послезавтра... Так удобнее...
- Для кого?
- Ну, для меня, скажем...
Он снова очнулся. В глазах его горело дьявольское любопытство. Он
изумленно моргнул.
- Хвощинский, плечо у тебя не болит?
- С чего бы ему болеть?
- Да вот опущено оно у тебя... Почему опущено? - он снова изумленно
моргнул. - Это демон оттоптал тебе плечо, Хвощинский. Демон Сократа,
помнишь о таком? Примостился на твоем плече и топчется. Сколько помню,
всегда он топтался на твоем плече.
- Какой еще демон?
- Да сократовский, сократовский, - пояснил он. - Ты должен помнить.
На плече Сократа всегда сидел демон и подсказывал ему, чего не следует
делать. Понимаешь, только это. Чего не следует делать! Ты всегда был в
этом силен. Козмин, по-моему, за это тебя и любил.
Он снова впал в задумчивость. Каким-то новым, бесцветным, не
понравившимся мне голосом, он сказал:
- Вранья много. Везде вранья много. Почему, Хвощинский, люди так
вранливы? Ты врешь, буфетчица врет, Роджер Гомес врет. Ну, ладно, у
буфетчицы это профессиональное, а ты-то? Или вранливость писателя это
что-то профессиональное? У нас тут тоже есть один - рыжий, стихи пишет,
ратует за спасение российского генофонда, а сам по происхождению азиат с
юга и враль, конечно. Слушай, - быстро спросил он, моргнув изумленно. - А
может, врут потому, что слишком все завязано на прошлое? Ты вот тоже
взялся за историю, подвиги землепроходцев. Они все давно вымерли, костей
не соберешь, ничего от них, кроме бумажек, не осталось, а ты как бы их
современник! Вранье все это, Хвощинский. Зачем?
И хмыкнул:
- "Чем сидеть горевать, лучше петь и плясать..." Вот Гоша Поротов не
врал. "Бубен есть, ноги есть..." Пиши о будущем, Хвощинский. Когда пишешь
о будущем, меньше врешь.
Я моргнул изумленно. И, забыв обо мне, Юренев двинулся через
проспект, прямо на красный свет.
Я не стал его окликать.
Черт с ним, лишь бы не валялся на бетонном полу, как на той
фотографии.
6. ЗОНА
Демон Сократа.
Юренев не просто так упомянул о демоне.
Я спускался вниз к Золотодолинской, решив взглянуть на тот солнечный
овраг. Не знаю, зачем. Так захотелось.
"Язык чукотский учи..." Славкин испуг... И эти пальцы, отмороженные в
жаркой баньке... И загадочные фотографии... И Козмин, опять же... И
демон...
Дался мне этот демон!
Какие там еще были?
Ну да, лапласовский. Умный, въедливый, требовательный. По мгновенным
скоростям и положениям атомов всегда был готов весьма точно предсказать
все будущие состояния Вселенной. Завидное существо. Провидец.
Ну, максвелловский, конечно. Этот - трудяга. В руках заслоночка: этот
атом впущу, этот выпущу. Распихивал атомы деловито. Здесь вакуум, там
избыточное давление. Романтик, в принципе, но ограничен. До лапласовского
ему далеко.
Я усмехнулся.
Демон Сократа, плечо оттоптано... А что? Может, Козмин меня за
осторожность и ценил. В общем-то, меня действительно интересовало то, что
делать людям не следует. Всегда интересовало.
Я злился на бесцеремонность Юренева.
"Завтра... Или послезавтра..." Ему так удобнее.
На Алтае Юренев был таким же.
Случались дни, когда Юренев срывался. Что-то у него там с НУС не
ладилось. Вылезал из фургона потный, злой, часами просиживал над
топографическими картами, на которых отмечалось расположение каждого
датчика. Мордовал водителей, орал на Ию. Она, кстати, мудро не обижалась,
знаками показывала мне: надо терпеть. Я терпел, но это терпение меня
бесило.
Однажды Юренев растолкал меня ночью.
- Что такое?
Лагерь был погружен во тьму, только под кухонным тентом светилась
лампочка. Водители спали, но Ия паковала рюкзак.
- Что такое? - я ничего не мог понять. - Куда мы? Опять за штопором?
Ия улыбнулась.
Ничего не объясняя, торопясь, Юренев забросил рюкзак в газик, сунул
туда же палатку. У нас были польские, легкие, но он почему-то сунул
тяжелую брезентовую. Черт с ним, его дело. Может, правда, где-то НЛО
объявились?
- Садись за руль.
- А Саша?
- Управимся сами.
Ия незаметно кивнула.
Ие я верил.
Кивнув ответно, я сразу повеселел. Если впрямь натолкнемся на
летающую тарелку, передам ей привет от прекрасной Ии Теличкиной.
- Выруливай на тракт.
Мы выкатились на тракт и скоро миновали спящий поселок. Небо начинало
по-утреннему высвечиваться, далеко справа под несколькими холодными
звездами поднялся мрачный силуэт Курайского хребта.
- Поворачивай.
- Там склон. Круто. Перевернемся.
- Обогни склон.
Юренев настойчиво направлял меня к какому-то только ему известному
месту. Он не сверялся с картой, похоже, он _з_н_а_л_, куда мы едем. Когда
совсем рассвело, мы проскочили со звоном ледяной сырой снежник и оказались
на широкой поляне, украшенной по центру траурной густой лиственницей.
- Ставь палатку.
Я осмотрелся.
- Мы что, с ночевкой?
Юренев нетерпеливо кивнул.
Минут через тридцать перед палаткой заполыхал костер. Мы даже напоили
чаем трех геофизиков, пешком продравшихся к нашей поляне. Они были шумные,
перебивали возбужденно друг друга: вот ночью видели? шарахнуло здесь, как
из пушки! и огни поднимались в небо! цветные, один за другим, как
праздничные шары! Ну, может, не здесь, но точно рядышком где-то. Они вот
не поленились, полезли в гору. Надо же посмотреть. Может, пойдете с нами?
Юренев усмехнулся.
- Нам некогда.
- А мы посмотрим. Для того и взбирались на гору.
Я незаметно взглянул на Юренева. Знал он, знал что-то.
- Рюкзаки оставить можете, - только и предложил он. - Что вы с ними
потащитесь?
- Да ну! - отмахнулись геофизики, ладные крепкие ребята. - Мы с
террасы на ту сторону свалимся.
- Как хотите.
Галдя, шумно переговариваясь, геофизики исчезли в зарослях.
- Может, и нам сходить?
- Успеется, - опять усмехнулся Юренев и его усмешка мне не
понравилась. - Да и они скоро вернутся.
Памятуя улыбку Ии, я ни о чем не стал спрашивать.
Лежал на траве, смотрел в небо. Гигантские кучевые облака легко плыли
с востока, из Китая, наверное. Тишину нарушало лишь слабое позвякивание -
Юренев возился с какими-то металлическими вертушками. Я упорно ни о чем
его не спрашивал. Понадобится, сам скажет. В конце концов, в мои
обязанности входило и это - ни о чем не спрашивать.
- А вот и они.
Я удивленно привстал.
Геофизики, все трое, вывалились из колючего боярышника чуть выше
нашей стоянки. Здоровые загорелые ребята, на них сейчас лица не было.
Глаза блуждали.
"Мы правильно идем к тракту? Спустимся мы здесь на тракт?"
Юренев кивнул, внимательно всматриваясь в каждого. И меня снова
поразила та же мысль: он знал, знал что-то!
- А прямо вниз и валите, - указал он. - Тракт, он внизу, прямо под
нами.
- Что это с ними? - оторопело спросил я, когда геофизики
действительно рванули вниз. - Они ведь без рюкзаков. Они их что, бросили?
- Подберем, - Юренев победительно выпятил челюсть. - Никуда рюкзаки
не денутся.
- А мы?
- Что мы?
- Что делать будем?
- Подождем до вечера. Не лезть же сейчас в кусты? Ты сам видел этих
придурков.
Меня распирало любопытство: эти ребята выглядели крепко, но ведь
бежали от чего-то, при белом ясном свете бежали! Почему же Юренев
собирается совершить вылазку на ночь глядя? На тебя вот шофера злятся,
сказал я Юреневу. Им делать нечего, они со скуки сдыхают.
- Зато я им хорошо плачу.
- Слушай, - все же не выдержал я. - Что их там напугало?
- Кого?
- Как кого? Геофизиков.
Юренев изумленно моргнул.
- Мне-то откуда знать?
Врал, конечно. Догадывался, что мы сами скоро увидим.
А увидели мы еще одну полянку.
Солнце еще не закатилось, его рассеянные лучи падали на пожарище. Все
на полянке выгорело - ни травы, ни кустов, корешки даже не торчали и камни
спеклись. Но рюкзаки геофизиков валялись почти в центре голой полянки.
- Придется тащить, - сплюнул я. - Только где теперь искать этих
неврастеников?
- Тащить? Рюкзаки? - удивился Юренев. - Тебя об этом просил
кто-нибудь?
- Не пропадать же вещам.
- Ну-ну, - странно усмехнулся Юренев, усаживаясь на пень, торчащий на
опушке. - Действуй, раз уж ты такой альтруист.
Его усмешка мне не понравилась. Но мне не нравилось и бегство
геофизиков. Надо было что-то делать, не бросать же в самом деле рюкзаки.
Я неторопливо направился к рюкзакам.
Они лежали вповалку, их не поставили, их бросили второпях, два друг
на друге, один чуть в стороне. С него и начну, решил я.
Чего ждет Юренев? Ведь он явно чего-то ждет...
Меня ударило током, когда я наклонился над рюкзаком. Я не видел и не
слышал разряда, но удар был ужасен. Я закричал.
Закричал и невольно отступил на шаг.
Боль мгновенно исчезла.
- Ну, получил? - насмешливо спросил Юренев, не вставая с пня. -
Понравилось? Еще хочешь?
Я колебался.
Жуткое предчувствие нового удара леденило меня, но я и отступить не
мог. В этот момент я ненавидел Юренева. Я должен был вытащить рюкзаки,
но... Я не мог шевельнуться. Меня сковывал ледяной страх.
Юренев вдруг встал.
Тщательно загасив сигарету, он неторопливо, ничего не страшась,
подошел ко мне, успокаивающе потрепал по плечу и наклонился к рюкзаку.
- Не делай этого!
Но он уже поднял рюкзак - и за руку, как ребенка, повел меня к пню.
Наверное, я выглядел как те геофизики, но все же сумел спросить:
- Тебя не ударило?
- Нет.
- Почему?
- Не спрашивай. Я не смогу сейчас этого объяснить, - он обнял меня за
плечи. - То, что мы увидели, очень важно. Андрей Михайлович будет
счастлив. Но ни о чем сейчас не спрашивай. И отдохни. Залезай в спальный
мешок и отдохни. У тебя легкий шок. Это пройдет.
А заночевали мы на своей поляне под лиственницей.
Сидя у костра, я нет-нет да и оборачивался в сторону темной террасы.
Что там, собственно, произошло, почему я полон такого постыдного мерзкого
страха? Я даже на Юренева не злился, хотя, в принципе, под удар меня
подставил он. Ночная короткая гроза отгрохотала над дальними отрогами
Курайского хребта, весь мир затопило тьмой. Ни звезды, ни Луны, даже
дальние зарницы погасли.
Я долго не мог уснуть.
Юренев спокойно храпел, а я лежал в темной палатке и не мог, не мог
побороть тайного страха. Чем же на самом деле занимаются сотрудники
Козмина? Поисками плазмоидов? Вздор! Отработкой НУС? Но при чем тут
выжженная поляна?
Юренев храпел.
Тьма египетская.
Я, наконец, медленно погрузился в сон.
Но было ли это сном?
Полог брезентовой палатки медленно осветился, как экран работающего
телевизора. Не могло быть поблизости ни фонарей, ни прожекторов, но полог
палатки осветился. По нему, как по мутному стеклу отходящего от перрона
вагона, потянулись легкие затейливые тени. Они все убыстряли и убыстряли
свой бег, становились все четче, сливались в странную вязь, в подобие
каких-то невероятных письмен. В их непоколебимом беге что-то менялось,
вязь превращалась в смутный рисунок, в некое лицо, отчаянно мне знакомое.
Но я не мог вспомнить - чье это лицо?
Я ничего не мог вспомнить. Я не мог даже пошевельнуться. Я умирал. Я
знал, что я умираю. Меня заполняла мертвая боль. И безостановочно била в
сознание странная далекая птичья речь, отливающая металлом. Я не понимал
слов. Я знал, что сейчас я умру. Я уже почти умер. Меня затопило убивающей
болью. Я задыхался. Вскрикнуть! Вскрикнуть! Шевельнуть хоть какой-то
мышцей! Вырваться из смерти!
Не знаю, как это получилось, но я сумел вскрикнуть.
Это меня спасло.
Тьма египетская. Юренев храпел. Полог палатки был темен, значит,
невидим. Сердце мое колотилось, как овечий хвост. Бессмысленно шаря вокруг
руками, я выполз из мешка, потом из палатки.
Что это было?
...Даже сейчас, в Городке, вспоминая ту алтайскую ночь, я побледнел
как от боли.
Стараясь не торопиться, я продрался сквозь колючие кусты и увидел
освещенный солнцем овраг. Ну их всех к черту - и Юренева, и чокнутого
Козмина, и Ию! Вот она, деревянная лестница, и трава, и покой без обмана.
Где-то рядом хрустнул сучок. Я оглянулся.
Возле сухой коряги, в пяти шагах от меня, стояла Ия.
7. ИЯ
- Тухтур-бухтур, - пробормотал я. - Что ты здесь делаешь?
Ия рассмеялась.
- Это бы я должна спросить...
Я не сводил с нее глаз.
Овальное, удивительно правильное лицо, чуть вьющиеся волосы, нежная
ровная кожа. Я помнил ее кожу даже на вкус. И вот странно: Ия, кажется,
помолодела. Конечно, я знаю, так не бывает, но прошло два года с того
момента, как я с нею распрощался, а она выглядела моложе, чем два года
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг