фантастическое от головы до кончика хвоста.
В первый же выходной я пошел в библиотеку стал рыться в справочной
литературе, выискивая все, что написано о русалках. У Даля я нашел, что
это сказочная жилица вод, водяная, шутовка. На северо-востоке ее называют
водяницей, берегиней; на юге - русалкой, мавкой, майкой, здесь это
веселые, шаловливые создания; а на севере и востоке их считали злыми, из
числа нежити. На Украине так называли некрещеных детей: они наги, с
распущенными волосами, прельщают, заманивают, щекочут до смерти, топят.
Было еще такое слово - русальничать, то есть праздновать обрядами русалку,
на все лады гулять и пить всю всесвятскую неделю.
В других источниках у русалок еще такие синонимы - купалки, лоскотухи.
Образ русалки наши предки славяне связывали с водой и растительностью. И
только позже, под влиянием христианства, русалками стали считать умерших
девушек, преимущественно утопленниц.
Меня привлекло название - берегиня. Этимологически оно казалось
связанным с именем Перуна и со старославянским "пръгыня" - холм, поросший
лесом. Позже его смешали со словом "берег". Культ берегини объединялся с
культом Мокоши, единственного женского божества древнерусского пантеона,
типологически близкого греческим мойрам, прядущим нить судьбы.
В научной литературе о русалках ничего не было. Однако я обратил
внимание на небольшую информацию в научно-популярном журнале, на которую
случайно набрел. В ней говорилось о некоем реликтовом эндемике, найденном
в одной из подмосковных заводей. Точнее, это был неизвестной морфологии
крупный головастик, отдаленно напоминающий мифическое существо:
полурыбу-полуженщину.
Информация заинтересовала меня, я записал фамилию натуралиста,
поймавшего этот необычный эндемик и решил со временем списаться с ним.
- Тебя зовут Берегиня, - сказал я на следующий день, склонившись над
аквариумом.
Русалочка выплыла из сооруженного мною грота, вопросительно повернула
ко мне перламутровое личико. Ее плечо зажило, повязку я убрал, и сейчас
она была так прелестна, что нестерпимо хотелось показать ее кому-нибудь.
Моя мама приходила теперь к нам чуть ли ни каждый день. Часами сидела у
аквариума, размышляя о чем-то. Как и тетя Леля, она упорно настаивала на
том, чтобы отдать русалочку в какое-нибудь научное учреждение - никак не
могла смириться с тем, что это существо вот уже сколько времени не берет в
рот ни крошки. Как я ни убеждал ее в уникальности русалочьего организма,
которому пища не требуется, она не могла с этим смириться, поверить в это.
Я посадил в грунт аквариума валлиснерию, а чтобы русалке не было
скучно, пустил в воду небольшую стайку неонов. В правом углу аквариума
замаскировал электролампочку, и можно было наблюдать поистине сказочные
картины, когда неоны, сверкая фосфорически синими полосками на красных
тельцах, плыли рядом с русалочкой, а она осторожно ловила их перепончатыми
ручками, рассматривала и отпускала на волю. Координация ее движений все
более убеждала меня в том, что она очень близка нашей человеческой породе.
Но, как ни был велик соблазн показать ее соседям, друзьям, я воздерживался
от этого, категорически предупредив своих домашних, чтобы держали язык за
зубами. Я боялся, что, как только о моем чуде узнают, я потеряю его.
Как-то, просматривая в кресле газеты, я почувствовал на себе
пристальный взгляд. Не сразу понял, откуда он. Оглянулся и увидел: на меня
смотрит Берегиня. Ода сидела на стенке аквариума так, что ее хвост лишь
слегка касался воды, и с любопытством изучала меня.
- Смотри, малышка, не свались, - сказал я и, к своему ужасу и восторгу,
увидел, как губы русалки растягиваются в улыбке. Это было так неожиданно и
необыкновенно, что я некоторое время не мог вымолвить ни слова, лишь
ошарашенно глядел на нее. Захотелось взять ее в ладони, поближе
рассмотреть. Но знал, этого делать не стоит: она не терпит никаких
прикосновений. Выпуклые глаза продолжали с интересом разглядывать меня, а
лицо играло, светилось улыбкой, и не было сил оторвать глаз от этого
поистине колдовского очарования. То, что она отозвалась на мои слова, было
удивительным - нечто вроде контакта между нами. Я осторожно встал, чтобы
разглядеть ее, но Берегиня тут же плюхнулась в воду.
- Глупенькая, - сказал я, подходя к аквариуму и склоняясь над ним.
Русалка сидела между зубцами ракушки и снизу вверх смотрела на меня.
Улыбка по-прежнему освещала ее перламутровое, слегка розовое лицо, но была
уже с примесью испуга. Она явно выделила меня из всех, кто разглядывал ее.
- Выплывай, я не трону тебя, - пробормотал я, сомневаясь, однако, что
она слышит, а тем более понимает меня. Каково же было мое изумление, когда
она тут же всплыла на поверхность. Я осторожно протянул ей палец, который,
должно быть, казался ей бревном. Берегиня легонько потрогала его
перепончатой лапкой-ручкой и тут же испуганно отдернула: вероятно, палец
был для нее слишком теплым.
Я менее удивился бы, если б она вдруг заговорила, но того, что
случилось в следующую минуту, никак не ожидал. Русалочка поплыла вдоль
прозрачной метровой стенки аквариума, и не просто поплыла, а двинулась в
каком-то дивном танце, кружась вокруг своей оси и плавно шевеля руками и
головой. Танец сопровождался нежным звуком, похожим на звук вибрирующей
скрипичной струны на высокой ноте. Берегиня танцевала и пела! Ни дети, ни
Людмила, вообще никто еще не видел этого великолепия, и, хотя я был
единственным свидетелем, мне вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь сейчас
вошел в комнату. Я чувствовал всей душой: русалочка танцевала и пела
только для меня!
- Ах ты умница, ах ты красавица, - шептал я.
Будто воодушевленная моими словами, Берегиня стала выделывать еще более
замысловатые движения. Ее хвост мелко вибрировал, руки взметывались так
пластично, так по-человечески, что было трудно поверить в наличие
перепонок между пальцами.
Я невольно обхватил аквариум руками, как бы обняв это маленькое чудо, и
вмиг что-то изменилось. Вначале не понял, в чем дело: все поплыло перед
глазами, затем будто кто окунул меня в воду лицом. Появились странное
зрение и не менее странный слух. Неведомая сила точно уменьшила меня в
размерах. Я воспринимал танцующую передо мной Берегиню как равную мне, из
моего человеческого мира. Она пела без слов, но я понимал, о чем она поет.
Это был рассказ о лесной речке, в которой живет ее племя, скрывающееся от
людского глаза, о глубинных зарослях со стайками рыб, о солнечных лучах,
отражающихся в воде. Обворожительные, волшебные звуки шли и от стебельков
водяных растений, и от мелких ракушек в речном песке на дне аквариума.
Улыбаясь, она продолжала кружиться в танце, и мне чудилось, что она
кружится не по аквариуму, а вокруг меня. Я был в оцепенении, не в силах
отвести от нее взгляда, когда услышал внутри себя нечто, в переводе на
язык человека, означающее: "Пока держишься за стенки аквариума, я могу
разговаривать с тобой. Не спрашивай, как это у меня получается. Если
хочешь общаться, держись за стенки".
Что это? Или я схожу с ума? Разжал руки, и вмиг все стало по местам: я
стою, склонившись над водой, а русалочка продолжает свой танец. Угол
зрения изменился, и голоса ее уже не слыхать. Опять притронулся к
аквариуму - и вновь услышал голос, не голос, а нечто, оформившееся для
меня в языковое понятие: "Я научилась понимать тебя. Говори со мной, не
бойся".
- Что за чертовщина, - пробормотал я, отшатываясь от аквариума.
Попятился к столу, сея в кресло, обхватив голову. Вот что значит не
отдохнуть как следует в отпуск. По сути, только приступил к делу, а,
выходит, уже заработался.
В комнату вошла Людмила. Краем глаза я увидел, что русалочка тут же
прекратила танец и спряталась в зарослях.
- Что с тобой? Тебе плохо, Виктор? - встревожилась Людмила. - Бледный
какой! - Она полезла в сервант за корвалолом. - Пей, - протянула мне
мензурку. Плохо соображая, что делаю, я опрокинул лекарство в рот.
- Ну все, все, - успокоил я жену.
- Приляг, - оказала она. - Может "скорую" вызвать?
- Еще чего! - вскипел я, желая чтобы она скорее удалилась, - так
хотелось проверить, что это было на самом деле.
- Ладно, ухожу, - виновато сказала она, прикрывая за собой дверь.
В иное время я, возможно, пришел бы в неловкость оттого, что так грубо
прервал ее, но теперь было не до оттенков. Я обернулся и увидел, что
русалка вновь закружилась в танце. Выходит, и впрямь ей хотелось танцевать
лишь для меня. И я тут же дал себе клятву, что никому не расскажу об
увиденном - ни жене, ни детям, ни друзьям. Я боялся утратить, расплескать
нечто, так щедро обрушившееся на меня, переполнившее меня до краев.
По утрам приходилось следить за тем, чтобы в комнате с аквариумом не
оставался кот Ерофей. Дети несколько привыкли к русалочке, потеряли
бдительность, и не раз приходилось видеть, как Ерофей, сидя перед
аквариумом, жмурит свои хитроватые глазищи.
А тут, как нарочно, то в аквариум ненароком залетел Аленкин мяч, то
Валера каким-то образом уронил туда перочинный нож. Но после того, как я
однажды застал сына сидящим у аквариума с удочкой и наблюдающим за тем,
как Берегиня рассматривает привязанного к леске земляного червяка, не на
шутку испугался за русалочку и стал подумывать, не отвезти ли аквариум к
себе в кабинет клиники.
Каждый день я теперь выкраивал минуту, когда в гостиной никого не было,
чтобы пообщаться с Берегиней. Людмила подозрительно присматривалась ко
мне. Ей явно не нравился мой вид, и она то и дело интересовалась, отчего я
такой задумчивый, рассеянный и бледный, как Вертер. Я отшучивался. Между
тем сослуживцы тоже заметили некоторую перемену во мне, и я забеспокоился:
как стряхнуть с себя это русалочье наважденье. Что бы я ни делал, перед
глазами стояла танцующая Берегиня.
Вернувшись из клиники, я объявлял Людмиле и детям, что мне надо
поработать над историями болезней, и уединялся в гостиной. Для виду
разбрасывал по столу бумаги, книги, подходил к аквариуму, притрагивался я
его стенкам и, будто распахивая волшебную дверцу, слышал голос Берегини:
- Как дела?
Это было традиционным началом нашего разговора. Разумеется, я не спешил
докладывать ей о своих докторских буднях, а сразу же начинал сам
штурмовать ее вопросами, которые одолевали теперь и днем и ночью. Берегиня
прекрасно понимала меня и отвечала довольно вразумительно. Правда, порой я
задумывался: не сам ли с собой разговариваю? Но постепенно убедился, что
психика моя в порядке. Информация, которую я усваивал, явно шла извне, а
не была плодом моего воображения.
Меня тревожили вылазки Берегини на стенку аквариума: при неосторожном
движении она могла легко свалиться. Поэтому я приспособил ей на углу
аквариума сиденье, своего рода гамачок из полиэтиленовой пленки, в котором
она без опаски могла и сидеть, и лежать.
- Загораешь? - улыбался я, увидев ее на пленке.
- Да, - кивала она. То есть, "да" отвечало в моей голове, ее же рот
всегда был плотно сомкнут, и я каждый раз удивлялся, каким образом она
общается со мной.
- Тебе снятся сны? - интересовался я.
- Снятся.
- Любопытно, что может сниться Берегине?
- Многое. Лес, речка. То есть мой дом, - отвечала она, и мне
становилось неловко. Я смущенно успокаивал ее:
- Подожди немного, скоро приедет тетушка в отвезет тебя на твою речку.
Только, пожалуйста, больше не любопытствуй и не попадайся на крючок.
Все-таки почему никто, кроме меня, не видел вас, русалок?
- Откуда ты знаешь? Вспомни, что говорили о нас в древности.
- Мифы и сказки - плод воображения.
- Неужели ты до сих пор на поверил в мое существование? Мы древнее вас,
людей.
- Чепуха, ты из сказки, - возразил я. - Случайная мутация в результате
загрязнения окружающей среды.
Она, кажется, обиделась, потому что тут же скрылась в гротике.
- Почему ученым неизвестен твой род-племя? - допытывался я.
Она выглянула из грота, а потом выплыла на середину аквариума.
- Смотри!
Русалочка вдруг задрожала, завибрировала, стала расплываться, терять
форму, и через минуту передо мной была уже не Берегиня, а какой-то
уродливый головастик.
- Вот это да! - опешил я. И когда она вновь стала русалочкой,
поинтересовался, почему она не применила эту предохранительную метаморфозу
в то утро, когда я поймал ее. Она объяснила, что зацепилась за корягу,
поранилась, и это помешало ей превратиться в лигуха - так назвала она
головастика.
- Я открыла тебе слишком много. - Глаза ее погрустнели. - И теперь мне
никогда не вырваться на волю.
- Вот оно что, - удивился я. - Так ты хотела, превратившись в лигуха,
улизнуть от меня? А что, если бы я спустил этого лигуха в унитаз, а не
выбросил в озеро, как ты надеялась?
Я даже зажмурился, представив, чем все могло кончиться. Вновь стало
неловко оттого, что держу русалочку в неволе.
- Я, конечно, могу отпустить тебя в озеро, но там вряд ли ты найдешь
своих.
- Они есть везде, в любом водоеме. Люди очень озабочены собой, иначе
давно бы заметили нас.
- Нет, дорогая, лучше я попозже доставлю тебя туда, откуда взял.
Она встрепенулась и с надеждой спросила:
- Это правда? Ты обещаешь когда-нибудь выпустить меня?
- Конечно, - заверил я.
- С кем ты разговариваешь? - Я не заметил, как в комнату вошла Людмила,
и слишком поспешно отскочил от аквариума. - Уж не с Берегиней ли?
- А ты что - ревнуешь? - попытался пошутить я.
Но Людмила была серьезной. Она подошла ко мне, положила на лоб ладонь и
неожиданно расплакалась.
- Давай ее выбросим, - сквозь слезы сказала она. - Я чувствую, это все
из-за нее. Ты стал каким-то другим, и сам не замечаешь, что с тобой
творится. Мне уже и соседи говорят, не заболел ли Виктор Петрович - стал
такой бледный, раздражительный.
Я успокаивающе обнял жену и увидел внимательный русалочий взгляд.
- Умоляю тебя, - как можно спокойней сказал я, - без меня ничего не
предпринимай, русалка тут ни при чем. Если же с ней что-нибудь случиться,
мае будет совсем худо. Дай слово, что не тронешь ее. Ну, хочешь, покажи ее
соседям, знакомым. Ты даже не представляешь, как все будут удивляться, как
весело станет в нашем доме.
Я тут же понял, что говорю не то, но уже было поздно: Людмила
улыбнулась сквозь слезы и кивнула.
Паломничество в наш дом началось с визитов детей. Первыми явились
соседские близнецы, проказливые, хулиганистые мальчишки, от которых стонал
весь двор. Они восхищенно цокали языками, стоя и сидя возле аквариума,
ползая вокруг него по полу и склоняя над ним свои одинаковые вихрастые
головы. Я настороженно следил за ними, чтобы чего-нибудь не накуролесили.
Потом потянулись Аленкины подружки, а после и Людмиле захотелось
показать русалочку своим сослуживцам и знакомым. Однажды я привел домой
главврача и рентгенолога нашей клиники и в полную меру насладился их
удивлением и восторгом.
Но никому, даже Людмиле, я не решался поведать о разумности русалки. Я
знал, что долго носить в себе этот груз опасно, и с нетерпением ждал из
экспедиции своего друга Дроботова. Его восхищения и понимания сейчас очень
не хватало, без него тайна исподволь подтачивала меня.
После того, как у нас перебывали чуть ли не все соседи и знакомые,
начали раздаваться телефонные звонки: совсем неизвестные нам люди
спрашивали, нельзя ли взглянуть на наше чудо. Каждый из абонентов, прежде
чем завести об этом разговор, представлялся, кто он, где работает. Можно
было подумать, что для русалочки это важно. Вскоре я заметил, что круг
наших знакомых пополнился режиссером областного театра, музыковедом,
директором цирка, заведующей одним из отделов универмага, спортивным
тренером.
Людмила на глазах расцвела, в лице ее появилась значительность, она
стала приветливее и веселее.
Через месяц мы обрели в городе такую же популярность, как некогда
печально известная семья, воспитавшая львов. Но вот Берегиней стали
интересоваться какие-то биологические и зоологические общества, кружки, и
я насторожился, заметив Людмиле, что русалочка делается все более
беспокойной. Когда стучали ногтями по аквариуму, она моталась из угла в
угол, пряталась в гротик из камней. Зрителям это, конечно, приносило
удовольствие, но я читал на ее лице истинное страдание, поэтому вскоре
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг