под потолок. - А вот попробуйте встряхнуться и, как это делают кошки,
расслабиться. Может, спустится?
Раздался смешок и возгласы:
- Уже пробовали.
- Фигушки!
- Пусть летает, даже интересно!
- Мы ведь не кошки!
"Бедные дети, - подумал Ладушкин, - должно быть, Виолетта подспудно
влияет на них".
- Ребята, - торжественно сказал он, исполняясь важностью возложенной на
себя миссии. - Признайтесь, боитесь кометы?
- Боимся, - хором ответили большие дети.
- Так и знал. - Ладушкин вздохнул. - Ну, что вам сказать?
- Можно я скажу? - подняла руку Столярова.
- Говори.
- Моя бабушка, кубанская казачка, не раз видела в детстве кем-нибудь
напуганную лошадь. Лошадь безумно мчалась по станице, никто и ничто не
могло остановить ее. Порой неслась прямо к обрыву реки. Но всегда
находилась чья-нибудь сильная рука, которая хватала ее под узды и
останавливала. Вот так, говорит бабушка, будет остановлена и Виолетта. Не
может человечество допустить своей гибели.
- Молодец, Столярова, - похвалил Ладушкин.
- Лошадь остановить легче, нежели мчащийся на всех парах поезд, -
возразил Алик. - Почему ты сравниваешь Виолетту с лошадью, когда на дворе
НТР?
- А я придумала, как спастись пассажирам состава, - сказала комсорг. -
Надо отцеплять на ходу вагоны. Сначала последний, потом предпоследний.
- Отчего же не все сразу, начиная с головного? - возразил Фонарев.
- А ведь правда, - удивилась такому решению двоечника комсорг. - Но все
равно страшно.
- Согласен и на такой вариант, - кивнул Ладушкин. - Однако давайте так
рассуждать. Кто мы? Люди? Люди. Лично я не верю в плохой исход. Вот
посмотрите. - И, раскрыв принесенную Галисветову книгу, он зачитал список
комет, которые грозили концом света много веков подряд.
- Раньше наука была слаборазвитой и плохо предсказывала, - возразил
Галисветов.
- Возможно, - сказал Ладушкин. - Но это не значит, что перед лицом
опасности мы должны терять человеческое достоинство.
- У меня на будущее большие планы, - буркнул Галисветов.
- Все еще впереди, - сказал Ладушкин, но, чувствуя фальшивую
неубедительность своего тона, вскочил и стукнул кулаком по столу: - Да что
это вы тут! Лучшие люди Земли мозгуют, как спасти планету! Представьте,
что получится: через три месяца Виолетта пролетает мимо или же ее
расстреливают из лазерного орудия, а нам все равно, потому что мы уже
мертвые. Духовно. Мы так боялись, что не заметили, как умерли со страха.
Без всяких комет.
В классе стало так тихо, что было слышно, как под потолком шелестят
страницы учебника.
- А ведь правда, - тоненько сказала девочка у окна.
- Может, комета вовсе не комета, а искусственное тело, запущенное
какой-нибудь негуманоидной цивилизацией и впрямь с целью психически
умертвить землян, а потом превратить в роботов, - предположил староста
Алик.
Тут все повскакивали с мест и такое началось, что учебник под потолком
закружился в танце, а потом начал стремительно летать из одного угла
класса в другой.
Ладушкин стоял, зажав уши ладонями и закрыв глаза. Его неподвижная поза
вскоре обратила на себя внимание, и класс стих.
- Знаете, как избавиться от страха? - раздался в тишине басок
Лесникова. - Мне один студент посоветовал.
Класс вопросительно обернулся к нему. Лесников вышел к доске, сел прямо
на пол и по-восточному скрестил ноги, сложив руки на коленях.
- Надо смотреть в одну точку и ни о чем не думать. Тогда переходишь в
план недлящегося. То есть освобождаешься от всех временных координат. - И
Лесников уставился в точку, где был расположен левый глаз Столяровой.
Девочка покраснела и, смахнув со лба челку, сказала:
- Неостроумно. Твой йог забывает, что он не на горных вершинах и
отключиться от действительности ему удастся не надолго, потому что в это
время за стеной его квартиры будет плакать грудной ребенок или кто-нибудь
включит маг.
- И потом, - добавил Галисветов, - если все уставятся в одну точку, кто
остановит взбесившуюся лошадь или мчащийся в пропасть поезд?
- Ну вот, - развел руками Ладушкин. - Оказывается, вы все прекрасно
понимаете и без меня.
Все вдруг смолкли. Ладушкин взглянул вверх. Учебник физики под потолком
выделывал замысловатые пируэты, пока наконец, кружа над головами ребят, не
опустился на стол Фонарева.
- Ура! - закричали все хором. - Поле исчезло.
"Значит, встреча была не напрасной, - удовлетворенно подумал Ладушкин.
- Они успокоились, напряжение спало".
Но тут раздался возглас Столяровой:
- Ой, смотрите, он же всех надул!
На столе Фонарева лежал аппарат, похожий на перевернутый фильмоскоп. В
двадцати сантиметрах от аппарата вертикально застыла шариковая ручка.
- Что это? - опешил Ладушкин.
- Мой гравитон, - гордо пояснил Фонарев.
- Ты же двоечник... Неужели сам?..
- Сам, - смущенно признался мальчик.
Звонок на перемену вывел Ладушкина из недоумения.
- Спасибо, дети, за урок, - сказал он и вышел из класса более
спокойным, чем вошел в него, веря в то, что с человечеством не случится
ничего плохого, пока есть у него такие двоечники и вундеркинды, как
Фонарев и Галисветов.
- Ну как? - неопределенно спрашивал его Ладушкин, и Веня понимал, на
что тот намекает, но лишь разводил руками.
- Стараюсь туда не заглядывать. Если хочешь набраться творческого
вдохновения - пожалуйста, приходи. Кстати, я думаю, что твои потуги найти
истину научным путем весьма сомнительны. Для этого нужен и научный багаж,
и единомышленники. Попробуй использовать свою художническую интуицию.
"Возможно, он прав", - подумал Ладушкин и вновь заглянул к Соркину.
В этот раз круглая ставенка времянки, задубев от слякоти, прихваченной
морозцем, поддалась со скрежетом, будто была сделана из металла.
И вновь перед Ладушкиным распахнулась бескрайняя ночь, каждая звезда
которой сияла своим особым светом. И это множество звезд необычайно
притягивало, так, что сердце подступало к горлу. Казалось, еще немного, и
оно разорвется от волнения и тревоги перед этим космическим пейзажем, так
запросто увиденным не из иллюминатора корабля, а из обыкновенной, ничем не
примечательной времянки-развалюхи, неуклюже вросшей в землю. Не отрывая
глаз от окошка, он спросил Соркина:
- Почему ты думаешь, что там Кронос?
- Потому что там вселенная! - В голосе Вени прозвучало отчаяние.
Оглянувшись, он негромко сказал: - Думаешь, уютно жить на краю вселенной?
- В твоей времянке явный сдвиг пространства, а значит, и времени. -
Ладушкин осторожно закрыл ставню.
Наконец позвонил Дубров. Через час они сидели на кухне у Ладушкина,
пили кофе, и Дубров рассказывал свою аномальную историю. Работал он в
песчаном карьере и однажды засорил глаза так, что пришлось обращаться к
окулисту. Тот, хотя и дал больничный, почему-то усомнился в его болезни и
вместо обычных глазных капель прописал атропин, для проверки зрения.
Жена с дочкой гостили в деревне у родственников, он был один и на
следующий день проснулся поздно от какого-то непонятного шума - будто бы
собралась где-то рядом толпа, галдит, шумит. Прислушался. Нечто в голове
гул? Потер виски, лоб, затылок, и от этого массажа гул уменьшился, зато
можно было расслышать голоса, как они выясняют отношения, бранятся или
объясняются в любви, смеются, всхлипывают. Истинное театральное
представление. Он лежал, не шевелясь, с ужасом вслушиваясь в эту какофонию
из мужских, женских, детских, старческих и молодых голосов. Но вот,
перекрывая гул, кто-то выкрикнул: "Проснулся!" - и разом все смолкло,
затаилось, лишь где-то далеко плакал ребенок. Потом кто-то прокашлялся и с
хрипотцой пророкотал:
- Здорово, потомок! Не узнаешь? Это мы, твои родичи в нескольких
коленах.
Он резко сел и схватился за голову.
- Тю, скаженный, - ругнулся бас. - Чего мечешься? Не бойся, это я, твой
прадед Никифор. До сего часа мирно мы дремали в тебе, а тут какая-то сила
пробудила-растревожила. Ты уж извини, если помешали. Да ведь сам посуди -
чертовски любопытно очнуться после вечного сна.
Дубров вскочил с дивана и побежал на кухню. Прыгающими руками налил в
чашку воды, залпом выпил и вновь плюхнулся в постель.
- Ладно, полежи, перевари услышанное, - с добродушной грустью сказал
Никифор. - Мы подождем. Только опять же прошу - не паниковать. Чтобы ты и
вовсе не струхнул, бабушка с отцом решили тебя не беспокоить, но передают
привет - они тоже здесь, рядом, то есть в тебе, в твоей памяти находятся.
Позже и с ними поговоришь. Самое главное - не думай, что спятил. Просто
что-то такое съел или выпил, отчего мы вдруг проснулись. А может, какое-то
лекарство принял. Мне когда-то говорил один мудрый человек, что мы
когда-нибудь оживем в потомках. Может, он и есть этот час... Полежи
спокойно и припомни, что ты принял. Это важно и для тебя, и для нас.
Надеюсь, ты не вздумаешь навсегда распрощаться с нами? Конечно, тебе
сейчас не по себе, тебе просто страшно. Но, должно быть, и интересно?
- Да-да, конечно, - прошептал Дубров, ужасаясь тому, что разговаривает
как бы сам с собой.
- Ну вот и отлично, - обрадовался прадед. - Верю, что ты не из робкого
десятка. У нас в роду знаешь какие лихие парни! И в тебе должна течь кровь
отчаянных ребят. Впрочем, ты можешь познакомиться с ними. То есть со своим
прошлым. Даю на размышление полчаса. Если очень уж сдрейфил, то
распрощаемся.
Тут поднялся возмущенный гвалт - никто не хотел уходить в небытие. Но
прадед быстро навел порядок, и все успокоились, выжидая, что решит Дубров.
А он, ощутив в себе множество жизней, вдруг проникся небывалой
ответственностью. Жутковатый восторг поднимался со дна души. До сих-пор
знал прошлое лишь по книгам, и вот, оказалось, носит его в себе...
Он лежал в оцепенении, язык прилип к гортани, мышцы окаменели. Из этого
состояния вывел голос Никифора, обычный, человеческий, отнюдь не
загробный:
- Ну, так что? Эх, поглядеть бы, как мир изменился!
- Все-таки, что со мной? - пробормотал Дубров.
- Ущипни себя, что ли, - недовольно сказал прадед, угадав его мысли. -
А ты, оказывается, трус.
Это задело и встряхнуло.
- Так что я должен делать? - как можно спокойней спросил Дубров.
- Ничего особенного. Мы через тебя, твоими глазами смотреть будем.
Только показывай, настроившись на нас.
"Глаза... атропин... - сумбурно мелькнуло в голове. - Может, именно
атропин пробудил память предков? Господи, чушь какая!"
Он встал, быстро оделся и помчался в клинику.
- Не хочешь, как хочешь, - вздохнул в нем прадед.
Окулист тут же повел Дуброва к психотерапевту. Тот нашел у него редкий
случай атропинового психоза, прописал кучу таблеток и запретил закапывать
атропин.
По пути домой Дубров рассуждал: проще всего напичкать себя таблетками.
А что, как и впрямь говорили предки?
От этой мысли вспотели ладони. В конце концов все в его руках: хочет -
глотает транквилизаторы, хочет - капает атропин. Первое менее интересно.
Придя домой, он закапал глаза и сел в кресло, готовясь к встрече. В
этот раз вовсе не испугался, когда минут через десять услышал радостный
возглас прадеда:
- Я знал, что ты не забудешь о нас! Спасибо, дружище. А теперь от тебя
требуется лишь одно: смотри вокруг так, будто все видишь впервые. Я в
последний раз глянул на белый свет в двадцатом, на Сиваше, когда упал мой
конь в озеро и придавил меня, раненного насмерть.
Тут опять все разом заговорили, припоминая, кто, когда, при каких
обстоятельствах распрощался с жизнью.
- Сколько вас тут? - поинтересовался Дубров.
- Да прилично, - ответил прадед Никифор, взявший на себя роль
парламентера. И по-командирски прикрикнул: - А ну, помолчите! Ишь,
раздухарились. Дайте с человеком поговорить. - И опять Дуброву: - Кого тут
только не увидишь: предки с незапамятных времен. Кое-кто и не совсем
по-русски разговаривает. Оно ведь, знаешь, Русь много кровей смешала в
себе. Наверное, и сейчас братается со всеми? А некоторые лепечут что-то и
вовсе древнее, первобытное. Я тут буду придерживать их, наводить порядок,
чтобы не очень досаждали тебе, а ты все-таки покажи, как жизнь свою
устроил.
- Да что тут показывать, - смутился Дубров. - Живем ничего, нормально,
вот уже больше сорока лет без войны. - Хотел было сказать о комете, но
раздумал: к чему тревожить предков? - Живем в целом неплохо. Детей рожаем,
фильмы-спектакли смотрим, строим города и прокладываем дороги сквозь горы
и тайгу, радуемся и печалимся. Но бывает, конечно, всякое: кто в космос
летит, кто водку глушит.
- В космос?
- Ну да, в небо. Зато ни перед кем не гнем спины, даже перед
начальством.
- Это хорошо, - похвалил прадед.
- Чего там, - нахмурился Дубров. - Неполадок всяких и безобразий еще
многовато - не из бронзы ведь, живые, грешные.
- А ты что, один живешь?
- Вовсе нет. Жена, дочь.
- Это хорошо, что не порешил с нашим родом. Ну, а теперь кое-кто
поведает тебе случаи из своей жизни. Лады?
И Алексей Дубров шагнул по лестнице времен в прошлое, где оказался не
зрителем, а участником событий, перевоплощаясь то в одного предка, то в
другого.
Первая ступень спустила его на сорок пять лет назад, в довоенное село.
Часы на серванте отмерили всего десять минут, а он прожил дедом Матвеем
десять дней и хорошо прочувствовал его крепкую крестьянскую закваску,
сноровку и горячую натуру. По утрам в конторе собирался люд, и он, как
полководец, давал каждому задание, а потом садился на коня и выезжал в
поле посмотреть, как работает новая, только что пригнанная с завода, еще
не обкатанная техника. "Что, Матвей, будет война?" - интересовались бабы.
- "Может, и будет, - говорил он, - а пока работать на мир надо".
И было ему хорошо от высокого чистого неба над головой, солнца, жарко
льющегося на хлеба, тишины над селом. Чуял - скоро порушится это
спокойствие, грянет гром и все пойдет наперекосяк. Точнее, не чуял, а знал
свою судьбу, уже сидел под сердцем тот осколок, который навечно закроет
глаза ему. И присутствовал в нем Алексей Дубров, его внук, все десять дней
он четко ощущал его близость. Когда рядом никого не было, тихо обращался к
нему: "Вот, дружок, как живем-работаем. Знаешь, какой двигатель всему
этому? Вера в лучшую жизнь. Ради этой веры себя не жалеем, не бережем".
"Нам бы вашу одержимость, - подумал Дубров. - Нам хорошую жизнь подавай
сегодня, а не через сто лет". Однако деду ничего не сказал.
- То ли сон, то ли явь, - пробормотал он, очнувшись после жаркой жатвы.
- Ну что, есть силенки и желание путешествовать дальше? - спросил
парламентер от предков Никифор.
- Да-да, конечно! - с готовностью воскликнул Дубров.
- Тогда все же перебросся парой слов с отцом и бабушкой.
Бабушка сказала ему:
- Так и знала, что не дашь мне надолго покоя. - И тоненько засмеялась.
- Сынок, - сказал отец, - время требует: будь мужествен!
К вечеру действие атропина кончилось. А утром опять закапал глаза, и
весь день прошел в перевоплощениях. Он проваливался в вертикальные
временные туннели, плутал в гулких длинных переходах столетий, с
невероятной скоростью проносился сквозь черно-белое мельканье суток. Его
забрасывало в убогую деревянную избу с закопченными окошками, широкой
печкой-лежанкой и стайкой замурзанных ребятишек, в кабак, где мужики,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг