Тики, где кроткие жрицы с радостью давали приют всем скорбным душою. И
только десять стражников сопровождали ее в этот путь. В дороге королева
неоднократно приходила в волнение и просила своих охранников, чтобы они
отвезли сообщение Кахатанне о скорой битве на Шангайской равнине и о
таинственном и черном пространстве, которое она звала пространством
Мелькарта. Но воины не слушали ее - безумная женщина в возке была никем, а
королевой с этой ночи стала Бендигейда, и только ее приказам они
согласились бы повиноваться.
Равнодушие - страшный грех, но незаметный...
А когда утро вызолотило солнечными лучами, дворцовый парк и мраморные
стены зданий, когда птицы самозабвенно запели среди цветущих деревьев и
фонтаны стали журчать веселее и громче, графиня Бран-Тайгир проводила
короля из своей спальни. Некоторое время она сидела молча, и на лице ее
ясно читалось отвращение, смешанное со страшной усталостью. Затем она
взглянула на себя в зеркало, усилием воли расслабила мышцы щек и лба,
полуприкрыла глаза. Потом сама себе улыбнулась и дернула за шелковый шнур,
вызывая слуг.
- Позовите ко мне Шахара, - приказала она, когда на пороге возникла
склонившаяся в поклоне фигура. - И поживее.
***
Скрипнула калитка, и во дворе явственно послышался детский плач. В
доме все уже улеглись спать, поэтому слабый звук поначалу не привлек
ничьего внимания. Как и тот факт, что забились и затанцевали в конюшне
лошади, оглашая воздух тревожным ржанием, да разом взвыли все соседские
собаки. Почтенный Пангха этих четвероногих друзей человека не любил еще с
детства, с тех пор как его ощутимо искусали дворовые псы, поэтому собак не
признавал и в доме своем не держал. Как выяснилось, зря.
Среди народа новости разносятся быстро. После того как несколько
убийств были совершены в спокойной прежде Салмакиде, все твердо знали:
если собаки воют, а кони волнуются, то на улицу носа не высовывать, даже
если тебя собственная мать будет звать на помощь. Сто против одного, что
это вовсе не твоя мать и не человек даже, а то самое, что так лихо
потрошит самых сильных и смелых воинов, раздирая их на мелкие клочки.
Именно поэтому все соседи почтенного Пангхи плотно закрыли ставни,
позапирали двери на все имеющиеся запоры и крючки, а кто поумнее - даже
мебелью привалил. Детский плач ничье сердце не тронул. Но если и тронул,
то ни к каким дальнейшим действиям это не привело...
Пангха был известным на всю столицу - а может, и на весь Сонандан -
портным, к которому всегда стояла длинная очередь модниц и придворных
щеголей. Это был пожилой, пухлый, лысоватый человечек с подслеповатыми
глазками и душой художника. Он не просто шил - он самозабвенно кроил
материю, нашивал кружева и пуговицы и изобретал новые и новые фасоны. Он
создавал платья, в которых полные казались стройными и изящными, сутулые
приобретали осанку и величественный разворот плечей, низкорослые - рост и
стать, а все вместе - прекрасное настроение и уверенность в том, что они
чрезвычайно привлекательны. Поэтому портной был далеко не беден и даже
позволял себе выбирать заказчиков по своему вкусу. Он умел подобрать ткань
к цвету глаз, яркие ленты - к улыбке и придать одежде ту изысканность,
которая отличает настоящих вельмож и их прекрасных дам. Именно он шил
праздничные одеяния для Великой Интагейя Сангасойи и ее верховного жреца,
а также имел счастье не только являться во дворец, чтобы порадовать своим
искусством татхагатху, но и принимал повелителя в своем не столь уж и
скромном доме.
Жил же Пангха в тихом квартале, более похожем на тенистый парк.
Соседи его - сплошь люди состоятельные - имели особняки с большими садами,
цветниками и бассейнами. И портной от них не отставал. Разбогатев на
последних заказах, он перестроил свой старый дом под замок с высокими
изящными башенками, галереями и переходами. Поговаривали, что за одни
только флюгеры портной выложил кучу денег. Но если на все лады
обсуждавшаяся сумма и была подлинной, то все равно флюгеры этих затрат
стоили. Они изображали рыцарей и дам, гибких пантер и веселых дельфинов, а
самый большой и дорогой - дракона Аджахака, выкованного из благородной
черной бронзы. В лунном свете парящий над замком дракон с распахнутыми
крыльями и изогнутым мощным хвостом производил неотразимое впечатление. В
глубине души старый портной был романтиком и позволял себе помечтать о
странствиях, опасных приключениях и прекрасных принцессах, спасенных им от
верной смерти.
В реальности все обстояло несколько иначе - у него была жена Карна и
три дочери, которые, несмотря на довольно юный возраст, уже с охотой
помогали отцу в мастерской и славились на всю Салмакиду как одни из лучших
вышивальщиц. Девушки выросли статными, красивыми и веселыми. Отец ими
гордился и нарадоваться на них не мог, хоть иногда останавливался и с
удивлением их разглядывал, пытаясь сообразить, в кого же они такие
уродились.
Работа портного тяжела и требует точности. У Пангхи было много
подмастерьев - считалось весьма престижным устроиться в его мастерскую,
чтобы иметь возможность ближе знакомиться с приемами великого мастера.
Пангха секретов из своего мастерства не делал, но как-то само собой
получалось, что никто ничего подобного повторить не мог. Подмастерья и
мастера, закройщики и вышивальщики, работавшие на него, все равно
выполняли только самую простую работу, а основные детали портной делал
сам. Поэтому вся семья поднималась вместе с птицами, чтобы не потерять ни
одной минуты светового дня, столь им необходимые, и так же рано ложились
спать.
В ту ночь все были дома, за исключением младшей дочери - Гаты,
которая осталась ночевать у подруги.
Когда вой собак и ржание коней наконец нарушили крепкий предутренний
сон Пангхи, он сел в постели и потянулся, еще не открывая глаз. Затем
осторожно приоткрыл веки, пытаясь сообразить, что его побеспокоило. Было
еще темно. За окном ветер гнул деревья, и они заунывно и недобро как-то
шелестели. Такой звук Пангхе послышался впервые, и он зябко передернул
плечами. Потому подумал, что, верно, ему снилось что-то страшное, вот и
пробуждение не из самых лучших. Рядом беспокойно заворочалась Карна,
протянула руку, пощупала смятые простыни, сонно спросила:
- Ты что, старый, вставать собрался? Птицы еще молчат...
- Да что-то не спится, - соврал Пангха, зевая с риском вывихнуть себе
челюсть.
- Ложись, не выдумывай. Когда будет пора, я тебя ужо подниму, не
беспокойся.
Пангха улегся, но сквозь шум ветра и шелест деревьев его слух уловил
негромкие звуки, напоминавшие детский плач.
- Послушай, мать, кажется, во дворе дитя плачет!
- Совсем на старости лет оглупел! И откуда же среди ночи во дворе
дитю взяться? - рассердилась Карна.
Но портной гнул свое:
- Я же слышу. Вот, тише... тише... вот же плачет!
Карна приподнялась на локте и вытянула шею, вслушиваясь в темноту.
- Действительно, - шепнула она минуту спустя. - Плачет...
- Я же говорю.
- Ох, не ладно это. Какой такой ребенок может быть?
- Может, подбросили? - засомневался Пангха.
- А почему нам?
- Так ведь все знают, что мы не бедствуем, и более того. - Тут
портной сделал значительную паузу, чтобы дать возможность жене самой
лишний раз осознать, какой состоятельный человек ее муж.
- А что - соседи наши бедствуют? - резонно возразила Карна.
Пангха чуть не поперхнулся от возмущения. Что за неблагодарный народ
эти женщины. Конечно, он богаче многих. И еще...
- Ворота у нас хлипкие, - признал он после недолгого молчания. - К
нам забраться легче.
- Говорила я тебе, попроси мастера ворота поправить! - тут же
рассердилась жена. - Возись теперь вот с чужим ребенком.
- А что с ним возиться? - сказал портной. - Отнесу его в храм,
жрецам. Доброе дело. Глядишь, Интагейя Сангасойя не оставит нас своей
милостью.
- Ладно, - успокоилась было Карна, но, увидев, что муж собрался
вставать, снова заволновалась:
- Ты куда это?
- Нет, мать. Ты точно поглупела за последние годков тридцать... Ясно,
что за ребенком. Не на улице же ему всю ночь лежать.
- Не всю ночь, а только до утра. Не помрет. Ты что, не соображаешь,
что нынче в городе творится?
- Так хочешь грех на душу взять, случись с ним что?
- Я хочу, чтобы у меня муж был и жив, и здоров...
- Нет, с женами сладу никакого, - вздохнул портной.
Ему и самому не хотелось вылезать из теплой постели, из-под жениного
мягкого бока на холодную улицу, да и страх все еще продирал позвоночник,
но совесть мучила его невыносимо. Может, он бы так и просомневался до
рассвета - выходить или нет, но тут в коридоре послышались легкие шаги, а
затем за дверью раздался голос старшей дочери:
- Папа! Мама! Вы спите?
- Нет, доченька, заходи, - отозвалась Карна.
Алэл вошла, неся в руке зажженную свечу. Она была в легкой ночной
накидке, наброшенной поверх белоснежной шелковой рубахи, и распущенные
волосы - гордость родителей и сокровище семьи - стекали рыжим водопадом до
самых пят. Пангха расплылся в довольной улыбке: хороша невеста, и сколько
парней по ней сохнут, свадьба уже намечается...
- Папа! Ты слышал, во дворе будто кто-то плачет? - спросила Алэл
дрожащим голосом.
- Слышали вроде, - сказала Карна.
- И мы с сестрой слышали. Страшно так: кто-то жалобно-жалобно стонет.
Не заснуть, душа рвется.
- Пойти, что ли? - сказал портной.
- Ну ладно, только возьми свечу, да по саду сильно не шастай. Поглади
вокруг, а не заметишь никого, возвращайся - утром вместе поищем. А ты,
доченька, - обратилась Карна уже к Алэл, - не уходи, подождем отца здесь.
Пангха вылез из кровати, надел теплый халат и, взяв у дочери свечу из
рук, поковылял к дверям.
- Я сейчас, - кивнул он женщинам.
Спальня погрузилась в темноту, и Карне и Алэл стало тревожно.
- Может, Дор тоже позвать к нам? - спросила мать и вдруг услышала,
что говорит шепотом, будто боится привлечь чье-то внимание.
Девушке, видно, тоже было не по себе, потому что она так же тихо
ответила:
- Пусть уж остается в нашей спальне.
Они напряженно вслушивались, и наконец до их ушей долетел тихий стук
открываемой двери и негромкие шаги. Кто-то поднимался по лестнице.
- Ну, хвала богам, старый возвращается. Похоже, что без дитяти. И
ладно, ладно...
Дверь в спальню распахнулась, и на пороге возникло существо, при
одном взгляде на которое женщины начали истошно кричать...
***
Когда ночную темноту прорезали леденящие душу вопли, которые неслись
из дома портного, в окнах соседних особняков разом зажегся свет. Было
видно, как мечутся в окнах всполошенные, смертельно напуганные люди, но
никто не решился выйти на улицу и уж тем более - пойти и узнать, что
случилось с несчастным Пангхой и его семьей.
И только когда патрульный отряд, из тех, что с недавних пор стали
обходить по ночам Салмакиду, обратил внимание на сильное волнение в тихом
обычно квартале, все узнали о случившейся трагедии.
Взорам солдат, ворвавшихся в дом почтенного Пангхи, предстала ужасная
картина: кровавые куски мяса и клочья ткани - то, что еще недавно было
благополучной и добропорядочной семьей, - лежали по всему дому. Стены были
заляпаны алым и густым белым - мозгами и кровью. Тела убитых были не
просто обезображены, но разорваны на части с такой свирепой силой, что
нельзя было с уверенностью утверждать, какому телу что принадлежало.
Молодого сангасоя, недавно поступившего на воинскую службу, вытошнило тут
же, в коридоре, где его взгляд натолкнулся на несколько пальцев, на
которые он чуть было не наступил.
Несчастные женщины так и остались в спальне. Их лица были выедены, а
груди вырваны. У той, что была стройнее и, по-видимому, моложе, правая
рука, вырванная из сустава, валялась недалеко от кровати. Старшая женщина
была изувечена еще сильнее.
Младшая дочь Пангхи, привлеченная шумом и криками, доносившимися со
стороны ее дома, прибежала в сопровождении братьев своей подруги. Ее долго
не хотели пускать в дом, но она рвалась из рук удерживавших ее мужчин и
рыдала:
- Дор! Дор! Где Дор?!
Из этих диких выкриков солдаты наконец поняли, что в доме должен был
быть еще кто-то. Они не без содрогания поднялись на второй этаж, где и
нашли окровавленное тело совсем молодой девушки, почти девочки. Она еще
дышала.
Дор вынесли из дома в сад, где к тому времени толпилось около
полусотни человек соседей и охраны. Тело девушки являло собой жуткое
зрелище - она вся была исцарапана, разодрана, лицо ее опухло, а правый
глаз заплывал громадным фиолетовым синяком, образовавшимся от сильнейшего
удара. Встрепанные волосы, разбитые губы, и самое жуткое - правая нога
была откушена или оторвана неведомой тварью почти по самое бедро. Она с
трудом, но дышала, и многие высказали предположение, что хоть ее удастся
спасти.
Обезумевшая от горя Гата, за несколько минут потерявшая отца, мать и
сестру, вцепилась в руку Дор, боясь выпустить ее даже на короткую долю
секунды. Это было последнее оставшееся у нее сокровище.
Дор вздрогнула несколько раз всем телом и едва приоткрыла глаза.
- Мама... - позвала она так жалобно, что даже у воинов сердца
дрогнули от безысходности. - Мама, папа, где вы?
- Сестричка, я тут, - прошептала Гата, роняя слезы.
- Что с нашими? Я видела.. - Девушка застонала, не в силах превозмочь
боль.
Кто-то из солдат перетягивал обрубок ноги чистым полотном. Одного из
воинов послали за лекарем, который жил через два квартала. Соседи
старались помочь, чем могли, - но что они могли сделать? Люди корили себя
в душе за бездействие, но и испытывали облегчение, что это не их семью
постигло такое страшное горе.
- Папа! - позвала Дор снова.
- Он не в сознании, - едва вымолвила Гата, боясь напугать сестру
сообщением о трагической смерти родителей.
Тело Пангхи - вернее, то, что осталось от его тела, - было найдено в
саду. Тварь, изувечившая беззащитных женщин, просто откусила ему голову.
Сейчас тело несчастного портного осторожно завернули в несколько простыней
и отдельно - голову с окровавленными, пустыми глазницами. Судя по тому,
что мужских криков слышно не было, Пангха погиб моментально, а вот уж над
его семьей тварь постаралась.
Дор с трудом приподняла голову и попыталась подозвать к себе Гату. Та
кинулась к несчастной сестре.
- Гата, будь осторожна. Я видела это... Я знаю - мамы нет, Алэл... Он
не мог не убить. - Она откинулась.
По запавшим, посеревшим щекам Дор текли ручейки влаги, размывая
запекшуюся кровь.
- Болит... Больно... Я видела его...
Голос прервался всхлипом. Громко зарыдала соседка, с детства знавшая
веселых и красивых дочерей Пангхи. Бился в рыданих мощный парень - жених
Алэл, друзья едва удерживали его на месте:
- Не нужно, - бормотал кто-то, - не нужно. Запомни ее прекрасной. Не
ходи туда...
- Что ты видела?!! - закричал начальник охраны, наконец сообразивший,
о чем говорит несчастная.
- Я видела...
- Скажи же! Скажи, чтобы мы могли найти убийцу папы и мамы! -
закричала Гата, падая на землю возле Дор.
- Видела.
Это были последние слова девушки. Голова ее безвольно поникла, и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг