дело свое святым считали, хоть и не слишком чистым, конечно. Иногда я
думаю - может, и правы эти насчет гуманности, но тогда совсем ничего
понять невозможно. И не хочется мне их правоты.
Дю-А и сейчас на коне. Он привел меня тогда в самое роскошное питалище,
какое только есть в городе. "Колонио", там ученые звери к столу подают.
Никто нигде сколько уж веков не прислуживает, а там - звери. Я слыхал о
"Колонио", но прежде никогда там не бывал, я вообще не ходок по питалищам,
сброду всякого там много. Правда, не в "Колонио" - туда не каждого пустят,
только избранных. И дю-А, я видел, гордился очень, что ко всяким этим
элитам причастен, меня хотел удивить. Он мне в эту встречу много про себя
рассказал, ведь времени, времени-то прошло, ему не вспоминать хотелось, а
про сейчас говорить. Это мне про сейчас не слишком-то интересно. У него и
стекла есть собственные, вышли огромными тиражами - про куаферов, про
гуманность, про то, что иначе надо. Он нас и там вандалами костерит, на
основе собственных впечатлений - с юных лет никакого изменения в стиле.
Много выступает, представительствует, предложения вносит, разработки
математические, хоть от математики и отошел сразу после пробора. Все это
мне в новинку было, ничего такого я о нем не слыхал. Но я новости редко
слушаю, да и все остальное, где нас ругают; не люблю, когда нас ругают,
хоть бы просто молчали из их же гуманности. Так что вполне мог про дю-А
пропустить. А с Федором о нем я не заговаривал никогда.
Питают в "Колонио" хорошо, ничего не скажешь, да и звери подобраны
удивительно милые. Их гладят, конфетами задаривают, а они, если попросишь,
спляшут тебе или даже споют. Спокойные, ласковые. Подозреваю, из проборных
отходов зверюшки, кое-каких я узнал. Наверное, вел себя не слишком
прилично - вскрикивал от радости, когда что-нибудь знакомое видел.
Подумывал даже пойти сюда на работу, ведь я по фауне специалист. Хотя нет,
не хочу.
На каждый стол там по два зверя, один каталку с блюдами возит, другой
специальной такой штуковиной, которая и без зверя вполне обойтись могла
бы, грязную посуду собирает. Все больше четырехпалые. Соседний стол
обслуживал один зверь с Уалы, сарау, кажется, - что-то вроде свиньи с
ушами. А другой знакомец - крокадел со Знака Модо. Ему, получается, вообще
много чего в организме поменяли, а не только разным кунштюкам научили,
потому что на Знаке Модо атмосфера совсем другая, нормальный крокадел не
может дышать земным воздухом. Вот там действительно зря пробор начинали,
только напортили. Жаль только, что ни одного зверя с Галлины я в том
питалище не увидел.
Много мне в тот раз дю-А про себя понарассказывал, а потом спохватился:
- Ты-то как? У тебя-то что?
- Марту помнишь? - спросил я.
- Какую Марту?
Он долго не мог понять, о ком я говорю, он мало интересовался людьми.
Просто сделал вид "ах да, ну как же", и всякая охота рассказывать про себя
у меня пропала. Еще про Марту мою ему сообщать. Я сказал ему:
- Ты знаешь, неподалеку отсюда сын Кхолле живет.
Он с готовностью закивал.
- Знаю, конечно, знаю. Даже был два раза. Я в свое время раскапывал все
эти дела.
- Какие "эти"? - Я спросил просто так, чтобы спросить. Если бы знал, о
чем он, сразу увел бы разговор в другую сторону. Он словно ждал моего
вопроса.
- Да насчет той докладной в Управление, без подписи. Помнишь, Федер на
собрании говорил?
Я кивнул. Мне уже тогда не хотелось про докладную. Не стоило от него
про Федера слушать.
- Командир-то наш недоверие команды мне все-таки высказал. Официально.
Сам понимаешь, пятно на репутации. А у меня такие обстоятельства были, что
с пятном никак нельзя. Вот я и расследовал.
- Узнал что-нибудь?
- Ну как же! Узнал, конечно, узнал. Там все просто. Я ведь еще раньше
подозревал, кто это сделал, а тут все подтвердилось.
- Ну и кто?
- Видишь ли, для того чтобы послать анонимную докладную без регистрации
в Центральной интеллекторной и следа при этом никакого нигде не оставить,
математиком быть мало - надо быть высококвалифицированным математиком.
Надо в системах разбираться отлично, а они сложные, со многими закавыками.
- Так все-таки кто? - Что-то он тянул с именем, нарочно тянул. Он явно
наслаждался моим нетерпением.
- Я ведь тебе уже сказал кто. После докладной метка одна осталась в его
личном файле. Он о ней ничего не знал, хотя стереть мог очень просто, даже
случайно. Но не стер.
Дю-А назвал только одно имя, кроме Федера, про Федера он бы сразу
сказал, он знал, что я на Федера думал. Так что я уже догадывался. Но не
верил. И хотел, чтобы он сказал сам.
- Я про эту метку на другой же день сообразил, стал искать ее у Федера
в файле. А когда не обнаружил, подумал, что стерлась. Ведь времени очень
много прошло. Всех проверять тогда не стал, не было надобности. А потом
вот понадобилось.
- Кто написал?!
- Кхолле Кхокк, кто еще? - Он изобразил фальшивое удивление. - Ваш
любимчик, малютка Кхолле. Кхолле Кхокк, как я и подозревал.
Он с большим удовольствием, просто с наслаждением выговаривал -
"кхоллекхокк".
- Кхолле? Ты что? Да зачем ему?
- О-о-о-о! - сладко восхитился дю-А. - Сложная тут история. Я ему
мешал, я в его данных по бовицефалам сомневался и хотел сделать такой
пробор, чтобы оставить им возможность развиваться в сапиенсов. Он убрать
меня хотел, обезвредить. И обезвредил, если ты помнишь.
- Да нет. - Я пожал плечами. - Не может этого быть. Ерунда какая-то. На
него не похоже.
- Кхолле шпионом был. Он работал на антикуистов, я в этом просто
уверен. Он специально фальсифицировал данные на бовицефалов, чтобы потом
скандал поднялся, чтобы сразу после скандала предъявить вам всем остальные
счета. Так ведь и получилось, правда?
- Кхолле Кхокк?! Ты хоть соображаешь, что говоришь?
- Он и адрес выбрал точно - именно Управление, где все свои, где любую
анонимную жалобу, да пусть даже и не анонимную, тут же Федеру перешлют,
чтобы по-своему разобрался. Правда, все равно должны зарегистрировать, без
этого невозможно. А потом, когда шум поднимется, файлы-то вскроют и
увидят... Очень умно придумано было с той докладной! Как вас тогда давить
начали? Ведь уже и задавили давно, а все равно еще давят. Вот что такое
точно рассчитанный удар. Не туше какое-нибудь.
- Нет... - Я растерялся тогда. - Не верю я. Да почему Кхолле?
Дю-А довольно откинулся в кресле.
- Да потому что не из ваших он был, Пан Генерал. Недаром про него слухи
ходили. Он стекла готовил разоблачительные, я так думаю.
Но я не хотел, не смел верить про Кхолле.
- Он так думает! Он, видите ли, так думает! Он слухи глупые собирает.
Да что ты знаешь про Кхолле! Отличный товарищ, отличный куафер, и человек
был прекрасный! Он зверей жалел, и не так, как ты, а по-настоящему, не
сю-сю. Он хоть и жалел, а все-таки понимал, что без куаферов - никуда,
потому и сам куафером стал. И не можешь ты про Кхолле так говорить. Он
погиб!
- Он погиб, - сразу помрачнев, согласился дю-А и соболезнующе сложил
губки, как будто сам никакого отношения к этому не имел. - И он
действительно прекрасным был человеком, потому против вас и шел, ввязался
в такое опасное дело. Ты не можешь этого понять.
Я вспомнил Кхолле под колпаком от "Птички", как добродушно он тогда
улыбался. Меня просто замутило от ярости. Длинноносая черепаха, убиравшая
с нашего стола, испуганно метнулась от меня, хотя я на нее даже не
посмотрел.
- Ах, я не могу! Как это все на твою мельницу льется! И всегда все
по-твоему, всегда ты во всем прав. Только вот нет его, Кхолле, и он тебе
ответить не может. Зато я здесь, и я могу вместо него, так что ты свои
пятна за его счет не замазывай.
- Ты не кипятись, Пан Генерал. Докладную-то ведь все-таки он послал, -
умиротворяюще, как ребенку неразумному, сказал дю-А. - Факт абсолютно
неоспоримый.
- Не верю я твоим фактам! Что хочешь говори - не верю! Это не Кхолле!
- Метка в его файле - почище любого удостоверения личности. Никто ее
оставить не мог, кроме него. Он и послал.
Ничего я не понимаю в их математике. Это очень неудобно: то и дело
приходится верить на слово. С другой стороны, хорошо: когда очень не
хочется, можно и не поверить, и никто тебе ничего не докажет. Потому что
неграмотность. А где вы в наше время грамотных сыщете?
Дю-А все еще пытался удержать благодушный тон, а я не напоминал ему о
ведмедях, которые убили наших ребят. Не понимаю, почему я не мог говорить
о них. Получается не очень красиво: мол, раз он меня пригласил, то я
(вроде бы из благодарности за редкий обед) решил поберечь его бедную
совесть и его бедные нервы. Это я уже потом понял. Я вообще мастер
понимать потом, когда поздно.
- Сядь, - сказал мне дю-А. - Сядь, успокойся. Ничего плохого я ему не
приписываю. Он все правильно делал. Он так свой долг понимал.
Я сел.
- Где же его стекла, про которые ты говорил?
- Не знаю. Наверное, хорошо спрятал, чтобы вы не нашли случайно. А
скорее всего в личном файле держал, шифровал под безобидные тексты. Сейчас
разве скажешь?
Дю-А говорил еще что-то про Кхолле Кхокка, но я не слушал его. Мне
стало неинтересно. И противно. И звери противны, и еда экзотическая
(блинчики какие-то, пеллмень, трубочки из белого мяса, квазиживые
хлебцы...). И дю-А противен мне стал. И очень захотелось уйти. Я
потихонечку начал соображать (еще не окончательно, а так, на уровне
подсознания), что сидит вместе со мной за этим филигранной работы столом
человек, предавший моих друзей, человек, которого я был обязан казнить и
которого не казнил, человек, с которым и разговаривать-то позорно, а не то
что принимать его угощение. Чужой, враждебный мне человек, хотя и похожий
на меня очень. Что человек этот не просто меня угощает, а гадости про моих
друзей, из-за его трусости погибших, мне говорит. А я слушаю. Последнее
время я то и дело поступаю неправильно. И с Мартой тоже, хотя и она
хороша. Все время не то что-то делаю. Я сказал:
- Мне пора.
Дю-А, к тому времени уже замолчавший, смертельно серьезный, злобный,
забывший недавнее благодушие, поднял голову:
- Подожди. Успеешь уйти. Мы, наверное, никогда не увидимся больше.
- Кто знает, - собрав последние остатки вежливости, сказал я.
- Мы, наверное, не увидимся больше. Поэтому я хочу, чтобы ты знал. Ты
не прав. Ты не можешь быть прав, с самого начала не по той программе
работал. И все ваше куаферство - дикая глупость была. Если не
преступление.
- Не надо, - сказал я. - Мы с тобой никогда друг друга не поймем.
- Слушай меня, не перебивай! Я и сам знаю, что пытаться убедить тебя
бесполезно, ты в этом своем куаферстве закостенел. Хотя в принципе я тебя
понимаю. Когда-то ты мне нравился даже. Мы ведь почти друзьями стали
тогда. Ты был очень неплохим парнем. И честным, и все такое.
- "Был". Хорошо говоришь.
- Не придирайся к словам! Слушай, сколько раз повторять! (Дю-А,
наверное, по сию пору начальник, очень уж командовать любит.) Сбил меня...
Ты сейчас уйдешь, но ты должен знать одно: я тебе никогда не прощу, что бы
там после ни случилось, кто бы из нас правым ни оказался. А прав-то
все-таки я! Все-таки я! Ни-ког-да не прощу тебе, что ты меня тогда трусом
назвал. И подлецом.
- На правду обиделся? - усмехнулся я.
- Нет!
- Все ясно, - сказал я. - Очень приятно было тебя повидать. Я пошел.
- Счастливо! - рявкнул дю-А.
Я не ответил и ушел, а он еще раз крикнул мне в спину, что никогда меня
не простит. Он остался сидеть, мрачно разглядывая свои роскошные кушанья,
- горбатый, будто все еще наплечники носит.
Велосипед я домой отослал, а другого транспорта не люблю, пришлось
пешком тащиться километров двенадцать. Был вечер, час пик, машины ревели
как сумасшедшие, и люди толкались. Город меняется, и нет больше в нем
площадей, по которым можно гулять. Я пришел, когда уже стемнело совсем и
Марта уже вернулась. Я ничего ей не сказал про дю-А. Да и не о чем
говорить. Она считает, что я слишком часто прошлое вспоминаю, у нее
откуда-то другие появились воспоминания. У меня с ней не все хорошо, и с
сыном у меня нелады, и я не уверен, что он до этого, стекла доберется.
Скажет - скучища.
А мне все равно. Я уже и привыкать начинаю. В жизни городского
бездельника есть свои радости: можно сколько угодно заниматься тем, что
никому не нужно, а значит, и отчитываться за сделанное не перед кем.
Придумываю себе разные бессмысленные дела, когда за стеклами не гоняюсь:
например, езжу в больницу к Беппии, он тут недалеко, километров сто. Сижу
с ним разговариваю, он совсем не помнит меня, он говорит, что я его дядя
(был такой бродяга, Каспар его ребенком пару раз видел и очень им
восхищался). Он долго будет жить, Беппия, мы все от старости перемрем, а
он еще тянуть будет. А почему бы ему не тянуть? Уход хороший, ум лишний не
отягощает, сидит на солнышке, деревянных мальчиков вырезает, а потом их
мучит.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 14.12.2001 18:31
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг