- Грех, - пробубнил Балатро.
Арделио пожал плечами.
- Об этом раньше нужно было думать. Подался в комедианты - не рядись
святошей.
Не успел он договорить, как возле телеги показалась зверская рожа
Витвемахера.
- Ой! - удивленно произнесла девица. - Еще один такой же.
- Нечестивцы, - зарычал Витвемахер и потянулся за мечом.
Верзила Балатро поглядел на нищего сверху вниз, расправил широкие
плечи.
Тот ничуть не смутился.
- Да знаешь ли ты, кого замышлял убить? - продолжал разбойник,
размахивая мечом.
Тем временем и остальные святые братья подходили ближе к телеге.
Волей-неволей троим комедиантам пришлось выслушать историю падения,
покаяния и обращения Варфоломея. Сам же святой подвижник продолжал мешком
лежать на телеге, пьяный и беспомощный.
К великому негодованию благочестивых разбойников, ни один из
слушателей не выказывал желания расстаться со своим имуществом и
немедленно примкнуть к Ордену.
Балатро, бывший в компании старшим, лихорадочно выискивал в
обступившей телегу шайке хотя бы одно разумное лицо. Но понял: если он и
его товарищи хотят сохранить свое добро, столкновения не избежать. Ибо на
всех лицах лежала одна и та же печать безумия.
Балатро охватило отчаяние. И тут он почувствовал на себе пристальный
взгляд. Обернулся, вздрогнул всем телом. Прямо на него смотрел Иеронимус
фон Шпейер. Только этого и не хватало: монах в толпе фанатиков и юродивых.
И лицо у монаха нехорошее. Тяжелое, высокомерное.
Иеронимус кивнул комедианту. Тот пробормотал себе под нос проклятье и
спрыгнул с телеги.
- Что надо? - грубо спросил он, подходя. И подумал про себя еще раз:
от такого добра не жди.
- Блаженных не бойтесь, - сказал Иеронимус. - Они хоть свирепы, но
вас не тронут. Мы идем в Страсбург.
- Лошадь наша нужна? - прямо спросил Балатро.
- Да.
- Да вы за дураков нас держите! - взорвался комедиант. От гнева его
рябое лицо пошло красными пятнами.
Иеронимус покачал головой.
Но договорить они не успели. От телеги донесся визг девицы Клотильды.
Оттолкнув от себя Иеронимуса, Балатро в два прыжка добрался до телеги.
Что-то оглушительно треснуло, с силой плеснула вода - кого-то (потом
оказалось - блаженного Верекундия) вышвырнули в фонтан. Драка, к
величайшему удовольствию зевак, продолжалась еще с десять минут, пока
воюющие не утомились и не отправились выпить.
Богатырские качества, проявленные как одной, так и другой стороной,
объединили бывших врагов. Они разговорились. Не было только Варфоломея,
спавшего в телеге мертвым сном. Иеронимус сидел, по обыкновению, в углу,
потягивал вино и поглядывал на своих спутников.
Арделио, маленького роста, тощий, с взъерошенными черными волосами,
пил стакан за стаканом, но не пьянел - только мрачнел, наливался тяжкой
печалью. Второй комедиант, Балатро, белобрысый верзила с бесцветными
ресницами, рябой после оспы, увлеченно рассказывал что-то блаженному
Верекундию. Тот сидел мокрый после купания в фонтане, в тепле от его
одежды и волос шел пар.
Девица Клотильда достала из-за корсажа колоду засаленных кожаных
карт, метким взглядом выхватила из толпы мужчин простеца Ремедия и подсела
к нему. Давай втолковывать ему правила новой игры.
До Иеронимуса то и дело сквозь гул голосов доносился сипловатый голос
Клотильды.
- Это "Диана", сиречь Луна, - говорила Клотильда, показывая Ремедию
карту. - Она старше "Ладьи", стало быть, "Ладью" бьет. Вот "Диана
Инферна", сиречь "Адская Диана" или, по-иному, "Геката". Она бьет и
"Ладью", и "Диану". Это черный козырь...
Бальтазар крутился тут же, чуть не клевал длинным носом карты,
мелькавшие в ловких пальцах актерки.
Рядом с Иеронимусом кто-то присел. Осторожно, на самый краешек
скамьи.
Иеронимус обернулся. Балатро - бледный, губы дрожат.
- Простите, ваше... - пробормотал комедиант, глядя в пол.
Иеронимус смотрел на него, молчал.
- Я же не знал, что вы... - добавил Балатро и поперхнулся, смутившись
самым жалким образом.
- Что случилось? - спросил, наконец, Иеронимус. Немного отодвинулся,
чтобы лучше видеть лицо комедианта.
Балатро опустил голову.
- Простите, - снова сказал он. - Я не знал.
- Чего ты не знал?
Балатро неожиданно вскинул глаза и выпалил:
- Вы - Мракобес? Ведь это вы жгли еретиков в Раменсбурге и
Хербертингене?
- Да, - сказал Иеронимус. - Так вы присоединитесь к нам по дороге в
Страсбург?
Теперь к Страсбургу двигалась довольно пестрая толпа. В телеге вместе
с механическим вертепом, лютней и кое-какими съестными припасами тряслась
девица Клотильда. Арделио правил лошадью - тяжеловесным низкорослым
коньком, хорошо пригодным для сельских работ, выносливым и спокойным. За
телегой шли подвижники, вооруженные кто во что горазд.
Фихтеле был очень раздосадован странной бесхребетностью Иеронимуса.
Порой на капеллана такое накатит, что хоть святых выноси.
А Ремедий, как водится, в рассуждения не входил. Жив - и слава Богу.
Наместник Варфоломей и Михаэль пустились в мутные дискуссии о природе
вечности и спасения души. Они не понимали ни слова из того, что между ними
говорилось. Лишь основополагающая идея была ясна: оба были полностью
согласны друг с другом.
В миле от Айзенбаха обнаружилось, что к каравану присоединился еще
один человек. Свесившись с козел, Арделио на ходу коротко переговорил с
новичком, выслушал объяснения, кивнул и больше ни о чем не спрашивал. По
словам этого человека, он торопился в Страсбург, но боялся предпринимать
столь опасное путешествие в одиночку, а нанять охрану денег не имел.
Это был совсем молодой человек с большими, широко расставленными
глазами. Довольно смазливый, если бы не мрачноватое выражение лица. Это
красивое и вместе с тем печальное лицо имело в себе нечто неотразимое для
чувствительной Клотильды. Девица тут же высунулась из телеги и принялась
строить ему глазки.
Что до молодого человека, то он удостоил ее лишь беглым взглядом и
принялся озираться вокруг, словно выискивая кого-то в толпе. Если кто-то и
привлекал его здесь, то отнюдь не девица.
Клотильда не обиделась. Спряталась в телеге, взялась за лютню. Не
тот, так другой. Завтра будет новый день, только и всего.
В эту ночь остановились на ночлег в лесу, отойдя от большой дороги на
четверть мили. Поставили телегу так, чтобы с дороги не углядели, развели
костер побольше. Арделио браконьерским манером подстрелил двух уток.
Клотильда ловко ощипала и сварила добычу, а после все сидели вокруг огня и
жевали темное жесткое мясо.
Ремедий согрелся, разнежился. Иногда ему начинало казаться, что не
было всех этих лет, проведенных рядом с Иеронимусом. Что все еще служит
под началом рыжего Агильберта, который продал душу дьяволу. Лица вокруг
были другие - не те, что окружали его в Своре Пропащих. Но похожи. Да вот
и Фихтеле рядом, этот-то служил с Агильбертом, хоть и присоединился к
Своре позднее. А вон еще одно лицо - тоже из тех лет...
Ремедий вздрогнул. Блаженная тупость отступила, мгновенно сменилась
тревогой. Напротив него, в тени, действительно мелькнул кто-то знакомый.
Ремедий прищурился, пытаясь разглядеть этого человека. Давно
забытого. Так забывают лица умерших - за ненадобностью. Тот зашевелился,
поерзал, опустил голову - видно, не хотел, чтобы Ремедий его увидел. Кому
понравится, когда вот так тебя разглядывают. И Ремедий выбросил незнакомца
из головы. Мало ли кто на кого похож.
Девица Клотильда дернула его за рукав, показала украдкой колоду.
- Эй, монашек, - позвала.
Смешное в ее устах прозвище - Monchen - если учесть, что Ремедий мог
переломить девушке спину одним ударом кулака.
Ремедий улыбнулся. Когда он был ландскнехтом, такие девицы называли
его "солдатик".
- Сыграем?
- Я плохо играю, - сказал он.
Клотильда засмеялась.
- Этого-то мне и надо. Проиграй мне, монашек.
Он хмыкнул в ответ и пересел поближе. Карты замелькали в руках
Клотильды - синее, красное, золотое, белое, грехи, добродетели, слабости
людские и сильные стороны, любовь и смерть, жизнь и молитвенный экстаз, ад
и рай - огрубевшие руки актерки тасовали их так и эдак. Ремедий брал из ее
пальцев то одну, то другую карту, рассматривал. Дольше других держал перед
глазами одну, жутковатую: скелет с косой ведет за руку монаха, за рясу
монаха цепляется девица, за девицей - торговец. Живая цепь терялась за
горизонтом.
Клотильда отобрала у него карту, недовольная тем, что мешает играть.
- Путь неблизкий, еще наглядишься, надоест, - сказала она.
Но Ремедий не сразу выпустил карту.
- А как она называется?
- "Смерть", конечно. Видел когда-нибудь Пляску Смерти?
Ремедий кивнул.
- Я видел смерть, - сказал он простодушно.
Клотильда хмыкнула.
- Кто ж ее не видел, дружок.
- А какая карта бьет "Смерть"?
Актерка выбрала из колоды другую - обнаженная женская фигура,
окруженная венком.
- "Вечная жизнь", конечно.
Ремедий повертел перед глазами "Вечную жизнь". Девица на карте была
очень хороша собой. Похожа на Рехильду Миллер. От мысли о Рехильде Ремедий
перешел к другой:
- Странная у тебя колода. Этими картами только играют?
- Не только, - сердито сказала Клотильда. - Иногда гадают. Но очень
редко.
Ремедий смотрел на нее, шевелил губами - думал.
Клотильда склонила голову набок.
- Ты из профессионального интереса спрашиваешь?
- Что? - Ремедий смешно заморгал светлыми ресницами.
- Ну, говорили, будто вы с Иеронимусом сожгли за ведьмовство целую
толпу женщин, - пояснила Клотильда. Пристально посмотрела на него. - Это
правда, монашек?
- Да, - сказал Ремедий. - А почему ты испугалась?
- Я вовсе не испугалась, - сердито заявила Клотильда. - Гадание на
картах - колдовство и ересь. И я этим занимаюсь. Иногда.
Ремедий сказал:
- Чтобы осудить тебя, нужно двое свидетелей.
- Да ладно тебе... - Клотильда махнула рукой, отметая все сомнения. -
Я и гадаю-то очень редко. Не люблю это занятие.
- Почему?
- Потому что сбывается.
- А если выпадает "Смерть", значит, человек скоро умрет?
- Ничего подобного. Монах, а не знаешь. Смерти не существует. Знаешь,
какой стих подписан к этой карте? - Она снова вытащила из колоды "Смерть"
и прочитала, водя пальцем по ломаным буквам на ленте, обвивающей картинку:
"Ich bin Auferstehung und Leben".
Ремедий нахмурил лоб.
- Это из Писания. А почему не по-латыни?
- Понятия не имею, - беспечно сказала Клотильда. И заторопила его: -
Давай лучше играть. Смотри. У меня на руках младший грех - "Непослушание".
Есть у тебя "Подчинение"?
Она сунулась в его карты.
- Нет, "Подчинения" нет. Попробуй взять мой грех другой добродетелью.
Ремедий протянул "Надежду".
- С ума сошел! - Она хлопнула его по руке. - А чем ты будешь бить
"Отчаяние", скажи на милость, если выбросишь "Надежду" на какое-то
"Непослушание"? У тебя же есть "Стыдливость", смотри...
Выхватила карту из его пальцев, покрыла ею "Непослушание", отложила в
сторону.
Вскоре игра увлекла обоих. Прошло немало времени, прежде чем Ремедий
вспомнил о новичке, которого силился узнать. Поискал глазами. Теперь рядом
с незнакомцем сидел Иеронимус. Они были погружены в негромкую беседу.
И Ремедий успокоился.
Иеронимус поднял голову. Незнакомый молодой человек стоял возле него,
глядел на сидящего сверху вниз светлыми печальными глазами.
- Вы Иеронимус фон Шпейер?
Иеронимус подвинулся, дал ему сесть рядом. Тот примостился, обхватил
руками колени. От его грязных волос пахло землей.
- Я Валентин Вебер, - сказал незнакомец тихо. - Мы с вами встречались
раньше. Один раз. С тех пор я ждал вас.
Иеронимус молчал, ждал, что будет дальше.
- Вы помогли мне, - добавил Валентин.
Тогда Иеронимус повернул голову, желая рассмотреть этого человека
получше.
- Я не помню тебя, - сказал он наконец.
Валентин отозвался - почти шепотом:
- Я разговаривал с вами из могилы. Я мертв, отец Иеронимус. Вот уже
семь лет как мертв. Только одно и живо еще - моя благодарность.
Иеронимус поднял руку, провел пальцами по щеке молодого человека.
Щека была холодной и на ощупь дряблой.
Валентин грустно улыбнулся.
- Видите? Я мертв.
Тогда Иеронимус спросил:
- А я?
- Не знаю, - ответил Валентин.
Иеронимус видел, что юноша не лукавит.
- Почему же мы встретились с тобой, если ты мертв, Валентин?
- Может быть, вы умираете, отец мой? - спокойно спросил его Валентин.
- Может быть, - согласился Иеронимус.
А Валентин сказал:
- Все эти годы я желал только одного: увидеть вас. Тогда, в
Айзенбахе, я слышал ваш голос. Я ничего не знаю о вас. Ничего, кроме
голоса.
Иеронимус шевельнулся. Он вдруг ощутил свой возраст, свой живот,
мешки под глазами.
Валентин смотрел на него с бесконечной любовью.
- Я помню каждое ваше слово.
- А я не помню, - признал Иеронимус.
- Я был в яме вместе с другими мертвецами. Всех нас охватило
отчаяние. У меня была библия, солдаты бросили ее в яму вслед за трупами. Я
раскрыл книгу и стал читать. Я читал пророка Иезекииля. - Валентин покусал
бледные губы, припоминая текст. - "Пошлю на него моровую язву..." Они
слушали, и в их сердца возвращалась надежда, хотя было очень страшно. И
когда я споткнулся посреди строки, чей-то голос ИЗВНЕ произнес: "И узнают,
что я - Господь". В то мгновение мне показалось, что сам Господь говорит
со мной.
- А это был всего лишь монах-бродяга, - сказал Иеронимус. - Который
присел перекусить на братской могиле. И знал библию достаточно хорошо,
чтобы закончить цитату. Только и всего.
- На долю секунды вы были для меня Богом, - серьезно сказал Валентин.
- Этого довольно, чтобы помнить вас остаток вечности.
Он склонился головой на колени к Иеронимусу. И Иеронимус положил
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг