Смерть Рогмо потрясла всех обитателей Салмакиды.
Каэтана не выходила из своих покоев несколько дней и никого к себе не
впускала, за исключением Тиермеса, который старался не оставлять ее ни на
час; а когда показалась на глаза друзьям, те только охнули. Похожая на
скелет, изможденная, с черными кругами под глазами, она силилась выглядеть
веселой. Она так и не уронила ни единой слезинки, и Нингишзида в один
голос с остальными врачевателями душ твердил, что горькие слезы облегчили
бы нестерпимые муки и унесли с собой большую часть боли. Однако никто в
мире не мог заставить Каэтану заплакать. Мост тоже не пускал ее, и потому
даже в запредельности не могла она найти избавления от своих страданий.
Остальные выглядели не лучше: особенно альв, Куланн и молодой чародей,
более других любившие полуэльфа. Маленький Номмо, с потускневшим взглядом
и свалявшейся шерсткой, не мог найти себе занятия и все время застывал,
задумавшись, в неудобной позе, пока его не окликали. Магнус тоже скорбел,
однако все время продолжал работать.
Спустя две недели после сообщения о смерти короля эльфов прибыл в
Сонандан Манакор Гаронман, наделенный полномочиями принести Каэ присягу на
верность и вечное служение от имени своего народа. Интагейя Сангасойя
встретила его во всем блеске и величии, на которые только была способна.
Она бы с радостью отказалась от эльфийского престола, но память о Мердоке
ап-Фейдли и обещание, данное ею при расставании с самим Рогмо, обязывали.
Манакор еще гостил в столице, когда явился к Каэтане посланец от
хартумского наместника и известил ее, что у могильного холма отныне и
навеки поставлен фонтан с веселым дельфином. Удивительно, но именно это
письмо Банбери Вентоттена и вызвало наконец горькие слезы у непреклонной
прежде богини; а со слезами на смену горю пришла тихая и светлая печаль.
Так или иначе, жизнь постепенно вошла в прежнюю колею. А Каэ с ужасом
и тревогой думала о том, какие еще потери придется пережить, прежде чем
мир снова обретет покой и счастье.
В тот ясный солнечный день - впрочем, именно такие дни чаще всего
случались в Сонандане - Магнус и Астерион долго возились с каким-то
чертежом, а затем скрылись с глаз долой и где-то пропадали до самого
вечера. За множеством дел их отсутствие не было по-настоящему замечено. И
задумались над этим незначительным происшествием немного позже.
Каэтана проснулась оттого, что ее комнату заливал нестерпимо-яркий
свет. Она протерла глаза, но оказалось, что смотреть просто невозможно.
Тогда она прикрыла их рукой и так вышла на ступени храма. Со всех сторон
уже бежали сюда жрецы, слуги, воины и все ее друзья. Интереснее всех было
наблюдать за Нингишзидой. И хотя из-за слепящего света не было видно
выражения его лица, сама его поза и энергичные жесты уже говорили о
многом. Рядом с Каэ оказался вдруг Барнаба, хрустя коржиком, - ей иногда
казалось, что толстяк воплотился вместе с этим лакомством и теперь оно
никогда не закончится, будучи частью его тела.
- И что это за пожар?
- Кто его знает... Какое-то очередное явление, сейчас поймем.
- Но хоть не враги?
- Нет, злом тут и не пахнет. Просто что-то непонятное, хотя и до боли
знакомое.
- Кажется, я узнаю! - взвизгнул Барнаба.
- Ну...
- Э-э-э, нет. Ты сама узнай, - пропел толстяк. - Тут главное -
получить море удовольствия.
Каэтана собиралась продолжить эту поучительную беседу, но не вышло.
Свет вспыхнул с новой силой, и громовой голос потряс все окрестности:
- Придите и внемлите! Я явился на эту темную и тусклую землю, дабы
даровать вам свет! Падите же к моим ногам и трепещите!
Последнее слово как-то особенно раскатисто получилось у этого
неизвестного оратора, и эхо еще долго перекатывало его по соседней роще.
- С ума сойти, - сказала Каэтана. - Что это за чушь?
- Это только начало, - ехидно заметил Барнаба, - цветочки, так
сказать. А дальше будет веселее и занятнее.
- Спасибо, вот уж утешил так утешил.
- По мере скромных сил стараюсь, - потупил сразу четыре глаза
разноцветный чудак.
Свет немного потускнел, поутих, давая собравшимся возможность
рассмотреть говорившего. Надо признать, что смотреть и впрямь было на что;
сверкающая расплавленным золотом колесница стояла посреди храмовой
площади. Она была запряжена столь же ослепительными золотыми грифонами -
существами неземной красоты и грации. И колесница, и грифоны были больше
нормального размера, но не гигантские. Даже речи не могло быть о том,
чтобы сравнить их с Драконами или Змеем Земли.
На колеснице возвышался юноша.
Подобно Тиермесу, тело которого отливало ртутью, он был словно
подсвечен изнутри солнцем. Кожа его янтарного цвета казалась теплой и
шелковистой на ощупь. Волосы спускались ниже лопаток, так что с первого
взгляда его можно было принять и за юную женщину, но это заблуждение тут
же развеивалось, когда взгляд падал на его могучие плечи, мускулистые руки
и узкие бедра. На юноше была золотистая, искрящаяся туника и высокие, по
колено, сандалии. Он опирался на длинное копье с огненным наконечником.
Голову украшал сияющий венец с семью высокими зубцами.
- Падите ниц! - снова загрохотал он, видимо вдоволь насладившись
произведенным эффектом. - Придите под мою длань, и стану я защитой и
опорой вам, бедным и сирым! Вернулся я, услышав ваши моления...
Тут ослепительный колесничий немного приутих, потому что не было
что-то слышно восторженных криков толпы. Никто не бесновался от счастья и
даже просто не радовался. На площади перед Храмом Истины царила гнетущая
тишина, нарушаемая только шорохом золотых крыльев грифонов.
И в этой звенящей тишине внезапно раздался насмешливый и не менее
звучный, чем у колесничего, голос:
- Совсем ошалел братец Кэбоалан! Одичал вдали от родины. Однако
сколько величия!
***
- Я вернулся, как только смог, - рассказывал Солнечный бог спустя
несколько часов, сидя за накрытым. столом в резиденции татхагатхи.
Тот уже и не удивлялся своим гостям, привычно говорил любезности и
выяснял гастрономические предпочтения новоприбывшего бессмертного.
Оказалось, что Аэ Кэбоалан вовсе не такой уж страшный и нелепый бог.
Просто за много тысячелетий он отвык разговаривать со своими
приверженцами; да, собственно говоря, тысячи лет назад все было совсем
иначе. Каэтана ввела новые правила общения с людьми, и Солнцеликому
пришлось быстро подстраиваться под них.
После третьего бокала знаменитого зеленого, столь высоко ценимого
Тиермесом, у него стало неплохо получаться.
- Война, говоришь, - обратился он к Каэтане. - Печально. Но никуда не
денешься. А что Барахой?
- Нас не интересует, что думает по этому поводу Барахой, - прервал
его Траэтаона.
- Но ведь что-то он все равно думает, - лукаво заметила Каэ.
- Дорогая! Ты уже простила его? - изумился Вечный Воин. - Вот уж не
думал, что ты сможешь найти оправдание его поступку!
- Так что, что он сделал? - вмешался Кэбоалан. - Вы учитывайте,
пожалуйста, что я абсолютно не осведомлен в ваших делах. Кажется, я
отсутствовал даже дольше, чем предполагал.
- Наш драгоценный верховный владыка, все еще погруженный в мировую
скорбь по себе, любимому, не придумал ничего лучшего, чем в канун войны
поселиться в другом мире - более удобном, более дружелюбном и гораздо
менее опасном, - сердито сказал Траэтаона. - Это предательство. Если он не
знает, как это называется, то я ему объясню, - пре-да-тель-ство, -
произнес он по слогам. - И мне странно, что Каэ говорит об этом так,
словно простила его.
- Не то чтобы простила, но думаю, что кое-что изменилось. Не у меня,
не у нас - у него...
- Ты что-то скрываешь?
- Нет, нет, совсем ничего. - Она подняла руки ладонями вверх, словно
сдавалась. - Да и вообще речь сейчас о нашем Солнцеликом.
Аэ Кэбоалан пристально разглядывал Богиню Истины, хмурился.
- А ты совсем-совсем другая. Так изменилась, что я бы тебя, наверное,
и не узнал. Даже если бы встретил. У тебя изменилась сущность, внешность,
взгляд...
- И... - подбодрила его Каэтана.
- И знаешь, так мне нравится больше.
- Так это же прекрасно!
Солнцеликий некоторое время хмурился и морщился, стараясь уложить в
памяти все новости, лавиной обрушившиеся на него после столь
продолжительного отсутствия. Наконец в путанице мыслей, одолевавших его,
ухватил одну ниточку.
- Каэ, дорогая, - обратился он к Богине Истины. - Если тебе не
трудно, покажи мне этот великий талисман, ради которого ты совершила такое
далекое путешествие и потратила столько сил.
Справедливости ради нужно отметить, что Каэтана не успела
предупредить Кэбоалана о том, что талисман ей достался не просто
говорящий, но и весьма разговорчивый - что не одно и то же.
- Наконец! - скрипучим голосом заявил Ниппи, не дожидаясь, пока его
представят. - Я уж думал, все, конец. Все обо мне забыли, всем на меня
чихать. Но нет! Нашлась светлая личность, и я с радостью говорю ей:
"Привет!", "Как дела?" А с вами всеми я не говорю, потому что вы меня
игнорируете. И хоть имеете на это право, но я возмущен и подавлен...
- Стой! - рявкнул Аэ Кэбоалан, невольно поднося ладонь к лицу. -
Молчи! Молчи, говорю тебе! Каэ? - обернулся он к ней. - Неужели ты все
время обречена слушать это маленькое чудовище?
- Не все время, - рассмеялась богиня. - Теперь он просто онемел. Ты
его раньше не слышал.
- Какое счастье! - искренне молвил Солнцеликий. Несколько раз глубоко
вдохнул и обратился к Ниппи:
- Внимай, безделушка! Сейчас я стану спрашивать, а ты - отвечать на
мои вопросы и при этом будешь воздерживаться от комментариев, жалоб,
поучений и всего остального, что придет тебе на ум.
- Мои поучения было бы не грех послушать, - взвился Ниппи, сверкая
ослепительно-алым. - Некоторым просто необходимо поучиться хорошим манерам.
- Ниппи! - Каэ легонько щелкнула по перстню.
- Подчиняюсь давлению всемогущих существ, но не склоняюсь покорно!
Тиермес и га-Мавет перевели взгляд на ошарашенного Солнцеликого,
затем на непроницаемое лицо Тхагаледжи и беззвучно захохотали.
- Итак, что сейчас творится с талисманами Джаганнатхи?
Похоже, это была единственная тема, способная привести перстень в
чувство и заставить его говорить по существу.
- Плохое творится, - негромко отвечал он. - Очень плохое. Госпожа
Каэтана быстро расправилась с большим их числом, и теперь эти магические
предметы крайне обеспокоены. Я уже говорил, что талисманы Джаганнатхи
следует воспринимать как настоящие, живые существа. Я и себя не считаю
предметом, а они и подавно перешагнули ту грань, которая отделяет предмет
от существа одушевленного. Они не просто наделены чрезвычайным
могуществом, но и сами могут им воспользоваться, хотя бы частично. Да, им
нужен хранитель, и хранитель не всякий, а тот единственный, кто сможет,
подчиняясь воле повелителя Мелькарта, все же выдерживать смертельные силы
этого предмета. Сейчас же, встревоженные и обеспокоенные гибелью себе
подобных, те из них, что сумели вырваться на свободу, стали гораздо
агрессивнее. И при этом - сильнее. Каждый из них питается силами того
существа, которому принадлежит. Собравшись вместе, они являются такой
мощью, одолеть которую будет почти невозможно.
- Я просил не заниматься прогнозами, а сказать, что ты видишь, -
прервал Ниппи бессмертный, но прервал не зло и не резко, а скорее
нетерпеливо.
- Я вижу еще два никем не найденных талисмана, - быстро ответил
перстень. - Один находится на Шеоле, а второй - на Алане, во льдах.
- В таком случае, - Солнцеликий откинулся в глубоком кресле, - и я
вам пригожусь. - И на вопросительный взгляд Каэтаны пояснил:
- На Алан доставить тебя могу я и только я.
- Он прав, - подтвердил Траэтаона. - Во льдах и снегах Алана можно
остаться живым только благодаря Солнцеликому.
После прибытия Аэ Кэбоалана не прошло и нескольких дней, когда
случилось новое событие.
С северных отрогов Онодонги примчался взмыленный гонец с сообщением о
том, что внезапно проснулся и заработал вулкан Тай, спавший мирным сном с
незапамятных времен. Люди, жившие у подножия этого вулкана, остались без
крова, и потому они в скором времени прибудут в Салмакиду, чтобы
татхагатха мог позаботиться о них, как и положено могущественному
правителю Сонандана.
Татхагатха развил бурную деятельность, в результате которой всем
нашлась работа. На окраине Салмакиды срочно строили новый квартал,
достаточно большой для того, чтобы принять около четырех сотен семей. Тут
же разбивали сады, поскольку пострадавшие были в основном земледельцами и
садоводами.
Джоу Лахатал с братьями, прибывший, чтобы встретиться с Аэ
Кэбоаланом, внес свою лепту в это доброе дело, выворотив и перенеся от
самых гор груду камней, достаточных для того, чтобы выстроить вокруг
нового квартала крепостную стену. Когда домики были закончены, трое
бессмертных в один день возвели ее, украсив надвратной башенкой.
А спустя еще день вулкан взорвался. Это диковинное зрелище можно было
увидеть издалека. Накануне он сильно дымился, и темные облака, пахнущие
гарью, неслись к Салмакиде, подгоняемые свежим ветром. Затем в воздух
поднялись огромные тучи пепла - тут уж пришлось постараться Астериону,
чтобы отогнать их на безопасное расстояние от человеческого жилья, а также
обогнуть заповедные леса племени йаш чан и Демавенд - обиталище драконов.
Потом земля заворчала недовольно и сердито, заворочалась, и наконец
раздался оглушительный хлопок, после чего в небо взметнулся сноп
оранжевого и красного огня.
Все столпились на смотровой площадке дозорной башни и во все глаза
глядели на то, как расцветает в небе изумительной красоты цветок, обнимая
своими лепестками все большее и большее пространство. Вулкан утих только к
вечеру.
Вечером же и появился у ворот Салмакиды еще один бессмертный,
задумчиво прошагав сначала по Шангайской равнине, а затем и по водам Охи,
видимо не обратив внимания, где идет. Потому что лицо его было озабоченное
и рассеянное.
Небесный кузнец Курдалагон остановился возле стены, потрогал ее
раскрытой ладонью, толкнул, похоже проверяя на прочность. Может, толщина
стены его удовлетворила, а может, он увидал слишком много знакомых лиц,
чтобы и дальше интересоваться деталями, но только поторопился зайти в
гостеприимно распахнутые ворота.
И Каэ, подпрыгнув, как в детстве, повисла на его шее.
***
Вернувшись с ошеломительной победой из рейда к Сарконовым островам,
шаммемм Дженнин Эльваган приобрел совершенно иной статус. Теперь он был
самым прославленным на весь Хадрамаут флотоводцем. Рассказы о его походе
передавались из уст в уста; действительно, удачные морские баталии были
для хаанухов не в диковинку, но, чтобы ни один корабль в эскадре не
получил сколько-нибудь серьезного повреждения, чтобы практически все
матросы и воины вернулись домой живыми и невредимыми, такого еще не было.
И по логике событий, не могло быть вообще.
Поэтому звезда Дженнина Эльвагана поднялась на недосягаемую высоту.
По Хадрамауту поползли разговоры, вкратце сводящиеся к тому, что
правлению Дайнити Нерая пора положить конец и возвести на престол молодого
и блестящего шаммемма, чтобы он упрочил и умножил могущество и славу
страны. И таких разговоров было великое множество.
В конце концов начальник Тайной службы встревожился настолько, что
направился с докладом к самому понтифику Дайнити Нераю, чтобы ознакомить
его с положением дел в государстве.
Понтифик принял его сразу, как только сановник доложил о своем
прибытии, и даже, выслушав, отчаянно старался изобрести средство, чтобы
пресечь подобные слухи. Сын Океана и Муж Моря ужасно боялся молодого
шаммемма, но показывать этот страх подданным считал ниже своего
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг