отвечал Ильдерим. - Путешествуя из Басры в Багдад, я повстречал царевну и
оказал ей услуги, и теперь мне время возвращаться домой в Басру.
- О повелитель правоверных! - воскликнула я. - Если бы не этот купец,
сын моего брата погиб бы не родившись, а в его царстве остался править
злобный предатель Бедр-ад-Дин!
- Мы наградим купца, - милостиво кивнул халиф и отвернулся от
Ильдерима. - Теперь приведите толмачей, чтобы китайский царевич мог
поблагодарить свою спасительницу и вступить в беседу с нами. Нам же не
терпится узнать, как и почему он был превращен в попугая! Это скрасит нам
нашу бессонную ночь. И приведите также невольниц царской крови, которых я
подарю Бади-аль-Джемаль, и приготовьте ей достойные покои, и немедленно
найдите нянек и кормилиц для маленького царевича!
Тут началась суматоха, забегали рабыни с ворохом царских одежд для
меня и Зумруд, засуетились евнухи, черные рабы начали по одному выходить
из подземелья, а им навстречу спешили толмачи, и няньки, и кормилицы, и
ничего невозможно было понять в этом человеческом коловращении. А когда я
растолкала всех этих людей, Ильдерима уже не было. Только лежал на полу
затоптанный пояс с ножнами от сабли, чернильницей и кошельком...
И Бади-аль-Джемаль с Ильдеримом привели Зумруд в подземелье, и время
ее настало, и роды начались. И Бади-аль-Джемаль не знала как складывать
камни талисмана, и не узнала бы вовеки, но через потайную дверь в
подземелье явился гнусный визирь аш-Шаббан, сопровождаемый невольниками, и
он хотел проникнуть во дворец и убить Зумруд. Но Бади-аль-Джемаль и
Ильдерим прогнали невольников, и пленили аш-Шаббана, и стали расспрашивать
его о тайне талисмана. И он, сам того не желая, намекнул им, в чем
разгадка загадки, и Бади-аль-Джемаль составила талисман, и дитя
благополучно появилось на свет.
А повелитель правоверных, Харун ар-Рашид в ту ночь, как обычно,
мучился бессонницей. И он призвал Джафара Бармакида и Масрура, чтобы они
развлекли его, и вдруг прибегают придворные звездочеты, которые только что
наблюдали на башнях звезды и составляли гороскопы. И они увидели, что в
эту ночь совершилось действие знаменитого каменного талисмана царицы
Балкис, и появился на свет младенец царской крови, наследник престола, и
что произошло это в подземелье халифского дворца! И халиф приказал найти
людей, знающих входы в подземелья, и отвести себя туда. И он увидел там
новорожденного младенца, и охраняющих его с обнаженными мечами купца,
китайского царевича и девушку, чью красоту бессилен описать язык.
И повелитель правоверных Харун ар-Рашид на следующий день собрал
диван, и богато наградил купца Ильдерима, и дал ему тюки с тканями, и
золотые и серебряные блюда и кувшины, и сто кошелей с динарами, и
невольников, и невольниц, и лошадей, и верблюдов, и мулов. А купец
поблагодарил его и отправился своей дорогой.
А потом Харун ар-Рашид беседовал с китайским царевичем, и узнал, что
тот хочет жениться на Бади-аль-Джемаль, и повелитель правоверных посватал
царевну за китайского царевича, и устроил им пышную свадьбу. И царевну
семь дней открывали перед женихом в разных нарядах, а на восьмой он вошел
к ней, и сокрушил ее девственность, и они стали жить в мире и любви.
Когда же ребенку исполнился год, Харун ар-Рашид снарядил караван, и
дал маленькому царевичу свиту и войско, и во главе войска поставил
опытного военачальника, и Тадж-ад-Дин отправился в царство своего отца. А
вместе с ним поехали его тетка, Бади-аль-Джемаль, и ее муж, китайский
царевич. И они привезли мальчика на остров Шед, и там его растили и
обучали всему, что должен знать царь, пока он не вырос и не возмужал, и не
взошел на престол.
А Бади-аль-Джемаль и ее муж отправились в Китай, и там их встретили с
великим почетом, и родители царевича сыграли для них еще одну свадьбу, и
они жили прекраснейшей и приятнейшей жизнью, пока не пришла к ним
Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний.
Ты можешь рассказать все это именно так своему повелителю, о сестра
моя, ибо такое завершение будет ему понятно и приятно.
На самом же деле получилось совсем наоборот. И если ты, о Шехерезада,
поклянешься всеми именами Аллаха, что тайна эта умрет с тобой, я поведаю
тебе, чем же окончились эти неслыханные события.
Китайский царевич действительно пожелал жениться на мне, но при одной
мысли о том, что мы и на ложе не сможем обойтись без толмача, я рычала от
ярости, как Ильдерим при виде черной стражи. Я бы, пожалуй, могла
привыкнуть к свисающей до пояса косе и самоцветам в ушах, но обречь себя
на вечную немоту я не могла.
И кроме того, я желала принадлежать другому.
Но другой скрылся, даже не сделав попытки меня увидеть. Он отступил,
он уступил меня бывшему попугаю, довольный, что ему выдали из халифских
кладовых сколько-то там тюков с тряпками и ржавых кувшинов! Это было
невыносимо.
Я не могла пожаловаться на свою судьбу даже попугаю, как привыкла за
месяцы странствий, - ведь этот попугай собирался на мне жениться!
Должно быть, халиф решал со мной это дело, когда я из-за исчезновения
Ильдерима была во временном помутнении рассудка. Иначе трудно объяснить,
откуда вдруг взялось мое согласие, и началась подготовка к свадьбе, и меня
стали охранять от внешнего мира строже, чем дочерей самого халифа. Я
хотела все же направить весточку Ильдериму, и написала ее, и сложила, и
отдала Ахмеду, но проныру Ахмеда не выпустили из дворца, потому что он
принадлежал к моей свите, а меня берегли от сглаза, от злоумышленников, от
охотников лицезреть мою красоту и вообще от всего на свете. Все попытки
Ахмеда кончились тем, что его взяли под наблюдение.
И вот истекли три дня, полные суматохи, и сборов приданного, без
которого халиф не желал отдавать меня китайскому царевичу, и бесед с
бывшим попугаем из-за занавески в присутствии двух толмачей, потому что
знатока его наречия во дворце не нашлось и призвали тех, кто хоть немного
смыслил в этом щебете и чириканье. Они на пару переводили признания
царевича, причем слово говорил один, затем два слова - другой, и так далее
в том же духе. Сперва это меня забавляло. Сперва - забавляло...
Последней ночью я прокралась в помещение для слуг и разбудила Ахмеда.
- У людей особенно крепок сон перед рассветом, - сказала я. - Пойдем,
о Ахмед, попытаем счастья! Может быть, нам удастся выйти из дворца. Если
ты поможешь мне, я по-царски награжу тебя.
- Я уже получил свою награду, о царевна... - задумчиво сказал
мальчишка. - А что, правда ли ты так любишь этого бродягу купца, что
готова ради него сбежать от жениха?
- Клянусь Аллахом, о Ахмед, - ответила я, - я не такова, чтобы
покинуть его из-за случайностей времени и обмана дней. Ему принадлежит
старая дружба, которой не забыть, и любовь, которая не износится...
Я помолчала, вспоминая его лицо, и голос, от которого взлетала,
словно в объятиях джиннии, и руки, и губы, а потом сказала стихи, которых,
кажется, раньше никогда не знала:
Когда удалился ты, смотрел на других мой глаз,
Но образ твой перед ним покачивался всегда.
Когда же смежался он, являлся ты мне во сне,
Как будто меж веками и глазом живешь ты, друг.
- Как все это удивительно, - ответил Ахмед. - По свету путешествуют
царевны, и простой купец может заслужить их любовь! Скажи, о
Бади-аль-Джемаль, нет ли у тебя младшей сестры, и не собирается ли она
путешествовать?
- На всех безумцев не хватит в мире царевен! - усмехнулась я. -
Впрочем, рассчитывай на помощь Аллаха, и уж кого-нибудь он тебе в жены
пошлет. И лучше, чтобы это была не царевна, с ними слишком много хлопот.
Взгляни на Ильдерима - ведь тяжко ему со мной приходилось?
- Лучше терпеть от царевны, чем распоряжаться невольницей, - здраво
рассудил мальчишка. - Ибо чем сердитее царевна днем, тем слаще радость
победы ночью. А какая победа может быть над невольницей, о
Бади-аль-Джемаль?
- Скажи все это Ильдериму, о Ахмед, - посоветовала я. - Возможно,
тогда он хоть что-то поймет!
И мы собрали кое-какие вещи, и бесшумно пошли по коридорам,
переступая через спящих стражей, и действительно вышли из дворца на кануне
рассвета, но сразу же за его порогом нас подстерегала досадная
неожиданность.
Большая крыса, о которой мы думали, что она просто собралась
перебежать нам дорогу, вдруг остановилась, запищала, стала расти и выросла
до высоты в два человеческих роста!
- Спаси и помилуй нас, Аллах, от сатаны, побитого камнями! - в ужасе
воскликнул Ахмед.
- Перестань вопить, о несчастный, это не сатана, а всего лишь джинния
Азиза, да не облегчит Аллах ее ношу! - прикрикнула я на мальчишку.
- Да, о Бади-аль-Джемаль, это я, и наконец-то мы встретились, -
сказала Азиза, понемногу превращаясь из огромной туманной крысы в
совершенную по прелести девушку с когтями на пальцах, которые я разглядела
очень даже явственно. - Я обшарила все страны, все моря и острова, пока не
узнала, что ты направилась в Багдад. А поскольку дворец халифа защищен от
джиннов знаками над дверьми и сильными заклинаниями, я стала блуждать
вдоль его стен, зная, что ты рано или поздно выйдешь наружу. Ты попалась,
как птица в клетку, о Бади-аль-Джемаль. И никто не спасет тебя от
китайского царевича, кроме меня.
- Я знаю, какую плату ты потребуешь, и не нуждаюсь в твоей помощи, о
Азиза, - ответила я. - И улетай поскорее, а то настанет утро и ангел
Аллаха поразит тебя огненной стрелой. Я же здесь в безопасности от тебя,
ибо я еще на пороге дворца, и меня защищают знаки и заклинания!
- Но как только ты выйдешь отсюда, они перестанут быть тебе защитой!
- зарычала джинния. - Каждую ночь я буду обходить дворец дозором! А если
ты выйдешь днем, тебя увидят мои соглядатаи и расскажут мне, куда ты
направилась! И горе тем, кто осмелится тебе помочь! Так что я буду ждать
твоего мудрого решения, о Бади-аль-Джемаль. И надеюсь, что ты предпочтешь
меня китайцу.
- Да не облегчит Аллах твоего положения в Судный день! - воскликнула
я. - Да покроешься ты паршой, да истерзает тебя чесотка!
- На все воля Аллаха, - кротко ответила Азиза и неторопливо растаяла.
- Постой, о Азиза! - крикнула я ей вслед. - А если мне все же удастся
выйти из дворца незамеченной? Ты же знаешь, на что я способна! Если я
окажусь в этом деле сильнее тебя?
- Если тебе удастся выйти из халифского дворца так, что я не увижу
тебя и ничего об этом не узнаю, клянусь Аллахом, я оставлю тебя в покое и
не буду требовать, чтобы ты выпила воды из источника Мужчин! - прогудело
из мрака. - Но я могу спокойно дать еще тысячу таких клятв, о
Бади-аль-Джемаль, ибо ты покинешь дворец либо моим возлюбленным, либо
женой китайского царевича! А третьего решения у этой задачи нет!
- Аллах лучше знает! - возразила я, чтобы последнее слово все-таки
осталось за мной.
- Нам придется вернуться, о госпожа? - спросил Ахмед.
- Да, нам обоим лучше вернуться, - ответила я. - Не подстерегла бы
тебя за углом эта дочь скверны, эта распутница, разорви Аллах ее покров!
И мы, ступая на цыпочках и перешагивая через спящую стражу, пошли
обратно.
А утром началась предсвадебная суета.
Пришли невольницы, и вымыли меня в бане, и стали наряжать, и
перевивать мои кудри жемчугом, и выпускать локоны на лоб и на щеки. А я
сидела, как тот истукан, что вырезают из дерева франкские мастера, и
невольницы сурьмили мне глаза, и румянили щеки, и подводили брови, так что
я стала сама на себя не похожа и даже подумала, что могу беспрепятственно
выйти из дворца - в таком виде Азиза меня не узнает.
Ахмед вертелся поблизости, и мы обменивались взглядами. Вдруг он
исчез и появился тогда, когда я была уже совсем убрана и вошли лютнистки и
женщины с бубнами, чтобы сопровождать меня на свадьбу, и певицы
прокашлялись перед долгим пением.
- Пожелай мне счастья, ради Аллаха, о Ахмед, - попросила я.
- Я не стану желать тебе счастья, о госпожа, - сурово отвечал
мальчишка, - потому что и без меня найдется, кому это сделать. И ты сама
знаешь, о царевна, что даже тысяча пожеланий счастья не сделает тебя
сегодня счастливой!
- Что это ты держишь в руках? - спросила я.
- Пояс, который Ильдерим забыл в подземелье, - протягивая мне этот
пояс, сказал Ахмед. - Я отнял его сегодня утром у маленьких невольников,
но ты сперва была в бане, потом тебя причесывали, и я не мог к тебе
попасть. Возьми же в приданное пояс бродяги купца, который ради тебя
рисковал жизнью, и когда ты будешь китайской царицей, доставай иногда из
сундука, и смотри на него, и вспоминай нас обоих!
- К чему эти упреки, о Ахмед? - спросила я. - Ты же знаешь мои
обстоятельства, и видел Азизу, и понимаешь, что Ильдерим испугался моего
царского величия и бросил меня!
- Такова любовь царевен, - заметил Ахмед. - Возьми же пояс, а то
старшие евнухи сейчас поведут всех в зал для пиршества и прогонят меня
прочь.
- Дай его сюда! - И я взяла этот кусок тисненой кожи, и прижала его к
груди, вызвав изумление своих невольниц, и поцеловала его, и погладила
ножны от сабли, и улыбнулась чернильнице, в которой булькала волшебная
вода, только ее осталось совсем мало. И я взяла кожаный кошелек, и открыла
его, но он был пуст и на ладонь мне вывалился всего лишь старинный
перстень.
Я задумалась, что это за перстень, который носят в кошельке, а не на
пальце. И я стала его разглядывать, и увидела на нем вырезанные знаки, и
вдруг поняла, что это такое! Это был тот перстень, который Ильдериму
продал аль-Мавасиф, чтобы он приобрел власть над джиннией Марджаной!
Конечно же, двери халифского дворца охранялись знаками и
заклинаниями, так что джинны, ифриты и мариды не могли попасть в него. Но,
возможно, речь шла о том, что они не могли попасть по своей воле или по
воле пославших их людей. Что, если, находясь во дворце, я все же смогу
вызвать Марджану?
Я призвала на помощь Аллаха и потерла перстень!
Комната наполнилась дымом, невольницы, лютнистки и певицы с визгом
бросились от меня прочь, а под высоким потолком повисла красавица джинния.
- А где же мой повелитель? - растерянно спросила она. - Ради него я
нарушила запреты, и об этом узнают наложившие заклятия маги и покарают
меня!
- Я теперь твоя повелительница! - сказала я. - Магов я беру на себя,
я знаю средство, как их уговаривать, а ты возьми меня в объятия и
немедленно неси отсюда прочь! Пока эти несчастные не выдали меня замуж за
китайца!
- Ты не повелительница, ты всего лишь случайная хозяйка перстня, -
ответила мне джинния. - И я должна тебе подчиниться. Но мой повелитель
задерет у тебя перстень, и я вернусь к нему.
- А ты знаешь, где он, о Марджана? - спросила я.
- Да, знаю. Но я не могу к нему приблизиться, ибо он не зовет меня.
- Ну так неси меня к Ильдериму!
- Хорошо, о женщина! - и Марджана посмотрела на меня с великим
подозрением. - Я отнесу тебя к Ильдериму, но если ты бросишь на него хоть
один взгляд, или откроешь перед ним лицо, или даже покажешь ему кисть
руки, я убью тебя. Слышишь, о царевна?
Что такое бурные страсти джиннов, я знала благодаря Азизе. По милости
Аллаха великого, могучего, Марджана не признала во мне насурьмленной и
нарумяненной, того мальчика, который должен был сразиться ночью с
Ильдеримом на заброшенном ристалище. А если бы узнала, ей достаточно было
бы призвать свою бешеную сестрицу, и все ее заботы разрешились бы сами
собой.
- Я слышу и все понимаю, о Марджана, - ответила я. - И если будет на
то воля Аллаха, я вырвусь на свободу из этого дворца, а ведь больше мне
ничего не надо, лишь свобода. И пусть нас ждут на дороге за городом два
хороших оседланных коня, потому что мы с тобой поедем, как два путника.
Это мое приказание, о рабыня перстня! Повинуйся!
- Я повинуюсь перстню, но не тебе, - сказала она. - На голове и на
глазах! А тебя, если ты помышляешь об Ильдериме, ждет смерть.
Разумеется, я могла одним нажатием камня отправить ее туда, откуда
она явилась со своей дикой ревностью. И позволить, чтобы меня семь дней
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг