Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
кое-что - Беппия, которого в тот же день  выловили,  многое  раскопал  наш
трейд-куафер Эрих Баммаго - он уже имел неприятности с пикниками и  потому
на наш не пошел, хоть мы и звали. И оказался прав, что не пошел,  и  вывел
меня из себя своим бесконечным "что я вам говорил", и мы  поссорились,  но
это потом, потом, после того как он обнюхивал  расщелину  в  сопровождении
кучи страховидных анализаторов и с деловым видом что-то нашептывал  своему
меморандо. Все это потом.
   Каспара нашел я. Выловили его другие, а нашел я. Безо всяких  "стрекоз"
и анализаторов - нюхом. Я словно точно знал, в каких корнях  он  залег,  а
этих корней я ни разу за весь год не видел - до того момента, конечно, как
Каспара нашел. Я просто шагал по лесу в строго выбранном направлении  (вот
как я его выбрал -  другой  вопрос)  и  наткнулся  на  громадный  корневой
клубень, и направил туда скваркохиггс и громко крикнул:
   - Вылезай, скотина! Сожгу.
   Он вылез и побежал. Очень быстро. Он побежал и попал прямо в руки наших
ребят.
   Он кричал, и визжал, и бился, весь лоб себе расшиб, до сини и до крови,
нес какую-то чепуху, потому что фаги все-таки  его  доконали,  не  столько
фаги, сколько то, что они творили вокруг. А из чепухи  выделен  был  очень
скромный сухой  остаток:  о  том,  сколько  времени  он  знался  прежде  с
охотниками, о том, как они его подловили перед самым пробором, когда он  о
них и думать забыл, о том, как с ним связывались  на  Галлине,  и  о  том,
зачем этот бедолага-охотник, брошенный  своими  дружками  на  планете  без
всякого обеспечения, встретил его на отлове, как они хотели нас уничтожить
взрывом вивария и как ему  в  последний  момент  удалось  убежать.  Дальше
воспоминания принимали жутковато-фантастический оттенок - сплошные  погони
и шабаши привидений,  -  и  этим  последним  россказням,  конечно,  верить
нельзя.
   Охотники (о чем мы и без него знали) отлавливали здесь ведмедей. Они их
фиксировали и складывали в специально замаскированной пещере. У них что-то
там не ладилось, и перевозка ведмедей с Галлины на какую-то  их  секретную
базу, которую космополовские ребята так потом и не обнаружили, затянулась,
хотя они точно знали: скоро мы будем здесь. А квартирьеры вдобавок  еще  и
раньше прибыли.
   Они странные ребята, охотники. Нервные очень. Хоть при их  занятии  это
вредное излишество - нервы. Они перепугались  нескольких  квартирьеров,  у
которых и "стрекоз"-то не было, чтобы прочесать остров. Они  все  бросили,
убежали,  только  замаскировали   свой   тайничок   со   зверьем.   Хорошо
замаскировали, никто не нашел. Они  только  потом  вспомнили  про  забытую
"Птичку" с пилотами. Уж что между этими двумя произошло - никто не узнает,
но живым остался из них один, а другой лицом  в  белую  крапиву  уткнулся.
(Никак не могу подойти к тому эпизоду, все оттягиваю. Никак.) Оставшийся в
живых наладил контакт со своими, и ему приказали  устроить  нам  небольшую
диверсию. Переполох с виварием  обязательно  стоил  бы  жизни  ему  и  его
помощнику Каспару Беппии, но им этого не сказали. И Беппия тоже  промолчал
почему-то. Им, наоборот, сказали: мы вас вывезем и как  следует  наградим.
Охотники - они все сплошь альтруисты.
   Каспар провел охотника через биоэкраны,  а  во  время  заварушки  сумел
улизнуть. Он спрятался  вместе  с  бовицефалами  и  все  боялся,  что  они
проснутся. Правильно боялся - долгая фиксация никогда не бывает вечной,  а
какое нехорошее настроение бывает  у  только  что  проснувшихся  ведмедей,
Каспар, как и всякий куафер, хорошо знал. Он мог их  всех  уничтожить,  но
жадничал. А потом и вовсе свихнулся.
   Пещера, где  прятали  ведмедей,  находилась  рядом  с  той  расщелиной,
которую полез охранять  дю-А  (отдаю  должное  его  осторожности).  Каспар
заметил нас на Каменном Пляже и решил с нами покончить.  Не  пожалел  даже
драгоценных своих ведмедей. Он их разбудил и спрятался, и они  выбежали  в
раскрытую дверь и помчались на выстрелы - то есть к нам.
   Дю-А видел, как крадучись выходил из пещеры Беппия; он взял Каспара  на
мушку, он слюнки, наверное, пускал от радостных  предвкушений:  вот  он  я
какой предусмотрительный и отважный, ваш старший математик Симон дю-А,  вы
все надо мной смеялись, а я бандита поймал.  А  потом  в  двери  показался
первый ведмедь.


   Но это все было потом: я ловил Каспара, потом узнавал детали истории, о
которой только что  рассказал,  потом  давал  объяснения  одной  комиссии,
другой и десятой. А в тот момент я еще почти ничего не  знал,  я  бился  в
руках специалистов и, наверное, не многим отличался от еще  не  пойманного
Каспара. В первый раз сейчас признаюсь, да и то не человеку - стеклу,  что
я бесился, наверное, не столько от  досады  на  глупую  и  ужасную  смерть
близких мне людей, сколько из-за того, что в их смерти был виноват  только
я сам: ведь это я позвал на пикник Симона, ведь это я брал его под защиту.
Кто бы его позвал, если б  не  мое  покровительство?  Мне  только  недавно
пришло в голову, что, не будь там  дю-А,  расщелину  вообще  никто  бы  не
охранял.
   Никто меня не упрекнул. Ни когда я был в ярости, ни после, когда апатия
на меня нашла,  -  непривычное  ощущение.  Мне  стало  все  безразлично  -
говорят, что нормальная реакция, - не понимаю, что тут нормального.  Когда
никого видеть не хочешь, ни о чем  думать  не  можешь,  когда  не  то  что
пальцем шевельнуть - дышать и то противно. И такое чувство, что ты это все
нарочно, словно хочешь, чтобы тебя пожалели.
   Уже в лагере ко мне подошел Баммаго. Я сидел в своей комнате, в которой
стал теперь до недалекого уже конца пробора безраздельным хозяином,  сидел
и разглядывал мемо, какую-то юмористическую программу. Баммаго вошел,  как
всегда, без стука, кивнул Марте, и она вышла.  Потом  сел  на  подоконник,
скрестил свои длиннющие ноги и ошарашил:
   - Мы тут кинули, кому идти. Получилось - тебе. Так что даже справедливо
выходит.
   Я сразу понял,  _куда_  мне  выпало  идти.  И  зачем.  Но...  не  понял
все-таки.
   - Куда идти?
   - К матшефу, - сказал Баммаго. - Куда же еще.
   В куаферском кодексе есть правила на все  случаи  жизни.  Есть  правила
поведения с женщиной, правила, по которым  к  командиру  пробора  надлежит
обращаться со строго дозированной  долей  хамства,  правила,  определяющие
допустимый непорядок в одежде применительно ко всем  случаям  жизни  -  от
светского  приема  до  одиночного  выхода  на  отлов.  Их   мы   старались
придерживаться, потому что нам они нравились. Но есть там правила похлеще,
которые  нравились  нам  (тут  все-таки  лучше  сказать   -   мне)   чисто
умозрительно - то есть к которым я относился, как к смерти:  соглашался  с
их существованием, но всерьез о них никогда не думал. Было такое  правило,
о котором часто болтают ребята, особенно от нечего делать, - наказание  за
гибель куафера, вызванную трусостью напарника. Таких случаев очень  много,
но больше в легендах - я лично с ними до поры не сталкивался,  потому  что
ну какой же трус осмелится стать куафером? Основной закон -  "не  выносить
наши внутренние передряги на всеобщее  обсуждение"  -  предписывал  такого
напарника убить и объявить геройски погибшим за человечество. Палач  же  в
таких случаях определялся исключительно жребием. И дю-А  под  это  правило
полностью подпадал. Оно бы  все  и  обошлось,  в  конце  концов,  можно  и
наплевать на какую-нибудь особенно неудобную статью кодекса, сказать, что,
мол, много неясного (а так почти всегда и бывает - ведь не следователей же
собственных себе заводить), мол, римское право,  презумпция  там  или  еще
что-нибудь, но только ребята уж очень были на дю-А злы. Те ребята, которые
не пошли на пикник. Они там не были, сразу столько крови не видели, иначе,
может быть, им не захотелось бы прибавить к списку убитых еще одно имя.
   Я тупо глядел на Эриха и молчал. Мне не хотелось идти,  но  я  не  имел
возможности отказаться. Общему решению друзей принято подчиняться.
   - Ну так что? - спросил Баммаго.
   - Где он?
   - За складами сидит.
   - Сейчас иду, - сказал я.
   - Ну-ну.
   И Баммаго ушел. Мемо принялся хихикать. Я встал с кресла, потом  сел  в
кресло, потом опять встал, потом опять сел. Я сказал себе  -  Симон  трус,
из-за него погибли ребята. Он мог их спасти в  любую  минуту,  даже  когда
началась драка, даже когда они втаптывали Кхолле в грязь  своими  толстыми
лапищами. Странное дело, я никак не мог завести себя - нереальным, да и не
таким уж смертельно важным казался мне повод  для  его  казни...  Нет,  не
то... Может быть, так: в тот момент, когда ярость уже  прошла,  я  не  мог
поверить, что вот сейчас я пойду наказывать человека смертью (я молод  еще
был и раньше никогда и никак не наказывал человека,  это  неестественно  -
наказывать человека) и в  первый,  может  быть,  раз  установление  "Этики
вольностей"  не  было  мне  созвучным,  представилось  диким  и  абсолютно
неверным.
   Но я был куафер и подчинялся кодексу. Я поднялся, взял  скваркохиггс  и
вышел из опустевшего дома.
   "За складами" - это значит на небольшом, донельзя  загаженном  пустыре,
куда меломаны ходили послушать  тайком  нарко.  Такие  пустыри  образуются
обязательно в каждом проборе, как бы  тщательно  вы  ни  планировали  свой
лагерь. И наверное, они  нужны:  там  всегда  сваливают  ящики  со  всякой
ненужной дрянью, которую заказали на всякий случай, а вывезти  не  доходят
руки.   Нефорсированные   ящики   потихоньку   приходят   в    негодность,
форсированные непременно покрываются местной  плесенью  -  один  раз  было
даже, что не внесенной в окончательные реестры флоры.
   Дю-А действительно был за складами, но сначала я не заметил его. Не  то
чтобы он прятался от меня - нет, я просто почему-то  его  не  заметил.  Он
сидел, слившись с ящиками, и показалось  мне,  на  нем  такая  же  наросла
плесень. Он искоса смотрел на меня, как я подхожу,  и  безуспешно  пытался
усуконить физиономию. Но жалкая она была, жалкая.
   Я подошел к нему, постоял секунд десять и сел рядом.
   - Я почему-то так и подумал, что тебя пришлют, - сказал он.
   - Знаешь, значит, зачем?
   - Я эту вашу глупость насквозь знаю.
   -  Тем  лучше,  -  сказал  я.  Я  весь  превратился  в  руку,  держащую
скваркохиггс,  -  остального  я  просто  не   чувствовал.   Что-то   вроде
невесомости со мной  случилось.  Я  спросил:  -  Раз  все  знаешь,  может,
все-таки сам? Я уйду, если хочешь.
   - Нет уж. Пусть ты потом будешь вспоминать.
   Губки-то у него дрожали, глаза... уж и не знаю, как  это  получилось...
самым униженным образом, наипокорнейше молили меня о пощаде и тоже  словно
бы колыхались, но говорил он как надо, молодцом казался.
   Я наставил ему в лицо скваркохиггс, а он сказал:
   - Ниже, пожалуйста.
   И  тут  я  окончательно  понял,  что  ничего  сделать  ему  не   смогу.
Вспомнилось почему-то неслучившееся, вырвалось:
   - Вот так же с Федером было. И в него не  смог,  и  он  тоже  не  смог.
Что-то не то.
   Он странно прохрипел, все ждал  еще.  Я  спрятал  скваркохиггс,  а  что
дальше делать, не знал. И тогда он не выдержал.
   Он бухнулся на колени, обхватил мои ноги, зарыдал в  голос  (клянусь  -
зарыдал!) и, рыдаючи, завизжал - тонко, незнакомо, со всхлипами:
   - Массена, миленький, не убивай!  Мы  же  с  тобой  кофе  пили,  мы  же
разговаривали с тобой, ну как же так, что ты меня убиваешь,  прости  меня,
ну что хочешь - только прости, мы ведь похожи, может, даже и родственники,
ой, ну не убивай только, страшно, если б ты знал, как страшно, я не хотел,
ты же знаешь, я не смог - и все, и все, и все, ведь не все же могут такое,
то-о-олько не убивай!
   Мне стало гадко, и я сказал, вставая:
   - Трус ты и подлец. Из-за тебя ребята погибли. Какие ребята! Убирайся с
пробора. Подлец вонючий.
   Что-то в этом роде я сказал ему и ушел. А он стоял на коленях и плакал,
я слышал, как он хлюпает носом.
   С тех пор и начались наши неприятности. После расследования  оказалось,
что ведмеди могут все-таки поумнеть, стать "носителями разума". "Некоторые
косвенные данные" дю-А пересилили наши "неопровержимые доказательства",  я
и не знал, что такое бывает. Антикуисты  подняли  страшный  шум,  одна  за
другой стали приезжать разные проверяющие комиссии, да уже  не  от  нашего
ведомства, и очень скоро из спасителей человечества  мы  вдруг  стали  его
врагами. Шум никак не кончался. На  следующем  проборе  (мы  взяли  остров
покрупнее, на той же Галлине, и уже подбирались  к  глобальной  обработке)
работать не было уже никакой возможности, и практически он  был  сорван  -
слишком много врагов мы нажили всей этой историей с бовицефалами.  Одно  к
одному сложилось: и краткость пробора, и его жестокость, которая  отрезала
ведмедям возможность,  пусть  даже  и  самую  мизерную,  стать  в  будущем
похожими на людей (по-моему, не  такой  уж  плохой  подарок),  и  даже  та
несчастная докладная без подписи, даже то, что сверху ее переслали  Федеру
- мол, были недовольные, но  им  рты  зажимали.  И  конечно,  трагедия  на
Каменном Пляже, которая  показала  нашу  небрежность,  неосмотрительность,
неспособность готовить планеты к колонизации и  привела  к  многочисленным
человеческим жертвам. Все, абсолютно все, ставилось теперь нам в вину.
   И Симон наверняка был не прочь выступить тогда  против  нас  вместе  со
всеми - вот бы  где  можно  было  наслушаться  про  вандалов!  Но  слишком
неприглядным выглядело его собственное поведение  на  Каменном  Пляже,  он
ждал, наверное, пока оно подзабудется. Тем более что впрямую его никто  не
винил. Так что поначалу-то он помалкивал,  поначалу-то  его  и  не  слышно
было.
   Теперь же он не тот, теперь на его  стороне  правда.  Ему  даже  хорошо
стало оттого, что он тогда с пробора ушел. Это просто  несправедливо,  что
на его стороне правда, а я, выходит, да и все ребята наши, куаферы,  жизнь
потратили на ненужное и даже вредное для  общества  дело.  Что-то  не  так
здесь. И я в этом никак не могу разобраться.
   То, что дю-А оказался трусом, - его дело. Наша вина, только наша  -  мы
труса в нем не увидели, мы должны были разглядеть.  А  сам  он  мог  и  не
знать, точнее, так: мог и не верить, мог черт  знает  что  навоображать  о
себе, каким угодно отчаянным храбрецом мог себя перед собой выставить.  Он
все правильно всегда говорил, даже чересчур правильно, только  почему  мне
тошно от его правильности? Что ж, значит, нет  его  никакой  вины?  Только
наша?
   Мы правы, а все остальные нет - мне говорят, что  так  не  бывает.  Что
нельзя так, как мы, что мы работали  слишком  жестоко,  что  негуманно  мы
поступали, что вообще  не  должно  быть  жестокости  никакой,  что  каждую
травиночку, каждого микробика, каждое пусть хоть самое  мерзкое  насекомое
мы должны беречь и лелеять. А если нам от этого плохо, надо терпеть - наша
беда никого не касается. Они так прямо не говорят, они научными терминами,
умными словами все обставляют, но в принципе  именно  к  этому  сводят.  И
ничего им не возразишь.
   Где-то, нас уверяют, идет гуманная колонизация планет -  вообразить  не
могу, что она собой представляет, - и когда-нибудь,  лет  этак  через  сто
пятьдесят, она принесет нам новые площади, новые экосферы, и вот тогда-то,
нас уверяют, мы заживем всласть. Ненужные виды при  такой  колонизации  не
уничтожают, как при куаферской, - ненужные вымирают сами собой.
   Сейчас у нас скученно, голодно, и ничего нам, даже воздуха, не хватает.
Мы стали мало жить, мы болеем повально, и все какими-то новыми  болезнями;
рождаемость никто не ограничил, но она падает  просто  потому,  что  новых
детей девать некуда; появляются разные бандитствующие группы, и не  только
среди молодых (тех вообще мало) - я сам с ними встречался,  с  немолодыми.
Черт знает что  они  хотят  доказать.  Собрались  меня,  бывшего  куафера,
уничтожить. Смех!
   На другой стороне Земли, говорят,  все  по-другому,  все  не  в  пример
лучше. Они там у себя как-то со всем управляются. Я не  представляю  себе,
как это они могут управиться...
   Смешно: податься могу куда захочу, на любую планету Ареала, а туда - не
могу. Страшно. Своих страшно, могут не так понять. На проборах  ничего  не
боялся, а тут... Да, в общем, туда я и не хочу, мне бы здесь  разобраться.
Хотя бы с этим дю-А.
   А я тоже могу - могу так  одеваться,  как  он,  могу,  если  захочу,  и
бесколеску достать - не такая уж и проблема. Мне говорят:  человек  должен
быть добрым, пусть там хоть что - будь, главное, добрым, сейчас не  старая
эра, и невозможно с этим не  согласиться.  Потому  что  тогда  -  если  не
согласишься - получилось бы, что надо составлять план, надо,  стало  быть,
выбирать, кого убивать, а кого нет - ну, как у  нас,  на  проборе.  А  как
выберешь, если все живые.  Только  когда  выбирали,  когда  проборы  были,
что-то улучшалось (нет, правда!), а проборов не стало,  и  плохо  всем,  и
люди мучаются без них, и опять получается, что выбираем. Вот чего я понять
не могу. Раньше, в куаферстве, все ясно было,  особенно  не  задумывались,

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг