от бремени в хане, или же во дворце халифа? Потому что далеко везти
женщину на сносях опасно и нелепо, клянусь Аллахом!
- Еще опаснее выпускать ее из дворца, - подумав сказала я. - Там она
под защитой и охраной Ситт-Зубейды, а в Багдаде ходят по улицам невольники
аш-Шаббана, и они могут выследить меня, и затаиться, и дождаться появления
Зумруд, и покончить со всеми нами разом! И лучше ей рожать во дворце, где
за ней присмотрят опытные женщины, чем в хане, где единственным нашим
советчиком будет попугай!
- Клянусь Аллахом, ты права, о женщина, - ответил Ильдерим. - Сейчас
мы поступим таким образом. Мы найдем носильщика, и дадим ему два дирхема,
и объясним, куда он должен пойти, чтобы принести клетку с попугаем. А если
он благополучно вернется, мы войдем в твое помещение и заберем все
остальные части талисмана. Давно не беседовал я с этим пернатым болтуном и
буду очень рад встрече!
- Он тоже, - проворчала я. - Пока я плыла на кораблях, клетка стояла
на палубе и он научился таким вещам, что слушать его нет никакой
возможности! И он будет рад научить тебя своим новым изречениям, потому
что ты хороший ученик и быстро все усваиваешь.
Ильдерим задумался на мгновение и все понял.
- Он так часто говорил тебе эти слова! - прошептал мне на ухо
дурманящим голосом этот безумец. - Неужели мне не будет дозволено сказать
тебе хоть раз, что меж бедер твоих - престол халифата, и блаженство тому,
кого ты изберешь халифом, и допустишь к престолу, и сама скажешь ему, что
он должен занять там свое место?
- Это уж получается второй раз, - так же, шепотом, ответила я. - И
сократи свои речи, о Ильдерим, иначе...
Тут я замолчала.
Но он, кажется, понял, что я имела в виду.
- Хорошо, о Бади-аль-Джемаль, - сказал он. - Мы возведем халифа на
престол при более подходящих обстоятельствах. Если таково наше желание, и
если ты не переменишься... А сейчас займемся делом. Ведь нам предстоит
сегодня проникнуть во дворец.
- Ради Аллаха, при чем тут ты? - изумилась я. - Давай не будем
придумывать себе лишних опасностей! Я и одна могу пронести туда клетку с
попугаем. А если меня в чем-то заподозрят, я притворюсь одной из невольниц
Ситт-Зубейды, и открою лицо, которое будет нежным лицом женщины, а не
бородатой рожей купца из Басры!
- Всякий халиф обязан проявлять заботу о своем престоле, - туманно
отвечал Ильдерим. - Я не отпущу тебя одну. Иначе с тобой наверняка что-то
случится. Ибо, хотя ты и владеешь саблей, как бедуинский разбойник, а
стреляешь, как на состязаниях лучников, ты - женщина, и в любой миг может
вылезти на поверхность твоя бестолковость. Так что не спорь со мной, не
раздражай меня и не пытайся от меня отделаться, ибо я - твой повелитель, и
ты сама прекрасно знаешь это!
И когда аш-Шаббан купил царевну Бади-аль-Джемаль, он отвел ее в свой
дом, и попытался склонить на свою сторону, чтобы она отдала ему каменный
талисман. Но царевна поняла его козни, и узнала, что он поклялся разводом,
и Каабой, и бородой пророка, что уничтожит талисман. И она придумала
хитрость против аш-Шаббана, и надела ему на голову горшок с ароматической
смолой, и убежала.
И она хотела найти ювелира Ибн аль-Кирнаса, приятеля халифа, чтобы он
отвел ее во дворец, и показал повелителю правоверных, и продал в гарем,
ибо она не видела иного пути к Зумруд. И она пришла к его лавке, и вдруг
видит, что туда входят невольники аш-Шаббана. А царевна знала, насколько
настойчив в достижении своей цели этот гнусный визирь. И она поняла, что
путь во дворец через посредство Ибн аль-Кирнаса для нее закрыт.
А когда царевна в растерянности пошла по улицам и переулкам, ее бедер
коснулась мужская рука, и она обернулась, и узнала Ильдерима, купца из
Басры. И она обрадовалась великой радостью.
А Ильдерим открыл ей лицо, и тоже узнал ее, и понял, что это не
мальчик, а женщина, и тоже обрадовался великой радостью. И царевна
рассказала ему о своих обстоятельствах, и осведомила обо всем, что связано
с половинкой запястья. И Ильдерим вспомнил, что на багдадский базар часто
приходит маленький евнух, и продает половину запястья, но запрашивает
такую цену, что все смеются, и запястье остается непроданным. И
Бади-аль-Джемаль поняла, что это Зумруд ищет ее и подает ей знак.
И они пошли, и нашли маленького евнуха, и поговорили с ним, и
Ильдерим дал ему выпить воды из источника Мужчин, и мальчик обрадовался
великой радостью, так как перестал быть евнухом. И он обещал, что введет
Бади-аль-Джемаль и Ильдерима в гарем повелителя правоверных.
А этот мальчик по имени Ахмед знал всех во дворце, и его тоже все
знали, и он сказал Ильдериму, кому для подкупа достаточно горсти дирхемов,
а кому - кошелька динаров. И царевна с купцом, неся с собой талисман,
тайно вошли в гарем повелителя правоверных, в помещение его любимой жены,
Ситт-Зубейды. И она нашли там Зумруд, и Зумруд обрадовалась великой
радостью, ибо срок ее родов приблизился, и она боялась, что дитя умрет,
если его не будет охранять талисман. И она позвала двух женщин, которых
приставила к ней Ситт-Зубейда, их звали: одну Хубуб, а другую - Ясмин. И
Бади-аль-Джемаль дала этим невольницам денег, и велела им быть при Зумруд
неотлучно. А они были женщины опытные, умеющие помогать роженице, и
принимать младенца, и утишать боль разными снадобьями.
И когда Зумруд пошла в комнату, и Бади-аль-Джемаль с Ильдеримом
приготовили талисман, и невольницы принесли чистые материи и кувшины с
охлажденной водой, и снадобья, и все было готово к появлению на свет
ребенка, прибежал Ахмед и сообщил, что обстоятельства изменились.
А дело в том, что мерзкий аш-Шаббан понял, что царевна найдет себе
путь во дворец, и что настало время действовать решительно. И он достал
самые изысканные редкости и диковины из своих сундуков, и среди них были
камни, отшлифованные и необработанные, в оправе и без оправы, и
чернильница, выдолбленная из цельного рубина и завернутая в хлопковую
вату, и амбра такой стойкости, что если смочить ею платок, то можно
стирать его в воде столько раз, что он весь истреплется, и останутся лишь
нити утка и основы и запах амбры. И он велел своим невольникам взять все
это, и повел их во дворец, и Ситт-Зубейду известили о его приходе. А он
был льстивый царедворец, и она охотно беседовала с ним из-за занавески.
И аш-Шаббан принес ей подарки, и она обрадовалась, и когда он в
очередной раз попросил себе невольницу Зумруд, она не могла ему отказать.
И аш-Шаббан попросил Ситт-Зубейду отдать ему Зумруд немедленно, чтобы она
родила ребенка не во дворце халифа, а у него дома. А он лгал, будто
ребенок - его внук, дитя его сына, якобы убитого Зумруд, и будто Зумруд -
дочь его брата.
И Ситт-Зубейда поверила ему, и взяла подарки, и приказала Ахмеду
привести Зумруд, и он прибежал в ее комнату и рассказал обо всем
Бади-аль-Джемаль и Ильдериму.
И царевна растерялась, а купец задумался, и призвал на помощь Аллаха
великого, могучего, и спросил Ахмеда, не может ли тот вывести их всех из
дворца, ибо здесь они попали в ловушку. И Ахмед отвечал ему, что сейчас
это опасно, ибо, если он не приведет сейчас Зумруд, все начнут ее искать,
и поднимется суматоха, и перекроют им все пути к бегству. Но тут же он
добавил, что излазил весь дворец, и нашел ход в подземелье, но никому не
говорил о нем, и что он не знает, куда в конце концов приведет этот ход,
но иного пути к спасению для них для всех не видит.
И Бади-аль-Джемаль с Ильдеримом, посовещавшись, решили, что нужно
уйти в подземелье, иначе за Зумруд явятся вооруженные невольники, и
обнаружат в ее комнате незнакомого мужчину, и во дворце повелителя
правоверных начнется такая суматоха и заваруха, что весь Багдад сойдет с
ума.
И они приказали невольницам взять Зумруд, а сами взяли материи и
кувшины с охлажденной водой, и Бади-аль-Джемаль понесла клетку с попугаем,
а Ахмед понес впереди всех факел, и они нашли дверь, ведущую в подземелье,
и вошли в нее, и закрыли ее за собой.
А Ситт-Зубейда и аш-Шаббан ждали, пока приведут Зумруд, и их терпение
иссякло, и они послали за ней другого евнуха, и он вернулся с известием,
что Зумруд, Хубуб и Ясмин пропали. И аш-Шаббан понял, что это дело рук
царевны Бади-аль-Джемаль.
Он покинул Ситт-Зубейду, а та была в ярости, потому что во дворце
происходят непонятные вещи, и вышел из дворца, и пришел к себе в дом, и
там уединился, и вызвал двух подвластных ему ифритов, тех, что упустили
Бади-аль-Джемаль в горах. И он хотел послать их во дворец повелителя
правоверных, чтобы они разрушили дворец и уничтожили Зумруд,
Бади-аль-Джемаль и талисман. Но ифриты не могли проникнуть во дворец, ибо
входы охранялись знаками и заклинаниями. Тогда аш-Шаббан велел им в образе
мышей и крыс обойти вокруг дворца, чтобы узнать, нет ли тайного хода, не
охраняемого заклинаниями. И они пустились в путь, и через некоторое время
появились и сказали, что нашли такой ход, и ему больше тысячи лет, и
никаких знаков над ним они не обнаружили. И аш-Шаббан понял, что настало
время рискнуть всем, что он имеет, ибо если погибнет его повелитель
Бедр-ад-Дин, то и его самого ждет смерть. И он взял самых сильных и
крепких из своих невольников, и дал им мечи и дротики, и сам пошел вместе
с ними, и пришел ко входу, указанному ифритами, и вошел в него.
А царевна Бади-аль-Джемаль, Ильдерим, Зумруд, Ахмед, Хубуб и Ясмин
спускались по лестницам, и шли узкими ходами, и поднимались, и опять
спускались, и поворачивали то вправо, то налево. И они продвигались так,
пока не оказались в большом помещении под сводом, и его стены и углы
тонули во мраке, и не видно было другого выхода из него.
- Воистину, ничего мрачнее этого подземелья не создано Аллахом! -
воскликнула я. - Кроме разве что преисподней...
- И скверное это обиталище... - проворчал попугай, которому
путешествие тоже не очень нравилось, настолько не нравилось, что он
принялся бурчать на вовсе незнакомом языке, и, судя по звукам и выражению,
это были гнуснейшие ругательства того языка.
- Зато нас здесь никто не найдет, о госпожа! - обнадежил Ахмед.
И мы вошли в подземный зал, и осветили его факелом, и обнаружили
следы разрухи и запустения.
- Судя по всему, здесь были конюшни... - задумчиво сказал Ильдерим. -
Или царь Сулейман держал тут пленных ифритов, вот откуда этот гнусный
запах. Но нам придется остаться здесь. Пусть Хубуб и Ясмин уложат наконец
Зумруд, потому что иначе она разрешится от бремени стоя.
Зумруд стоном подтвердила, что так оно и будет.
- Надо обойти помещение, о Ильдерим, - сказала я. - Нет ли здесь еще
какого-нибудь выхода? Клянусь Аллахом, лучше бы нам выйти отсюда вовсе!
- Нам нужна комната с четырьмя углами, чтобы разместить талисман. И
ведь не заставишь ты бедную женщину рожать под открытым небом? - спросил
Ильдерим и двинулся в обход помещения.
А я присоединилась к невольницам, чтобы помочь им удобно устроить
Зумруд, и Ахмед светил нам факелом.
- Сколько хлопот я доставила тебе, о царевна... - прошептала Зумруд.
- Молчи! - приказала я ей. - Не будешь в другой раз играть по ночам в
шахматы с первым встречным! И не зови меня царевной, слышишь? Не настал
еще час звать меня царевной, а твоего сына - царевичем и наследником
престола.
- Ты воистину права, о Бади-аль-Джемаль! - раздался из дальнего угла
голос Ильдерима. - Здесь есть дверь, но ее не открывали уже добрую тысячу
лет. Я даже думаю, что она приросла к стене.
- Жаль, - сказала я. - Ну что же, займемся талисманом, о Ильдерим.
Время не ждет.
- Поспешите, - вмешалась невольница Хубуб. - Госпожа моя взволнована,
и это не первые ее роды, так что все, по милости Аллаха, может случиться
очень быстро.
- Давай сюда клетку, о Бади-аль-Джемаль, - велел Ильдерим. - И
расставляй по углам зеркало и шкатулку.
- И куда же ты собираешься вешать клетку, о Ильдерим? - спросила я. -
Где здесь север, где юг? И как ты, ради Аллаха, собираешься это узнать?
Ильдерим так и застыл с клеткой в руках.
- Воистину, мы попали в ловушку! - воскликнул он.
- И сквер-р-рное это обиталище! - с непонятной радостью подтвердил
попугай.
- Придется нам, о Бади-аль-Джемаль, старательно помолиться Аллаху,
чтобы он просветил нас и послал спасение, - неуверенно сказал Ильдерим. -
Если ты знаешь другое средство, не скрывай его.
- А есть ли молитва о сторонах света? - спросила я. - И где здесь
восток, к которому следует поворачиваться во время молитвы? Кажется, все
наши труды были напрасны, о Ильдерим, и напрасно я взяла тебя с собой и
принесла тебе погибель...
- Ты так считаешь?! - у него от ярости вздернулась верхняя губа и я
поняла - он ни за что не согласится со мной. И он будет сражаться до
последнего именно потому, что я готова отступить.
И Ильдерим начал молиться.
Он сорвал с себя пояс вместе с саблей, чернильницей и кошельком,
скинул кафтан и фарджию, устроил из них нечто вроде молитвенного коврика и
рухнул на колени. Не знаю, заклинал ли кто когда Аллаха с таким бешенством
и такой настойчивостью - разве что ифрит, запертый в запечатанном кувшине!
И забота Аллаха вполне соответствовала бурной молитве Ильдерима.
Мимо его головы пролетел дротик, вонзился между двух невольниц и
пригвоздил к убогому ложу одежду Зумруд.
- К оружию! - крикнула я, как кричала воинам в час набега и ночного
боя, а затем выхватила из ножен саблю и кинулась к той самой заросшей
двери, откуда вылетел дротик. Но Ильдерим, не вставая с колен, все же
опередил меня. Он схватил камень с пола и могучей рукой запустил его во
мрак, прямо в открытую дверь. И этот камень успел вовремя - второй дротик,
вылетевший оттуда, в самом начале полета был сбит с верного пути и только
снес тюрбан с головы малыша Ахмеда.
Ильдерим метнул еще один камень и вскочил на ноги. А пока он кидал
эти камни, я уже добралась до двери, и Ахмед с факелом - за мной следом. И
третий дротик остался в руках своего обладателя, ибо я ворвалась в дверь,
рубя саблей направо и налево, ничего не видя перед собой - и из-за
темноты, и от ярости. На шестом или седьмом ударе я споткнулась о мягкое и
покатилась в обнимку с кем-то. Ахмед перепрыгнул через меня, тыча факелом
вперед, в чье-то лицо, и я услышала вой обожженного. А в двери уже
появился Ильдерим с дротиком и запустил его наугад вглубь коридора, и
кто-то там закричал предсмертным криком.
А затем мы услышали топот убегающих ног.
Когда мы вернулись в подземелье, таща за собой бездыханное, но явно
живое и невредимое тело, и осветили это тело факелом, я поняла, что
молитва Ильдерима дошла до слуха Аллаха и милость его к нам безгранична.
Ибо это был хромой визирь аш-Шаббан, и он, к счастью, лишь потерял
сознание.
Под причитания женщин, шуточки Ахмед, дикие крики попугая и стоны
Зумруд мы стали приводить его в чувство. И я потребовала у невольниц
какого-нибудь снадобья, а Ильдерим твердо сказал, что двух оплеух вполне
хватит. И он оказался прав.
Хромой визирь, плешивый урод, хуже пятнистой змеи, со стонами
возвращался в суетный мир. Он кряхтел, охал и чуть ли не скрипел, как
прогнившее дерево. Уж не знаю, камень ли в него попал, или он, спасаясь от
камней, налетел лбом на стену, но только за голову он схватился так, будто
эта голова уже раскололась, и лишь руками можно удержать вместе
разваливающиеся куски.
- Да покарает тебя Аллах, о несчастный! - обратился к нему Ильдерим.
- Ты что же, думал, о глупец и сын глупца, что можешь со всем своим
воинством помешать купцу, занятому выгодной сделкой? Ты хотел войти в
гарем потайным ходом и убить Зумруд, от спасения которой зависит моя
прибыль? Но Аллах не допустил такого безобразия, и более того - ты нам
сейчас поможешь спасти ребенка. Отвечай немедленно, о гиена, как ты вошел
в подземелье! Где этот вход? Сколько ты сделал поворотов? И не испытывай
долготерпение Аллах!
Визирь промычал что-то, чего никто не понял.
- Ты видишь эту саблю, о сын шайтана и обезьяны? - спросила я. - Ты
узнаешь ее?
Как и следовало ожидать, старый хитрец притворился, будто у него
совсем и окончательно отшибло память. Я поднесла острие к самой его шее.
Ильдерим же, завладев саблей аш-Шаббана, кольнул его с другой стороны.
Под стоны роженицы, путаясь и сбиваясь, в круге света от факела
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг