Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
твою, Катюш, жизнь не тревожить.
   - И подробнее он не говорил?
   - Нет. Я, правда, приставала сначала к нему, а он только
посмеивался. Пусть, говорит, кто что хочет обо мне думает,
мне это без различия. Я, говорит, по своим часам живу.
   - По часам?
   - Ну да, по часам. Я ж вам говорю, любил он очень эти ча-
сы свои. Просто грех продавать. Да уж очень дочке телевизор
цветной купить хочу.
   - Скажите, а вы не помните, как он эти часы приобрел?
   Старушка подозрительно посмотрела на часовщика, на десять
двадцатипятирублевок, лежавших на темной бархатной скатерти,
взяла их и положила в шкаф. "Под стопку белья, наверное", -
подумал Николай Аникеевич.
   - А я и не знаю, за сколько он их и где взял, - сказала
Екатерина Григорьевна и посмотрела на Николая Аникеевича.
   "Надо встать, попрощаться и ехать домой",- твердо сказал
себе Николай Аникеевич, но почему-то необыкновенно взволно-
вали его слова старушки и о голубиной душе ее покойного Ва-
силия Евграфыча, и о внешней точке отсчета. Уж очень непод-
ходящие слова в старушкином обиходном лексиконе. И веяло от
них какой-то загадкой, и смутно чудилось Николаю Аникеевичу,
что как-то связана и голубиная душа, и внешняя точка отсчета
с чудесными этими часами. "По своим часам живу". Гм... В ка-
ком, интересно, смысле?
   Всю жизнь был Николай Аникеевич человеком расчетливым,
рациональным и твердо знал, что на всякое колесо своя трибка
есть, и само по себе, без гирь и пружин ничего и никто не
вращается. И на все, стало быть, должно существовать объяс-
нение.
   И вместе с тем хрустальный, томящий душу бой колокольчика
и невозможный ход без пружины сбили Николая Аникеевича с
твердых его жизненных убеждений.
   Якоря здравого смысла отказывались держать, и странные,
волнующе-пугающие ветры уносили часовщика со спокойной его
стоянки в какую-то не то страшную, не то манящую даль. И не
было сил встать и уйти, потому что если и болтался где-то
кончик таинственной ниточки, нет, не ниточки, скорее паутин-
ки, то только здесь, у этой старушки с детско-голубыми водя-
нистыми глазами.
   - Дорогая Екатерина Григорьевна, - сказал Николай Аникее-
вич, испытывая странное волнение, как на экзамене, - все,
что вы рассказывали о покойном своем муже, очень мне инте-
ресно, и не обессудьте, пожалуйста, если я задам вам нес-
колько вопросов. Нет, нет, - поспешил добавить он, заметив,
что старушка бросила тревожный взгляд на шкаф, куда положила
полученные от него деньги. - Дело не в цене. Я уверен, теле-
визор окажется хорошим. Мне хотелось бы, если, конечно, это
вас не затруднит, чтоб вы объяснили такие вот слова: "Я по
своим часам живу".
   - Это Васины-то?
   - Разумеется. Вы их только что упомянули.
   - Боюсь, это я вам объяснить не умею.
   - Но все-таки... Как вы сами понимаете: по своим часам?
   - Ну... это... Господи, что значит безъязычные мы: чуть
соскочишь в сторону от будничных дел, какая погода обещана
на завтра - немеешь сразу...
   - Ну что вы, Екатерина Григорьевна, вы даже очень образно
говорите.
   - Образно?
   - Ну, интересно.
   - А... теперь-то что... Раньше я, правда, любила высту-
пать и на производственных совещаниях, и на профсоюзных.
Прямо удержу мне не было. Прямо как катапульта какая меня
подбрасывает - прошу слова.
   "О господи, - восстонал мысленно Николай Аникеевич, - не
давай старушке съехать с дороги, лебедками обратно не зата-
щишь. А то сейчас про автобазу начнет рассказывать..."
   - Мы говорили про вашего Василия Евграфыча. Про выражение
его "Я по своим часам живу". Скажите, а всегда у него такая
поговорка была?
   Екатерина Григорьевна наморщила печеный свой лобик и под-
няла светлые глазки к оранжевому шелковому абажуру.
   - Да нет... Пожалуй, это когда часы вот эти самые появи-
лись. Когда же было? Вроде в первый год, как он на пенсию
вышел.
   - Это когда же?
   - Сейчас посчитаем... Так... Пожалуй, в семьдесят пер-
вом...
   - А где он их приобрел, вы, случайно, не помните?
   - Как не помню? - забыв, что только что говорила обрат-
ное, обиделась старушка. - Конечно, помню. Только не приоб-
рел он их. Подарил ему их его друг-приятель. Кишкин Иван Фе-
дорович, бухгалтером он был на фабрике мягкой игрушки. Да,
точно.
   Николая Аникеевича охватил охотничий азарт. Сердце его
застучало, помчалось по-молодому. Мягкая игрушка, слова-то
какие.
   - А могу ли я повидать этого человека?
   Старушка молча покачала головой и вздохнула.
   - Понимаете, мне как часовщику любопытно...
   - Да не в этом дело. Помер он. Часы-то это как завещание
было. Иван Федорович с моим Васей очень дружились. Вот когда
у Ивана Федоровича рак поджелудочной железы случился, он Ва-
се часы и подарил. Вдов он уже был, а сын его, инженер по
химической линии, плохо к отцу относился. Месяцами не объяв-
лялся. Вася мой по своей, так сказать, инициативе его не раз
пытался пристыдить, отец, мол, все-таки. Пустое дело. Еще
мальчиков был, волченышем всегда исподлобья глядел...
   И снова тупик. И здесь чьи-то быстрые руки ловко сложили
каменную стенку, ровную, без щелки, не заглянешь. И уж без
надежды, по инерции продолжал Николай Аникеевич:
   - И вот, значит, появились, у вас часы эти. Изменился
после этого муж?
   - Это уж точно. Изменился. - Екатерина Григорьевна энер-
гично закивала. Видно было, что память ее, побарахтавшись,
ступила наконец на твердую почву. - Сначала он от этих часов
прямо-таки не отходил. Немножко он в часах разбирался, все ж
таки автомехаником всю жизнь отбарабанил, "от", как говорит-
ся, и "до". И вот все сидит, смотрит, смотрит. А то все как
проверку времени передают, он уж обязательно около часов. А
потом вскорости какой-то еще знакомец у него появился. Я,
говорит, Катюш, с человеком с очень необыкновенным познако-
мился.
   - Необыкновенным? - Николай Аникеевич снова встрепенулся.
Слова "необыкновенный", "чудесный" казались ему теперь его
словами, из его мира.
   - Так Вася говорил. А раз даже привел его. Обыкновенный
такой человек, ничего особенного. Вежливый, тихий. Я б его и
вовсе не запомнила, но говорил он забавно так, как из ста-
ринной книги. "Позвольте, уважаемая Екатерина Григорьевна...
Разрешите представиться..." Такие вот все обороты... Да что
я с вами совсем заболталась-то, давайте я вас чаем угощу. Со
своим вареньем. Абрикосовым. Такого в магазине не найдете.
   - А и никакого в магазинах нет. Но потом, спасибо боль-
шое. Ну и что человек этот говорил?
   - Какой? А, этот классик?
   - Классик?
   - Ну да, я так его про себя окрестила. Разговаривал, как
у Толстого там герои объясняются. Да ничего особенного не
говорил. Чего-то там поколдовали они около часов, посидели
за столом, чай попили, и все.
   - А Василий Евграфыч?
   - Что Василий Евграфыч?
   - Ну, он к этому времени... Вы говорили, изменился он...
   - Это точно. И классик к этому касательство имел. Это уж
точно.
   - Почему?
   - Чувствовала я. Вася мой всю жизнь человек был незлобли-
вый, людей старался не обижать. Стеснялся. Но, бывало, рас-
шумится по пустяку. И сам себя накаляет, распаляет: да неу-
жели я, просидевши цельный день под проклятыми этими "Волга-
ми", должен... Ну, вроде этого... И под горячую, стало быть,
руку мог и обругать человека. Этот у него заглушка - любимое
было его слово. Этот - глушитель. А приятельницу мою Тамару
Ивановну карбюратором неотрегулированным звал. Представляе-
те? А вот как раз со времени, когда классик появился, стал
Вася прямо на глазах мягчать. Тут вот все и зашептались,
сектантом, мол, стал...
   - А почему?
   - Как вам сказать? Трудно объяснить...
   - Ругаться перестал? - подсказал Николай Аникеевич.
   - Хе-хе, - хихикнула старушка, будто слова часовщика по-
казались ей необыкновенно забавными. - Ругаться! Да он толь-
ко хорошее в людях стал видеть. Тамара Ивановна моя - она
женщина очень развитая - говорит: "Катьк, а твой-то Василий
прямо брат Алеша".
   - Брат Алеша? - вскинулся Николай Аникеевич. - Какой Але-
ша?
   - Как какой? - обиделась почему-то Екатерина Григорьевна.
- Алеша Карамазов.
   - А-а... - неопределенно протянул Николай Аникеевич. Раза
два пробовал читать он Достоевского, но горячечные, неудер-
жимые потоки слов, извергаемые всеми его героями, казались
ему странными, неубедительными. То ли дело Чехов и Бунин,
которые восхищали его прозрачным своим и четким великолепи-
ем...
   Вася твой, говорит Тамара Ивановна, прямо стал весь прос-
ветленный. Он, говорит, у тебя кротостью души к другому вре-
мени принадлежит теперь.
   К другому времени. По своим часам. К другому времени. О
господи, пошли хоть какую-нибудь щелочку в лабиринте, что
окружает его, хоть хвостик тайны... Классик, гм, это ж надо
такую кличку придумать.
   - Скажите, дорогая Екатерина Григорьевна, вот вы давеча
рассказывали мне, как этот классик разговаривал: "Разрешите
представиться..." А вы, случаем, не запомнили его имени?
   - Ва... ва... Вахрушев, как будто. Да, как будто Вахру-
шев.
   - А где живет он, вы, конечно не знаете?
   - Понятия не имею.
   - А имени-отчества не запомнили?
   Екатерина Григорьевна задумчиво пожевала губы, посмотрела
вдаль:
   - Виктор, что ли... Виктор Александрович... А может, и не
Виктор Александрович.
   - А сколько на вид ему тогда было?
   - Да немолодой тоже был человек. Уж никак не меньше шес-
тидесяти пяти.
   Ага, высчитывал про себя Николай Аникеевич. Если в семь-
десят первом ему было шестьдесят пять, то будем считать, что
он примерно пятого года рождения. Значит, сейчас ему около
семидесяти пяти. Или было бы столько, потому что вполне мо-
жет быть, что его давно нет в живых.
   Он торопливо, почти непристойно быстро попрощался со ста-
рушкой и вышел. Было еще не поздно, и стоило попробовать об-
ратиться в Мосгорсправку.
   Суровая женщина с крашенными чернилами фиолетовыми воло-
сами равнодушно выстреливала вопросы:
   - Год рождения, место рождения?
   - Не помню я место рождения, - униженно, как он всегда
разговаривал в таких случаях, взмолился Николай Аникеевич. -
Фронтовой, понимаете, друг, не знаю даже, жив ли. Проездом в
Москве, дай, думаю, узнаю, вдруг жив Витька мой... Комбат
боевой...
   - Ждите, - сухо щелкнули окошком фиолетовые волосы.
   Похолодало, шел снежок, прихорашивал грязные сугробы
вдоль тротуаров. "Что я делаю, зачем?" - вдруг подумал Нико-
лай Аникеевич, и от мысли этой сразу захотелось вернуться в
привычный свой мир, может, и не такой, какой выбрал бы он
для себя снова, появись у него такая возможность, но и не
такой уж плохой. Но попал он на какую-то странную колею, и
она, а не он, определяла путь его. Вот и привела эта колея
его в Мосгорсправку в поисках сомнительного какого-то Вахру-
шева сомнительного пятого года рождения. А ведь мог он в это
время полежать на диване с полчасика после обеда... Обеда...
О, господи, совершенно выскочило из головы, что сын же се-
годня придет, Вера предупреждала. Совсем тронулся, старый
осел.
   - Возьмите, - снова щелкнуло окошко. На листке бумаги
значилось три Вахрушева, черт бы их побрал. Улица Руставели,
это, кажется, где-то на Дмитровском шоссе, улицы Вучетича и
Зорге.
   Может, скатать сегодня, скажем, на Зорге, сказал себе Ни-
колай Аникеевич, но тут же возразил, что получится совсем
нехорошо. Вздохнув, он отправился домой.
   В метро он задремал, и в урывистом легком сне шли перед
ним аккуратные старички в старомодных котелках, отдавали ему
честь, щелкали каблуками и представлялись: Вахрушев, Вахру-
шев, Вахрушев...
   - Деда пришел, - услышал он еще из-за дверей Олечкин
визг. Был у нее звериный слух. Ключ он еще не вставил в
дверь, а квартиру уже прошили стремительные стежки Олечкиных
шажков.
   - Как ты, внученька? - нагнулся он, чтобы Оле сподручнее
было уцепиться за дедову шею, и выпрямился уже с нею, с лег-
ким и теплым вьющимся тельцем на груди.
   - А у меня бант новый.
   - Оля, дай дедушке раздеться! - скомандовала Рита.
   Сын, как всегда тихий, пришибленный, скрутила она его в
бараний рог.
   - Вера Гавриловна говорит, новые часы принес? - осторожно
спросил он, стараясь с самого начала увести разговор в безо-
пасную бухточку.
   - Да ничего особенного, сборная солянка. Корпус немецкий,
механизм французский, сам не знаю, зачем купил.
   - Дорого отдал? - без всякого интереса спросил сын.
   - Триста, - зачем-то соврал Николай Аникеевич.
   - Антикварные вещи очень дороги, - неодобрительно поджала
губы Рита. Будто он, Николай Аникеевич, виноват в этом, и
будто ей от этого тепло или холодно.
   - Это уж точно, - поддержала разговор Вера, накрывая на
стол. - Николай Аникеевич рассказывал, видел на днях малахи-
товую шкатулку в комиссионке, две триста.
   - А лет пятнадцать назад, - усмехнулся Николай Аникеевич,
- мне такую же за триста предлагали. Не взял, дорого показа-

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг