люди - завоеватели и покорители? Такие слова я слышал лишь о зловредах и
помню, как ты возмущался ими в споре с Великим разрушителем.
Я засмеялся.
- Люди и покорители, и завоеватели, но в ином смысле, чем наши
противники. Мы покоряем души, завоевываем сердца - такова историческая
миссия человечества во Вселенной.
5
Это была металлическая планета, голая металлическая пустыня, нигде не
камуфлированная псевдорастениями и псевдореками, как на Никелевой. И в ее
атмосфере не плавали псевдотучи, на ее блестящую поверхность - где сплав
золота со свинцом, где просто чистое золото и просто чистый свинец -
никогда не проливалась не то что вода, но даже и жидкие растворы солей.
А над нестерпимо сверкающей золотом и свинцом равниной раскидывалось
нестерпимо сияющее золотое небо, и в небе пылала красно-золотая звезда,
раз в пять меньше - по видимому диаметру - нашего Солнца, столь же яркая,
совсем не по-солнечному жестокая.
Я упал, спускаясь по трапу. Сила, много превышающая мое
сопротивление, потащила меня, как крюком.
На меня свалился Петри, на Петри - Осима. Я пытался приподняться на
руках и не сумел. Петри помог мне встать. К нам, помогая себе тростью,
подобрался Ромеро. Он всегда был бледнее любого из нас, но сейчас
природная бледность превратилась в синеву.
- Тройная перегрузка, если не в четыре раза, - прохрипел он, силясь
улыбнуться, даже это было здесь трудно. - Боюсь, друг мой, предстоят
непосильные испытания.
Легче других было Камагину. В его времена космонавтов тренировали при
больших перегрузках, они не были избалованы гравитаторами, везде
создававшими привычные человеку условия. Камагин тоже побледнел, по дышал
свободней; думаю, у него не так шумело в ушах и не с таким усилием билось
сердце. Но и он сказал сумрачно:
- Мир, Эли, - повеситься!..
Ангелов и крылатое хозяйство Лусина выгрузили раньше людей - и всем
было тяжело. Драконы превратились в ящеров и довольно проворно ползали,
помогая себе крыльями, как веслами на воде.
Даже могучий Громовержец примирился с судьбой пресмыкающегося, а не
летающего. Пегасы отчаянно боролись с силой притяжения, некоторые
взлетали, но тут же падали.
Ангелам, более легким, удавалось подняться выше, но полет требовал
таких усилий, что они вскоре свалились, совершенно измученные.
Труб с громом пронесся над нами, но после минут пять вытирал пот с
лица и говорил, словно ворочал гири языком. Меня терзали шумы - визг
пегасов, раздраженные крики ангелов, шум крови в ушах, тяжкий стук сердца.
Я увидел вдали Орлана и попросил Петри помочь добраться до него.
Выгрузка продолжалась, и я со страхам думал о Мэри и Астре. Орлан вытянул
голову не так высоко, как раньше, и опустил ниже обычного. Ему тоже было
не легко.
- Нельзя ли оставить самых слабых? - попросил я. - На корабле
действуют гравитаторы...
- Все выгружаются! - отрезал он.
Я попробовал спорить, но он отошел. И порхание его лишилось обычной
живости и бесстрастное синеватое лицо стало еще синее. Я возвратился к
товарищам.
В это время на трапе показался Астр с рюкзаком на спине, за ним шла
Мэри. Петри криком предупредил малыша, чтоб он не бежал, но Астр слишком
поздно услышал крик.
Он камнем полетел на грунт, и если бы Петри не ухватил его в
последнюю минуту, Астр расшибся бы насмерть. Мы с Мэри подоспели к нему
одновременно, Астр задыхался, из носа шла кровь, лицо было белее, чем у
Ромеро.
Я поспешно снял с Астра рюкзак. В нем, как я узнал потом, были
склянки с жизнетворными бактериями, питающимися золотом и свинцом.
- Мужайся, сынок! - сказал я. - Бери пример с Эдуарда. Здесь страшная
тяжесть, а храбрый воин, наш космонавт, прогуливается, как в корабельном
парке.
- Я постараюсь, отец. - Голос Астра не слушался, из глаз не исчезал
испуг, но жаловаться он не стал. - Что сумеет Эдуард, то и я.
Петри, поддерживая Астра за плечи, увел его от трапа. Астр почти
догнал в росте маленького космонавта, почти не уступал ему в мужестве, но
силы их были не равны, сам он этого не понимал, но я знал.
- Какой ужас, Эли! - прошептала Мэри.
У нее побелели глаза, не одни белки, но и радужная оболочка. Я и не
подозревал раньше, что черные глаза могут белеть.
- Успокойся! - сказал я. - Труднее всего первые минуты, а их Астр
вынес. Понемногу привыкнем к тяжести. Но если бы не Петри, ваше стремление
сеять всюду жизнь могло бы стоить жизни нашему Астру.
- Я боюсь за тебя. После такой голодовки!..
- У меня было время забыть о голодовке.
Когда сошел последний человек, корабельные автоматы стали выгружать
авиетки и припасы и какие-то длинные ящики с имуществом разрушителей.
Петри погрузил в авиетку и рюкзак.
Ни одна из авиеток не сумела взлететь. Форсируя мощности
гравитаторов, они лишь ползли неповоротливей драконов и брали меньше
половины обычного груза.
Ящики разрушителей передвигались сами - низко летели над грунтом на
гравитационной подушке, как на катках.
- Наденьте защитные очки, друзья! - посоветовал Петри.
В защитных очках не так слепило от скал планеты и свирепой звезды,
накалявшей ее. И нестерпимый золотой блеск неба смягчался, хотя и не
становился приятным.
Больше всего меня угнетало небо - яростно золотое, однотонное,
непроницаемо сияющее.
Ко мне подошел Осима:
- Какие будут приказы, адмирал?
- Приказы отдает Орлан, разве вы не знаете, Осима? - сказал я с
горечью. - Какой я адмирал! Не хочу больше слушать этого обращения! Не
хочу!
Мэри сжала мой локоть:
- Возьми себя в руки, Эли!
Ответ Ромеро на мой выкрик прозвучал суровей:
- Не ожидал такого малодушия, дорогой друг. Мы свободно выбрали вас в
руководители - и вы останетесь руководителем, куда нас ни бросит судьба.
Итак, какие будут приказы, адмирал? Какие призывы?
У меня путались мысли, тяжело шумело в ушах. Проклятая планета была
слишком массивна. И хоть я уже не падал, ноги и руки были тяжелы для меня,
голова камнем давила на плечи. Я всегда радовался своему телу, оно было -
я, здесь оно превратилось в нечто внешнее, стало мне непомерно.
От меня ожидали приказа быть бодрыми, я не мог отдать такого приказа:
во мне самом не было бодрости.
Я обвел глазами товарищей. Камагин один не смотрел в мою сторону,
остальные подбадривали меня взглядами. Камагин, несомненно, и сейчас был
убежден, что все пошло бы по-иному, если бы мы подняли бунт и перебили
охрану.
Труб с шумом залетел опять и опустился возле меня.
- Трудновато, - оказал он. - Ничего, не погибнем.
Неподалеку Лусин помогал идти пошатывающемуся Андре. Астр пошел к
ним, с трудом отрывая ноги от грунта, он тоже пошатывался, но уже не
падал.
- Хорошо, я обяжу вас приказом и обращусь к вам с призывом - и все в
одном предложении, - сказал я. - Предложение такое: пусть каждый выполнит
и вынесет то, что выполню и вынесу я сам.
К нам неуклюже подпорхнул Орлан с телохранителями:
- Кто пойдет первым в колонне?
- Я пойду первым, - сказал я.
Мы двинулись в непонятную дорогу - цепочка головоглазов, окружившая
кольцом колонну. Орлан с телохранителями внутри цепочки, за ними я, за
мной Мэри с Ромеро, Осима, Петри и Камагин, а дальше другие пленники.
Крылатые ящеры и авиетки с грузами завершали шествие. Орлан временами
оборачивался, нетерпеливый крик: "Скорей! Скорей!" подхлестывал нас, как
плетью.
С тех пор прошло много лет, давно нет Орлана, скоро и меня не будет,
но крик этот "Скорей!" доносится ко мне не стертым голосом воспоминания,
он возникает живой, властный, грубый, и я опять, как в те дни бесконечного
пути к Станции, испытываю ярость и отчаяние.
Тысячи новых событий и чувств нарождаются ежесекундно - старые вечно
живут.
- Скорей! - кричал Орлан, увеличивая размах прыжков.
Я старался не глядеть на угнетающий блеск пустыни со свинцовыми
скалами, вспучившимися на золотой подстилке. Вначале я поднимал вверх
лицо, чтоб ориентироваться по Оранжевой, медленно катившейся по золотому
небу, но небо было еще томительней, чем планета. Я шел, ощущая, что и
стоять здесь тяжко, а двигаться десятикратно тяжелее, стокилограммовые
тумбы ног почти не сгибались.
Петри открыл, что надо не ходить, а скользить, и вскоре все мы
двигались, словно на лыжах. Но и скользя по гладкому металлу, мы не могли
угнаться за неутомимо ползущими головоглазами - на них одних не
действовала плохо тяжесть - и за неуклюже скачущим Орланом.
- Скорей! - кричал он все яростней, и каждый выкрик сопровождался
гравитационными оплеухами охраны.
Нас подгоняли бесцеремонно, свирепо. А когда мы огрызались, понукания
усиливались.
За моей спиной постепенно погасали звуки - стоны и ругательства
людей, шелест крыльев ангелов, охи драконов и злой визг пегасов. Огромное,
ожесточенное, ненавидящее молчание простиралось позади - мы презирали
врагов молчанием, молчанием восставали против них.
И как это ни странно, с течением времени идти становилось не труднее,
а легче, мы втягивались в движение...
Зато когда Орлан скомандовал первый привал, все повалились, где шли.
Всех моих сил хватило лишь на то, чтоб приплестись к месту, где села
Мэри. Она хрипло дышала, глаза ее запали. Она прошептала:
- Ничего, Эли, я держусь. Но Астру плохо.
Астр приблизился вместе с Трубом. Могучий ангел в дороге пытался
нести Астра, но тот не разрешил Трубу даже поддерживать себя.
- Я вынесу все, что вынесешь ты, - прошептал Астр на мои упреки и
бессильно опустился рядом с Мэри.
Он был так измучен, что говорил, не открывая глаз. Губы его
почернели, щеки ввалились. Астр переоценивал свои силы. Я строго сказал:
- Ты не только мой сын, но и член экипажа "Волопаса". Ты обязан
подчиняться моим приказам.
- Я подчиняюсь, - прошептал он и с трудом приподнял веки.
У него были мутные глаза.
- На следующем переходе примешь помощь Труба.
Все остальное время отдыха мы пролежали без движения и без
разговоров, даже мыслями не обменивались.
В середине второго перехода закатилась Оранжевая.
Впоследствии мы наблюдали ее уход часто, и он перестал волновать, но
в тот раз мрачная пышность заката нас потрясла.
Когда светило коснулось горизонта, в однотонно золотом небе вдруг
забушевали краски. По небу, как цвета побежалости по раскаленному металлу,
пронеслись все мыслимые тона. Небо из золотого стало слепяще оранжевым -
звезда сама пропала на созданном ею фоне, - затем красным, темно-красным,
зеленым и голубым, а под конец все поглотила сумрачная фиолетовость.
И на единой звезды не загорелось на менявшем краски, постепенно
гаснувшем небе! Оно становилось черным, только черным, ни малейшая искорка
не нарушила зловещей черноты.
И это было так удивительно и страшно, что, несмотря на истерзанность,
мы возбужденно обменивались мыслями и словами.
- Ни одного луча наружу, ни одного луча к нам, полностью выпали из
Вселенной! - воскликнул не то голосом, не то мыслью Ромеро. - Даже в
древних преисподних было больше проходов в мир.
- Очевидно, об этом и говорил Альберт, что звезда Оранжевая выпадает
из пространства, - донеслась удивленная мысль Камагина.
Ему не верилось, что мы замкнуты в пространственной улитке, пока он
своими глазами не убедился в отсутствии звезд.
Петри больше интересовали деловые вопросы.
- Интересно, что происходит во внешнем мире, когда мирок Оранжевой
превращается вот в атакую "вещь в себе"? А ведь что-то происходит. Как
по-вашему, адмирал?
- Не знаю, - ответил я без охоты. Все мои душевные силы
сконцентрировались на том, чтоб не сбиться с шага, я один не вмешался в
обмен мнениями. - Будем живы - узнаем.
В темноте разгорались перископы головоглазов. Вскоре они одни
освещали планету - цепочка сумрачных огней, то медленно усиливающихся, то
тускнеющих, то повелительно вспыхивающих. Временами изменения яркости
наступали сразу у многих - будто ветер раздувал и гасил факелы.
- Скорей! Скорей! - понукал голос Орлана.
Он назначил второй привал. Авиетки с припасами переползали от ряда к
ряду, и мы подкрепились.
После еды снова раздалась команда:
- Собираться! Скорей!
Мы опять шли, обессиленные, по черной холодной планете, под черным
холодным небом, освещенные, как раздуваемыми ветром факелами, неровным
светом перископов, и нас подгонял яростный, как удар бича, окрик:
"Скорей!"
6
Ночь длилась бесконечно, и какую-то часть ночи мы спали, а остальное
время двигались, озаряемые призрачным сиянием перископов.
Утро застало нас на привале. Небо из черного стало фиолетовым, потом
голубым и зеленым, краски на восходе менялись так же пышно, как на закате,
а когда выкатилось небольшое, с апельсин, злое светило, все вверху снова
стало однотонно золотым, все вокруг - до боли металлическим.
Астр лежал между мной и Мэри. Я потряс его за плечо, он с усилием
открыл глаза, попытался встать, но не сумел и опять закрыл глаза. Он
посинел весь, уже не одним лицом, а грудью, руками, шеей... Он прошептал,
и я скорее угадал, чем услышал:
- Мама, ты заразила планету жизнью?
Она поспешно сказала:
- Да, миленький. Пока ты спал, я привила жизнь планете. Не тревожься.
Авиетка с припасами подошла к нам, я попытался покормить Астра, но он
отказался от еды, он не хотел есть, а если бы и захотел, то не смог бы
жевать.
- Мы скоро потеряем сына, - сказал я Мэри.
Я слышал свой голос словно со стороны - деревянный, безучастно
спокойный.
Мэри поглядела на меня, но ничего не сказала. Все эти ночные часы она
мужественно шла за мной, я не слышал от нее ни слова жалобы, ни стона,
теперь же, при свете встающей жестокой звезды, видел, во что обошлась ей
ночь. Если Астр весь посинел, то она вся была черная.
Я отозвал Ромеро. Мы несчастные существа, современные люди, сказал я.
Мы победили болезни, нас опекают могущественные машины. Но лишенные
механических помощников, мы беспомощны. В древности люди росли более
цепкими к жизни. Вы один среди нас знаете древность. Вспомните
какой-нибудь старинный рецепт спасения! Их было так много,
восстанавливающих жизнь рецептов - массажи, переливание крови,
гипнотические внушения, какие-то штуки, называвшиеся лекарствами.
Он с печалью покачал головой:
- Лекарств от перегрузок тяжести и древние не знали. Если хотите
знать мое искреннее мнение, есть лишь один способ спасти Астра - и
осуществление зависит от вас...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг