было достать. На секунду поток стрел почти прекратился, лучники
выжидали, когда самый страшный противник появится вновь, чтобы тогда
уже бить наверняка. Согнутые, пользуясь передышкой, быстро
приближались к берегу.
Мангасы вынырнули из взбаламученной воды почти у самого берега.
Глубина здесь была им едва по пояс. Разом свистнули десятки стрел,
первое чудовище мгновенно стало похожим на какого-то невозможного ежа,
так густо его утыкали стрелы. Не обращая внимания на раны, мангас
одним прыжком вскочил на обрыв. Трое воинов встретили его копьями.
Удары пришлись в момент прыжка, изострённые наконечники вошли в живую
плоть на всю глубину. Мангас взвыл, брызгая кровью, запустил дубиной,
разбив голову одному из противников, но двое других с надрывным
криком, словно дерево валили, сумели опрокинуть его с обрыва.
Трое оставшихся ублюдков в эту секунду уже появились на откосе, а
за ними, взбадривая себя боевыми криками, спешила остальная орда.
На долю приотставших мангасов досталось куда меньше выстрелов, и
хотя у одного людоеда обломок стрелы торчал прямо из окровавленной
глазницы, но в битву он ринулся так же неукротимо, как и остальные.
Как и настоящие согнутые мангасы были вооружены дубинками и острыми
камнями, которые они не умели даже насадить на древко, чтобы получить
хоть какое-то подобие топора. Однако, недостатки оружия согнутые
восполняли тупой силой и неукротимостью, а мангасы, которых согнутые
боялись и почитали как живых богов, так и вовсе были почти неуязвимы.
Таши не выстрелил вместе со всеми лучниками; он ждал своего
мангаса, того, по которому промахнулся в первый раз. Мангас свечой
вырвался из воды и тоже в один прыжок взлетел на обрыв, лишь мелькнуло
в прыжке неестественно-белое, молочного цвета тело. Режущий, даже не
звериный, а просто ураганный визг рвался из разинутой пасти.
На этот раз Таши стрелял наверняка. Промахнуться в упор мог бы
лишь трус, у которого дрожат руки. Яблоневая стрела, оснащённая ловко
зазубренным кремнем, пропорола грудь, на целую пядь вонзившись в
молочное тело. Таши уже понимал, что мангаса этим не остановишь, и уж
тем более бессмысленно пытаться убежать от обезумевшего чудовища. Таши
кинул лук и, выхватив из-за обмоток ножной кинжал, что сам мастерил
под присмотром Стакна, прыгнул навстречу несущейся гибели, чтобы уйти
хотя бы из-под удара дубины.
Безрукий Ромар не зря учил подростков биться ногами и грудью. Все
удары достигли цели: коленом Таши ударил мангаса в промежность, плечом
в солнечное сплетение, а ножом, зажатым в левой руке - рука ведь
никуда не делась! - ткнул в живот, надеясь поразить брызжейку и
обездвижить противника. В следующее мгновение могучая лапа сгребла его
и одним движением швырнула на землю. Вспыхнул и погас нестерпимо яркий
огонь, мир исчез.
Потом, несколько дней спустя, Таши рассказали, чем закончилась
битва. Все четверо мангасов были убиты. Удар Таши достиг-таки становой
жилы, и белокожий мангас так и не смог распрямиться. Его убивали
долго, когда сражение уже закончилось, убивали не смея приблизиться.
Тяжёлыми топорами перебили конечности и лишь затем смогли раздробить
голову, лишив врага жизни. Ещё один мангас был убит в честном бою. Уже
серьёзно раненый и потерявший дубину, он сошёлся в поединке с Бойшей.
Тяжёлый каменный жезл с одного удара расколол крепкий череп,
разбрызгав по земле мозги. Последний из ублюдков, невысокий, но так
раздавшийся вширь, что мог бы без труда задушить матёрого тура, долго
метался по берегу, сокрушая своих и чужих воинов, пока тонкорукий
Стакн не сумел приблизиться к нему сзади и бритвенно-острым топором
перерубить шейные позвонки.
Но даже потеряв мангасов чужие не бросились в бегство. Орда
выплеснула на берег, так что луки стали бесполезны и пришлось пустить
в ход копья и топоры. Немерянной звериной силой согнутые превосходили
людей, но как бороться против их оружия не знали. К тому же, каждый из
согнутых бился сам по себе, в то время как люди умели биться вдвоём и
втроём, быстро расправляясь с нападавшими. Хотя, если бы не огромные
потери при переправе и то, что большинство женщин осталось посреди
реки, прикрывая плывущих тучей камней, исход битвы был бы по-прежнему
неясен. Согнутые не желали отступать. Один за другим они падали,
пробитые копьями. Топоры дробили им кости, широкие деревянные мечи с
прозрачными накладками из тонкого обсидиана вспарывали животы, и кишки
вываливались под ноги не успевшим ничего понять согнутым. К тому
времени, когда женщины, разорвавшие на отмели магический круг, и
бросившиеся на помощь своим мужьям, полезли на обрыв, схватка наверху
практически закончилась, и нападавших уже на самом обрыве встретили
удары копий. Дубинки ничем не могли помочь против копья бьющего
сверху, второй приступ был отбит прежде чем начался. Немногие
уцелевшие, подвывая, кинулись спасать уже не род, а себя самих.
Вновь лучники пускали вдогонку стрелы, топя плывущих, и лишь окрик
Бойши заставил их прийти в себя. В самом деле, незачем зря терять
стрелы в реке, всё равно сейчас придётся плыть на тот берег, чтобы
добить бежавших, не дав уйти никому.
Таши к тому времени уже очнулся, и хотя в голове качался кровавый
туман, а рот был полон крови и рвотной горечи, но услышав приказ
вождя, юноша подхватил оброненное кем-то копьё и бросился в реку.
Большую часть пути Таши проплыл под водой, лишь изредка выныривая,
чтобы глотнуть воздуха. Умение плавать под водой обязательно для
воина. Иначе утонешь в самом мирном месте: тебя утащит на дно твоё же
собственное копьё и боло, привязанное к поясу наподобие грузила. К
тому же, так плыть безопаснее, ежели по тебе стреляют с того берега.
Есть и иной способ переплывать реки, держа одну руку над водой, чтобы
не замочить лук; тетива боится сырости.
Рядом с Таши плыл Ромар. Сейчас он напоминал огромную рыбу, сома,
вздумавшего всплыть на поверхность. В зубах Ромар сжимал надутый
овечий желудок, позволявший держать голову над водой. Плыть, как
плавают воины, Ромар не мог - для этого нужна хотя бы одна рука.
Отряд достиг берега, когда бегущие были ещё хорошо видны. Согнутые
никогда не умели как следует бегать, к тому же среди них оставались
почти одни женщины, большинство с маленькими детьми. Многое можно
сказать про согнутых, но детей они не бросали никогда.
Луков у преследователей не было, поэтому бегущих пришлось
загонять, наподобие того, как стая волков загоняет табун длинногривых
лошадей. Таши бежал вместе со всеми, размахивая копьём, орал
нечленораздельно, но где-то краем сознания отмечал, как ловко
командует людьми быстроногий Тейко, возглавивший погоню. Отставших
согнутых убивали не останавливаясь, зная, что даже если удар был
неточен, истекающему кровью человеку не выжить в степи. Рассыпавшись
полукругом, охотники не давали согнутым разбежаться в разные стороны и
постепенно сгоняли обратно, к берегу. Здесь, неподалёку от воды,
разыгралось последние действие битвы. Полтора десятка дрожащих женщин,
давно потерявших оружие и возможность драться, и кучка цепляющихся за
них малышей, были прижаты к воде. Охотники уже подняли копья, когда
раздался крик поспевшего к месту расправы Ромара.
- Детей оставьте! - кричал Ромар. - Я буду их смотреть!
Тейко кивнул, соглашаясь, и удобнее перехватил боевой топор из
полированного чёрного диабаза. Через минуту последняя из женщин убитой
свалилась в воду, а визжащих и царапающихся детей стащили в одну кучу.
В этой схватке Таши не участвовал. В последнюю минуту он заметил,
среди обречённых женщин одну, слишком стройную, чтобы принадлежать к
проклятому роду согнутых. И хотя Таши знал, что настоящие люди
выросшие в орде чужих, сами становятся чужими, он не смог поднять
копья.
Ромар шаркающей походкой подошёл к согнанным детям. Первым он
показал на большеголового младенца, которого Таши во время погони
успел заметить на руках у человеческой женщины. С виду младенец ничем
не отличался от всех остальных, но всё же Ромар уверено произнёс
страшное слово: "Мангас!".
Этого не ожидал никто. Толпа вооружённых мужчин невольно
попятилась, отступая от лежащего на камнях младенца, которому,
вероятно, не было и полугода. Люди понимали, что раз мангасы
рождаются, то значит бывают и детьми, но всё-таки это не вмещалось в
голову. Однако, приговор был произнесён, и никто не осмелился бы
оспорить слово Ромара. Да никто и не собирался этого делать; если бы
не старик, все дети давно бы лежали в общей кровавой куче.
Тейко поднял двумя руками топор и с силой опустил. И хотя первый
же удар едва не размазал тщедушное тельце по камню, Тейко ударил ещё
несколько раз, чтобы скрыть собственный страх, опасаясь, что убитый
младенец вдруг поднимется на кривые ножки и прыгнет ему в лицо.
Одного за другим охотники поднимали детей, неотличимо похожих на
своих собственных, каждый раз Ромар произносил: "Чужой", - и ещё один
труп летел в сторону. Лишь однажды Ромар остановился и наклонившись к
девочке лет трёх, проговорил:
- Отдайте её Линге. Это её дочь.
Наступила тишина. Все знали, что дочь Линги пропала больше года
назад, скорее всего была украдена согнутыми. Никто уже не надеялся
увидеть её живой. Да и сейчас охотники не знали, как быть, можно ли
принять обратно в свой род ребёнка, жившего среди чужих.
- Это дочь Линги, - повторил Ромар. - Она ещё слишком мала, она
всё забудет и вырастет человеком. Отдайте её матери.
С тех пор как пропала девочка, у Линги больше не было детей. Линга
часами возилась с чужими малышами, но в глазах у неё плескалась
неизбывная тоска. И потому никто из охотников не осмелился возразить.
Кто-то взял девочку на руки и вынес из кровавого круга.
Вскоре на камнях оставался лишь один живой ребёнок. Ромар уже
несколько раз подходил к нему, но так и не приняв решения, переходил
дальше. И вот теперь, решение надо было принимать. Ещё одна девочка,
на этот раз годовалая, лежала на спине и сучила в воздухе ножками. У
неё были неожиданно длинные для младенца чёрные волосы, и всё тело
словно покрыто тёмным пушком. Она заметно отличалась от остальных, и
ни у кого из охотников не было и тени сомнения, что это чужой. Боялись
и ждали только слова: "Мангас". И однако Ромар медлил. Он присел на
корточки возле ребёнка и долго рассматривал его, нервно дёргая
изуродованным плечом. Наконец произнёс:
- Это свой.
- Как?.. - Тейко, уже поднявший топор, не мог поверить сказанному.
- Даже я вижу, что это чужой!
- А я вижу, что она из настоящих людей. Я в этом уверен. Я
надеялся найти здесь кого-нибудь из её рода, и я нашёл. Она из тех же
людей, что и отец Таши. Она своя, её нельзя трогать. Отнесите её в
селение.
Никто не двинулся с места, и тогда Таши, чувствуя спиной
ненавидящие взгляды мужчин, подошёл, поднял девочку и прижал к груди.
- Мангас!.. - беззвучно процедил Тейко, хотя Таши всё равно
расслышал слово, звучавшее как плевок и проклятие.
- Уходим, - приказал Ромар. - Здесь нечего делать, рода согнутых
больше нет. Они напрасно надеялись на своих мангасов. Но хотел бы я
знать, что заставило их лезть на наши копья? Неужели простая засуха?
И степь услужливо принесла ответ на не вовремя заданный вопрос.
Воины уже шли по воде, готовясь плыть на тот берег, когда Ромар,
верный привычке оглядываться напоследок, тревожно вскрикнул.
Нечеловечески зоркие глаза старика заметили в выжженой степи какое-то
движение. Словно сама степь сдвинулась вдруг, пошла морщинами, жёлтое
на жёлтом, незримая дрожь, мерцающий вал, хлынувший с далёких
солончаков, чтобы разбиться о берега Великой реки.
Через минуту движение было заметно всем, хотя никто не мог
сказать, несётся ли это стадо зверей или же повелитель ветров
козлоголовый Хоров выпустил порезвиться одного из своих страшных
сыновей. Людей там, во всяком случае быть не могло: слишком быстро
надвигался пыльный вал.
Тейко отдал короткую команду, воины рассыпались загонной цепью,
пригнувшись пошли навстречу неведомому движению.
Не отходите далеко от реки! - крикнул вслед Ромар.
Таши шёл вместе со всеми. Неважно, что он до сих пор не может
называться взрослым, сегодня ему пришлось сражаться наравне со всеми,
и он остался жив, а белый мангас валяется на том берегу. Не отступит
он и перед новой опасностью. То, что впереди опасность, Таши не
сомневался, - неведомое всегда опасно. Правда, сейчас на руках у него
была крошечная черноголовая девчушка, которая, сразу признав Таши за
своего, цепко держалась за его шею, но всё же сковывала левую руку.
Воин, подобравший дочь Линги, не стал поворачивать обратно и сейчас
уже был на середине реки.
"Мне бы тоже надо уходить", - мельком подумал Таши, но вместо того
запихал девчонку под рубаху и заново перепоясался, чтобы ребёнок
случайно не выпал.
Как всегда первым понял в чём дело Ромар.
- Назад! - закричал он. - В воду!
Охотники остановились, попятились, не зная, какой приказ
выполнять. И эта недолгая заминка погубила многих из них. То, что
двигалось из степи, на секунду пропало из глаз, скрытое пологой
ложбиной, и затем показалось совсем близко, так что бежать уже не
имело смысла.
Ничего подобного людям ещё не доводилось встречать. Из пересохших
степных пространств, резко вздёргивая сухие мозолистые ноги,
непредставимо быстро бежали птицы. Хотя мало кто осмелился бы назвать
птицами этих страшилищ. Взрослый человек не мог бы достать им не то
что до шеи, но и до гузки. Птицы мчали вперёд: шеи вытянуты, нелепо
раззявлены кривые клювы длиной куда побольше локтя, бесполезные
крылышки раскинуты в стороны, словно великанские птицы собрались
взлететь и лишь не могут разогнаться как следует. Слитный топот
сотрясал землю.
И лишь потом изумлённые люди заметили ещё одну страшную и нелепую
подробность. На спине у каждой птицы, обхватив одной рукой бревно шеи,
сидел крошечный человечек. Пронзительное курлыканье птиц сливалось с
воинственными криками всадников.
Даже будь у охотников луки, они не смогли бы остановить несущуюся
лавину. Среди людей началась паника. Кто-то вскинул копьё, готовясь
защищаться, кто-то бросился к реке. Передняя птица поравнялась с одним
из охотников. Тот ударил копьём в нависший над ним распахнутый клюв,
прямо под заострённый язык. Клюв сухо щёлкнул, копьё переломилось. Не
останавливая движения, птица ударила сомкнутым клювом и, вздёрнув в
поднебесье залитую чужой кровью голову, помчалась дальше.
Таши кинул бесполезное копьё и, сорвав с пояса боло мгновенно
раскрутил и метнул его. Бросок оказался удачен. Ремень захлестнул
чудовищную ногу, но камни, не причинив вреда, стукнули о грубую чешую.
Таши что есть сил рванул ремень, стараясь опрокинуть заарканенную
птицу, но та, даже не почувствовав усилий человека, резким движением
вырвала ремень из рук Таши. Таши упал на бок, едва не придавив
пискнувшую девчонку. На мгновение над ним мелькнули пышные,
кудрявящиеся на концах перья, и знакомая, заросшая клочковатой бородой
мордочка всадника. Всадник, перегнувшись, ткнул пикой, стараясь
достать Таши, но юноша рывком уклонился от удара, вскочил и, петляя,
бросился к воде. Рядом бежали другие охотники. Птицы настигали их,
тратя на каждого не более одного удара. Клокочущий визг карликов
победно разносился окрест.
В воду птицы не пошли, и те из людей, кто достиг реки, оказался
спасён. Спешившиеся карлики прыгали на берегу, грозили пиками,
издевательски вопили и швыряли вслед плывущим камни. Птицы поспешно,
словно их подгонял невидимый хлыст, расклёвывали тела убитых: людей и
согнутых.
Таши плыл, загребая одной рукой, другой придерживая над водой
головку девочки. В груди плескалась бессильная ярость, и даже холодная
вода не могла остудить её.
"Карлика надо было сбивать, а не птицу, - укорял он себя, - или
попытаться захлестнуть ей обе ноги разом. Если бы ремень выдержал,
тогда и птица упала бы... Но главное - карлика достать... жаль не
удалось... И всё-таки, их лазутчика я застрелил, так что на наш берег
они не сунутся."
Великая Река течёт плавно и сильно. Таши, оберегая ребёнка, не мог
плыть как следует, течение тащило его мимо обрывистого мыса, где
пытались высадиться Согнутые, мимо заросшей камышами косы, где был
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг