греха! И я вышел из хана, и мне подали коня...
- Ты же сказал, что она вернула тебя домой, о Ильдерим! - напомнила
я.
- Мой дом - хан, где ночуют странствующие купцы, - отвечал он. -
Конечно, в Басре у меня есть настоящий дом, и когда я состарюсь, я вернусь
туда, и куплю ковры, и заведу невольников, и каждый вечер у меня будут
собираться сотрапезники для пира, и мы будем приглашать певиц и
лютнисток... Но на все это нужны деньги, о Хасан, а у меня их пока нет -
по крайней мере в таком количестве. Поэтому я странствую по дорогам и вожу
товары из одного города в другой. Так вот, я вышел из хана, сел на коня, и
поехал в горы, туда, где, как мне сказали, должен быть источник Мужчин. А
по дороге к источнику я заехал к аль-Мавасифу, и долго разговаривал с ним,
и в конце концов он дал мне перстень, и прочитал над ним заклинания, и я
теперь свободен от власти марджаны! И более того - она повинуется тому, в
чьих руках находится этот перстень. И достаточно потереть его - и она
явится на зов и выполнит все желания. А чтобы она исчезла, достаточно
просто нажать на камень. Вот что изготовил мне аль-Мавасиф, но получил
этот перстень я в долг, и если я не верну ему в срок денег, он прочитает
другие заклинания и перстень потеряет свою силу.
- Но ведь ты мог поступить куда проще, о Ильдерим! - сообразила я. -
ты мог потереть перстень, вызвать Марджану и велеть принести столько
денег, сколько от тебя потребует маг аль-Мавасиф!
- Я никогда не стану ее вызывать, о Хасан, - серьезно отвечал
Ильдерим, - ибо было между нами из близости то, что было, и ради этого я
не стану унижать ее. Ведь она, хотя и скверная, хотя и джинния, но
все-таки женщина, и она любила меня любовью женщины. Лучше уж я продам
воду из источника Мужчин и выкуплю свой перстень.
- Пожалуй, стоит и мне обратиться к аль-Мавасифу за таким перстнем,
сказала я. - Ибо любовь джинний поистине утомительна.
- Мы вместе доедем до города, продадим воду и отправимся к
аль-Мавасифу, - пообещал Ильдерим. - И я замолвлю за тебя словечко. Но чем
ты собираешься расплачиваться, о Хасан?
- У аль-Мавасифа есть гадательные книги, о Ильдерим, - объяснила я. -
В них он наверняка вычитает о судьбе моего рода. А когда он поймет, кто я,
и узнает о моих обстоятельствах, он тоже даст мне перстень в долг, о
Ильдерим.
- Если бы ты знал это порождение скверны, аль-Мавасифа, ты не говорил
бы так, о Хасан, - заметил Ильдерим. - С меня семь потов сошло, прежде чем
я убедил его дать мне перстень в долг!
- Боюсь, что ты не записан в гадательных книгах, о Ильдерим, -
сказала на это я. - Что же касается моего рода и меня, можешь не
сомневаться!
- Ты же назвался сыном кади, о Хасан! - напомнил Ильдерим.
- Дай мне увидеться с этим магом, о Ильдерим, - сказала я. - И тогда
посмотрим!
Поскольку открыть правду о себе я не могла, а с магом увидеться для
меня было крайне важно, а Ильдерим не желал мириться с моими намеками, наш
спор затянулся, и мы пререкались всю дорогу, до самого города, где первым
делом отправились на рынок.
Уже вышли на рыночную площадь метельщики, а последние запоздавшие
купцы собирались запирать лавки, когда мы подъехали к крытым галереям и
сошли с коней.
- О правоверные, о купцы! - возгласил Ильдерим, и я отшатнулась,
такой у него оказался зычный и пронзительный голос. - Вот вода из
источника Мужчин! Всего капля этой воды - и евнух становится мужем! Одна
капля - один динар - о правоверные!
Я так и не поняла, откуда вдруг взялась толпа, окружившая нас и
взывающая о воде. Но то, что большинство составляли евнухи из гаремов
местной знати, я поняла сразу.
- Послушай, о Ильдерим! - стала я дергать его за полу кафтана, пока
он торговался, отливая воду и получая деньги. - Послушай моего совета! Нам
немедленно надо убираться отсюда, о Ильдерим!
- Ради Аллаха, что за глупость пришла тебе в голову, о Хасан? -
недовольно спросил Ильдерим. - Мы сейчас распродадим всю воду, и пойдем в
хан, и нам принесут еду и вино, и наши покупатели станут нашими
сотрапезниками, и мы устроим пир, а рано утром выедем в дорогу, к
аль-Мавасифу!
- Мы не доживем до утра, о Ильдерим. Разве ты не понимаешь, что
сейчас произойдет?
- А что такого может произойти, о Хасан? - даже не глядя на меня,
ответил Ильдерим. Он уже распродал почти весь кувшин и как раз наклонял
его, чтобы досталось и последним покупателям.
- О, если бы ты видел дальше собственного носа, Ильдерим! -
воскликнула я. - Хорошо, продолжай торговать, а я лучше отойду в сторонку,
ибо сейчас тут начнется побоище!
И я отошла и сняла с плеча лук, и отвязала наших коней, поскольку нам
предстояло вскоре спасаться бегством.
Так и вышло. С шумом и воплями на рынок ворвался странный отряд.
Составляли его почтенные старцы на мулах и их черные невольники,
вооруженные до зубов.
- Где этот нечестивый купец?! - галдели они. - Мы снимем с него кожу!
Его немедленно надо распять на городских воротах! Где этот сын разврата?!
Ильдерим не предвидел, что его покупатели первым делом выпьют
волшебную воду, а затем поспешат пустить в дело вновь обретенное отцовское
наследство, вызвав тем самым возмущение и переполох во всех окрестных
гаремах.
Увидав эту буйную толпу, Ильдерим сперва раскрыл от изумления рот, а
затем выхватил из ножен саблю - между прочим, саблю моего отца. Но я
подскакала к нему, ведя в поводу второго коня, и он прыгнул в седло, и мы
умчались, причем я еще успела послать назад несколько стрел - просто для
острастки.
Когда же мы оторвались от этих преследователей, я посмотрела на
Ильдерим и ахнула - он все еще прижимал к груди почти пустой кувшин.
- Тебе следовало бросить его и не утруждать себя, о Ильдерим, -
сказала я.
- Там, на дне, еще осталось воды по меньшей мере на сотню динаров, -
возразил он.
- Ну так перелей ее в какой-нибудь другой сосуд, - предложила я. -
Разве ты собираешься всю жизнь путешествовать в обнимку с этим скверным
кувшином, о Ильдерим? Разве тебе больше некого сжимать в объятиях, что ты
так крепко схватился за этот гнусный кувшин? Давай я куплю его у тебя за
четыре дирхема, чтобы душа твоя успокоилась, о Ильдерим!
- Погоди, о Хасан, - ответил мне Ильдерим. - Надо сперва найти другой
сосуд. А у меня ничего нет, кроме вот этой чернильницы на поясе. Как
по-твоему, не потеряет ли вода своих волшебных свойств от соприкосновения
с высохшими чернилами?
- Аллах ее знает, о Ильдерим, - задумчиво сказала я. - Вот разве что
те, кто от этой воды станет мужчинами, удивятся цвету своего вновь
обретенного достоинства...
- Возможно, ты прав, о Хасан, - согласился Ильдерим. - В таком
случае, придется продать остаток воды евнуху-негру, который не заметит
такого надувательства.
Мы осторожно перелили воду в чернильницу и опять подвесили ее к поясу
Ильдерима.
- Если мы немедленно тронемся в путь, то еще до полуночи будем у мага
аль-Мавасифа, - сказал Ильдерим.
- Ну так едем, о Ильдерим! - воскликнула я.
И мы поехали.
Я сильно опасалась, что вот сейчас из-за какой-нибудь тучи появится
джинния Азиза со своей неуемной любовью. Но Аллах уберег нас - мы
благополучно добрались до жилища мага, и я, не избалованная за последние
две недели благополучием, даже удивилась такой неожиданной милости Аллаха.
Маг и огнепоклонник вышел к нам, держась прямо, словно молодой
кипарис, и было это не потому, что аль-Мавасиф был юн годами или же полон
царственного достоинства. Совсем наоборот - ничего подобного в нем не
было. А просто он носил тюрбан изумительной величины и, пожалуй, немалого
веса. Если бы он в этом великолепном тюрбане хоть немного покачнулся, то
тюрбан бы перевесил и маг полетел вверх тормашками.
По воле Аллаха, все его величие заключалось в этом тюрбане. Ибо
дальнейшие события о величии не свидетельствовали. И если бы не помощь
Ильдерима, все кончилось бы неудачей. Впрочем, помощь эта привела меня в
ярость...
Сперва аль-Мавасиф приветствовал Ильдерима, а Ильдерим -
аль-Мавасифа, и было это длительно и витиевато. Затем Ильдерим долго
вручал магу те деньги, которые заработал на воде из источника Мужчин. И
это сопровождалось изъявлениями всяческой дружбы и преданности, как будто
не купец возвращал долг магу, а два государя заключали дружественный
договор. И, наконец, дошло и до меня.
- Вот этот юноша, о аль-Мавасиф, тоже нуждается в перстне, ибо и его
преследует своей любовью джинния, - сказал Ильдерим, выводя меня вперед. -
Но это дитя, подобное обрезку месяца, тоже хотело бы получить перстень в
долг.
- О Аллах, каких гостей ты мне посылаешь! - запричитал маг. -
Воистину, наступил год долгов и должников, и никто не хочет платить сразу
и без рассуждений! А ведь мой труд таков, что измерить его в динарах и
дирхемах вообще невозможно! Порой для простенького заклинания мне
требуются драгоценные благовония, одна горсть которых стоит горсти
бадахшанских рубинов! До чего же оскудели правоверные, о Аллах! И не
только простые смертные, вроде тебя, о Ильдерим, - недавно даже мой собрат
по магическому искусству пытался получить у меня один талисман совсем без
платы, утверждая, что талисман нужен ему для торжества справедливости! И
он прислал ко мне гонцами подвластных ему духов, и я назвал цену
талисмана, и оказалось, что он столько не может дать, и мы поторговались
немного, и его гонцы улетели, а я остался оплакивать былое могущество
магов - ибо когда же раньше магу недоставало денег для покупки талисмана?!
- Каменного талисмана царицы Балкис?! - выпалила я, не подумав ни
секунды.
- Каменного талисмана царицы Балкис, о юноша, - подтвердил маг. - А
откуда ты, ради Аллаха, знаешь о нем?
Не зная, что ответить, я с мольбой посмотрела на Ильдерима.
- Воистину, ты поторопился, о Хасан, - сказал Ильдерим. - О каменном
талисмане мы хотели повести речь завтра, достигнув договоренности в деле о
перстне. Но, может быть, лучше нам и о перстне поговорить завтра? А сейчас
время совершить молитву и лечь спать.
- Ты прав, о Ильдерим, - согласилась я, - но только в безопасности ли
мы здесь от происков Азизы?
- Оставь тревогу, о юноша! - с гордостью сказал маг. - Ты здесь
находишься под защитой могущественных талисманов, и над каждым порогом я
прочту заклинания, а плату за них мы прибавим к плате за перстень.
- Никаких заклинаний этот старый скупердяй читать не станет, а деньги
с нас сдерет! - сердито воскликнул Ильдерим, когда нас после скромного
ужина и молитвы отвели в предназначенное нам помещение. - Эта его лачуга
хранит в себе столько всякого колдовского добра, что заклинания уже ни к
чему. Его талисманы все ифриты за версту облетают. И надо же было тому
случиться, чтобы он унаследовал всю сокровищницу своего учителя, не
унаследовав его благородного нрава и прочих достоинств! Наложить заклятие
на перстень аль-Мавасиф еще может, и сладить с загулявшим маридом тоже, но
сам он никогда не составит настоящего талисмана.
- Ты разве знаешь магию, о Ильдерим? - спросила я, укладываясь на
ковер. - Ты же простой купец.
- Если уж талисманами торгуют, то я должен знать их цены и свойства,
- объяснил Ильдерим. - Все, что становится товаром, бывает для меня
интересно, и я стараюсь узнать о товаре побольше. Как знать, может, по
милости Аллаха я на старости лет буду торговать именно талисманами?
Однако, скажи мне, о Хасан, что это за каменный талисман царицы Балкис и
зачем он тебе вдруг понадобился? Имей в виду, что даже если старый грешник
согласится изготовить тебе перстень в долг, то с талисманом это не
получится. И подумай хорошенько, что для тебя важнее.
- Важнее всего на свете для меня каменный талисман, о Ильдерим, -
сказала я, - и я готов выкупить его своей кровью. Так что придется мне,
видно, избавляться от Азизы с ее любовью каким-то иным путем, лишь бы
только заполучить талисман.
- Для чего он нужен? - спросил Ильдерим, ложась со мной рядом.
- Этот талисман должен спасти жизнь ребенка, о Ильдерим. А ребенок -
сын моего брата, - честно ответила я. - И если в миг появления ребенка на
свет рядом не будет этого талисмана, то ребенок погибнет, а это
единственное дитя брата.
- Почему же у него не может быть других детей?
- Его убили, о Ильдерим. И я должен спасти его кровь...
- Клянусь Аллахом, о Хасан, я помогу тебе в этом деле! - воскликнул
Ильдерим и хлопнул меня по плечу. - Если ты таков юношей, то каков же ты
будешь, когда станешь мужчиной и у тебя вырастет борода?! Подобных тебе
цари приберегают на случай опасности! Вот только упрям ты не в меру и
норовишь, чтобы последнее слово всегда оставалось за тобой.
- Но если именно я сказал последние стихи? - вспыхнула я. - И именно
я предупредил тебя, что разъяренные мужья прибегут на базар бить того
купца, что сделал их евнухов мужчинами? Я говорил тебе об этом, но ты и
слушать не желал! А когда выясняется, что я был прав, ты сразу же
придумываешь какое-то мое упрямство и упрекаешь меня в собственных грехах!
- Во первых, о Хасан, последние стихи там, на ристалище, сказал не
ты, а я. Во-вторых, о Хасан, незачем было меня предупреждать насчет
нашествия мужей, в чьих гаремах произошел переполох. Я бы и без
предупреждения с ними справился! А теперь ты до скончания века будешь
попрекать меня и твердить, как попугай: "Вот видишь, я был прав!"
- Но если я и в самом деле был прав? - возмутилась я. - И если
последние стихи были моими? И это ты приписываешь мне свои грехи, о
Ильдерим, потому что именно ты норовишь, чтобы последнее слово осталось за
тобой!
- Еще одно слово, о Хасан, и придется нам сразиться на саблях прямо
здесь, в жилище аль-Мавасифа! - предупредил Ильдерим. - Мы же хотели
сразиться на ристалище, но так там больше и не встретились, а жаль!
- Мы можем выйти и обнажить клинки под ночным небом! - предложила я.
- Не устаю поражаться твоей мудрости, о Хасан! - усмехнулся Ильдерим.
- Там под ночным небом, немедленно налетит Азиза и спасет тебя от ударов
моей сабли! Так что лучше уж нам решить наконец все наши споры здесь.
- Ты упрекаешь меня в трусости, о Ильдерим? - я чуть не задохнулась
от ярости. - Ты хочешь сказать, о шелудивый пес, что я собираюсь выйти под
ночное небо ради того, чтобы джинния похитила меня и спасла этим мою
жизнь?!
- Постой, о Хасан, не хватайся за мою саблю, здесь для настоящего
поединка все равно мало места, - сказал Ильдерим. - И обменяемся наконец
клинками. Твой для меня все-таки легковат. Давай лучше дождемся утра, и
сразимся при дневном свете, когда джиннии не летают, и пусть поможет тебе
Аллах, о дитя! Держи свою саблю и отдай мне мою.
Я протянула ему его саблю и хотела было взять свою, но он удержал ее.
- Откуда у сына кади клинок, достойный царей и царских детей? -
спросил он.
- Этот клинок подарил мне брат, а он получил его от нашего отца, а
где взял его отец, знает только Аллах великий, могучий, - ответила я, и
это было чистейшей правдой. А говорить о том, что отец был царем и брат
тоже был царем, я не стала, поскольку об этом он меня не спрашивал.
- Закрой глаза и засыпай, о Хасан, - сказал Ильдерим. - Завтра мне
предстоят два сражения - с тобой и с аль-Мавасифом. И начну-ка я лучше с
аль-Мавасифа, чтобы в случае моей смерти ты все-таки получил свой
талисман, а в случае твоей смерти я, так и быть, отвезу его жене твоего
покойного брата, чтобы он охранял рождение ребенка.
Мне захотелось попросить у него прощения за свои грубые слова, ведь
он вел себя не как купец, а как благородный вельможа, средоточие доблести
и достоинств. Но нас, царских дочерей, учат обычно наступать, а не
отступать, настаивать на своем, а не просить прощения. Да и кто он такой,
этот купец из басры, чтобы царская дочь унизилась перед ним? Словом, я не
сумела побороть в себе царскую дочь, да и не слишком старалась. Ибо если в
моих бедствиях у меня отнимется еще и гордость, что же мне тогда
останется?
Наутро мы, позавтракав, стали разбираться с талисманом.
- Если вы, высокочтимые, думаете, что талисман можно положить за
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг