоколада.

Ой–ой–ой. Я вдруг понял, что опять проголодался.

– Но, мисс Джессика, – возразила горничная, раздувая черные ноздри, – сэр Чарлз строго–настрого запретил есть и пить в комна тах.

– Ну Сэнди, ну миленькая, ну пожалуйста. Я хочу книжку перед сном почитать. А знаешь, как приятно читать и что–нибудь вкусное жевать... И думать: «Ах, как мило, что на свете есть Сэнди, кото рая мне это принесла..." А папа не рассердится, потому что не уз нает. Ты ведь ничего ему не скажешь?

– Святая Мария, вы совсем еще ребенок, мисс Джессика. Ладно, что с вами поделаешь, шоколад я вам сейчас принесу. Только смотри те, сами не проболтайтесь отцу, он тогда живо выставит меня за дверь, не посмотрит, что служу вашей семье верой и правдой.

– Я скорее умру, Сэнди, чем проговорюсь! – заверила девушка с такой страстью в голосе, словно речь шла как минимум о государс твенной тайне.

Горничная, посмеиваясь и покачивая головой, вышла, а Джессика беззвучно похлопав в ладоши, взяла со столика книжку. Я успел про честь только имя автора: «Д–р Ватсон».

«Как так, – подумал я, – такого писателя не было. Он сам – персонаж Конана Дойля..." И тут же понял: в рассказах–то именно Ватсон писал о Холмсе.

Вернулась горничная с дымящейся чашкой на подносе. По комнате разнесся сладостный аромат. У меня потекли слюнки. Джессика, отор вавшись от книги лишь за тем, чтобы ее поблагодарить, принялась читать дальше, прихлебывая из чашки.

Я понял, что если я сейчас не поем шоколада, я свихнусь. Тут в союз вошли и мои мушиные инстинкты, и мой человеческий вкус. Очень кстати Джессика, перевертывая страницу, поставила чашку на столик. Видимо, как раз сейчас сюжет книжки развертывался особенно лихо, потому что читала она, напряженно двигая губами, с широко раскрытыми от волнения глазами... а забытая чашка стояла на столи ке.

Я метнулся к ней, приземлился лапками на теплую мягкую масля нистую поверхность, торопливо сунул в нее хоботок и, кряхтя и причмокивая, с неописуемым наслаждением принялся всасывать в себя шоколад. Обе мои сущности – мушинная и человеческая – сошлись в едином блаженстве. Я сладострастно закатил глаза.

И опять же зря. Внезапно свет над моей головой померк, и инф ракрасным зрением я рассмотрел фаланги пальцев прикрывшей чашку руки.

– Ах, гадкое насекомое, – услышал я приглушенный голос Джес сики над своей головой. – Ешь, ешь! Все равно после твоих грязных прикосновений человек к этой пище уже не притронется.

Видимо, в свободную руку она взяла колокольчик: раздался зво нок.

Я замер, дрожа от страха.

– Сэнди, я поймала муху! – заявила Джесска. – Вот, возьми. Только осторожно, не выпусти.

Чашка колыхнулась, рука над моей головой поползла и замени лась другой, коричневой, причем проделано это было так осторожно, что щелки для моего спасения не приоткрылось.

– Вот и отлично, – заявила горничная. – Я вынесу ее на задний двор, а там и прихлопну.

Обливаясь слезами жалости к себе, я судорожно, с еще большим остервенением, продолжил пожирание шоколада. В пследние мгновения жизни я хотел взять от нее все.

– Что ты, Сэнди! – воскликнула Джессика. – Зачем лишать жизни божью тварь?

– Мухи – надоедливые, некчемные и даже вредные создания, – отрезала черствосердечная Сэнди.

– Но от того, что убьешь одну, род их не переведется. Так стоит ли пачкать свои руки, а главное – душу? – задала риторичес кий вопрос добродетельная девушка.

– Ну, как прикажете, миссис, как прикажете, – согласилась (как я позже удостоверился – притворно) негритянка, и по колебанию чашки я понял, что меня понесли. Обрадовавшись скорому освобожде нию, я принялся еще интенсивнее пожирать шоколад, надеясь наесться впрок.

Вдруг между пальцами руки горничной появилась маленькая щел ка, а в нее просунулись два пальца другой руки и ухватили меня за крылышко.

– «Божья тварь..." – передразнила хозяйку Сэнди, поднося меня к выпуклым черным глазам. – Еще ничья душа, я думаю, не отправи лась в ад лишь за то, что ее хозяин прихлопнул муху. – С этими словами она, продолжая держать меня за крылышко, наклонилась, ста щила с ноги тапок, положила руку со мной на подоконник, размахну лась тапком и, быстро отдернув пальцы, ударила.

Тапок стремительно приближался ко мне. Но к моему счастью горничная, по–видимому, была чуть подслеповата, и только самый краешек убийственного инструмента грозил меня накрыть.

Я сумел выскольнуть из под него, использовав совсем не муши ный прием: я всем телом перекатился в сторону.

Подошва ударила о подоконник, но я уже вскочил на ноги, от ряхнул крылья и взмыл к потолку кухни (как оказалось, мы находи лись именно там).

– Ах, проклятая! – вскричала горничная и принялась за мной гоняться.

Я припомнил как сам когда–то бил мух (о, жестокий!), а иногда еще и засасывал их в пылесос (о, увы мне, увы!..) и понял: главное – не садиться на какую–нибудь поверхность. Минут пять я кружил по кухне, увертываясь от ударов тапка, пока не заметил замочную сква жину в двери и не ринулся к ней, сломя голову. Через мгновение я уже несся под потолком коридора, а еще через мгновение протиски вался в щель между плохо прикрытых рам окна на улицу.

Я оказался на заднем дворе. Ночевать, видно, придется на ули це. Ну, хоть не голодным. Хотя, шоколад–шоколадом, а я бы не отка зался от чего–нибудь более существенного. (Надо же, стоило смер тельной опасности отступить, как вновь мысли переключились на еду!)

Тут очень кстати я почувствовал вкусный запах и направился в его направлении. Запах шел из двери кладовой, которая находилась в правом крыле дома. Дверь была полуоткрыта. На мешках, в которых, судя по запаху, хранили изюм, лежал явно подвыпивший человек в бе лом поварском колпаке, с зажатой в зубах тлеющей сигарой. Повар похрапывал.

Я принялся скрупулезно осматривать помещение. О радость! О счастье! Из–под потолка кладовки свисали окорока и колбасы. По уг лам громоздились бочонки меда; того слоя, который покрывал их на ружные стенки, с лихвой хватило бы на сотню мушиных жизней. Тут и там стояли ящики и корзины с укутанными в солому фруктами и овоща ми. Ну что еще нужно для счастья?

Я принялся жадно уплетать лакомства, перелетая от одного к другому. И вдруг я почувствовал странный, совсем не аппетитный за пах... Дым! Пахнет пожаром!

Я сразу понял, откуда доносится этот запах. Сигара выпала изо рта повара и лежала теперь в ящике с морковью. Тонкая березовая соломка уже не тлела, а горела вовсю. Я живо представил, чем это грозит. Еще минут десять–пятнадцать и кладовая будет полыхать, как домна, а вскоре огонь перекинется и на весь дом.

Людей жалко вообще, а особенно – людей хороших. Я вспомнил добродушную и милую Джессику. Я должен спасти ее!

Подлетев к повару, я принялся ползать по его лицу, чтобы раз будить его. Но тот даже не шевельнулся. Пьян он был, по–видимому, мертвецки.

Пламя уже лизало соседние ящики. Как мог быстро, помчался я к двери. Вынырнув на улицу, стал тыкаться от окна к окну в поисках подходящей лазейки. Наконец, нашел то самое окно, через которое влез в комнату Джессики в прошлый раз, и протиснулся в ту же щель.

Если на улице царил полумрак, то тут была полная темнота. Но я–то как–никак муха, и я умею видеть в темноте. Правда, все пред меты при этом приобретают странный зеленоватый фосфоресцирующий оттенок.

Я подлетел к постели Джессики, приземлился ей на кончик носа, пробежал по переносице, соскочил на правое веко и стал, вороша ресницы, ползать туда–обратно.

Веко несколько раз дернулось, и тут я угловым зрением уловил, как что–то массивное угрожающе мчится на меня сбоку. Я перепрыгнул на подушку, и ладонь Джессики не задела меня, лишь ударив ее саму по щеке.

Что–то пробормотав, девушка перевернулась на бок. Внутренним взором я видел полыхающую кладовую. Нельзя терять ни минуты. Взяв круто вверх, я вознесся к потолку, а затем спикировал на лицо де вушки. Приземлившись лапками на ее верхнюю губу, я, понимая сколь рискованно для меня это действие, решительным шагом направился ей прямо в левую ноздрю.

Страшным напором воздуха меня вынесло обратно наружу. Джесси ка чихнула! А чихнув, села на постели. В восторге я, жужжа что бы ло мочи, принялся метаться вокруг нее.

– Гадкое, гадкое насекомое, – пробормотала девушка, потирая нос ладонью. Затем потянулась к столику, взяла с него колокольчик и позвонила.

Из смежной комнаты появилась Сэнди в длиннющей ночной рубаш ке, чепчике и со свечей в руках.

– Ты была права, – к моему прискорбию заявила ей Джессика. – Мух нужно истреблять. Эта наглая негодница совершенно не дает мне спать!

Горничная поднесла свечу к жерлу газового рожка и открыла его на полную мощность. В комнате стало почти светло, и, размахивая снятым с вешалки полотенцем, негритянка принялась охотиться за мной. Убедившись в тщетности ее попыток, присоединилась к ней и Джессика.

Я несколько раз присаживался на дверь комнаты, как бы давая им понять, что из комнаты нужно выйти, но никакого результата, кроме риска быть прихлопнутым, не добился.

– Мисс Джессика, – запыхавшись и сев на край постели, заявила горничная, – или мухи поумнели, или это – та самая муха, которая вечером морочила мне голову на кухне... Давайте просто выгоним ее в коридор?

Джессика согласно кивнула и открыла дверь. И тут же в комнату ворвался едкий запах дыма.

– Боже милостивый, что это?! – вскричала Сэнди и кинулась в коридор. И тут же оттуда раздался ее вопль: – Пожар! Пожар! Сэр Чарлз, горит кладовая!

Послышался топот множества ног – это хозяева и слуги приня лись за борьбу с огнем. А я, обессиленный, рухнул на подоконник и сразу же уснул в явно не свойственной для мухи позе – на боку, подмяв под себя одно крыло...

Меня разбудили голоса. Надо мной, внимательно меня разгляды вая, склонились два лица: белоснежное – Джессики и глянцево–черное – Сэнди. За окном светало. Запах дыма в комнате почти рассеялся.

– Как жаль, – вздохнула девушка. – Что ни говори, а именно ей мы обязаны своим спасением. Что же с ней случилось? Ведь мы так и не ударили ее ни разу, правда, Сэнди?

– Говорят, у мух очень короткий срок жизни, – заявила горнич ная, выпучив для убедительности глаза. – Не иначе, сам Господь послал нам во спасение эту бессловестную тварь.

– И я буду молиться за нее! – воскликнула Джессика с жаром в голосе.

– Молиться?! За муху?! Что вы, мисс, это грех! Грех!

– Нет не грех! – топнула ножкой девушка. От этого удара муши ный инстинкт сработал, и я, сам того не желая, вскочил на ноги.

– Сэнди, она живая! – закричала обрадованная Джессика и про тянула ко мне руку. Я не делал попыток улететь. Осторожно взяв ме ня за крылышко, Джессика с улыбкой сказала:

– Скольким опасностям подвергается и без того недолгая жизнь этого бедного существа. Всякий норовит убить его, просто ищущего себе пропитания... Сэнди, ступай на кухню и принеси оттуда большую стеклянную банку. Я беру это насекомое на пожизненное содержание. Оно будет жить в такой роскоши и неге, в какой не жила еще ни одна муха в мире!

... Такой поворот событий мог иметь для меня катастрофические последствия. Любая другая муха была бы, наверное, на моем месте на вершине блаженства. У меня же никак не выходило из головы это жут кое слово «ПОЖИЗНЕННОЕ». Кстати, действительно, а как долго живут мухи?

Не скажу, чтобы Джессика прониклась ко мне какими–то особыми чувствами. Она не сидела передо мной часами, с умилением разгляды вая мою хитиновую оболочку, не пыталась ласково поговорить со мной... Хотя можно ли было этого требовать от нее? Она же не иди отка, а просто справедливая и добрая девочка.

Но для меня ее доброта вылилась в настоящий кошмар. Мое СО ДЕРЖАНИЕ заключалось в том, что раз в два–три дня Джессика приотк рывала крышку банки и кидала туда кусочек рыбы, ветчины или како го–либо фрукта. Пару раз в такие моменты я делал безуспешные по пытки бежать, но Джессика была внимательна и осторожна. Видимо, она считала, что глупое насекомое само не понимает своего счастья... Я думал, что свихнусь от скуки и страха, что вот так, без надежды на обратное превращение в человека, и предстоит мне прожить всю недолгую мушиную жизнь. А надежды оставалось все мень ше и меньше; у меня было масса свободного времени, и я постоянно думал об этом.

Прошло, наверное, около месяца. Однажды в комнату Джессики без стука вошел, точнее – ворвался, пожилой крупный мужчина с гус тыми щеточками усов и трубкой в зубах.

– Что вам угодно, папенька? – встревоженно обратилась девушка к нему.

– Прочти это, – мрачно произнес он, подавая газету.

Она развернула листок и прочла заглавие вслух:

– «Языческое поклонение мухе в доме сэра Чарлза (Порочная страсть к насекомому юной леди Джессики)"... Боже, какая неле пость!

– Читай, читай дальше!

– Я не желаю читать сей бред.

– А я не желаю быть посмешищем всего лондонского света!

– Но отец, это насекомое спасло вам дом, а возможно и жизнь. А уж жизнь повару Гастону – это абсолютно точно.

– Вот пусть Гастон и нянчится с этой мухой. Только не в моем доме!

– Во–первых, Гастон уволен, а во–вторых, он пьяница и небла годарная скотина.

– Сударыня, вы выражаетесь, как продавщица бакалейной лавки!

Щеки Джессики вспыхнули и изменившимся голосом она произнесла подчеркнуто сдержанно:

– Что ж, пусть я дурно воспитана. Пусть я – грубая и непочти тельная дочь. Но, отец, как вы, джентельмен, можете быть столь несправедливы к этому несчастному, спасшему вас, существу?

Сэр Чарлз был явно смущен.

– Пойми меня правильно, дочка. В целом я согласен с тобой. И я не имел бы ничего против... Но эта статья... В конце–концов муха – тварь не разумная...

Неразумная!!! От возмущения я принялся метаться в банке по самым нелепым траекториям. И тут в комнату заглянула Сэнди:

– К вам посетитель, сэр.

– Кто?

– Некто Шерлок Холмс, сэр. Сыщик.

Я свалился на дно банки.

– Сыщик? Не хватало только сыщика в моем доме.

– Но папочка! – взмолилась Джессика. – Это же знаменитый Шер лок Холмс! Его проницательности рукоплещет весь просвещенный мир!

– Да–да, припоминаю, что–то я читал о нем... – сэр Чарлз вновь повернулся к негритянке:

– Он не сказал, что ему нужно?

– Он заявил, что пришел за мухой.

– Вот как? – поднял брови сэр Чарлз. – Что ж, просите его прямо сюда.

Еще через миг в комнате появилась знакомая мне парочка. Сэнди с любопытством выглядывала из–за двери.

– Шерлок Холмс.

– Доктор Ватсон, – представились визитеры.

– Итак?.. – произнес хозяин.

– Сэр Чарлз, – начал Холмс, – моя просьба может показаться вам странной, но, прочтя статью в газете, я понял, что находящаяся у вас муха это... это... моя муха.

– Вот как? – усмехнулся хозяин и, затянувшись трубкой, выпус тил к потолку облако дыма. В его глазах мелькнули какие–то сумас шедшие искорки. – Сказать по совести, как раз сейчас я пытался ре шить, куда бы нам это животное пристроить, и ваш визит пришелся как нельзя кстати. Однако, как вы знаете, муха эта спасла нам жиз ни, и мы не можем отдать ее в.. хм–м... – замялся он.

– В дурные руки? – продолжил за него Холмс с ледяной улыбкой.

– Не хотел вас оскорбить. Но, помнится, писали, вы не только сыщик, а еще и естествоиспытатель. Возможно, муха нужна вам для опытов? А я считаю, это насекомое достойно лучшей участи.

– Никаких опытов, – заверил Холмс. – Видите ли, эта муха – не совсем то, что вы думаете... Вот уже месяц я разыскиваю ее.

– Вы действительно знаменитый сыщик, – хихикнула Джессика, но тут же вновь придала своему лицу серьезное выражение. – Я много читала о вас.

– Благодарите моего друга, литератора, – покраснел Холмс. Ватсон с достоинством поклонился. – Я понимаю, сэр Чарлз, что мои слова звучат недостаточно убедительно... Могу ли я хотя бы взгля нуть на нее?

– Прошу, – сделал жест рукой хозяин. Я в это время сидел на дне банки. Холмс склонился надо мной:

– Если ты тот, о ком я думаю, подпрыгни.

Я подлетел на несколько сантиметров и снова уселся на дно.

– Ты хочешь пойти со мной?

Я подпрыгнул еще раз.

– Факт достойный удивления, – покачал головой сэр Чарлз. И продолжил упрямо: – Но он еще ни о чем не говорит.

– Пожалуйста, принесите сюда чернильницу и лист бумаги, – попросил Холмс.

– Сию минуту. – Джессика, взяв с писменного стола названные предметы, подала их сыщику.

Холмс положил листок на подоконник, поставил чернильницу ря дом и, открыв банку, сказал:

– Костя, напиши, это ты?

Я вылетел из наружу, стараясь не намочить крылышки, промакнул в чернила лапки и принялся старательно ползать по бумаге. Затем взлетел и посмотрел на содеянное сверху. На листке получилась, хо тя и не очень ровная, но достаточно разборчивая буква «Я».

– Феноменально! – воскликнул сэр Чарлз. – Однако даже это не говорит о вашем праве собственности на данное насекомое. Более то го, я и вовсе не слышал о праве собственности на мух...

– Полно, папенька, – вмешалась Джессика. – Упрямство – поис тине одна из наиболее ярко выраженных черт истинного английского джентельмена. Но подумайте вот о чем: мистер Холмс явно знает об этом существе много больше нас, а оно в свою очередь недвусмыслен но выразило желание отправиться с ним. Стоит ли в данной ситуации упрямиться и наставивать на своем праве? Тем паче мы, по–видимому, и так в течении целого месяца обращались с этим существом абсолют но не сообразно с тем, что оно есть.

– Резонно, – помолчав, согласился сэр Чарлз. – Сэр, – обра тился он к Холмсу, – не примите мое упорство за проявление дурного нрава. Дело, признаться, прежде всего в том, что меня мучает любо пытство. Кем является эта муха на самом деле?

– Человеком. Жертвой черной магии.

Сэнди в проеме двери всплеснула руками, сэр Чарлз выронил изо рта трубку, а Джессика сперва задохнулась от восторга, но тут же смутилась и спросила с дрожью в голосе:

– Этот человек... мужчина или женщина?

– Юноша, – ответил Холмс, – прелестный юноша.

Не знаю, чем уж я показался ему таким прелестным. А Джессика залилась краской:

– Боже мой, я совсем не стеснялась его!

Холмс цинично ухмыльнулся и заметил:

– Хотел бы я оказаться на его месте.

– Сыщики никогда не отличались изысканностью манер, – осадил его хозяин.

Холмс сбросил с лица ухмылку.

– Итак, я забираю его? – чопорно обратился он к сэру Чарлзу.

– О, да, – ответствовал тот.

Холмс вынул из кармана сюртука пустой спичечный коробок, отк рыл его и скомандовал:

– Сюда.

Я с удовольствием выполнил приказ и по шуршанию понял, что коробок был вновь водворен в карман. Но я продолжал слышать приг лушенные голоса.

Сэр Чарлз:

– Можем ли мы надеяться когда–нибудь узнать подробности той удивительной истории, невольными участниками которой оказались са ми?

Холмс:

– Об этом следует спросить моего друга Ватсона. Я всего–нав сего сыщик, а писатель – он; и то, узнает ли широкая обществен ность подробности того или иного дела, зависит сугубо от него.

Ватсон:

– Смею заверить, когда–нибудь я обязательно опишу это наше приключение. Боюсь, однако, повествование это будет выполнено не в привычном для меня жанре криминальной новеллы, а в новомодном жан ре научной фантазии.

Джессика:

– Мистер Холмс, а смогу ли я когда–нибудь увидеть этого юно шу?

Холмс:

– Вряд ли, сударыня. Его родина – далеко–далеко отсюда. А ча ры, удерживающие его в незавидном образе насекомого, могут быть сняты только на его родине. Вряд ли он захочет когда–нибудь вер нуться сюда.

Джессика (с надеждой в голосе):

– А вдруг?..

Сэнди:

– Боже правый, а я чуть не прихлопнула его тапком.