А раз так, то отныне я не принадлежу себе. Я должен найти союзников,
потому что не может быть, чтобы я был на этой планете совсем одинок.
Должны быть у меня друзья и соратники! Но, наверное, не Маркиза с
Хенриком, которые замечательно устроились, а какие-то иные, мне еще
незнакомые люди.
...Я спохватился, что стою у закрытой двери и держу тело Маруси,
завернутое в одеяло.
Я вернулся в свой бокс, осторожно положил Марусю на матрас, попросил
у нее прощения за то, что ухожу от нее. Потом взял одеяло и раза два
сильно встряхнул его, чтобы изгнать из него остатки газа, свернул в скатку
и обмотал себя. Так было лучше, чем держать одеяло в руке или под мышкой.
Потом я взял несколько сухарей, недоеденных моими питомцами, и рассовал по
карманам штанов. Белый халат я тоже взял - он может пригодиться.
Я должен был сейчас же, пока они не пришли проверять, хорошо ли убили
меня, пока не начало светать, уйти из питомника.
Я приблизительно представлял, как это можно сделать, потому что за
прошедшие недели не раз мысленно убегал отсюда.
В дубраве, в самой гуще кустарника, под колючей проволокой, которая
всегда находилась под током, был прорыт собаками ход. Наверное, это
случилось еще до того, как по проволоке пустили ток - по крайней мере, с
собаками ничего не случалось. Я сам видел, гуляя в дубраве, как собака
осторожно, будто чуяла ток, пролезла под проволокой и умчалась в лес,
наверное, на свидание.
Иного выхода у меня не было.
Луна зашла, и я потратил несколько минут, прежде чем нашел в темноте
этот подземный ход. Я улегся возле него и стал его углублять, потому что
для меня он был узок.
Я выкидывал землю из хода, сам постепенно углубляясь в него.
Внезапно сзади над моим боксом загорелся свет. Затем зазвенела
колокольная дробь. Я догадался, что спонсор пришел ко мне в бокс поглядеть
на мой труп, ибо он был основательным ученым и привык проверять действия
людей, которым никогда не доверял.
Кто-то пробежал по поляне, сзывая собак.
Заметались, путаясь в густых ветвях дубов, лучи прожекторов. Я понял,
что сейчас они будут искать меня и у них хватит челяди, чтобы действовать
сразу везде: и в особняке, и в боксах, и вдоль ограды.
Я начал рвать ногтями и отбрасывать назад землю.
Голоса приближались - охранники шли вдоль ограды.
Дольше копать я не мог - надо рискнуть!
Я закинул на ту сторону одеяло и халат. Потом медленно, головой
вперед пополз в яму - главное, чтобы прошел живот. Я отталкивался руками,
и провисшая проволока была всего в сантиметре от моего лица.
Голоса были почти рядом.
Но они опоздали - я уже на свободе!
Я сделал было шаг, поднялся, отряхнулся.
И тут понял, что я не один. Кто-то молча, стараясь не дышать,
проползал в тот же лаз.
Это было невероятно. Неужели меня выследили?
Нет - это был кто-то маленький.
Собака?
- Кто здесь? - тихо спросил я.
- Это я, - ответил Арсений. - Потяни меня за ноги, а то я слишком
медленно ползу.
Я потянул мальчика на себя.
Я ничего не спрашивал у него - потому что в нескольких шагах от нас
засверкали лучи ручных фонарей. Послышались голоса.
Я подхватил под одну руку одеяло, под другую - малыша и побежал в
чащу. Я спиной чувствовал, что они нашли проход в заграждении и громко
переговариваются - потому что, прежде чем лезть по моим стопам, они
наверняка выключат электричество. Значит, у меня пять минут форы...
7. ЛЮБИМЕЦ В ЛЕСУ
Они гнались за нами несколько километров. Им было лучше, чем нам, - у
них были фонари. Но мы успевали залечь, затаиться в чаще, главное - быть
неподвижными. Если ты неподвижен, с вертолета тебя не разглядеть. Я устал
нести малыша. Хоть он был маленьким, но оказался очень плотным и тяжелым.
Он почувствовал, как мне тяжело, и сказал:
- Я сам побегу. Я хорошо бегаю.
Я опустил Сеню на землю. Он был бос, а земля - холодная, мокрая.
- Ничего, - сказал он, - я больше не простужусь. Ведь когда бегаешь,
то тепло, правда?
Нам надо было отыскать какое-нибудь место, чтобы затаиться. Но я не
знал, конечно, окрестностей питомника, к тому же нас гнали, как охотники
гонят дичь.
Мы вышли к небольшой речке, над которой нависали ивы, уже выпустившие
сережки. Я скорее догадывался, чем видел. Месяц был узок и давал слишком
мало света. Я все время боялся, что малыш ушибет или порежет ногу, мне-то
было лучше - на мне были башмаки, еще старые, гладиаторские.
Чуть ниже по течению речка разливалась широко и негромко журчала по
камням - там был брод.
- Давай я тебя перенесу, - сказал я.
Сеня засмеялся.
- Я люблю воду, - сказал он. - Ты иди там, а мне лучше перебраться
здесь.
И прыгнул в речку, в глубоком месте - и пропал с глаз - лишь круги по
воде.
Я сначала испугался - потом вспомнил: ведь мой малыш - рыбка.
Я снял башмаки и пошел вброд. Камни попадали под ступни, они были
острыми, и было больно. У того берега неожиданно стало глубже - я
провалился по пояс, и пришлось поднять над головой мои пожитки. Сене,
который уже перебрался на другой берег, это показалось очень смешным.
- Тише! - прикрикнул я на него. - Ты что, выдать нас захотел?
Мой тон обидел мальчика, и он замолчал. Так мы и шли дальше молча.
Мне бы попросить у Сени прощения, но за эту ночь я страшно устал и
перенервничал. И все видел голубое под лунным светом лицо Маруси.
Тот, дальний берег реки, был высоким, но пологим. От брода вверх вела
широкая заросшая травой и кустами дорога.
Начало светать. Воздух стал синим и морозным. Сеня бегал вокруг меня,
подпрыгивал, чтобы согреться - он вовсе не устал. Я понял, что погоня
отстала - вот уже полчаса, как не слышно треска вертолетов и криков
охотников.
Дорога, по которой мы шли, через полчаса привела нас в заброшенное
человеческое поселение. В тот день я еще не знал, что такие поселения
назывались деревнями.
Деревня состояла из одной широкой улицы, по которой раньше текла
дорога, а теперь все заросло кустами и даже солидными, в обхват, березами
и елями. Деревянные дома, окруженные невысокими заборами, попрятались в
заросли, а ограды давно упали и исчезли в траве. У некоторых домов
провалились крыши, другие покосились и даже рассыпались. Но один из них,
сложенный из толстых бревен, показался мне еще крепким. Хотя стекла в
окнах были выбиты.
- Давай здесь поспим, - сказал я Сене.
Сеня покрутил головой, принюхался - обоняние у него дьявольское.
- Можно, - сказал он. - Здесь никто не живет, кроме маленьких
животных, которые разбежались.
Мы пробрались сквозь кусты к дому. Дверь была приоткрыта - так и
вросла в сгнившие доски крыльца. Но внутри сохранился даже пол.
Окна в доме были маленькие, и к тому же разделенные на дольки. В
одной из долек правого окошка сохранилось стекло.
Меня удивило странное, некогда белое сооружение, стоявшее в комнате.
С одной стороны в нем была ниша, в которой лежал проржавевший лист железа.
Во второй нише под ней сохранился серый пепел.
- Я думаю, что это была плита, - сообщил мне Сеня. - Внизу клали
топливо, а сверху - кастрюли.
Я сунул руку в глубь ниши и натолкнулся пальцами на округлый предмет.
Я вытащил его, оказалось - это металлический горшок. Целый чугунный
горшок!
- Давай спать, - сказал Сеня. - Здесь хорошее место.
Я вытащил два сухаря и протянул один малышу.
- Завтра, - сказал он. - Проснемся и поедим. Мы будем ужасно
голодные. А сейчас больше хочется спать.
Сеня был прав.
Ноги болели, голова раскалывалась. Надо было бы пойти наружу и
нарвать травы и листьев, чтобы сделать нам подушки. Но сил на это не было.
Мы постелили на пол халат, обнялись и накрылись моим одеялом, чтобы было
теплее, и сразу заснули.
Я проснулся от того, что на меня кто-то смотрел.
Я лишь приоткрыл глаза - но не вскочил, ничем не показал, что я
очнулся.
На полу, в метре от меня, сидело небольшое пушистое животное. У него
были короткие треугольные уши, большие зеленые глаза, серая спина и
голова, но белая грудь и белые лапы. Я вспомнил, что видел изображение
этого животного в атласе в библиотеке Сийнико. Этот зверь был некогда
домашним и назывался кошкой. С ликвидацией сельских поселений и
организацией людей на новом уровне кошки были объявлены экологически
неприемлемыми и подлежали уничтожению.
А здесь кошка выжила и даже пришла посмотреть на людей.
Я вовсе не испугался этого животного - оно и не собиралось на нас
нападать, да и зубы у него были маленькими. Оно мне даже показалось
красивым.
Я осторожно толкнул Сеню, который спал, прижавшись ко мне. Тот сразу
проснулся, открыл глаза и обрадовался, увидев кошку.
Он поднялся. Кошка смотрела на него с удивлением, настороженно.
Она подпустила крадущегося Сеню на два шага, а потом легко отступила
назад. Она не хотела, чтобы ее трогали.
Сеня остановился. Кошка вспрыгнула на подоконник и внимательно
смотрела на нас.
- Не трогай ее, - сказал я. - Не пугай.
- Я знаю, - сказал Арсений, - она здесь живет, и мы будем теперь жить
вместе.
Кошка сидела в окне, подсвеченная утренним солнцем. Солнце
пробивалось сквозь раскрывающиеся листочки деревьев, и тени их были
ажурными, как кружева, которые вязала по вечерам госпожа Яйблочко.
Было тепло, а днем станет еще теплее. Я порадовался, что мы убежали в
теплое время. Зимой мы бы замерзли или нас нашли бы по следам.
Сеня подбежал к окну. Кошка спрыгнула с окна в заросли.
- Очень большое солнце! - сообщил Сеня. - Ты не представляешь, какой
я голодный.
Тут я сообразил, что я тоже голодный.
- А у нас нет ни спичек, ни зажигалки, - сказал Сеня. - Значит, мы
теперь будем есть все только холодное.
- Да, - вынужден был согласиться я. - Я так спешил, что почти не взял
еды.
- Доставай сухари! - сказал Арсений. - А я принесу воды.
Он взял чугунный горшок и направился к двери.
- Я с тобой, - сказал я. - Далеко не убегай.
- Здесь вода близко, - откликнулся он. - Я воду чую.
Он убежал. Я вышел следом за ним. Я следил, как мальчик побежал вниз
по улице - там, оказывается, протекал ручеек.
Я посмотрел вдоль деревни в другую сторону - вершину холма занимало
двойное каменное здание. Низкая половина была похожа на большой дом, а
высокая - на башню. Вершина башни обрушилась, но над низким домом была
башенка с украшением сверху, похожим на луковицу, из которой криво
вырастал крест.
Наверное, в этом доме жил начальник деревни, подумал я. Надо будет
сходить туда.
Погони вроде бы не было - я ее не ощущал. Арсений, который
возвращался от родника, прижимая к груди горшок с водой, также был
спокоен. Кошка шла за ним в отдалении, как будто решала для себя сложную
задачу, признать в нем друга или игнорировать.
Я стоял на пороге дома, смотрел, как поднимается мальчик с чугунком,
и понимал, что я не представляю, как себя вести дальше. Даже если будет
тепло, нам не выдержать здесь больше чем несколько дней - я не
представлял, что мы будем есть. Да и зачем жить в этой деревне?
Надо уходить к городу, к людям.
А надо ли? Где мне найти людей, которые думают, как я, которые тоже
хотят выгнать спонсоров и тех, кто помогает им править нами? А может быть,
я один такой на всей Земле? Может быть, все довольны?
Так ничего и не решив, я взял у Сени чугунок и попробовал на вкус
воду - вода была хрустальная, холодная. Потом Сеня полил мне на руки, и я
ополоснулся. У нас было четыре сухаря. Два мы съели за завтраком, а два
оставили на вечер. Мы положили сухари на полку, потому что не знали, что
ест кошка - если она ест сухари, то лучше их держать от нее подальше.
Потом мы с Сеней пошли наверх, к каменному дому с крестом, но не
дошли до дома, как Сеня углядел, что речка, которую мы переходили ночью,
сливается с другой - широкой. Он сказал, что сбегает, поглядит. Он обещал
быть осторожным.
Я вошел в каменный дом.
В нем было холодно. Через провал в крыше намело сугроб снега, который
так и не растаял. На стенах дома были нарисованы картины, изображающие
людей, одетых в простыни. Я попытался понять смысл в картинах, которые
рассказывали какую-то историю, но не смог. Там же было еще несколько
картин, нарисованных на деревянных досках. На них тоже были изображены
древние люди. На двух или трех - женщина в платке, державшая на руках
маленького ребенка.
Я злился, потому что не мог понять, зачем людям нужен такой дом.
Внутри было очень тихо, шум весеннего леса доносился сюда как
комариный звон. Я услышал, как треснул сучок под ногой человека. Человек
шел медленно. Это был не Сеня. Я сделал шаг к стене и замер. Шаги были
слишком слабыми и вялыми, чтобы принадлежать моим преследователям, но все
же в незнакомом месте нужно быть осторожным. Я вытащил до половины нож.
Темная согбенная фигура с палкой появилась в дверном проеме. Сразу
было ясно, что это старый человек.
Я не стал окликать его. Пускай делает что хочет. А то еще испугается.
Старик прошел в центр зала и остановился, словно в нерешительности.
Лица его мне было не видно, потому что его черная ветхая одежда
заканчивалась наверху капюшоном, в котором оно пряталось. Лишь серая
борода висела, не касаясь впалой груди.
Глядя на картину, изображавшую женщину с ребенком, он принялся
невнятно и быстро бормотать. Я различал отдельные слова, но не мог понять
общего смысла его монолога. Старик говорил и говорил... и тут снаружи
раздался детский крик:
- Тим, где ты? Дядя Ланселот...
Я невольно пошевелился, и старик резко обернулся ко мне.
Я видел, что он испугался - он был такой слабый и старый.
- Не бойтесь, - сказал я. - Я не желаю вам зла. Мы здесь вдвоем с
мальчиком.
- Храни вас господь, - сказал старик. - Я уже никого не боюсь.
Солнечные лучи пробивались сквозь высокие окна, и когда старик
обернулся ко мне, я увидел, что у него изможденное, мятое, желтое лицо, на
котором ярко видны черные глаза. Рука, лежавшая на набалдашнике трости,
раздулась в суставах и, как лицо, была покрыта морщинами.
- Здравствуйте, - сказал я. - Меня зовут Тим. Или рыцарь Ланселот. Мы
с мальчиком Арсением бежали из питомника и прячемся здесь. Мы не знали,
что вы здесь живете.
- А я не здесь - я в лесу живу, - сказал старик. - В церкви жить
опасно - место высокое, открытое, сюда эти заваливаются.
- Кто такие - эти?
- Милиционеры, - сказал старик. - На рыбалку прилетают на своих
вертолетах.
- Люди? - спросил я. - Не спонсоры?
- А жабам здесь чего делать? - сказал старик. - Жабы наших лесов не
любят.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг