рисовал аш-Шаббан пальцем на грязном полу расположение потайного входа у
берега Тигра. И с великим трудом, считая повороты, установили мы с
Ильдеримом примерное расположение сторон света.
Наконец, разобравшись, что где находится, мы приказали Ахмеду тащить
и расставлять по углам клетку, шкатулку, флаг и зеркало.
Попугай проникся ответственностью своей миссии и бормотал себе под
нос что-то невинное.
- Осталось главное, - мрачно сказал Ильдерим. - Правильно разложить
камни талисмана.
То, что мы оставляли напоследок, надеясь, что все как-нибудь само
собой решится и образуется, встало перед нами во весь рост и во всей
красе. Мы понятия не имели, что делать с этими пятью камнями, после того,
как собрали в одном помещении флаг, попугая, шкатулку, зеркало и рожавшую
Зумруд.
Я выложила их в ряд, начиная с самого большого.
Мы с Ильдеримом переглянулись. Зумруд заохала.
Ильдерим поменял местами два камня. Мы опять переглянулись. И стало у
нас на душе очень скверно, так скверно, как в поговорке, усвоенной мною
еще в пещерах: "Будто ифрит нагадил".
Аш-Шаббан, которого мы временно оставили в покое, лежал, опираясь на
локоть, и с интересом следил за нами. Вдруг он негромко и противно
рассмеялся.
- Какой же я глупец! - сказал он. - Воистину, я бесноватый и сын
бесноватого! Как я не догадался, что эти несчастные не знают секрета
талисмана! О-хо-хо... А ведь этого следовало ожидать, зная старого
путаника и скупердяя аль-Мавасифа! Он просто обязан был что-то совершить
не так в этом деле с талисманом! Вы никогда не догадаетесь, как это
делается, о порождения греха! Вы можете раскладывать эти камни до
скончания веков и прийти на суд к Аллаху с ними в руках! А если вы и
догадаетесь, как складывать талисман, вам это окажется не под силу! Ибо вы
не взяли с собой главного!.. Этот ребенок обречен, о Бади-аль-Джемаль, и
его кровь на твоей совести!
- Отрублю голову, - не оборачиваясь к нему, сказал Ильдерим и
построил камни клином.
- Ты можешь отрубить мне что угодно, о низкий родом, - продолжая
скрипуче смеяться, отвечал аш-Шаббан. - Где сказано, что именно от моей
руки должен погибнуть младенец? Я просто буду лежать здесь на полу, и
ждать, что случится. А если талисман не спасет его, может случиться все,
что угодно Аллаху! Из щели в стене выползет змея! Дитя задохнется в чреве
матери! Рухнет потолок!..
- Р-р-рухнет потолок! Р-р-рухнет потолок! - заорал попугай, которому
пришлась по душе эта угроза. Он помолчал мгновение и глубокомысленно
завершил: - Меж бедер твоих р-р-рухнет потолок!
- Это невозможно, о глупая птица, - сказал ему Ильдерим. - Те своды и
потолки, что находятся между бедрами, не имеют такого обыкновения... Ну,
Бади-аль-Джемаль, неужели мы ничего не придумаем? Аллах не допустит смерти
ребенка!
- И еще как допустит, - вмешался аш-Шаббан. Я знал, что этим
кончится. Оказывается, не было мне нужды пускаться в путешествия, и
связываться с ифритами, и раздаривать халифским женам сокровища! Как это
вы связались с талисманом, и рисковали ради него жизнью, и терпели ради
него бедствия, не зная его тайны? Воистину, таковы дела глупцов! А я знаю
эту тайну, я видел как выглядит талисман, когда он составлен, но вы ни
слова от меня не добьетесь! А если и добьетесь, составить его вам не по
силам! Вы глупцы, вы гиены, вы вонючие ифриты! И вы проиграли, а я...
Тут аш-Шаббан рухнул лицом на пол. За его спиной стоял Ахмед, и он
саданул его по затылку древком дротика, и по черным щекам текли слезы.
- Пусть он не говорит так! - воскликнул Ахмед. - О госпожа, и ты,
купец, придумайте же что-нибудь!
- Ахмед, скорее принеси воды из большого кувшина! - приказала Хубуб.
- А ты, Ясмин, влей ей в рот настоя из каменного пузырька, иначе она
умрет, не приходя в себя!
Ильдерим стукнул кулаком по каменному полу, зашипел и поморщился -
бил он, что хватило силы, и причинил себе боль. Затем он разложил камни
кругом. Мы обменялись взглядами, я мысленно попросила прощения у Аллаха и
составила из них крест.
- О госпожа, Зумруд уже одной ногой в могиле, и душа ее повисла на
ниточке, и вместе с ней погибает ребенок! - крикнула Ясмин.
- Старый ишак был прав, - сказал тогда Ильдерим. - Камни нужно
сложить необычным, более того - невозможным образом. И это все слишком
просто. В чем тут загадка? Не в тяжести же этих камней?
- Меж бедер-р-р твоих - минар-р-рет Хар-р-рун ар-р-р-Р-рашида! - ни с
того ни с сего заорал попугай.
- Что-то новенькое, - заметил Ильдерим. - И до чего же озабочена
проклятая птица твоими бедрами! Чего она только туда не помещала! Хотя,
воистину, то, что разомкнет твои бедра, о Бади-аль-Джемаль, с виду весьма
похоже на минарет!
- О Ильдерим, наш попугай впервые сказал мудрое слово! - воскликнула
я. - Он единственный, кто понял, о чем говорил мерзкий аш-Шаббан! Минарет,
о Ильдерим! Мы должны сложить из камней минарет! Причем самый маленький
камень должен быть внизу, а самый большой - наверху! Вот разгадка!
- Но это же невозможно, о Бади-аль-Джемаль! - отвечал мне Ильдерим.
- А что сказал нам аш-Шаббан? Вот именно потому, что невозможно, мы и
должны попытаться!
- Поторопись, о госпожа! - в один голос крикнули мне обе невольницы.
- Еще мгновение - и все старания будут напрасны.
- Если бы у нас была липкая смола или что-нибудь в этом роде! -
Ильдерим покачал головой. - Наверняка старый скупердяй, объясняя
аш-Шаббану, как складывать талисман, предупреждал его о смоле. Ну,
попробуй, о Бади-аль-Джемаль, во имя Аллаха справедливого, милосердного...
Твои руки для этого дела подходят лучше моих.
Я села поудобнее и взяла самый маленький камень.
Минарет из двух камней держался крепко. С шестой попытки я установила
третий камень. С двадцать седьмой - четвертый.
- Торопись, о госпожа! - закричала Хубуб, и все рухнуло.
Ахмед подскочил к ней и закатил здоровую оплеуху. Она дала сдачи,
Ильдерим вскочил на ноги и замахнулся на обоих.
- Тише, ради Аллаха! - приказала я. - Иначе все это плохо кончится!
И все замолчали, словно только теперь поняли, что жизнь Зумруд и
ребенка действительно зависит от талисмана.
Я опять взяла нижний камень. Но я уже знала, как совмещать неровности
и зарубки на камнях. И ощупывая верхний, самый большой, я в уме сочетала
его выступы и углубления со знаками на четвертом камне. Конечно, со смолой
было бы легче. Но смолы не было.
Времени тоже не было.
Я опустила руку точным, единственно возможным движением и положила
камень. Медленно, невыносимо медленно, не дыша, я отвела руку. Все
замерли.
Минарет держался!
И тут раздался сперва стон ожившей Зумруд, а через мгновение - первый
крик ребенка, подхваченного ловкими руками Хубуб.
Сын джаншаха был спасен.
- Слава Аллаху великому, могучему! - воскликнул Ильдерим. - Дело
сделано, о Бади-аль-Джемаль! Сейчас для нас главное - выбраться отсюда.
Что будем делать с флагом, шкатулкой, зеркалом и попугаем? Ведь они нам
больше не нужны, а, Бади-аль-Джемаль?
- Мы продадим вещи на рынке, - сказала я, - а деньги раздадим нищим -
за здоровье сына моего брата. А попугая мы отпустим на свободу! Хватит ему
сидеть в клетке и говорить глупости. Ты свободна, бестолковая птица, и
можешь лететь куда тебе только вздумается. Понимаешь, о попугай?
- О госпожа, взгляни же наконец на ребенка! - потребовала Хубуб. -
Это мальчик, и на лице его видны знаки благополучия!
- Я знаю, - сказала я. - У моего брата мог родиться только сын. И
если Аллах даст мне детей, это будут только сыновья.
- Уж я постараюсь, - скромно добавил Ильдерим.
- Ты еще не достиг престола халифата, - одернула я его, и тут в одном
из углов раздался короткий странный вскрик и послышалась подозрительная
возня.
Мы одновременно обернулись, хватаясь за сабли, ибо здесь, во дворце
повелителя правоверных, можно было ждать любой мерзости.
В том углу, где должен был находиться попугай творилось несусветное.
Там стоял человек, на котором была надета клетка из разноцветных прутьев,
и она трещала, и прутья выскакивали из гнезд, а он выпутывался из этого
хитросплетения, и дергался, и бормотал нечто невразумительное.
- Ради Аллаха, что это с тобой происходит, о попугай?! - обратился к
нему Ильдерим.
- Меж бедер твоих вселился шайтан! - поклонившись, отвечал ему тот
человек. Ильдерим замахал на него обеими руками.
- Да это же всего навсего заколдованный! - поняв, в чем дело,
воскликнула я. - Оказывается, у нас была власть отпустить его на свободу!
Только откуда он взялся, такой диковинный?
Он действительно выглядел, как чужестранец из очень дальних краев. На
голове у него была круглая, словно блюдо, шапка, которая держалась на
самой макушке и была привязана шнурочками, по спине спускалась толстая
черная коса, глаза были раскосые, а в ушах были какие-то нелепые закладки,
с них свисали ленточки, а на лентах были самоцветы. Меч на его поясе тоже
поражал своим причудливым видом. Но все же уродом этого заколдованного я
бы не назвала.
- Во имя Аллаха можешь ты нам сказать что-нибудь по-человечески? -
обратился к нему Ильдерим.
Тот ответил целой длинной и щебечущей песней на неизвестном языке,
причем кланялся самым потешным образом. А потом он повернулся ко мне и
запел снова, прижав руку к сердцу, и я, не понимая ни слова, догадалась,
что речь на сей раз идет о моих прекрасных глазах, и агатовых ресницах, и
шее, и бровях, и прочих достоинствах. И я увидела, что этот заколдованный
молод, и статен, и во взгляде его - пламя любовной страсти.
- Уж лучше бы тебе оставаться попугаем! - с досадой сказал Ильдерим.
- Тогда тебя хоть можно было понять!
- Я прекрасно все поняла, - возразила я. - Он благодарит нас за
освобождение и восхищается моей красотой. Для этого не нужен толмач, о
Ильдерим!
- Даже лучшая из женщин будет в каждом слове слышать восхищение своей
красотой... - пробурчал Ильдерим. - О Аллах, все они неисправимы! И
виновата твоя привычка ходить с открытым лицом! Вот уже и заколдованные
объясняются тебе в любви! Недостает только джиннии Азизы и того косматого
ифрита, который беседовал с попугаем!
Я оставила эти слова без внимания, чтобы они повисли в тишине и
пустоте. Мало приятного, когда последнее слово остается за тобой лишь
из-за пренебрежения собеседника. Ильдерим откровенно и неприкрыто
ревновал. В сущности, я не возражала против ревности, мне даже нравилась
его ревность, но пусть бы он лучше сочинял о ней стихи, которые так ему
удаются, а не говорил глупостей.
И тут мы услышали надвигающийся шум.
- Сюда кто-то идет, о госпожа! - воскликнул Ахмед. - Идет по моему
потайному ходу! Бежим скорее! Я потушу факел, и мы скроемся в темноте!
- О бесноватый, с нами женщина, которая только что родила, и она
слаба, и ее надо нести на руках! - набросилась на него Ясмин. - Мы не
пронесем ее через эту щель!
- Не пронесете! - раздался голос аш-Шаббана, о котором мы на радостях
совершенно забыли.
Он отполз к двери, через которую его внесли полумертвого, и встал
там, и стоял, держась за косяк.
- Мой повелитель погиб из-за вас страшной смертью, - продолжал
аш-Шаббан. - И шайтаны спорили за право унести его душу в преисподнюю. Но
и вы не уцелеете! Сейчас сюда ворвутся слуги Харуна ар-Рашида, и они убьют
вас всех за осквернение его гарема, и уцелеет лишь ребенок! Горе вам, о
неразумные! Не принес вам счастья этот проклятый талисман!
Ахмед метнул в него дротик и попал прямо в грудь. Аш-Шаббан рухнул на
спину и оказался в том лазе, откуда его невольники метали в нас дротики.
Но, падая, он успел что-то повернуть, и дверь закрылась, и он был по ту ее
сторону, а мы - по эту. И шум бегущих ног все приближался.
- Надо защищаться, о Бади-аль-Джемаль, - сказал Ильдерим. - Пока я
жив, они до тебя не доберутся.
- Если я и переживу тебя, то ненадолго, о Ильдерим, - ответила я.
- Ты красивая женщина, тебя помилуют. - И он вынул саблю из ножен.
- Нет мне дела до их помилования! - И я тоже вынула саблю.
Наш расколдованный попугай сказал что-то на своем певучем языке и
обнажил меч.
И мы, окружили ложе, где лежала Зумруд, и невольниц с младенцем, и
готового метать дротики Ахмеда, собираясь дорого продать наши жизни и
жизнь ребенка.
В помещение ворвались черные рабы с факелами, но отступили, видя, что
мы тоже вооружены.
Один из них приблизился к нам, держа в руке обнаженную саблю, и
обернулся и сделал знак прочим подойти поближе.
Тогда вперед вышел наш попугай. Он поглядел на черного раба
пристальным взором, усмехнулся и, Аллах мне свидетель, медленно спрятал
саблю в ножны. Он стоял рядом с огромным негром, невысокий даже хрупкий, в
длиннополом парчовом халате, и вдруг вскрикнув, подпрыгнул выше
собственного роста, и мы перестали понимать, что здесь происходит.
Когда же это прекратилось, он стоял посреди помещения и скромно
улыбался. А на полу лежало восемь негров, и всех их он поразил, не
прикасаясь к мечу, а только ногами!
Но количество невольников с факелами росло, их собралась уже целая
толпа у дверей, и хотя они не рисковали, однако, приблизиться к бывшему
попугаю, он понял, что дело не ладно, и все-таки вытащил меч из ножен.
Но тут, повинуясь неслышимому для нас приказу, негры расступились и
склонились в поклоне. Вошло несколько почтенных старцев в огромных
тюрбанах и с длинными седыми бородами. Они несли свитки рукописей. Старцы
тоже расступились и склонили тюрбаны, но не так низко. Затем вошли бодрые
молодцы, и сразу стало видно, что это - удальцы правой стороны и левой
стороны из охраны халифа.
И наконец, появились трое мужчин - невысокий широколицый, с
маленькими пухлыми губами, и второй - стройный красавец с седеющей
бородой, и третий, огромный ростом и угрюмый. По тому, как все
преклонились перед ними, я поняла, что это - сам повелитель правоверных,
Харун ар-Рашид, и его главный визирь Джафар Бармакид, и неразлучный с
этими двумя палач мести Масрур.
Повелитель правоверных неторопливой походкой подошел ко мне, коснулся
пальцем моей сабли и улыбнулся.
- Спрячь это, о Бади-аль-Джемаль! - ласково сказал он. - Нет тебе
нужны защищаться от нас. Клянусь Аллахом, мои дармоеды были правы, когда
вычитали в своих гадательных книгах, что мой дворец посетит царевна
изумительной красоты и совершенной прелести! Этой ночью, когда я мучился
бессонницей и не знал, чем себя развлечь, ко мне ворвалась толпа моих
придворных звездочетов, и они показывали пальцами на небо, и называли по
именам звезды, в которых я ровным счетом ничего не смыслю, и потрясали
гадательными книгами, и объявили, что в подземелье моего дворца появился
на свет сын царя Джаншаха, которого охраняет сестра его отца, царевна
Бади-аль-Джемаль, и что с ними - китайский царевич, который был
заколдован, и превращен в попугая, но колдовство кончилось, и он снова
стал человеком. А теперь покажи мне, о Бади-аль-Джемаль, маленького
царевича, жизнь которого ты спасла!
Я позволила ему подойти к ребенку. Халиф склонился над малышом и
опять улыбнулся.
- В гадательных книгах моих дармоедов этот царевич уже назван именем
Тадж-ад-Дин, - сообщил халиф. - Поди сюда, о Джафар, полюбуйся на этого
ребенка и прикажи выдать придворным звездочетам, мудрецам, магам и
гадальщикам все, что им причитается за такое удачное предсказание! А ты, о
царевна Бади-аль-Джемаль, закрой поскорее лицо, чтобы даже я не мог
оскорбить твоей царской крови лицезрением твоей красоты!
- Так, значит, ты - царевна, о Бади-аль-Джемаль? - растерянно спросил
Ильдерим.
- А это что за воин? - осведомился халиф. - В гадательных книгах про
него, кажется, ничего сказано не было!
- Я всего лишь купец, о повелитель правоверных! - с достоинством
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг