- Вали!
И огромные глыбы загрохотали вниз по склонам.
Тагары были завалены камнями в проходе - около полусотни из них
остались снаружи, но в ближайшее время не могли попасть в ущелье и прийти
на помощь своим товарищам. Остальные же были отрезаны от внешнего мира.
Около половины из них сразу погибли под обвалом, навсегда погребенные в
горах.
Выбрав момент, когда растерянные и испуганные воины Хайя Лобелголдоя
буквально сбились в кучу и были не защищены со всех сторон стеной из
собственных щитов, Зу-Самави резко выбросил вперед руку, и, повинуясь
этому знаку, тхаухуды выпустили смертоносные стрелы. Почти все тагары, в
которых они целились, были убиты или ранены. Но тхаухудов было гораздо
меньше, чем врагов, поэтому их первый залп поразил не более двенадцати
человек. А второй был уже бесполезен. Оправившись от первого потрясения,
прикрывшись щитами, тагары двинулись на врага. Они шли, выставив длинные
копья и держа наготове обнаженные мечи.
Первые два тхаухуда заступили им дорогу, вращая боевыми топорами.
Ловалонга слышал шум сражения и усилием воли заставлял себя остаться
на месте. Он знал, что воины императора исполнят свой долг и покинут этот
мир не раньше, чем заберут с собой с десяток вражеских жизней. До него
доносились боевые крики ветеранов, вопли и стоны раненых. Грохот сражения
врывался в его уши, но поверх этих звуков несся мелодичный тихий голос
Каэтаны. Она говорила те слова, которые он не услышал от нее при прощании.
И Ловалонга был почти уверен в том, что это не его воображение, а она сама
пришла к нему через пространство и время...
Тагары наконец преодолели завал и с воинственными воплями
заторопились на помощь своим товарищам. Но помогать уже было некому.
Поэтому первые Четыре тхаухуда, стоявшие за обломками скал, были буквально
на части изрублены разъяренными воинами Хайя Лобелголдоя. Тагарам
оставалось мстить врагам за гибель своих, и они с радостью умывали камни
узкого ущелья кровью ненавистных солдат Зу-Л-Карнайна.
Ловалонга понял, что у него осталось не так уж много времени. Он
выглянул из-за камня, который почти полностью прикрывал его от ливня
стрел, которыми тагарские лучники буквально засыпали проход, и едва
заметно кивнул Зу-Самави.
Грозный ветеран широко улыбнулся ему в ответ. Он, принимавший участие
не в одном десятке сражений, не боялся смерти. Он действительно хотел,
чтобы осталась жить хрупкая маленькая девочка, в которую влюблен
император, и чтобы они долго царствовали вместе. Никто и никогда не
поверил бы, что перед лицом безжалостной и неумолимой смерти грубый солдат
думает о влюбленном юноше и его нареченной.
- Эй, Ловалонга, как ты думаешь, - говорит он из своего укрытия, -
она вернется к нашему аите?
- Не знаю, Зу-Самави, - отвечает аллоброг, и голос его звучит мягко и
спокойно. - Я бы хотел, чтобы она выполнила свое предназначение и
вернулась к нему. Она достойна любой короны Арнемвенда. Я хочу, чтобы она
была жива и счастлива.
- Я тоже, хотя странно желать этого в минуту смерти.
- Значит, мы не умрем, - говорит талисенна, - в каком-то смысле.
Знаешь, Зу-Самави, у тебя необыкновенные солдаты, и я горд, что сражаюсь
рядом с ними.
- Спасибо, - растроганно говорит тхаухуд. - Я тоже рад, что ты рядом.
Они стоят, тесно прижавшись к шершавому серому боку скалы, и эта
скала кажется им самым прекрасным творением природы.
Вообще момент смерти все меняет.
Судя по вою и крикам, сражение приближается. Вряд ли в скором времени
от защитников еще одного поворота кто-либо останется.
- Раньше, когда я попадал в сражение, главной моей задачей было
вырваться живым, уложив как можно больше врагов. А сегодня нам нужно
стоять до конца. Это будет наш с тобой конец, брат, - говорит Ловалонга.
- Да, - отвечает Зу-Самави. И в этот момент из-за поворота появляются
израненные и разъяренные тагар-ские воины.
- Пожелай мне удачи! - кричит Зу-Самави и бросается вперед.
***
Тагары не успели прийти в себя от предыдущей схватки. Они сплошь
покрыты своей и чужой кровью, и их боевой пыл сильно поостыл. Останки
тхаухудов лежат на красных от крови камнях за их спинами, и там же
остались исковерканные тела их товарищей. Они погибли под обломками
камней, изрублены топорами, пронзены копьями.
Один из тхаухудов, молодой воин, предчувствуя собственную гибель от
многочисленных ран, поджег себя и горящим факелом бросился в самую гущу
наступающих врагов. В тесном ущелье бежать было некуда, и несколько воинов
вспыхнули, как сухие ветки. Эхо долго носило их крики по ущелью.
И вот теперь, словно загнанные волки, тагары, обреченные на смерть
волей своего хана, шли на последних двух воинов Зу-Л-Карнайна, оставшихся
в живых. Они уже понимали, что не догонят остальной отряд, не добудут
голову женщины, которая так была нужна Хайя Лобелголдою, хотя бы потому,
что через завал невозможно перевести коней. Но они обязаны принести хотя
бы головы этих неистовых воинов, иначе никто из них, оставшихся в живых,
не увидит следующего рассвета. Их было четырнадцать человек, и каждый из
них мечтал выжить.
Зу-Самави недаром был ветераном. Он подпустил тагар к себе на близкое
расстояние, а потом резким прыжком перенес свое тело в самую гущу
растерявшихся врагов. Уже в прыжке он разрубил одного из них мечом от шеи
до предплечья и, приземляясь, отсек второму правую руку по локоть. Раненый
воин взвыл и покачнулся, сбивая с ног рядом идущего, и этим неуловимым
мигом замешательства тхаухуд полностью воспользовался. Он левой рукой
вонзил узкий четырехгранный кинжал между ребер третьего и поразил
четвертого тагара в глаз, пока тот заносил меч над его головой. Ловалонга
смотрел из укрытия на действия Зу-Самави и восхищался его мастерством.
Когда один из врагов занес над головой тхаухуда кривую саблю, Ловалонга
метнул в тагара тяжелый нож и тут же вслед бросил и второй, перебив
следующему противнику Зу-Самави сонную артерию. Кровь фонтаном хлынула из
страшной раны.
Оставшиеся в живых попятились, и тогда Ловалонга, выйдя из-за скалы,
метнул одно из трех, бывших у него под рукой, тяжелых копий. Оно пронзило
грудь одного из воинов, прочно застряв в его теле. В этот момент Зу-Самави
развернулся вокруг собственной оси, разрубив лицо одному своему противнику
и шею другому. И в этот же миг он был ранен.
Прежде чем погибнуть, он успел значительно облегчить талисенне бой,
убив еще одного врага и ранив двоих. Когда же стало ясно, что вскоре от
слабости он просто не сможет стоять на ногах, Зу-Самави прыгнул, как дикий
зверь, на последнего врага и зубами вцепился ему в лицо. Несчастный взвыл,
нелепо взмахнул руками и повалился навзничь на камни. Сверкнули в лучах
солнца кривые тагарские клинки, и Зу-Самави перестал существовать.
Ловалонга опустил забрало и вышел из-за скалы, сжимая в руках копье.
Тагары колебались, не решаясь нападать, и тогда он изо всех сил метнул
оружие прямо в центр маленькой группы. Кто-то из воинов, хрипя, повалился
на землю, а остальные, размахивая клинками, бросились на рыцаря. Их было
не очень много, но зато это были отборные воины, не уступавшие Ловалонге в
искусстве боя; только они очень хотели жить, а талисенна стоял насмерть.
И пока он рубил, колол, делал выпады, отступал и снова нападал, тихий
голос Каэтаны говорил так и не услышанные им при расставании слова.
Когда же аллоброг пришел в себя, вокруг него не осталось живых
противников.
Ловалонга лежал на спине, бессильно раскинувшись на камнях,
придавленный непомерной тяжестью тел поверженных врагов. Из огромной раны
на животе толч-с ками текла кровь, но опытный талисенна знал, что до
смерти еще долго, - она придет не слишком торопясь и будет мучительной. Он
облизал сухим языком потрескавшиеся губы и поморщился - ощущение было как
от прикосновения к раскаленному песку. Боль отзывалась в каждой клетке его
большого и сильного тела, а от потери крови кружилась голова. Сознания он
не терял, но постепенно стал уплывать в туманную даль, где увидел самого
себя множество лет тому назад...
Высокий человек в просторном светлом одеянии наклоняется над ним,
лежащим на мраморной скамье в каком-то просторном помещении. Вокруг
полумрак. Витает запах дыма и благовоний.
- Запомни, сын мой, - говорит человек, - ты не бессмертен. Тебя можно
ранить, можно убить. Таков порядок вещей, и его нельзя нарушать. Но только
светлый Барахой знает, сколько вздумается странствовать Матери на этот
раз, и потому время над тобой невластно. Ты не будешь стареть до тех пор,
пока не вернешься сюда. А ты вернешься, я верю. Мы будем ждать вас. - Он
по-отечески гладит его лоб и приговаривает, вздыхая:
- Один светлый Барахой знает... Нет. Боюсь, и не знает...
Ловалонга на миг приоткрыл глаза: хищный зверек-не то ласка, не то
белка - пропрыгал мимо и исчез в тени. Солнце начинало садиться, окрашивая
землю в алый цвет. Алую землю в алый цвет. Он сморщился от боли
воспоминаний...
Громадное подворье замка Элам. Только вяз у стены, там, где ему
положено быть и где он был все эти годы, отсутствует, а на его месте
растет тоненькое маленькое деревце.
И высокая седая женщина в роскошном платье стоит посреди двора,
держась за стремя гнедого жеребца, на котором сидит он, Ловалонга. А около
седой женщины - юная, почти что девочка, держа на руках младенца, смотрит
на него широко открытыми глазами, и в зрачках у нее медленно тает боль.
- Сынок, - умоляет старшая, - останься. Останься, сынок!..
***
Младшая молчит, только слезы ручьями текут по ее миловидному лицу с
чуть припухлыми губами и рот смешно и жалко кривится. Младенец хватается
ручонками за ее одежду и молчит, как и должно вести себя сыну воина и
будущему воину, сыну герцога и будущему герцогу.
- Как же замок, как же страна? - Мать трясущимися руками пытается
схватить его за полу плаща, но промахивается и судорожно цепляется за ногу
Ловалонги, обу - тую в дорожный высокий сапог. Она припадает к коричневой
коже щекой и начинает рыдать сухо, без слез.
Юная дама молчит и смотрит. Она ни о чем не просит, ничего не
говорит, и это удивляет Ловалонгу нынешнего.
А молодой воин на гнедом жеребце говорит тихо и зло:
- Я никогда не хотел быть герцогом, не хотел жениться на этой ведьме,
я ненавижу этого ребенка. Ты заставила меня сделать все это, ты погубила
отца; ж теперь я герцог, и я приказываю тебе сейчас же удалиться в свои
покои. И это ничтожество с ее ублюдком тоже проводите отсюда. Вам
останется целое герцогство, казна, армия - чего еще?
При этих словах лицо юной герцогини бледнеет, и она медленно
опускается на колени, протягивая ребенка всаднику в немой отчаянной
мольбе. Но он непреклонен. Он дает шпоры своему коню и кричит:
- А я еду в Запретные земли!
- Счастья тебе, сынок, - шепчет сквозь слезы старая герцогиня. -
Прости. Я ведь хотела только добра...
Ловалонга почувствовал острый приступ отчаяния оттого, что наконец-то
все вспомнил, но не может ни с кем поделиться своими воспоминаниями, и
смерть его теперь бесполезна, потому что не уберег, не удержал, не помог...
Он вспомнил, что около двухсот или двухсот пятидесяти лет тому назад
Аэда, герцогиня Элама, отравила мужа и возвела на престол своего сына
Ловалонгу, женив его на Альвис, младшей принцессе Мерроэ. Альвис была
прекрасной партией для любого государя - юная, прелестная и несказанно
богатая. Она влюбилась в молодого герцога до беспамятства, но, не встретив
взаимного чувства, полностью попала под влияние старой герцогини, надеясь,
что та укажет ей путь к сердцу мужа.
Аэда мечтала увидеть сына на престоле Аллаэллы или Мерроэ и не жалела
для этого никаких усилий. Всевозможные средства - она не брезговала
никакими - использовала герцогиня, чтобы усмирить сына и подчинить его
своей воле. Но меч натолкнулся на щит.
Ловалонга так никогда и не смог простить матери смерть отца -
беззлобного пожилого человека, страстью которого всю жизнь были лошади и
собаки, платившие ему беззаветной любовью и преданностью. Он не стал
мстить матери и правил в Эламе до рождения сына - Марха. Но как только
наследнику исполнился год, молодой герцог объявил свою непреклонную волю
совершить паломничество в Запретные земли к Безымянному храму. Его не
остановили ни слезы, ни мольбы, ни глас рассудка. Герцог покинул Элам.
Подробностей этого путешествия Ловалонга не помнил, но знал, что
через год-полтора он объявился у хребта Онодонги и прошел в Запретные
земли.
Марх вырос и стал могущественным магом. Унаследовав часть земель
Мерроэ от своей матери и отвоевав часть лесов у трикстеров, он значительно
расширил Эламское герцогство, не только сохранив, но и умножив его былую
славу и могущество. Когда ему минуло сорок пять лет, он женился на княжне
Тевера, а спустя десять лет у него родился сын, названный Аррой. Юный
герцог воспитывался отцом с самого начала как будущий маг и владыка.
Несмотря на то что еще бабка Аэда хотела, чтобы эламские герцоги вступили
на трон Аллаэллы, Марх не торопился развязывать гражданскую войну. Элам и
так не уступал в могуществе ни одному королевству, хотя входил в состав
Аллаэллы.
Старьщ маг передал своему сыну власть, богатство, мастерство мага и
неуемную жажду знаний. С таким наследством Арра вообще не думал о
завоеваниях. Будучи магом, сын Ловалонга прожил гораздо более длинную
жизнь, нежели обычный смертный. Но настал и его последний час, после чего
в Эламе воцарился Арра.
Герцогство процветало при его правлении вплоть до того дня, как во
двор замка ворвался высокий всадник на взмыленном коне, светлоглазый и
светловолосый, удивительно похожий на Марха в юности, и потребовал отвести
себя к герцогу.
Когда месяц спустя неизвестный воин встал с постели, куда свалила его
горячка, оказалось, что он полностью потерял память. Некоторое время
подобное положение вещей его угнетало, но впоследствии оказалось, что воин
обладает настоящим талантом стратега и тактика. Герцог назначил бы
командовать его и всей армией, но воин был слишком молод - он получил полк
и чин талисенны. Имя ему дал сам Арра. Он называл его Ловалонгой, и воин
охотно на это имя откликался. В замке не осталось ни одного человека,
который мог бы заметить невероятное сходство между воином Ловалонгой,
приехавшим в Элам неведомо откуда, и герцогом Ловалонгой, уехавшим из
Элама в Запретные земли более двух веков тому назад...
Боль пронзила тело Ловалонга с новой силой, и он понял, что умирает.
Дымящаяся кровь растекалась под ним на земле, насквозь пропитав всю
одежду. Он как-то безразлично подумал, что, наверное, поврежден
позвоночник, потому что невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой.
Ловалонга все вспомнил и теперь точно знал, что он успел, дошел и
выполнил все, что от него зависело. Прежде чем потерять память, он
отправился к единственному человеку, которому мог доверить тайну, - к
своему внуку Арре. Теперь он знал, что Арра тоже выполнил свой долг -
ценой жизни. "Странно, - подумал Ловалонга, - странно умирать молодым и
сильным гораздо позже своего взрослого поседевшего внука. О боги, боги..."
Он вспомнил, как внук увлеченно рассказывал ему о своей детской мечте -
попасть в Запретные земли, пройти по стопам деда-героя. Герой...
По лицу умирающего легкой тенью скользнула улыбка, осветила глаза,
заставила в последний раз морщинки разбежаться в углад рта и замерла,
трепеща, на губах.
Ловалонга был мертв.
***
Когда Каэтана очнулась от забытья, ее ждало потрясение. Они скакали
во весь опор только вшестером. Ни отряда во главе с Зу-Самави, ни - что
самое страшное - Ловалонги с ними не было. Она находилась в мощных
объятиях Бордонкая в седле его седого коня, а Ворон несся рядом и время от
времени поворачивал к ней голову, словно приглашая занять свое место.
Каэтана чувствовала себя прекрасно: ни жара, ни боли больше не было. А
слабость, которая должна естественно ощущаться после таких ран, как рукой
сняло, едва она поняла, что произошло что-то непоправимое.
- Бордонкай, - позвала она. - Бордонкай! Что случилось?
Гигант обратил к ней лицо, на котором попеременно отразились все
оттенки радости и печали. Он был безмерно рад, что госпожа наконец пришла
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг