Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
весел по воде, а потом все это как бы  кануло,  наступила  короткая  пауза
тишины, в которую мы успели вылезти из спальников и натянуть сапоги. Федор
уже расшнуровывал выход из палатки, как вдруг снова  раздались  голоса,  и
высокий женский плач, переходящий в рыдание, перекрыл их.
     - Кто там?! В чем дело?!  -  закричал  я,  чувствуя,  как  томительно
заныло у меня в груди.
     - Что за шум! - Федор никак не мог справиться с завязками, пальцы его
дрожали. А там кто-то уже бил кого-то, может быть, даже убивал, удары были
глухими, тяжелыми, сопровождаемые вскриками и стонами.
     В беззащитной замкнутости палатки невозможно было  оставаться,  и  мы
как-то вывалились наружу, готовые к защите пострадавшего и к обороне. Была
темная безлунная ночь. Океан безмолвствовал. Пахло золой затухшего костра.
И кругом ни души.
     - Э, кто там? - крикнул Федор, и в тайге за озером заполошилось  эхо.
Там словно кто-то встрепенулся, разбуженный, откликнулся на окрик и  понес
по всей округе: "...кто та... кто та... кто... та!!! "
     И еще не  улеглось  эхо,  как  рядом  с  собой  я  отчетливо  услышал
печально-мягкий женский голос. Слов не  разобрать,  но  голос  был  ясным,
словно бы произнесенный ночною тьмой. Этому голосу так же ясно откликнулся
другой, тоже женский, и еще, еще, а потом возник плач и стал удаляться  от
нас все дальше и дальше. Но на смену ему пришли потаенные, заговорщические
голоса мужчин. Я вздрогнул.
     - Дьявольское местечко... - сказал Федор, и  голос  его  был  так  же
громок, как тотчас же прозвучавшее, до звука разборчивое в великой тоске:
     - Умрем тут... Умрем...
     - Идем, Федор, - сказал я  и  тронул  рабочего  за  руку,  рука  была
напряжена.
     Стоило нам сделать несколько шагов, как снова наступила тишина.
     И мы снова, постояв, дождались уже других  голосов  и  снова,  сделав
несколько шагов, опять погрузились в тишину.
     Так мы дошли до черных базальтовых изваяний, услышали океан, тихонько
набегавший на берег.
     - Знаешь, Федор, а ведь это говорят камни, - сказал я.
     - Как? Камни?
     - Да, созданный природой, без разума и рук человека, радиоприемник, -
объяснял я, мало веря в это объяснение редкого явления, о котором знал  по
книгам.
     Всю ночь плакали, стонали, рыдали черные Рыбачки на берегу океана.  И
когда они замолчали, мы слышали далекие и близкие голоса, потаенные шепоты
и даже улавливали в них будто бы произносимое нами.
     - Слушай, Кузьмич, а ну его к бесу, это место! Давай отсюда двинем! -
сказал утром Федор. Лицо его было бледным, и в глазах  стояла  мучительная
тоска.
     - А как же подбаза?  Сюда  будут  выходить  отряды,  сюда  приедут  с
Беличьего!
     - Бог  с  ней,  пусть  стоит.  Будем  наведываться...  А  жить  давай
подальше.
     - Давай, - согласился я и почувствовал - от этого стало как-то  легче
на душе.
     Через двое суток, работая недалеко от устья втекающей в  озеро  реки,
мы  обнаружили  старую  стоянку  человека.  Обломки   корабельных   досок,
изъеденную ржавчиной кружку, обломок толстого, глубоко загнанного в  землю
бамбукового флагштока и тесаный, памятный, врытый в землю столбик. На  нем
с великим трудом я  разобрал  выжженную  надпись:  "Шхуна  Алек...  дрина"
(вероятно "Александрина")  Петербургское  гид...граф...  щество  Экспед...
1914 года". Дальше буквы выцвели, выветрились, вымыло их дождями,  снегом,
солнцем и стужей. Только крохотные точечки остались  кое-где.  И  в  конце
этой надписи время сохранило еще: "...лись зи...вать окт...рь 1917..."
     Из всего  этого  легко  можно  было  уяснить:  "Шхуна  "Александрина"
Петербургского гидрографического общества, отправившаяся в путешествие  на
восток в 1914 году, потерпела крушение у мыса Надежды (он был  от  Рыбачек
всего в трех километрах). Остались зимовать. Октябрь 1917 года".
     Люди эти, на четыре года оторванные от родных мест, ничего  не  знали
ни о потрясшей мир войне, ни о  грянувшей  революции.  Такими  далекими  и
недосягаемыми были всего-то чуть больше пятидесяти лет назад эти места.
     Может быть, их голоса сохранил камень. Мне захотелось снова  провести
ночь у черных базальтовых изваяний.
     Вечером мы натолкнулись на землянку, теперь это было едва  различимое
углубление в береговой наносной  морене.  Желая  хоть  немного  приподнять
завесу времени, я покопался внутри бывшей землянки и под  небольшим  слоем
лиственного перегноя, на земляной лежанке  обнаружил  человеческий  череп.
Проросшая через него сосна накрепко  вживила  в  себя  серые  с  синеватым
отливом черепные кости. Мы снова закопали умершего тут,  неизвестного  нам
человека и поставили, отесав по всем правилам, памятный столб. Федор выжег
на  нем:  "Тут  покоятся  прах   и   останки   жилища   неизвестного   нам
землепроходца, открытые геологической партией N_44018 XX района".
     Памятный столбик, обломок флагштока, корабельные доски я  приобщил  к
нашему имуществу и  образцам.  А  позднее  передал  музею  Географического
общества. Никто сразу, даже из больших знатоков, не мог мне ответить,  что
это была за экспедиция. Но и позднее не нашлось  охотника  заняться  нашим
случайным открытием. А я в постоянных хлопотах тоже не  всегда  помнил  об
этом. Надо бы на досуге съездить в Ленинград да порыться в архивах. И  вот
досуг появился. А куда меня унесло? Иду за щуками. Нет,  обязательно  уеду
отсюда пораньше и покопаюсь в архивах, пересмотрю и  отдам  на  экспертизу
наши с Федором находки.
     Хорошо бы еще побывать  там  и  послушать  говорящие  камни.  Рыбачек
послушать.



                                    4

     После ночного привала (все-таки заснул тогда) шли долго. Я  сразу  же
втянулся в ходьбу, сразу обрел дыхание,  и  движение  доставляло  истинное
наслаждение. На мой взгляд, самое  страшное  для  человека  -  лишить  его
движения. Наверное, совсем не случайно было выдумано наказание - сидеть  в
тюрьме. Именно сидеть. Этой пыткой  наказывали  во  все  время  и  у  всех
народов.  Но  незаметно  человечество  само   заточило   себя   в   тюрьму
неподвижности. Сначала городские люди, а теперь  уже  и  сельские  сели  в
автобусы, машины, трамваи. Сидят уже не только служащие на  работе,  но  и
станочники у пультов, у  машин,  у  сигнальных  систем.  Стремление  сесть
настолько захватило человека,  что  вертикально  движущийся,  вероятно,  в
конце концов исчезнет с наших улиц, дорог, с полей и сидячий  образ  жизни
станет нормой.
     С раннего детства вынесли мы образ прекрасного  будущего,  где  будет
делать все за человека машина.
     А что же будет делать человек? Наверное,  не  одному  приходил  такой
вопрос. И всегда следовал один и тот же ответ:
     - Человек будет управлять машинами, сидя за пультом!
     Сидя!
     Как же это у человечества получилось  -  раньше  карали  сидением,  а
теперь состояние это стало мечтой о будущем?
     В описаниях городов будущего, заводов, цехов у  самых  ярких  и  ярых
гуманистов-мечтателей человек не ходит, не двигается по планете, по земле,
передвигая ногами, он обязательно сидит, управляя,  сидит,  проносясь  над
землей, сидит, отправляясь в гости, и уже не касается ногою земной тверди.
     Мне довелось провести две недели  отдыха  в  изумительной  местности:
доступные горы, зеленые луга предгорий, чистое морское побережье. И  везде
дороги, тропы, тропочки - крутые, пологие, ровные, на  любой  вкус.  Ходи,
гуляй, двигайся, отдыхай, человек. И что же? В санатории общего типа,  где
в общем отдыхают  здоровые  люди,  были  операторы  и  аппаратчики  одного
крупнейшего современного химического комбината - рабочие будущего, как  их
называют, они уже сейчас  сидят  подле  пультов,  у  сигнальных  систем  и
кибернетических машин. Сидят в белых халатах, в домашних тапочках, вдалеке
от всех вредных и невредных процессов, творящихся в замкнутых  ретортах  и
реакторах. На отдыхе они продолжали сидеть  в  лучшем  случае  на  морском
побережье, и то в  очень  хорошую  погоду,  остальное  время  проводили  в
палатах, занятые игрой в карты, выпивкой,  болтовней,  и  отправлялись  на
прогулку только автобусом или катером. На меня, делающего в день не меньше
двадцати километров, смотрели как на сумасшедшего.
     - Неужели вам, Василий Кузьмич, не надоело шлепать ногами на  работе?
- спрашивал меня сосед по палате.
     - Неужели вам, Григорий Григорьевич, не надоело сидеть на работе?
     - Представьте, нет!
     - И тут не надоело сидеть?
     - Что вы, мы столько ездим, столько видим...
     Нет, не ядерная бомба, не мировая катастрофа и не  созданное  опытами
микробиологов новое невидимое существо погубит человечество, но,  лишенное
естественного движения, оно само собой зачеркнет  себя.  Вот  какие  мысли
могут прийти человеку в голову на отдыхе, когда он, отдавшись  наслаждению
от собственного движения, идет  на  озеро  Егдо  с  единственной  надеждой
выловить необыкновенную (не называю метраж) щуку.
     - Слушайте, ребята, а как же мы ее донесем, коли уловим-то? - спросил
я на привале, когда мы, отмахав часов шесть кряду, остановились на дневку.
     - Кого? - Осип, помешивая в котелке варево, удивленно глянул на меня.
     - Как кого? Щуку?
     - Однако, донесем...
     - Поймай только, - резонно заметил Василий.
     - Да нет, мужики, я серьезно. Как?
     - Олень надо было брать,  -  вздохнул  Василий  и  покачал  сожалеюще
головой. Но теперь Осип с той же интонацией, что и моторист в том дальнем,
сказал:
     - Ты, Кужмити, поймай, однако!
     Это уже был разговор! Я рассмеялся.
     - Озеро-то есть, по крайней мере? - спросил.
     - Осеро есть! - Осип подул в ложку,  пробуя  стряпню.  -  Куда  идем?
Осеро идем! Вот чудак.
     Ну ладно, хорошо, что эту надежду у меня не отбирают. Щуку,  конечно,
поймать надо - правильно, но если есть озеро...
     - Однако, осеро Егдо всегда есть, - сказал Василий.
     После обеда, за которым проводники мои снова отказались  выпить  хоть
бы по "маленькой" (люблю это качество в людях - делу время,  потехе  час).
Осип спросил:
     - Кужмити, ты, однако, зачем Априку бежишь?
     Я даже поперхнулся от неожиданности вопроса. Ну и дела!
     О  своей  командировке  я  мало  кому  говорил   и   уж   совсем   не
распространялся настолько, чтобы первый же спутник  по  рыбалке  спрашивал
меня об Африке. Тут  на  Авлакане,  в  Буньском,  сказал  только  Ручьеву,
секретарю  райкома  партии,   да   закадычному   своему   дружку   Валерию
Владимировичу Дашкову, надо было объяснить  свой  внесезонный  отпуск,  да
еще, пожалуй, слышал об этом старик Вычогир, с  ним  мы  плыли  вместе  из
Буньского в Нювняк.
     Ни один из них троих не успел еще и побывать в Инаригде,  а  тут  уже
известно о моей дальней поездке. Отмечу,  между  прочим:  ни  рациями,  ни
другими какими-либо средствами связи таежное крохотное  село  с  миром  не
связано. В тайге всегда все наперед известно - об этом я хорошо  знал,  но
все-таки удивился вопросу Осипа.
     - А ты откуда об этом знаешь?
     - Народ говорил!
     - Ого, уже не просто кто-то - народ! Какой народ?
     - Наш. Инаригда, однако.
     - Ну! А он-то, народ ваш, Инаригда, откуда знает?
     - Нарот все знает, - определенно ответил Осип.
     Я только развел руками.
     - А народ, однако, не знает, зачем я еду?
     Осип задумался, почмокал губами, стараясь рассосать загасшую  трубку,
и Василий, решив, что пора и ему вступить в разговор, сказал:
     - Однако, говорят, командировка. Говорят, Кужмити там  будет  искать,
чего не терял.
     Я рассмеялся, рассмеялись и эвенки, довольные, что все знают обо мне,
как бы я ни скрывал. Я никогда не делюсь тем, что предстоит мне,  пока  не
обдумаю всего сам. А сейчас даже и не думал еще  о  предстоящем.  Заставил
себя не думать. Но мне напомнили. Напомнили  тут,  среди  великой  тишины,
среди Земли, которая все еще живет сама по себе, своими простыми и мудрыми
заботами, своей первозданной страстью, своей так и не познанной  человеком
волей. Что ждет меня  в  Африке?  Найду  ли  в  незнакомых  мне  джунглях,
саваннах или пустынях ее, любимую и дорогую Землю?  Наверное,  найду,  как
нашел ее тут, как нахожу вечно, пока живу. Она одна у нас,  одна  на  всех
живущих - Земля!
     Я долго рассказывал об Африке своим спутникам. Рассказывал  все,  что
знал с детства, что вычитал из газет и журналов о ее настоящем, и все  то,
что узнал из прочитанного в Ленинской библиотеке.
     Они слушали, согласно кивали головами, а я  все  говорил  и  говорил,
будто проверяя свои знания.
     - Знаешь, Кужмити, - сказал Василий, выслушав мою лекцию.  -  У  нас,
однако, гора большой-большой есть, Агды называется. Знаешь?
     - Нет.
     - Есть там. - И махнул рукою туда, откуда мы пришли, и еще дальше.  -
Большой-большой гора, и на макушка дым идет. Это почему?
     Вот тебе и раз, говорил им, говорил об Африке, и вдруг такой  скачок.
Что-то, наверное, натолкнуло в моем рассказе на этот  вопрос.  Но  что?  И
почему я не знаю этой горы Агды, как и озера Егдо? Что они,  смеются  надо
мною?
     - Василий, где это, объясни? - прошу.
     - Большой хребет знаешь? - это уже Осип говорит.
     Большой хребет мне хорошо знаком. Я излазил его вдоль и  поперек,  но
горы Агды не встречал.
     - Знаю, - говорю.
     - Малынкий хребет знаешь? Бежишь все вниз, вниз к Авлакан, да?
     Знаю я и Малый хребет. Исползал там немало, камни животом точил.
     - Ну, дальше...
     - Дальше, очень дальше Авлакан бежит. Есть  большой,  однако,  порог.
Потом туда-сюда Авлакан, как заяц. Понял?
     - Так.
     - Так нет еще, - говорит уже  Василий.  -  Так  дальше  на  север.  И
большой яма есть, большой, весь Априка туда пойдет...
     Я улыбаюсь. Знаю, о чем речь, - Агдыйская низменность,  район  гиблых
болот, действительно громадная впадина среди Авлаканской платформы.
     - Так, - определенно говорит Осип.
     - Что так?
     - Так, однако, там гора большой Агды.
     Изучая аэрофотосъемку одного из районов Агдыйской впадины, я  обратил
внимание  на   подобие   возвышенности   почти   в   самом   центре.   Но,
посоветовавшись  меж  собой,  прикинув  трезво  и  здраво,   решили,   что
возвышенности там быть не должно, наверное, это брак  в  съемке,  а  может
быть, и тень облаков. Бывает такое. И вот пожалуйста, есть  гора  Агды.  И
впадина-то   называется   Агдыйская.   Вот   номер!   Топографы    прошли,
аэрофотосъемщики пролетели, мы прошли, и все мимо. А она есть, гора  Агды,
и даже дым из верхушки идет.
     - Почему дым?
     - Посмотреть надо, - сказал я.
     - А  почему  есть  большой  каменный  река?  Чорнай-чорнай.  С  сопки
катится, в Авлакан бежит.
     Это  было  что-то  новое.  Может,  разыгрывают  меня  ребята?  Только
непохоже. Лица у них серьезные, даже строгие. Уж не месть  ли  за  Африку?
Показалось, что много знаю я о ней? Много чудесного там,  необыкновенного,
так ведь и у нас много.
     - Я же говорю, Осип, надо посмотреть, что за река...
     - Камен, камен чорнай, чорнай, однако, большой один  к  другому,  как
река плывет. Везде все растет. Трава растет, дерев растет, кустик  растет,
ягель растет. Там ничего не растет - чорнай, чорнай.
     - Как Априка, - шутит Василий и смеется, очень  ему  нравится  шутка.
Зубы желтые, крепкие, десны розовые,  лицо  плоское,  с  широкими  чистыми
скулами, а глаза большие, синие, и в них смех, лукавство и еще что-то, мне
непонятное. И я, глядя на него, тоже смеюсь и хлопаю  по  плечу.  А  Осип,
чтобы не оставаться в долгу, хлопает меня и тоже хохочет. Я смеюсь, но мне

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг