одновременно назвали его своим братом.
- Ну и чем же так опасен Аллефельд? - спросила Каэтана несколько
часов спустя.
Они шли через лес, состоящий из вековых деревьев. Лесок был
невысокий, а ноги пружинили на мягком членом мху. Усталость давала о себе
знать, и путешественники уже подумывали о ночлеге.
- Это царство Кодеша - Владыки Лесов, - пояснил Бордонкай. - И еще -
в центре Аллефельда стоит один из самых древних храмов Джоу Лахатала.
Сейчас он, конечно, заброшен, но раньше, на заре времен, в нем приносили
кровавые человеческие жертвы. Да вы и сами знаете - мечи Гоффаннона
отсюда. Так что если верить людям, то и посейчас неупокоенные души и
монстры, сотворенные Лахаталом во времена его юности, бродят по
Аллефельду. Во всяком случае, трикстеров силой не заставишь ступить на эту
сторону болот.
- Занятно, - сказала Каэтана. - А как по-вашему, насколько эти
предания соответствуют действительности?
- Боюсь, что очень соответствуют, - ответил Ловалонга. - К несчастью.
Порывы яростного ветра, сгибали вековые деревья. Небо было затянуто
черными тучами, и по нему метались огненные змеи. Лил косой сильный дождь.
Лесные твари в ужасе попрятались, притихли, затаились, - Владыка Лесов
впал в бешенство.
Темнокожий исполин в развевающемся зеленом чешуйчатом плаще,
увенчанный короной сплетенных рогов, метался в ярости. Его лицо, странное
смешение звериных и человечьих черт, было более всего похоже на застывшую
маску гнева. Изредка он вздымал к небу мускулистые руки, и тогда молнии
принимались носиться по нему с удвоенной силой.
В ушах исполина все еще эхом отдавались слова, произнесенные
неприязненным холодным тоном: "Я же просил тебя, Кодеш". Слово "просил"
было выделено так, что становилось ясно, какого рода эта просьба и что
просивший имеет право повелевать.
Сознавать это было отвратительно, а поделать с таким положением вещей
ничего нельзя. Кодеш снова воздел руки к небу, клубящемуся тучами,
грозовому и страшному, и заревел. Этот трубный рев всполошил окрестности,
заставил затаившихся было птиц брызнуть в отчаянии в разные стороны,
распугал зверей, прятавшихся по логовам, и сорвал листву с ближних
деревьев. Ужасен был гнев Кодеша - гнев самой дикой и неукротимой природы.
То, что жалкие людишки так просто избежали гибели на болоте, не
только разозлило его, но и раззадорило. Он почувствовал нечто похожее на
азарт, с которым обычно выслеживал в своих лесах дикую охоту надменного
зеленоглазого братца.
Кодеш не сильно жаловал своих родственников - особенно воинственного
и жестокого Арескои. Тот вытаптывал его поля и луга, безжалостно уничтожал
священных животных, себе на потеху, - казалось, мир между двумя
братьями-богами практически недостижим. То шаткое равновесие, которое
сохранялось до сих пор, никак нельзя было назвать миром - хотя и войной
оно, конечно же, не являлось. Однако с появлением реальной угрозы братья
объединились. Даже безглазый Баал-Хаддад, Владыка Подземного Царства,
соизволил примкнуть к странному союзу бессмертных, не терпевших друг друга.
Не сильно искушенный в интригах, Лесной бог плохо представлял себе,
какую угрозу может нести появление в этом мире беспомощной женщины,
лишенной к тому же памяти. То, что братья-боги засуетились вокруг этого
незначительного события, Кодеша несколько раздражало, и он долгое время
просто наблюдал за происходящим со стороны. Но когда вестник Вахаган
передал Владыке Лесов недвусмысленное пожелание (понимай - приказ) Джоу
Лахатала, Кодешу волей-неволей пришлось подчиниться.
Что-то странное связывало эту женщину и его братьев-богов. Владыку
Лесов не посвящали в подробности, поэтому ему оставалось принимать на веру
бесконечные Уверения в том, что маленький отряд, загнанный в Аллефельд
объединенными усилиями Арескои, Малаха га-Мавета и Гайамарта, был
незамедлительно уничтожен.
Кодеш послал на охоту сарвоха. Однако сарвох мертв, а люди,
вырвавшиеся от трикстеров и Муругана, вступили в сердце Аллефельда - самый
центр его владений. Что-то странное было во всем происходящем, что-то
оговаривали коварные братья, но Лесной бог никак не мог понять, какая
именно деталь не дает ему покоя. Наконец он решил не изводить себя
неприятными мыс-ми и не тратить более на смертных ни времени, ни сил.
Аллефельд на то и пользуется дурной славой, что сам может за себя
постоять. Кодеш решил отдохнуть от дел, предоставив людям право пересечь
лес, - интересно, как это у них получится?
Когда он уже окончательно успокоился, в его мозгу молнией метнулась
мысль - откуда у этой смертной мечи Гоффаннона?..
Мертвые, искореженные страшной силой, сплетенные корни и сучья
непроходимой стеной вставали перед путешественниками. Исцарапанные,
голодные и донельзя злые, они с остервенением продирались сквозь чащу.
Хорошо еще, что одежда на спутниках в основном была сделана из прекрасной
кожи и прикрыта металлическими доспехами, которые хоть и тяготили своих
владельцев, но и защищали от серьезных повреждений. Плащи, легкие рубахи -
все это было изодрано в клочья. Мошкара облепляла тучами, звеня вилась
вокруг, плотной завесой маячила перед глазами. Искусанное тело горело и
чесалось.
Каэтана тихо ругалась про себя и периодически омывала зудящую кожу
вином из фляги. Воршуду с его плотным и густым мехом было немного легче,
чем остальным, но и он невыносимо страдал, хотя держался молодцом.
Идти с каждым шагом становилось все труднее, и спутники все чаще
ловили себя на желании лечь, вытянуться и заснуть, пусть даже во сне
придется умереть.
Наконец они, едва переводя дух, с шумом и треском вывалились на
крохотную поляну.
- Ну как Аллефельд? - ехидно спросил Джангарай, вытирая лоб рукой,
отчего пот и грязь размазались по лицу. Ингевон выглядел измученным и
осунувшимся. Впрочем, в этом он ничем не отличался от остальных.
Искусанные насекомыми, расцарапанные, грязные, насквозь промокшие во
влажном жарком воздухе леса, где от земли поднимались удушливые, тяжелые
испарения, путешественники стали похожими на чучела, которые ставят на
полях, чтобы отпугивать птиц.
- Долго еще? - спросил, задыхаясь, альв.
- Когда-нибудь он должен кончиться, этот лес, - успокоительно
прогудел Бордонкай, настолько чумазый, что вполне мог сойти за скалу из
черного базальта, украсив собою этот неприветливый пейзаж.
- Закончится Аллефельд, а начнется Тор Ангех, - заметил Ловалонга. -
Неизвестно еще, что хуже.
- Почему это?
- Аллефельд - владения Кодеша, и Джоу Лахатал довольно давно не
появлялся здесь. А вот Тор Ангех - это уже его царство. Не знаю, с кем
лучше воевать.
- Лучше ни с кем, - усмехнулся Джангарай.
- Так все равно не получится.
Каэтана смотрела на своих спутников, чувствуя смесь восхищения,
уважения и чего-то еще, что она никак не могла определить.
Все они прекрасно отдавали себе отчет в том, что идут против богов,
хозяев их жизни и судьбы, и, похоже, это их ничуть не волновало. Что может
остановить таких людей?
- Хвала небу, что Аллефельд пока безжизнен, - пробормотал Ловалонга.
- Но я не верю в бесконечную удачу. Мы и так на удивление долго двигаемся
без приключений.
- Не накликай беды, - прошипел ингевон - Ну вот, я же просил...
В непроглядном сплетении кустов и деревьев послышался страшный,
раздирающий душу треск и протяжный заунывный вой. Он долгое время тянулся
на одной ноте, а затем завершился истерическим полувизгом-полухлипом, от
которого мороз прошел по коже у замерших на поляне путников. Звуки
приближались стремительно.
- Что может носиться по этой чащобе с такой скоростью? - прошептала
Каэ, не надеясь, впрочем, на ответ, но Джангарай откликнулся
незамедлительно:
- Боюсь, госпожа моя, что это Колесо Балсага.
Каэтана открыла было рот, чтобы спросить, что это, но тут же сама
себя одернула. И глупцу было что сейчас она своими глазами увидит, что это
за диво. Некоторое время люди стояли, застыв на месте, надеясь, что
страшное порождение Аллефельда минует их и двинется по своим делам, - хотя
какие у него могут быть дела, кроме как уничтожать тех, кто забредал
ненароком в Мертвый лес?..
Каэтана краем глаза увидела, как напрягся мощный торс Бордонкая и под
кожей взбугрились невиданные мышцы. Как натянутой струной звенел в густом,
почти осязаемом воздухе клинок Ловалонги. Она услышала тихий свист, будто
ласточка промелькнула мимо, и поняла что это покинули свои ножны мечи
Джангарая. Малень кий же альв старался держаться поближе к дереву.
Каэ почувствовала, как мир для нее слился в одну точку, как внутри
этой точки открывается и начинает разрастаться огненная воронка. Казалось,
вот-вот память и разум полностью ускользнут под аккомпанемент жуткого
надсадного воя. От него становилось тошно, хотелось спрятаться
куда-нибудь, заползти, забиться, чтобы никто и никогда на этом свете, а уж
тем более могущественные боги, не вспоминал о твоем существовании.
И в этот момент стена кустарника и деревьев выгнулась навстречу людям
под чудовищным напором, раздался дикий треск, и во все стороны брызнули
сучья, обломки и щепки. А на поляну выкатилось огромное сверкающее Колесо.
Колесо было вообще-то обычным колесом, только оно будто сорвалось с
исполинской колесницы; а вместо обода у него было острое как бритва
лезвие. С его помощью Колесо, которое катилось само по себе, выбирая путь
по своему усмотрению и даже не думая останавливаться, падать или терять
равновесие, разрезало все, что ни попадалось. В глазах рябило от сверкания
крутящихся спиц, вспышки света на лезвии ослепляли. Поляна же была такой
маленькой, что у людей не оставалось пространства для маневра. И это было
самым страшным.
Колесо легко развернулось на полном ходу, не сбавляя скорости и не
теряя темпа, и целенаправленно покатилось прямо на Каэтану, игнорируя ее
спутников. Конечно, можно было попробовать телами преградить ему путь, но
вряд ли это остановило бы дьявольское порождение.
Оглушительный вой ни на секунду не прекращался, лишая жертвы воли,
разума, способности принимать хоть какие-нибудь решения. По зарослям
Колесо Балсага передвигалось гораздо быстрее и ловчее людей, так что
убегать в чащу было равносильно смертному приговору.
Хорошо еще, что никто не потерял голову настолько, чтобы не понимать
этого. Первым на Колесо Балсага бросился Бордонкай. Он схватил мощное
трикстерское копье, служившее ему шестом при переходе через болото, и
попытался вставить его между мелькающих с бешеной скоростью спиц, заклинив
таким образом Колесо. Но маневр его можно было признать удачным лишь
отчасти. Ему удалось вставить копье в просвет, и исполин налег на него
всем телом, пытаясь хоть как-то замедлить движение сверкающего круга.
Однако копье с жутким треском сломалось, а Бордонкай со страшной силой был
отброшен в сторону и ударился спиной о дерево, росшее на краю поляны. Удар
был настолько силен, что на несколько мгновений оглушил война.
Ослепительное лезвие двинулось было в его сторону, но раздумало так же
внезапно и вновь устремилось к Каэтане.
А та стояла и смотрела, не пытаясь скрыться, убежать или влезть на
дерево. В ее мозгу пойманной птицей билась одна-единственная мысль:
"Наверняка мы ведем себя так, как все до нас. И если будем пытаться
убежать от него, тоже ничего нового не сделаем, - оно для того и создано,
чтобы догонять и убивать. Нужно что-то другое, совершенно простое, но
абсолютно другое, - но что?!!"
Каэтана понимала, что боится - до визга, до обморока, до животного
ужаса. Колесо Балеага не было человеком, не было демоном, не было вообще
живым существом, а значит, его нельзя ни обмануть, ни убить, ни изгнать.
Чудовищный вой ввинчивался в ее бедный пылающий мозг раскаленным штопором,
выедал глаза, выжигал слух, испепелял волю...
Волю?!
Она выпрямилась, дивясь тому, с какой скоростью промелькнули в ее
голове эти мысли, и решилась.
Главное - не бояться. Главное - осознавать все время что ты
делаешь... Бордонкай был ближе всех к успеху. Видимо, возбуждение ее было
настолько велико, что мечи Гоффаннона завибрировали в ножнах, и она
вытащила их, в основном для обретения уверенности, потому что неизвестно,
как можно противостоять с клинми в руках тяжелому колесу в полтора
человеческих роста высотой.
Неизвестно как, невозможно, но нужной.
И она шагнула навстречу смерти.
Говорят, что в минуты страшной опасности человек становится самим
собой, а это значит - существом гораздо более мудрым, искусным и сильным,
нежели он сам, но в обычной жизни.
Джангарай и Ловалонга поняли Каэтану так, как если бы сами придумали
этот план.
И на поляне в самом центре Аллефельда началась пугающая игра с
вращающейся и сверкающей смертью, носившей имя демона Балсага, подарившего
это колесо великому Джоу Лахаталу во искупление какой-то своей давно
забытой провинности. Охотничье колесо, колесо-палача, колесо-ищейку,
которое выслеживает жертву, нацеливается на нее, а потом преследует до тех
пор, пока не уничтожает.
Будь проклят ты, демон Балсаг, теми, кто погиб под сверкающим лезвием
твоего страшного подарка; будь проклят и исчезни во мраке времени...
Если ты смертельно испуган и оцепенел, как жертвенное животное перед
алтарем, если ты уже обрек себя умереть при одном звуке голоса твоего
палача, если ты готов падать ничком на землю, закрывая голову руками,
чтобы дождаться, когда острое лезвие рассечет тебя пополам, - то Колесо
Балсага двигается быстро, даже слишком быстро. Но ведь не быстрее, чем
можно увидеть глазом, не быстрее человеческой мысли.
Каэтана стояла в свободной боевой стойке, опустив мечи остриями вниз,
и спокойно ожидала несущееся прямо на нее Колесо. Так, как стояла бы в
фехтовальном зале, на состязании - там, где смерть не грозит проигравшему.
И состояние покоя постепенно наполняло силой ее мышцы.
- Я быстрее, - приветливо сказала она Колесу, которое пыталось
проникнуть своим воем в глубины ее сознания, ослепить, обездвижить,
подчинить. - Я сильнее. Я тебя не боюсь.
Показалось ли ей, что вой действительно стал тише.
Со стороны это выглядело страшно: тонкая фигурка, совершенно хрупкая
и крохотная на фоне вековых деревьев, и несущаяся на нее махина - огненный
круг рассыпающийся синими всполохами, воющий палач, и никто не заметил
момента, когда Каэтана отступила в сторону. И началась страшная игра,
смертельный танец, во время которого один из танцующих нападал, стремился
к другому, а второй отходил на один-единственный крохотный шажок, и всегда
в последнюю минуту.
Пришедший в себя Бордонкай, испуганный альв и двое молодых воинов
старались освободить Каэтане как можно большее пространство для маневра. И
странная пара осталась на поляне вдвоем. Бордонкай рванулся было на
помощь, но ингевон с аллоброгом удержали его, видя, какую невероятную
собранность и концентрацию внимания демонстрирует сейчас Каэ.
- А я с ней на мечах пытался... - Джангарай не договорил.
А Каэтана твердила:
- На меня катится обычная телега - не беда, что я ее не вижу. Зато
хорошо вижу колесо, значит, и всю телегу могу себе представить. Я ее не
боюсь - с чего бы мне бояться обычной телеги? Просто уступаю ей дорогу...
Каэтана пристально всматривалась, как движется ее противник, и
обнаружила одну деталь. Колесо не могло делать слишком резких поворотов и
наклонов. Значит, все-таки был предел его способности сохранять
равновесие. Колесо Балсага каталось по поляне, предпочитая описывать
плавные дуги или следуя строго по прямой, как самая обычная телега.
Каэтана опять отступила на шаг, когда Колесо неумолимо зависло прямо у нее
над головой своим сияющим лезвием. Она не видела, что трое ее спутников
подняли огромное бревно - ствол мертвого дерева - из тех, которыми таранят
обычно ворота крепостей, и начали разворачивать его толстым концом в
сторону поляны. Она не видела их напряженных лиц, не слышала прерывистого
дыхания, - все получилось само собой.
В очередной раз она встала так, что сверкающий круг всей плоскостью
был развернут к ее спутникам. И когда до Каэтаны оставалось несколько
шагов, в самый центр Колеса Балсага с сокрушительной силой ударил таран.
Колесо взвыло, покачнулось, опасно накренилось, и в этот момент тяжеленное
бревно опять ударило в с еще большей силой и неистовством. И громадное
Колесо рухнуло на землю. Некоторое время оно еще выло и вращалось на одном
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг