руками и ногами, я не мог шевельнуться и только смотрел, как
вязкие нити неизбежности опутывают нас - нас всех! - и за
спинами парней в воздухе словно проявляется огромный
фотоснимок...
..два гиганта застыли в неудобной, противоестественной
позе. Один из них - светловолосый, с пустым мутным взглядом
- сидел на корточках, вцепившись в какой-то тюк, а второй
навалился ему на спину, захлестнув мощную шею удавкой; а за
ними постепенно возникала стена, дверь, коридор, и люди в
незнакомых мне темных накидках...
Паутина вцепилась в нас, не давая двинуться, вдохнуть,
и я мог лишь смотреть, ожидая того мига, когда нити оживут и
марионетки беспомощно задергаются; смотреть и слушать
Талькин звенящий голос...
- Это тебе пить вредно! Дылда волосатая!.. у тебя вся
печенка сгнила! Ты умрешь через двенадцать лет, но умрешь не
сразу... ты долго будешь кончаться, ты будешь волком выть, а
от тебя все ножи спрячут!.. и веревки спрячут...
Я рванулся, но туманные нити держали властно и цепко.
Краем глаза я видел, как белеет Бакс, переглядываются парни,
и лохматый сует руку в карман; а потом в его руке оказался
складной рыбацкий нож, и лохматый принялся зубами открывать
его, не спуская с Тальки ненавидящих глаз.
- Что, бабка,- шипел он сквозь стиснутые зубы,-
стерва костлявая... Мало здесь покомандовала? С того света
тянешься?! Врешь, не дотянешься, не достанешь, падла...
врешь...
Нож раскрылся с сухим щелчком, паутина пришла в
движение, светловолосый гигант из видения взметнул над
головой свой тюк, попятились парни и люди в темных накидках;
я услышал крик и не сразу понял, что кричит Бакс.
Я не знал, что он может кричать так громко. Так громко
и так страшно. А потом он взорвался.
Из Бакса как-то сразу выросло очень много рук и ног,
под самыми неожиданными углами; парни запутались во всем
этом разнообразии и легли на землю, корчась и постанывая,
нож лохматого вонзился в сосну и хищно задрожал, а сам
лохматый упал на колени, визжа недорезанным боровом и
хватаясь за низ живота...
Бакс неподвижно стоял среди извивающихся тел, а позади
него стоял яростный призрак, стоял и таял в смоляном воздухе
леса... и я отчетливо услышал звук, похожий на стук резко
захлопнувшейся книги.
Я схватил Тальку за руку - и мы побежали.
Мы бежали, и Бакс прижимал к груди злополучную банку, а
из-под неплотно пригнанной крышки в лицо ему все плескала
одуряюще пахнущая жидкость, заливая очки, лоб, слезами
стекая по щекам...
6.
Рыдали седые реки,
в туманные горы глядя,
и в замерший миг вплетали
обрывки имен и прядей...
(Ф. Г. Лорка)
...Костер гудел хоралом Баха. Есть у покойного Иоганна
Себастьяныча такой хорал - уж не помню за каким номером -
где главная тема ведется в басах, и они топчутся по твоей
душе, как слепой японский массажист, выдавливая боль, тоску,
усталость, пока не остается лишь тихое, прохладное, ночное
настроение...
Бакс сидел у самого огня, изредка ковыряясь палкой в
прогоревших ветках, и сполохи пламени вычерчивали на его
лице непривычный и незнакомый рисунок. Жесткое было лицо,
мужское, и по-хорошему мужское, и по-плохому, и по-
всякому... Прямые волосы падали на лоб, и он отбрасывал их
резким коротким движением, будто отгоняя надоедливую муху;
отбрасывал, хмурился и плотнее сжимал губы.
Я смотрел на него, а сам пытался вспомнить, как
выглядит трамвай. И не мог. Не было сейчас городской
сутолоки, будильников и телефонных звонков: прошлого не
было, и будущего не было, а было настоящее, наше настоящее -
- рядом с которым все остальное выглядело подделкой,
фальшивым камнем в тускнеющей оправе. Настоящее сидело с
нами у огня, оно мелькало в черноте провалов между сосен,
брызгало светом в глаза Баксу, двигало пальцами моего сына,
перебиравшими какие-то собранные корешки, ветки, листья...
гриб еще маленький... мухомор, что ли?..
- Рожден не как все,- сказал Бакс, и тишина рядом с
ним вздрогнула,- живет не как все... творит суд не по
обычаю, веселится по-чужому, воюет в одиночку и умирает по-
своему...
- Что это? - спросил я.
- Не знаю... тоже читал где-то. Или слышал... Или
сейчас придумал...
Талька взял мухомор и два корня, повертел
их в руках и, не размахиваясь, швырнул в костер. Запахло
горелой плотью. Стеклянный от жара воздух над огнем
колыхнулся, дробясь зыбкими отражениями, и замер. Потом
снова задрожал, потому что в костер упала ветка... еще
одна... гриб...
- Зачем, Таля?..
- Надо,- ответил мой сын.
Он встал, медленно отошел к границе, за которой
начиналась темнота, разбежался и прыгнул через костер.
Прыгнул молча, сосредоточенно, будто выполнял важную и
необходимую работу. Приземлившись на той стороне, Талька с
минуту постоял, бормоча что-то себе под нос, швырнул в
костер пригоршню сухой прошлогодней хвои и снова взял
разбег.
Он прыгал и прыгал, с упрямством фанатика, а мы с
Баксом следили за этим монотонным действом, дыша пряным
дымом, щуря покрасневшие глаза, боясь оторваться от
угловатой фигурки, мечущейся в дыму, словно творившей некий
зловещий и прекрасный обряд; мы завороженно поворачивали
отяжелевшие головы, не в силах вмешаться, нарушить,
прекратить - и пропустили то мгновение, одно из многих,
когда он исчез.
- Талька!..
Тьма за соснами рассмеялась и захлопала в ладоши.
- Талька!.. а - а - а...
И звон лопнувшей струны.
Я метнулся вперед и всем телом ударил в горячее дымное
стекло, в густой и подрагивающий студень, проглотивший
долгожданную жертву; дым разбился вдребезги, изрезав меня
осколками, и последнее, что видел я, проваливаясь в чадящее,
липкое безумие - Бакс, суровый, яростный Бакс,
разбегающийся от границы тьмы и света, границы прошлого с
настоящим; границы, грани, обрыва... и небо между ветками
сосен, до ужаса похожее на разобранную крышу...
ИНТЕРМЕДИЯ
"РХ - 131АС4. 28.VII.93 г. егерем Пфальцского
лесомассива при осмотре участка ВС - 3, пострадавшего в
результате пожара (согласно сводке от 25.VII.93 г. за N
35/24) были обнаружены тела трех человек в сильно обгоревшем
состоянии. Предположительно двое мужчин тридцати-сорока лет
и подросток. Личности установить не удалось, опрос местного
населения результатов не дал. В пяти километрах южнее места
происшествия, в прибрежной полосе реки Маэрны, найдена
стоянка в заброшенном..."
САГА О СОВСЕМ ДРУГОМ МЕСТЕ
И услышится голос Бога, вопрошающего Ад: "Полон ли ты?"
И Ад ответит Богу: "Еще, дай мне еще!.."
(Коран)
Над хутором занималась заря. Тускло-багровое солнце
медленно выползало из-за дальних холмов, и от растущей на
отшибе одинокой сосны к хутору протянулась длинная синеватая
тень. Тень безуспешно старалась подтянуть хутор поближе к
опушке, но это ей никак не удавалось - как, впрочем, не
удавалось и многие разы до того; но тень не оставляла своих
попыток. Может быть, на этот раз...
...Старик проснулся рано. Он всегда просыпался рано,
долго ворочался на жесткой лежанке, временами замирая и
настороженно вслушиваясь в предутреннюю тишину. Наверное,
ему было уже далеко за семьдесят, но старик давно потерял
счет своим годам - да и то сказать, к чему их считать,
моложе все равно не станешь... Глубокие резкие морщины
избороздили его обветренное лицо, лицо человека, привыкшего
ко всему - и к ветру, и к дождю, и к злобе людской - но
прятавшиеся под кустистыми бровями хитрые глаза нет-нет, да
и вспыхивали огоньком былого интереса ко всему, что вокруг.
Стар был Черчек, стар, но крепок, не угас в нем еще тот
огонь, который... Вот тот самый огонь.
Что-то полыхнуло в лесу - резко и ослепительно, на миг
затмив еще не до конца выползшее из-за горизонта солнце - и
старый Черчек невольно зажмурился, вскидывая к глазам
корявую ладонь.
- Ну вот, еще кто-то,- пробормотал старик, запустив
пятерню в нечесаную бороду, на удивление только начавшую
седеть всерьез.
- Небось опять бедолага какой... Лица Лишенный. Хотя
нет, уж больно сильно полыхнуло... Никак Помнящий!
С этого момента действия Черчека стали быстрыми и
точными. Он не стал будить остальных, а прихватив тяжелый
дубовый посох, окованный с одного конца железом, довольно
резво для своих немереных лет зашагал к лесу. По дороге
старик сам подивился своей прыти. К чему все это? Ведь
поначалу (и довольно долго) пришельцев все одно нельзя ни
увидеть, ни услышать. Одно слово - призраки.
И все-таки... уж больно сильно полыхнуло!..
Он уже шагал между столетними соснами, привычно ступая
по мягкому ковру опавшей хвои, которая почему-то не хрустела
под его босыми ногами, когда до него наконец дошло: раньше
он никогда не видел таких ярких вспышек. Никогда! Но ведь тогда...
тогда это означало, что у вновь прибывшего сохранился Дар! Неужто
случилось то, во что они все тут давно перестали верить, но все же
втайне надеялись - надеялись, несмотря ни на что...
Еще не веря до конца самому себе, старик ускорил шаги.
Точного места вспышки он не запомнил, но в направлении не
сомневался. Вот только... сможет ли он увидеть прибывшего?
Дар - это, конечно, хорошо, да только призрак - он и есть
призрак, хоть с Даром, хоть без... Не видно его. Не слышно
его. И нюхом не учуять, хоть нос наизнанку выверни.
А потом Черчек остановился. Потому что узрел мужика.
Нормального крепкого мужика, и весьма справного, с бородой -
- разве что рубаха на мужике была чрезмерно тонкая, да штаны
слишком вытертые. На ногах - не то башмаки, не то черт его
разберет... Стекляшки опять же на носу - видел он раньше у
одного такие же стекляшки...
Пока Черчек рассматривал мужика, мужик с не меньшим
интересом рассматривал Черчека. Потом он зачем-то похлопал
себя по рубашке, по штанам, и весело спросил:
- Слышь, дед, у тебя закурить нету?
7.
Напрасно мы, раз он так величав,
Ему являем видимость насилья;
Ведь он для нас неуязвим, как воздух,
И этот жалкий натиск - лишь обида.
(В. Шекспир)
- ...А ты уверен?
- Да вроде... Выползень. Точно. Помнишь, наш
Страничник еще рассказывал? И место самое подходящее...
- Так-то оно так... Вот только как бы маху не дать!
Кому охота зазря под Переплет шею подставлять?.. Погляди,
тень у него есть?
- Да болотник его разберет! Темно тут, не
разглядишь... Ты лучше его ножичком попробуй. У тебя ножевье
хорошее, длинное...
- Ага - ножичком! А ты на себя берешь? Ежели
выползень - вся Благодать тебе достанется. Слышь, Пупырь -
берешь или как?
- Нашел глупого, радости тебе несчитано-немеряно...
Благодать! А ну как человек это - что тогда?! Может,
горожанин заблудился...
Только тут до меня дошло, что я уже довольно долго лежу
на спине на чем-то весьма сыром и холодном, и вслушиваюсь в
этот странный разговор. Следом я сообразил, что говорят явно
обо мне. Так это, значит, что? Это, значит, они меня
ножичком пробовать собираются?! Оставаться и дальше
слушателем мне резко расхотелось. Вот сейчас как пыранут
ножичком!..
Я открыл глаза и попробовал резко вскочить на ноги. И
вскочил - чему сам изрядно поразился.
Два не в меру грязных, заросших дядьки в
неопределенного цвета холщовых рубахах и таких же грубых
домотканных штанах испуганно отскочили назад, и один из них
поспешил выставить перед собой суковатую палку, а второй
схватился за висевший на поясе кривой нож.
- Вы что, мужики, с ума посходили - в живого человека
ножом тыкать? У вас тут что - все такие? В смысле - с
придурью?..
Как ни странно, я их уже почти не боялся - они сами
выглядели на редкость перетрусившими. Не знаю уж, на каком
языке я с ними заговорил, но эти двое меня прекрасно поняли.
Как, впрочем, и я их.
- Так ты выползень или нет? - осведомился один из
моих оппонентов.- Ишь, распрыгался...
- Вы мне сперва объясните, что такое "выползень" -
тогда я вам отвечу.
- Выползень! - радостно констатировал дядька с
ножом.- Заморочить хочет! Не будь я Пупырем - морочит! А
ну, Юхрим, объясни ему...
- Запросто! - согласился обладатель дубины - и
немедленно, без всякого предупреждения, огрел меня оным
орудием по голове.
Самым удивительным было не то, что я выдержал этот удар
и даже не потерял сознания. Было больно, но не слишком. Куда
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг