Гибель приближалась, стремительная и неотвратимая. Огромные седые
волки добрались до крутого обрыва и замерли в нерешительности - времени на
принятие решения у них почти не оставалось. Был выход: взвиться в
последнем, самом прекрасном прыжке - и навсегда уйти от страшной погони;
обмануть и смерть, и заклятие, и самих себя. Уйти свободными волками,
презирающими охотников. Но был и другой выход - принять неравный бой.
Урахаги молча взглянули друг другу в глаза, и желтый цвет неуловимо
смешался с зеленым в неверном свете луны, но на одно лишь мгновение. А уже
в следующую секунду оба оборотня попятились прочь от обрыва, поворачивая
оскаленные морды к зарослям. И оттуда серой волной, мохнатой лавиной
выкатились на них, истекая слюной и исходя воем, обычные лесные волки.
Смертной ненавистью ненавидели хищники волков-оборотней и, гонимые
Кодешем, догнали их на краю обрыва, готовые рвать на части, терзать
горячую трепещущую плоть. Однако вся их смелость улетучилась при первом же
взгляде на противника.
***
Широко расставив могучие мускулистые лапы, вытянув струной хвосты и
ощерив громадные клыки цвета слоновой кости, урахаги вызывали их на бой.
Бой этот обещал стать последним для большей части стаи, и звери
инстинктивно рвались прочь отсюда, чувствуя, что зверям, которые встречают
их сейчас грудью, уже нечего терять. И вожак стаи заметно сник и отполз в
сторону почти на брюхе. Хвост его был зажат между задними лапами.
Арескои выехал к обрыву несколько минут спустя и остановился
неподалеку, желая полностью насладиться зрелищем кровавой битвы, но
битвы-то как раз и не было. Ни загнанных жертв, раскаявшихся в своей
опрометчивости и глупости, но не имеющих возможности исправить что-либо;
ни рабов, готовых лизать руки тому, кто милостиво подарит им жизнь.
Перед Арескои стояли равные. Два оборотня-близнеца были готовы
сразиться с бессмертными и, кто знает, может, победить их. Потому что
победу иногда добывают вопреки воле богов. От этого Арескои сразу
почувствовал себя неуютно - он сам подстроил эту ловушку, но сам и попал в
нее, и теперь уже нечего было делать: если Эйя и Габия встречают как
равных противников двух богов, дикую охоту и стаю волков в придачу, то как
же они встретят тогда врагов один на один?
И Бог Войны понял, что ему остается один-единственный выход - делать
вид, что это обычный гон, просто охота на крупных волков, иначе громко
будет смеяться заносчивый Джоу Лахатал, хотя ему-то смеяться следовало бы
меньше всех...
Когда они принимали звериное обличье, мир красок сразу тускнел и
умирал для них, зато мир запахов и звуков разрастался и приобретал
совершенно новое, недоступное ни одному двуногому существу значение. Кроме
того обострялось чувство, которое люди называли чутьем, хотя сами его
почти никогда не испытывали. Общность же мыслей и чувств у близнецов в
зверином облике только обострялась, поскольку слова не мешали мысленному
разговору.
В тот момент, когда бывший их повелитель Кодеш выехал из леса на
своем безобразном скакуне, когда дикая охота Арескои наконец
присоединилась к своему яростному предводителю и на весь лес протрубил его
рог, негромкий голос Каэтаны раздался чуть ли не над головами у близнецов.
Урахаги вздрогнули и переглянулись.
"Ни один бог на свете не заставит меня не быть самой собой. Я хочу
отвечать за все свои поступки и быть причастной ко всему", - говорила
Каэтана.
И тогда близнецам стало ясно, что у них есть еще один путь.
Со стороны это выглядело так, что очертания седых зверей, стоявших на
обрыве, потекли и стали меняться.
- Полнолуние, - выдохнул Кодеш. - Они не могут встать людьми.
***
"Полнолуние, - подумал в тот же миг Эйя, - мы не можем стать людьми".
"Можете!!! - резанул внутри них голос Каэтаны. - Человек все может".
"Человек все может", - подумала Габия, распрямляясь.
Ей было невыносимо тяжело, словно на тело давила свинцовая тяжесть,
словно камни всей Онодонги легли ей на плечи, но она поднималась на ноги.
С натугой, будто держала на себе груз невыносимой боли всех рабов Кодеша и
Арескои. Эйя хрипел рядом. Он тоже становился человеком медленно и
мучительно. Но Габия уже могла говорить.
- Это сидит внутри тебя! - выдохнула она в посеревшее лицо брата. -
Ты же сильнее этих ублюдков!
Последний ее крик разнесся по сонному лесу, спугнув нескольких только
что угомонившихся птиц.
Арескои не верил своим глазам - перед ним на краю обрыва стояли два
уставших, взмыленных человека, оборванных и безоружных, но в их глазах
горел яростный неукротимый огонь. И Арескои понял, что эти слуги перестали
быть слугами, что эти рабы перестали принадлежать кому-либо с сегодняшней
ночи окончательно и бесповоротно и что здесь он имеет дело не со
смертными, а с людьми.
И неистовый бог махнул в направлении близнецов белой рукой убийцы.
Он понял, что проиграл это сражение.
***
Если бы Джоу Лахатал знал наверняка, куда этой ночью отправился его
вездесущий брат, то последнему, конечно, не поздоровилось бы, хотя трудно
себе представить, как можно одолеть смерть.
Га-Мавет широко шагал по длинной темной лестнице, не освещенной ни
крохотным лучиком света, и размышлял над тем, что произошло бы в мире,
откажись он исполнять волю старшего брата. Просто так повелось с самого
начала, что Джоу Лахатал был первым, А-Лахатал - вторым. А потом уже все
остальные боги. Но ведь мир мог быть устроен и иначе.
Га-Мавет подозревал в последнее время, что мир и на самом деле
устроен несколько иначе, чем ему представлялось в течение многих
тысячелетий. И это было странно.
Он чувствовал необходимость посоветоваться с кем-нибудь, кто был
старше и мудрее. Поэтому га-Мавет проник в обитель одного из самых грозных
и мрачных Древних богов - Тиермеса. Тиермес выполнял в древности ту же
работу, что и га-Мавет. Он был Богом Смерти, но к нему относились
несколько почтительнее и боялись гораздо больше, чем Черного бога.
Га-Мавет шел узнать почему.
Ему казалось, что он будет несколько столетий подниматься по этой
бесконечной лестнице, но тем не менее он знал - хотя эти знания ощущениями
никак не подкреплялись, - что на самом деле спускается в невероятные
глубины. То, что в разных мирах называли Адом, Тартаром, Преисподней, было
местом обитания Тиермеса, проникавшим в разные времена и измерения. Здесь,
на Варде, это место носило название Ада Хорэ. Хотя, поправил себя
га-Мавет, может, это уже не на Варде и даже не на Арнемвенде, а где-то еще.
Он чувствовал себя как попавший в логово льва годовалый щенок
волкодава, привыкший к тому, что все цыплята и котята во дворе его боятся.
Га-Мавет никогда не уставал удивляться тому, что Тиермес так легко
уступил ему свое место. Если многие Древние боги Арнемвенда были лишены
возможности проникать надолго в созданный ими мир, а многие действительно
утратили к нему всякий интерес, то Тиермес мог бы никуда не уходить. Тем
не менее с падением Древних ушел и он, подозрительно легко отнесясь к
тому, что огни на алтарях его храмов вскоре погасли, а люди стали
возносить молитвы га-Мавету - желтоглазой смерти.
Говоря откровенно. Черный бог отчаянно трусил, спускаясь в Ада Хорэ,
- но не видел для себя иного выхода.
Обладающий способностью видеть в темноте, га-Ма-вет здесь двигался
подобно слепцу, ибо в Ада Хорэ царила не темнота, но тьма. И во тьме и
мраке Тиермес смеялся над Черным богом.
Этот хохот потряс до основания хрупкое и ненадежное пространство, в
котором продвигался Малах га-Ма-вет, после чего тот окончательно потерял
ориентацию.
Растерянный и злой, он остановился на ступеньке и проговорил негромко:
- Вместо того чтобы смеяться, лучше показался бы. Не часто к тебе
гости приходят, я думаю.
- Не правильно думаешь, - ответил глубокий и звучный голос, который
шел, казалось, отовсюду. - Как раз ко мне гости приходят гораздо чаще, чем
к кому-либо.
Тем не менее на лестнице вспыхнул призрачный голубой свет,
пронизывающий смертным холодом, и в этом свете га-Мавет увидел, что
находится в некоем подобии сада - если можно было назвать садом множество
растений, заключенных в прозрачные хрустальные колонны, сияющие изнутри
разным цветом. Самым удивительным и непривычным было то, что свет из
колонн не распро-; странялся вокруг, будучи надежно заключен в своей
хрустальной тюрьме. Здесь царила жуткая, невыносимая красота. И га-Мавет с
завистью подумал, что он не в состоянии придумать и сотой части тех чудес,
которые Тиермес у показывал ему с поистине царской небрежностью. Мелким
чувствовал себя Черный бог Арнемвенда - мелким, несмышленым и жалким.
- Зачем пожаловал, мальчик? - спросил Тиермес, и в последнем слове
га-Мавет, как ни старался, так и не смог найти насмешки: он действительно
был совсем маленьким мальчиком рядом с грозным и вездесущим богом.
Из холодного голубого пламени появилась серебристая фигура и медленно
двинулась по направлению к га-Мавету. Тот уже видел Тиермеса, но все же
оторопело попятился, ибо трудно было лицезреть владыку Ада Хорэ абсолютно
бестрепетно. Как его непостижимое пространство, так и Сам Бог Смерти был
красив невероятной, смертельной красотой. Не было в ней ни созидания, ни
жизни, ни мысли. Но она была тем не менее - непостижимая уму, недоступная
воображению, - и га-Мавет более чем когда-либо почувствовал себя
человеком. Обычным смертным, перед которым встала смерть во всем ее
великолепии и мощи.
***
Тиермес был высок, выше Черного бога, но удивительно пропорционально
сложен. Его кожа отливала жидким серебром, а глаза своим цветом более
всего напоминали ртуть. Густые волосы змеились по плечам всплесками
голубоватого пламени, а лицо казалось изваянным бессмертным скульптором -
не было в мире ничего прекраснее и холоднее лица Тиермеса, ни в этом мире,
ни в каком-либо другом. За плечами владыки Ада Хорэ трепетали
полупрозрачные драконьи крылья, истинную мощь которых знал только он сам;
а длинные стройные ноги иногда казались змеиным хвостом - до того легко и
изящно ступал Тиермес по некоей клубящейся поверхности. Более точного
определения здешнему полу га-Мавет отыскать не смог.
- Ты прекрасен! - не удержался он от потрясенного восклицания.
***
- Я и должен быть прекрасен, - согласился Тиермес нежным и звучным,
как орган, голосом, - ибо во мне все нуждаются. Как бы меня ни называли,
где бы меня ни ожидали, я должен быть прекрасен, иначе меня никто не
позовет.
- Ты поможешь мне? - тихо спросил га-Мавет.
- Почему я должен помогать тебе, занявшему мой трон?
- Не знаю, - потерянно отозвался желтоглазый бог.
- И я не знаю... Но помогу, из прихоти. И еще потому, что я никогда
не терял своей власти над Арнемвендом. Видишь, я откровенен. Так что
заплати мне и ты той же монетой. Для чего ты спустился в Ада Хорэ?
- Я столкнулся с проблемой там, наверху...
- С какой?
- Люди, Тиермес. Они не хотят умирать. - И га-Мавет тоскливо
уставился на хрустальную колонну с заключенным в ней зеленым свечением.
Тиермес переместился поближе. Его крылья трепетали и шелестели.
- Люди никогда не хотели умирать. Но это было не важно. Что же
изменилось теперь?
- Не знаю, Тиермес, иначе не стал бы лезть в Ада Хорэ по собственной
воле...
- Действительно, - насмешливо взглянул на него Бог Смерти, - не стал
бы. Хорошо, я помогу тебе, но расскажи все по порядку.
- Я должен уничтожить несколько человек, прежде чем они достигнут
определенного места. При этом Джоу Лахатал и А-Лахатал хотят, чтобы боги
как можно меньше участвовали в событиях, а все было сделано руками людей.
И только в последнюю минуту я могу появиться - и слегка подтолкнуть
развитие событий в нужном направлении.
- Ну и что ты усмотрел в этом необычного? Мы все и всегда делали
руками людей - еще не хватало беспокоиться самим. Суета еще никого не
приводила к добру.
- В нашем поведении ничего необычного нет, владыка. - Слово "владыка"
само вырвалось у га-Мавета, но он об этом не пожалел, даже в голову не
пришло. - Но эти люди не хотят умирать - и не умирают.
- И что удивительного ты усмотрел в этом порядки вещей? - переспросил
Тиермес.
Га-Мавет застыл, цепенея от ужаса. А владыка Ада Хорэ прошел мимо
него, ступая своими прекрасными ногами по плещущемуся морю синего пламени,
и сказал:
- Ты так и не понял до сих пор, кто ты. Ничего страшного. У тебя еще
есть время - пока. И потом тоже будет очень много времени. Ты же - смерть.
Га-Мавет только моргнул, не смея ни возражать, ни соглашаться. Он
слушал.
- Люди умирают только потому, что они приняли этот порядок. Смерть,
как и старость, находится внутри каждого человека. Ты никогда не
задумывался над тем, почему мы бессмертны, а они нет? Просто мы не хотим
умирать, а они готовы к этому. Мы не хотим стареть, а они хотят. Они
впустили старость и смерть в самое нутро. И когда перед ними появляешься
ты - живая желтоглазая смерть, красивая и всемогущая, они лишь соглашаются
с тобой: пора.
Во время битвы они заранее готовы умереть. Они привыкли к тому, что в
сражениях убивают. И когда приходишь за ними, они согласны: да-да, меня
уже убили.
Так всегда было - и всегда будет. Появляясь перед ними, ты только
устанавливаешь привычный им порядок - и они с радостью принимают тебя. Не
верь, если они плачут и протестуют. Те, кто не впустил смерть внутрь себя,
живут. И с такими ты столкнулся на своем пути. Мне жаль тебя, мальчик.
Тебе. обязательно нужно их уничтожить?
- Да.
Тиермес насмешливо посмотрел на га-Мавета и сказал:
- Ты хочешь попросить меня об этом одолжении?
- Да, владыка.
- Мне нравится, когда ты называешь меня владыкой. Это избавит меня в
дальнейшем от многих хлопот. И в знак моего благоволения я помогу тебе.
Яви мне этих людей.
Одна из колонн потускнела, превращаясь в многогранное зеркало, и в
каждой из многих десятков граней отразилось слегка уставшее лицо юной
женщины, лишенное возраста. Оно было странным. С первого взгляда никто не
назвал бы его прекрасным или восхитительным, но возникало ощущение, что
именно его ты всегда ждал и видел в самых сокровенных, самых сладких снах.
И поэтому лицо женщины было прекраснее самых прекрасных, невероятных лиц.
В нем было все, чего не хватало каждому на протяжении его долгого пути.
И га-Мавет тихо застыл перед зеркалом, не имея и не находя в себе
силы сказать, что он просит Тиермеса уничтожить эту женщину. А когда
перевел взгляд на владыку Ада Хорэ, то оторопелг. Тот уже не стоял перед
зеркалом, а сидел рядом скрестив ноги и задумчиво водил тонкими пальцами
по граням. Лицо Тиермеса освещала редкая в Ада Хорэ - светлая и
мечтательная - улыбка, словно он вспомнил нечто не зависимое от этого
мира, этого пространства, этой тьмы.
- Нет, - сказал он наконец, и зеркала погасли, проявляя внутри себя
застывшие растения, - нет, мальчик. В этом деле я тебе не помощник.
Он посмотрел на Малах га-Мавета так, словно впервые его видел:
- Ты бессмертен, но не бесконечен. И я во всякое время могу призвать
тебя из твоего мира сюда, потому что Ада Хорэ находится внутри тебя, как
смерть - внутри смертного человека. Мое царство тем и страшно, что
находится везде.
Глаза Черного бога округлились от ужаса, и Тиермее тихо и невесело
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг