- к драгоценностям он относился, как и к деньгам, безразлично. А вот
секиру рыцарь выбрал себе прекрасную. И исполин решил, что эту добычу он
возьмет себе. Она как для него сделана и, пожалуй, великовата для
противника, хоть тот и выглядит настоящим здоровяком. Могучий, ненамного
ниже Бордонкая, он шагал по полю уверенной легкой походкой человека,
прекрасно владеющего своим телом. И Бордонкай искренне обрадовался
серьезному противнику. Он уже истосковался по рыцарской сече: до сих пор
попадались настолько слабые воины, что поединок с ними больше походил на
откровенное убийство.
Они оба не собирались приветствовать друг друга - каждый считал
противника недостойным этой чести, - но вышло автоматически: отдали салют
и оторопело уставились друг на друга. Затем, обозлившись на себя за этот
промах, рыцарь замка первым пошел в атаку. Он вел себя как очень опытный
воин, не допуская ошибок "и не суетясь, обходя врага по широкой дуге. В
одной руке он держал щит, в другой, чуть отведя ее в сторону, -
великолепную тяжелую секиру - чуть тяжелее, чем ему было бы нужно.
Громадная, закованная в железо черная башня возвышалась над ним. Шлем
с жесткой щеткой конского волоса на гребне полностью закрывал лицо
исполина. Щита у него не было, а в руках он держал боевой топор - тяжелый,
разбойничий, погубивший немало жизней. Спокойно стоял - только слегка
поворачивался, следя за своим противником.
Когда арвардинец нанес первый удар, он не рассчитывал на успех - что
называется; щупал соперника, но и ответного удара такой силы тоже не ждал.
Словно сама земля взбесилась под ним, отказавшись носить, и громадной
скалой придавила, - только грохот пошел по полю.
Со стороны лагеря наемников раздался радостный крик да испуганный
ропот пошел по стенам замка, откуда его защитники наблюдали за боем. Исход
сражения был уже всем ясен. Могучим, как бог войны, оказался разбойник. И
как бы ни был искусен в сражении рыцарь, он не мог противостоять этой
мощи. Только защитник замка был не из трусливых - и опять столкнулись две
скалы и разошлись. Удары сыпались один за другим. Исполин двумя руками
держал топор, нанося удары с размаху, как дровосек. Он был удивительно
легок и подвижен для своих роста и веса, он был сильнее всех людей,
которых доводилось видеть рыцарю. Только один человек мог бы поспорить с
этим не знающим жалости и чести воином - любимый брат, Бордонкай. Но
Бордонкай далеко, не найдешь, не встретишь, не успеешь передать подарок.
Бой закипел с новой силой. Щит рыцаря разлетелся на куски. Все чаще
он не успевал уклоняться от ударов противника, пока еще скользящих по
поверхности доспехов, но все более неумолимых. И рыцарь понял, что, когда
он устанет через несколько минут, придет его безжалостная смерть. И он уже
знал, как она будет выглядеть - в виде лезвия топора, падающего из самых
глубин пронзительно голубого неба, со свистом рассекающего плоть небес,
облака, солнечные лучи и его самого. Страшная смерть. Но и красивая. А
Бордонкай был на вершине счастья. Впервые за долгое время он сражался
почти в полную силу. Разминал кости. Он пока не хотел убивать соперника -
тот пришелся ему по душе и смелостью, и боевым мастерством. Ведь немногие
могли противостоять даже первым его ударам. Если бы не долг чести, они
стали бы друзьями, - но это невозможно. Ведь недобрый человек этот рыцарь,
несправедливый. Хотя сражается лихо. Впрочем, пора заканчивать поединок, и
Бордонкай увеличил частоту ударов. Он работал мерно, как дровосек. Именно
работал, иначе он и не представлял себе своих действий, - смертоносная
машина, уверенная в справедливости того, что делает. Человек, выступивший
против него, только сейчас понял, до какой степени заблуждался
относительно силы этого исполина. Он едва успевал уклоняться да парировать
удары, - секира пока спасала - хорошо знали свое дело древние кузнецы. Но
вот топор взлетел в последний раз и изо всей силы вонзился в грудь
стоявшего перед ним рыцаря. Доспехи треснули, и острие топора вошло в
податливое человеческое тело. Рыцарь покачнулся, из огромной раны струёй
хлынула кровь, и он с грохотом свалился под ноги разбойнику и убийце. В
правой руке защитник замка все еще сжимал секиру.
Бордонкай испытывал нечто вроде сожаления, убив такого прекрасного
воина. Он приблизился к смертельно раненному врагу, поднял его на руки и
широкими шагами пошел в сторону замка. Он считал своим долгом вернуть тело
погибшего в честном бою его родным. Ему и в голову не приходило, что
наемники последуют за ним, чтобы атаковать замок, со стен которого
доносились крики и плач.
- Открывайте! - крикнул Бордонкай, и голос его, до неузнаваемости
искаженный за опущенным забралом, пронесся по всему полю.
Ворота остались закрытыми, а мост неподвижным. Пораженный коварством
защитников замка, которые не хотели принять своего поверженного рыцаря,
Бордонкай осторожно положил его на землю, по которой тут же растеклась
лужа крови. Жизни у рыцаря оставалось еще на пару минут - и то потому, что
он был силен и здоров как бык.
- Я могу для тебя что-нибудь сделать? - спросил исполин почти против
воли.
- Умереть, разбойник, - прохрипел рыцарь с ненавистью. - Ничего, у
меня брат - отомстит... - Он задыхался, из разрубленной груди со свистом
вырывался воздух, и было видно, каких мучений стоит ему каждое слово.
- Справедливость восторжествует... - невнятно хрипел. - Брат
отомстит... Найдет...
Исполин из уважения к умирающему противнику поднес руку к пряжке,
отстегнул ее и снял с себя шлем.
- Бордонкай! - С этим криком вылетела из груди и душа павшего в бою
рыцаря.
Дрожащими руками гигант стащил с его головы шлем и замер. Залитое
потом и кровью, с широко распахнутыми глазами, с искусанным ртом, перед
ним было лицо его старшего брата, любимого Мангалая.
И никто не понял, отчего, поднявшись во весь свой исполинский рост,
отчаянно заревел победитель. Заревел так, как ревет дикий зверь, умирающий
в неволе...
Бордонкай мог ручаться за то, что его брат никак не Мог быть
насильником, убийцей или бесчестным человеком. А значит, его, Бордонкая,
обманули, и обманули жестоко. Страшной ценой заплатил он за момент своего
прозрения. Он, сам прозвавший себя Слепцом. Его руки были обагрены кровью
единственного по-настоящему дорогого и любимого им человека. Но так же
страшно расплатятся с ним и те, кто сыграл такую злую шутку.
Обитатели замка, высыпавшие на стены, чтобы оплакать своего рыцаря,
удивленно смотрели, как победитель наклонился и поцеловал противника в
лоб, а затем огромной рукой в боевой перчатке осторожно закрыл мертвые
глаза. После чего поднял на плечо секиру, которая пришлась ему как раз по
руке, и широко зашагал в свой лагерь.
Гемерт знал, что арвардинцы лучше него позаботятся о теле брата,
защищавшего их до последней капли крови. Он же собирался по-своему отдать
Мангалаю последний долг.
Наемники были людьми простыми, но отнюдь не дураками и прекрасно
понимали, что случилось нечто непредвиденное - кажется, великан стал
кое-что понимать. Только храни боги от такого счастья - попасться ему под
руку в момент просветления, думали солдаты, глядя, как их командир
поспешно седлает лошадь. Сержант и капитан наемников заключили пари, кто
будет первой жертвой этого внезапного прояснения сознания.
Джангарай познакомился с ним уже гораздо позже, года через два или
три после смерти Мангалая. О том, что происходило с ним за эти годы,
Бордонкай рассказывать не любил. Он исходил пешком почти весь Мерроэ и
Аллаэллу, где и осел наконец, нанимаясь изредка для , охраны караванов.
Ютился он в крошечном домике на окраине Аккарона, беден был как храмовая
крыса и единственной ценной вещью в мире считал Ущербную Луну - наследство
старшего брата.
К Джангараю он привязался почти сразу, когда в ответ на свой извечный
вопрос, справедливо ли поступает ингевон, получил совершенно непривычный и
неожиданный ответ.
- Конечно, несправедливо, - ответил тогда Джангарай. - Но я поступаю
несправедливо только с несправедливыми людьми. - И это была чистейшая
правда. Бордонкай неоднократно помогал другу в самых рискованных затеях.
Вот почему, собираясь сопровождать Каэтану в ал-Ахкаф, Джангарай сразу
подумал об исполине - ему пришло в голову, что сила и верность Бордонкая
были бы нелишними в этом путешествии. Но согласится ли он поехать?
Последнее время великан стал неуступчивым, и подозрительным. Ему
мерещились, обманы и заговоры, и хотя он по-прежнему доверял, ингевону, но
все реже брался за работу. И был не так уж не прав - интересовал он
работодателей только как убийца или защитник от убийц, что, строго говоря,
почти одно и то же. Вот почему волновался ингевон, когда постучал вечером
в дверь маленького домика условным стуком.
- Входи, - прогудел знакомый голос.
- Спасибо. - Джангарай встал на пороге, не очень торопясь зайти в
дом. - Я к тебе по делу, Слепец.
- Если хочешь выпить, заходи, посидим. У меня как раз хорошее вино по
случаю праздника появилось. И кусок мяса есть - не хуже, чем у людей. А
если ты по делу, то я делами не занимаюсь.
- Послушай, я тебя уговаривать не стану. А вот пойти со мной к одному
человеку попрошу по старой дружбе. Послушаешь две минуты, от силы три.
Задашь, вопросы. Если дело тебе не подойдет, то просто уйдешь.
- Мне деньги не нужны, так что выходить из дому не собираюсь.
- Тебе никогда не были нужны деньги. Слепец. Но это путешествие, эта
работа тебе нужнее, чем тому человеку. Это я уговариваю его взять тебя, а
не меня просят об этом. Понимаешь?
- Чего тут непонятного. Денег жалеет?
- Незачем ему денег жалеть. Там на десять жизней, хватит. Просто не
нужны, честно говоря, телохранители. Спутники нужны. Я вот еле напросился.
И тебя хочу с собой вытащить.
Бордонкай сидел за тяжелым, грубо сколоченным столом и попивал вино
из оловянного кубка. При последних словах Джангарая он задержал кубок у
рта, не став пить.
- Скажи, что врешь, чтобы меня заманить, хитрец. Ты - и
напрашиваешься в сопровождающие? Или действительно денег там столько, что
ты на все готов?
- Да не нужны мне эти проклятые деньги! - в сердцах воскликнул
ингевон. - Если я за ними полезу - а я не сделаю этого даже под страхом
смертной казни, - то меня просто изрубят в капусту, как... как... -
Джангарай огляделся в поисках чего-либо, что могло бы служить наглядным
примером, и наконец закончил:
- ...как капусту.
Некоторое время по комнате неслись такие звуки, будто фом прокатился
по ясному безоблачному небу и застыл на одном месте, изредка погромыхивая
для острастки, - это смеялся Бордонкай.
- Ну да! Тебя - в капусту, - насмешил, шутник. Далась тебе эта
поездка - целое представление тут закатил. Ну да ладно, раз так
стараешься, схожу с тобой, Ночной Король Аккарона.
- Ну спасибо, - неожиданно радостно сказал разбойник. - Надеюсь, и ты
мне спасибо скажешь. Очень надеюсь.
Бордонкай взял с собой свою секиру, которую не оставлял без присмотра
ни на минуту, и двинулся к выходу следом за Джангараем. Шли они быстро и
через недолгое время оказались около восточных ворот. Там Джангарай
свернул в переулок, подошел к большому богатому дому и трижды постучал в
дверь. Слуга, предупрежденный заранее, торопливо распахнул двери и
пропустил гостей на второй этаж, где Каэтана и Воршуд терпеливо их
поджидали.
Сказать, что Бордонкай был удивлен, увидев тех, кого ингевон прочил
ему в будущие спутники, значит, не сказать ничего. Исполин изумился,
растерялся и почему-то почувствовал себя разочарованным.
- И ради этого ты вытащил меня из дому? - повернулся он к Джангараю.
- Представляю, что прекрасная дама пришлась тебе по сердцу и ты хочешь ее
сопровождать. Возможно, и меня хотел привлечь к ней на службу. Так и
сказал бы честно, а то ведь... - Он опять повернулся к девушке и продолжил:
- Он утверждает, что вам телохранитель не нужен.
Каэтана с интересом разглядывала гороподобного человека, который
занял собой почти всю комнату. Роста он был огромного, а мышцы его
выглядели необыкновенно внушительно. На голову выше самого высокого
человека во всем обитаемом Варде, Бордонкай мог стать украшением любой
личной гвардии любого правителя.
Но не было в мире силы, которая теперь заставила бы его кому-либо
служить.
- Мне и правда не нужен телохранитель, - подала голос Каэ, сидя в
глубоком и удобном кресле. - Особенно если он будет врываться в комнату не
здороваясь и разочарованно смотреть на меня, будто ожидал увидеть здесь по
меньшей мере три-четыре ряда аккаронской ярмарки. Джангарай сказал, что
придет вместе со своим другом. Друг Джангарая - желанный гость в этом
доме, вот мы и ждали двух желанных гостей. Поэтому если мы вас так страшно
разочаровали, то не смею больше задерживать...
Бордонкай засопел, пытаясь рассердиться и уйти. Но он понимал, что
права эта странная девушка (или женщина? кто их разберет?) и повел он себя
не лучшим образом - как грубый солдафон, а не рыцарь ордена Гельмольда.
- Прошу прощения, госпожа. Я рад вас приветствовать, - наконец
пробормотал он.
- Милости просим, - церемонно сказала Каэ, приглашая обоих войти.
Утвердившись на прочном сундуке, который вызывал у него больше
доверия, нежели хлипкие стулья и кресла, рассчитанные на обычных людей,
Бордонкай решил сразу покончить со всеми неясностями.
- Мой друг - хитрый ингевон, и этим все сказано. Всю дорогу он
называл вас "человеком", благородная госпожа, что сразу же насторожило
меня. Ибо если Джангарай не произносит слово "он", то естественно
подразумевается "она".
Глядя на оторопевшего Джангарая, Каэ весело рассмеялась. Бордонкай
мог быть кем угодно, но отнюдь не глупцом.
- Так вот, он утверждал, что готов сопровождать вас хоть на край
света. Правда, где этот самый край, наш заговорщик даже словом не
обмолвился. Но это не очень важно. Меня интересует главное: справедливое
ли дело вы затеяли?
И исполин замолчал, жадно вслушиваясь. Ему необходим был точный ответ.
- Нет, Бордонкай, - внезапно сказала Каэ после довольно долгого
раздумья. - Никто на свете, кроме тебя самого, не имеет права решать,
покажется ли тебе это дело благородным и справедливым. Это вопрос чести -
я дала слово человеку, который погиб из-за меня, дойти до определенного
места, разыскать другого человека и задать ему несколько вопросов. Это
оказалось более чем опасно - боги Варда, во всяком случае часть их, будут
против меня. Но я намерена либо выполнить , свой долг, либо умереть. А вот
решать вместо тебя, справедливо ли я поступаю, - такого права у меня нет.
Ни :у меня, ни у любого другого - человека ли, бога. Если хочешь, выслушай
мою историю и сделай выбор.
- Далеко ли тебе ехать? - задал вопрос Бордонкай.
- В ал-Ахкаф. И там скоро должна начаться война.
- Да, - кивнул исполин. - О войне я уже наслышан.
- Так ты хочешь выслушать всю историю?
Бордонкай некоторое время молча смотрел на нее, и Каэтана решила, что
он раздумывает и колеблется. Поэтому поторопилась сказать:
- Пока ты не знаешь подробностей, ты остаешься в стороне.
В комнате воцарилась тишина. Было слышно, как мухи бестолково тычутся
в оконное стекло. А снаружи - ночные бабочки стремятся к свету. Окно было
закрыто, чтобы нельзя было подслушать с улицы. По этой же причине
Джангарай время от времени выглядывал на лестницу. И в этой каменной
тишине отчетливо прозвучал голос Бордонкая:
- Рассказывай свою историю.
И Каэтана заговорила. Она рассказала воину все, что знала, - коротко,
подробно и ясно.
- Мне трудно решить, - сказал воин, когда она остановилась и перевела
дух. - Если ты не знаешь, зачем едешь, то как же определить, справедливо
ли твое дело? Но помочь тебе встретиться с мудрецом Тешубом - дело доброе,
я думаю.
Альв ухмыльнулся, слыша, как медленно, но уверенно никому не
известный Тешуб переходит в разряд мудрецов.
- Если ты согласна, то я поеду с тобой, - сказал гигант на прощание.
Следующий день был проведен в сплошных хлопотах. Для начала друзья
отправились выбирать себе коней - что оказалось делом непростым, хотя и
крайне приятным. Ярмарка могла удовлетворить любой вкус. Не стесненные в
средствах, спутники выбирали скакунов, прислушиваясь к советам Джангарая
как самого опытного наездника. Он первым выбрал себе сараганского рыжего
коня, которого с трудом удерживали на помосте двое конюхов. Конь бился и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг