ушла на разбирание почерка, тот был довольно замысловатым, и поэтому
прочитал он не так уж много.
Устав от этого утомительного занятия, он решил отдохнуть.
Перед тем как отложить книгу, Тимофей решил выяснить, кто бььп автором
этой рукописи, и заглянул в начало. Разобрав полустершуюся надпись
заглавия, он узнал, что это был дневник, судя по дате начала и фамилии
автора, его прадеда. Это еще больше подогрело интерес Тимофея, и, решив
обязательно дочитать до конца, он пошел на улицу проветриться. Солнце
неумолимо двигалось к закату, приближался вечер. "Скоро наступит ночь, -
думал Тимофей, - а с ней придет и темнота... Может, пойти в деревню?
Смысла нет. Деревня полузаброшена, остались одни ветхие старики да
старухи. Что проку от них, если Анфиса придет? Здесь надежнее. Мой дом-
моя крепость". Тимофей осмотрел дверь и остался доволен своей работой. И
вдруг до него дошло, что, укрепив дверь, он забыл о ставнях. До темноты
времени осталось не так уж и много. Прекрасно это понимая, Тимофей
лихорадочно принялся за работу. Закончил он уже в сумерки. Все тело,
отвыкшее от физического труда, ломило. Пузыри мозолей, вздувшиеся на
ладонях, мерзко саднили, перекликаясь с болью от заноз. Спина, искусанная
комарами, чесалась. Проклиная и Анфису, и комаров, и собственные руки,
Тимофей, как медведь в берлоге, скрылся в доме. От работы на свежем
воздухе в нем проснулся зверский аппетит. Наевшись до отвала, Тимофей по
тому, как слипались глаза, понял, что пора на боковую. Лениво шаркая
ногами, он добрел до своей комнаты. Не расстелив постель, не раздевшись,
он рухнул как мешок и, лишь голова коснулась подушки, забылся
умиротворенным сном младенца.
Лунный свет, падая на деревья, стекал по ветвям. Ни малейшего ветерка
не пробегало по листве. Стояла гнетущая тишина. Тишину эту, пожалуй, можно
было бы сравнить с тишиной, которая наступает в джунглях после
разнесшегося львиного рыка. Все животные смолкают, хозяин вышел на охоту.
Окна второго этажа не были закрыты ставнями, и лунный свет падал на
кровать. В комнате стояла полная тишина, нарушаемая лишь тиканьем ходиков
на стене. Освещая стол, горела свеча. Ровный, желтый свет ложился на
икону, та была установлена на столе изображением к Тимофею.
"Ку-ку, ку-ку, ку-ку..." - прокуковав двенадцать раз, кукушка
спряталась в домик. Полночь. Скрипнула кровать. Тимофей перевернулся на
другой бок, не просыпаясь. Сонный Тимофей, заходя в комнату, не прикрыл
как следует дверь, и полоса света, просочившись сквозь щель, падала на пол
в темноте коридора. И все ближе и ближе к этой полосе приближалось
ритмичное пощелкивание по полу. У вас никогда не было собаки? Вот когда
собака бегает по квартире, ее когти щелкают по полу примерно с таким же
звуком, только, пожалуй, погромче.
Тимофей, разметавшись на постели, спал. За окном во дворе послышался
шум, подъехала телега. Приехал отец.
Слез с телеги и обернулся к возничему:
-Может, Сергей, зайдешь? Сейчас сообразим что-нибудь.
- Не, Егорыч, поздно, а мне еще пилить да пилить.
- Так и переночуешь у меня.
- Да не, поеду. Бывай!
Проводив его взглядом, отец поднялся на крьшьцо. Подергав дверь и
убедившись, что она заперта, поднял руку, чтобы постучать, но передумал.
Обойдя дом, встал под окном Тимофея.
- Тима! - внутри было тихо.
- Тимофей!!! - еще раз громко крикнул он.
Все такой же монотонный свет был виден в окне и не было никакого
движения. Неясное чувство беспокойства окутало его. "Да брось ты! -
одернул он себя. - Просто Тима, наверное, устал за день и крепко спит. Но
почему дверь в таком виде? Почему все окна первого этажа забраны
ставнями?" Он обошел дом вокруг. Ни малейшей надежды попасть внутрь.
Казалось, дом мрачно нахохлился, окна, как щитами, прикрылись ставнями,
словно средневековый замок, находящийся в засаде. Дом - замок, а лес -
неприятель, готовый пойти на приступ. Взгляд непроизвольно обежал
подступившую стеной чащу. Поднявшийся с болот и ползущий между деревьями
туман серой пеленой замазывал кусты, придавая им мистические очертания.
Хруст сучка в глубине чащи ударил по нервам, как выстрел над ухом.
Взгляд впился в темноту лесных закоулков.
Шум сбоку заставил чуть ли не подпрыгнуть на месте. Хлопая крыльями,
какая-то птица скрылась в глубине леса. Не раздумывая больше, отец нервно
подобрал с земли шишку и изо всей силы швырнул в окно. С гулким хлопком
она ударилась о стекло и упала обратно к ногам. Он снова подбирал и бросал
до тех пор, пока не увидел заспанное лицо Тимофея, приникшее к стеклу.
- Тима! Я это! Открой! - а сам уже быстрым шагом шел к крыльцу.
Неприятное ощущение взгляда в спину подгоняло, заставляя убыстрять
шаги. Казалось, весь лес, каждое дерево смотрит на него. Взлетев на
крыльцо, с шумом привалился спиной к двери, озираясь по сторонам. Наконец
за дверью раздался легкий шум и послышался сонный голос Тимофея:
- Отец?
- Да, я. Открывай же!
Еще несколько секунд тот возился с засовом и, наконец, дверь
распахнулась. Облегченно вздохнув, отец вступил в сени. Задвинув засов,
молча, освещая лестницу колеблющимся пламенем свечи, поднялись на второй
этаж и прошли в комнату отца. Отец сунул саквояж под стол и переоделся в
домашнее.
- Пойдем на кухню, перекушу. Расскажешь, как ты тут, без меня.
Они спустились в кухню. Пока отец ел, Тимофей рассказал ему про события
ночи. Закончив, он вопросительно посмотрел на отца:
- Объясни мне, наконец, что же здесь случилось, пока меня не было? Что
за чертовщина здесь творится?!
Отец не спеша доел и убрал со стола. Вытащил из шкафчика бутылку
самогона и тяжело поднялся.
- Пошли в комнату, здесь не с руки.
Они снова поднялись в комнату отца. Сев, отец упер локти в стол и,
обхватив голову, задумался. Думал он довольно долго, наконец, начал:
- Чтобы было понятно все, нужно знать и предысторию. - Он отхлебнул из
бутылки и, отставив ее в сторону, взял со стола книгу, которую Тимофей
смотрел днем.
- Надо было еще вчера тебе рассказать, да кто ж знал.
Эта рукописная книга написана дедом твоей матери. Он собрал здесь, если
можно так выразиться, предания рода. Так вот, предыстория здесь. Я читал
эту книгу и расскажу тебе одно из преданий.
* * *
Попытка киевского князя Владимира Святославича создать на Руси
языческий пантеон в 980-м году не удалась.
Это привело к крещению Руси в 988-989 годах. Мечом и огнем была Русь
окрещена. Преданные старой вере, вере отцов, не желающие менять Перуна и
Дажбога на Христа, язычники бежали в леса, в глухие места. Что было им еще
делать? Дружинники князя первыми на Руси после самого князя принявшие
крещение, стремясь доказать свою преданность новому богу, взялись за дело
рьяно. Непокорные деревни сжигались дотла. Для крещения нужна вода? Ну что
ж, непокорных мечами загоняли в воду. Те, кто оказывал сопротивление,
уничтожались безжалостно. Хорошую жатву из крови и мяса собрал в свои
закрома милостивый бог.
Шло время, еще оставшиеся языческие поселения отступали все дальше на
восток, в нетронутые лесные дебри. Не было покоя язычникам. Цари.
менялись, а христианство оставалось, и даже в глухомани доставали руки
Христа. Теперь уже специальные конные отряды вооруженных воинов,
называвших себя псами Господними и являвшимися по сути дела инквизиторами
Руси, гонялись и днем и ночью по лесам, уничтожая языческие поселения. Шел
1074 год от рождества Христова.
Цепочка всадников, один за другим, по звериной тропе медленно
пробирались сквозь чашу. Длинные шишаки на высоких шеломах цеплялись за
ветви деревьев, так что то и дело приходилось нагибать головы. Лучи солнца
не проникали сквозь густые кроны деревьев и на тропе стоял полумрак.
Мошкара, пользуясь прохладой, тучами кружилась вокруг распаренных долгой
дорогой коней и седоков. Это был один из летучих отрядов псов Господних.
Во главе отряда стоял старший сын киевского воеводы Гюрята. С ним
находились и два брата его: средний Святовид и девятнадцатилетний Ярополк.
Несмотря на молодость, Ярополк-уже был славен своими ратными подвигами и
по праву чувствовал себя равным в компании зрелых воинов. С виду хрупкий,
он, однако, обладал недюжинной силой, и мало находилось молодцов,
рисковавших поспорить с ним в удалых забавах.
К тому же была у него еще одна особенность, делавшая его непобедимым -
неистовость. Появись он на свет викингом, быть^ бы ему берсерком. Но если
берсерки для приведения себя в состояние безумной ярости употребляют
настои и порошки мухоморов и других галлюциногенных растений, то Ярополк
входил в это состояние сам по себе, при виде крови.
Стоило почувствовать на губах вкус крови, и уже не было удержу его
буйству. Еще будучи мальчишкой, участвуя в уличных драках, был он окрещен
бешеным.
В голове отряда, на невысокой лохматой лошаденке ехал проводник. Это
был хорошо знавший лесные тропы охотник. Он не был бойцом и поэтому кроме
широкого ножа, заткнутого за пояс, не имел никакого оружия. Не по душе ему
были те люди, которых он вел. Там, куда приходили они, часто оставались
лишь пепелище и трупы. Будь воля охотника - давно бросив лошадь, метнулся
бы в чащу. Нипочем не догнали бы его. Гюрята, однако, был не прост. В
середине отряда ехал сын охотника. Взяв его, Гюрята сразу убил двух
зайцев. Была уверенность, что не сбежит охотник. Ну и, наконец, сын
охотника был запасным проводником. Был уже научен Гюрята горьким опытом:
вылетит легкая стрелка из лесу, скосит проводника, и блуждай по лесу, не
зная дороги.
Следом за проводником ехал сам Гюрята. Мощному, черному, как вороново
крыло, коню было нелегко под дородным всадником. Под стать масти коня было
и одеяние седока. Черного металла юльчуга в обтяг облегала мускулистый
торс. Черненый шлем козырьком прикрывал пол-лица, в прорези остро
поблескивали глаза. Над правым плечом возвышалась рукоять тяжелого
двуручного меча, подвешенного за спиной поверх длинного, также черного,
плаща, шлейфом лежащего на крупе коня. Большой серебряный крест казался
игрушечным на широкой груди. Не отличающийся весельем в повседневной
жизни, сейчас Гюрята был и вовсе мрачен. Несмотря на быстроту перемещений
его отряда, в большинстве случаев внезапных набегов не получалось,
казалось, сам лес предупреждал язычников о приближении псов Господних.
Деревни либо пустовали, либо в них находились только мужчины, оказывавшие
отчаянное сопротивление. После каждой схватки отряд недосчитывался
ратников. Воины гибли в лесных переходах от стрел, вылетавших неизвестно
откуда. Правда, для язычников, загнанных в глушь, металл становился все
дороже и дороже, поэтому они использовали преимущественно легкие стрелы с
костяными наконечниками, неспособные пробить доспехи. Но даже и эти стрелы
находили незащищенные латами места.
Мысли Гюряты были прерваны внезапной остановкой.
Проводник напряженно вдыхал воздух, как собака, задрав лицо вверх.
- Деревня близко, - посмотрел он на подъехавшего и вставшего рядом
Гюряту. - Чувствую запах дыма.
Гюрята удивленно понюхал воздух и понял, что тягаться с охотником
бесполезно. Он посмотрел на отряд. Ратники, не понимая из-за чего
остановка, настороженно озирались по сторонам.
- Передать в конец: деревня близко.
Послушный поводьям конь двинулся вперед. Оглянувшись, Гюрята увидел,
что бывалые вояки приводят себя в порядок. Одни проверяли, легко ли меч
ходит в ножнах, другие перетягивали щиты из-за спины на бок. Любил Гюрята
эту суету перед боем, сердце опытного воина радовалось при блеске стали.
Сам никогда ею не пренебрегал, хоть и был уверен, что все у него в
порядке. Вот и теперь: надев тяжелую рукавицу, взялся за рукоять меча. Меч
был талисманом. У всех трех братьев мечи были одинаковые, выкованные на
заказ, имели они примечательную деталь - рукояти у них были в виде
распятья. Мечи были освящены и вручены отцом, когда он благословлял
сыновей перед опасной дорогой.
Минут десять еще отряд Пробирался меж деревьями, наконец, деревья стали
расступаться. Остановив коня, Гюрята спрыгнул на землю и, укрываясь густым
кустарником, подобрался к самой опушке. Лес кончался, сразу за опушкой шел
пологий спуск к реке, поросшей зарослями кустарника.
На берегу реки и стояла деревушка. Была она видна как на ладони. Лежа в
траве, Гюрята начал прикидывать: "В деревне двадцать домов. На каждый дом
мужика по два. Ну что ж, сорок лапотников против моих двадцати семи сущий
пустяк". Рядом тихонько пристроились Святовид и Ярополк.
- Святовид, возьми десять ратников и обойди деревню.
Ярополк, будешь со мной. Чтобы все вывалили на улицу, нужно поджечь
дома. Ну, Бог нам в помощь!
Некоторое время Гюрята выжидал, наконец, решив, что Святовид уже обошел
деревню, он широко перекрестился и взмахнул рукой. Обтекая его с двух
сторон, всадники молча рванулись по склону к деревне. В руках некоторых
пылали факелы. Деревня была уже близка, когда навстречу с противным
свистом понеслись стрелы. Гюрята понял, что внезапного нападения опять не
получилось. Чтобы не быть легкими мишенями, всадники рассыпались.
Прикрываясь щитом, Гюрята пришпоривал тяжело скакавшего коня. У самого
въезда на улицу, вившуюся меж домов, два ратника, несшиеся перед Гюрятой,
вдруг исчезли.
Вздыбив коня и чуть не опрокинувшись, он сам едва избежал этой же
опасности. Они провалились в ловушку, в замаскированную яму, дно которой
был утыкано кольями.
Объезжая, Гюрята заглянул в яму. В глаза бросилась кровавая маска, за
минуты до этого бывшая лицом, и копыто умирающей лошади, в конвульсиях
бившее по этому лицу.
Стрела, скользнув по шлему, отлетела в кусты. Прикрывшись щитом, Гюрята
направил коня в ближайший дворик.
Со всех сторон слышался шум схватки, лязг металла, крики, хрипы. В
дальнем конце деревни поднимался дым - Святовид знал свое дело. Конь
Гюряты, проломив плетень, ворвался во двор дома и вдруг, захрипев, начал
заваливаться.
Высвободив ногу из стремеци, Гюрята соскочил на землю, и как раз
вовремя, конь рухнул набок. Из шеи, пробив ее насквозь, торчала стрела.
Конь пытался подняться на ноги - и не^лог. С губ слетала кровавая пена, а
подернутый поволокой слезы глаз недоуменно и мученически косился на
хозяина.
- Эх, какую животину сгубили... Прости, друже!- и, оборвав мучения
животного, рукоятью меча ударил коня меж глаз.
Осторожно, озираясь по сторонам, двинулся к дому. Заглянул в двери -
пусто. Прижимаясь к стене, пошел вокруг.
Выглянув из-за угла, удовлетворенно ухмыльнулся. Спиной к нему,
опустившись на одно колено, стоял здоровенный мужик и стрелял из лука.
Мальчишка лет четырнадцати подавал ему стрелы, рядом на траве лежала
окованная металлом рогатина. Обернувшегося мальчишку Гюрята откинул в
сторону как пушинку. Мужик так и не успел схватиться за рогатину. Меч
Гюряты рассек его от плеча до пояса. Откинутый подросток выхватил
неизвестно откуда длинный и тонкии нож и как зверь прыгнул на Гюряту.
- Ах ты, змееныш! - процедил тот, и запястье паренька захрустело в его
руке. Парень завизжал, и это лишь раззадорило ратника. Выпустив меч, он
схватил подростка за ногу и швырнул на стену дома. Серые мозги из
расколовшейся, как орех, головы размазались по бревнам...
Через час все было кончено. Застилая небо дымом, горели дома.
Изувеченные трупы, лежащие и по одному, и группами, дополняли пейзаж.
Отряд Гюряты, отойдя на опушку, отдыхал, зализывая раны. Ратники, разводя
костры, весело гомонили. Это могло бы показаться странным, ведь их стало
на девять человек меньше. Но смерть была настолько обыденна и привычна,
что вызывала в их засохших сердцах не больше чувств, чем укус комара.
Потеря в этом бою стольких товарищей к тому же сулила им скорое
возвращение на родные подворья. Сила отряда без тех девятерых, что -
лежали в стороне на земле, рядком, была слишком мала, чтобы идти дальше.
Гюрята все это прекрасно понимал и поэтому решил, дав людям передых, вести
их назад, в Киев.
Братья отдыхали, удобно устроившись у костра. Лежа на животе, опустив
тяжелую голову на сомкнутые руки, Ярополк рассматривал лежащий на траве
языческий талисман.
Это была головка Перуна на оборванном шнурке. Уже после окончания боя,
проходя по улице деревни, он сорвал ее с шеи убитого язычника просто из
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг