внимательно и с каким-то новым выражением своих мягких медово-карих глаз.
Разговор этот был крайне важен Беслану, и хорошо ему было от того, что
катился он неспешно, словно времени у них впереди было еще очень и очень
много и не наступил еще момент сказать и услышать главное. Но произошло то,
чего менее всего ожидал и хотел сейчас Бес - он проснулся. Собственно, он
был разбужен шорохом шагов Полякова, который был совсем рядом с машиной, но
это Беслан осознал несколькими секундами позже. Сейчас же он ощутил лишь
острую как от удара клинком боль резкого пробуждения, разрывающего ровную и
бесконечную, как казалось, нить их беседы. Практически одновременно с этим и
очень остро почувствовал другое, более страшное - из памяти его
стремительно, как выпущенная из клетки птица,. как облачко сигаретного дыма
подхваченное мощным порывом ветра выскальзывают, бесследно растворяясь во
мраке ночи не только произнесенные слова и фразы, но и содержание ее в
целом, ее смысл, суть. Считанные доли секунды он физически ощущал это
стремительное ускользание и даже отчаянно попытался удержать отголоски, еще
звучащие внутри его сознания Это почти удалось ему - последняя фраза Ахмета
- словно зацепившись за что-то невидимое, осталась с ним. Была она какая-то
обрывочная, сохраненная не с начала, и не понятно по какому поводу
произнесенная, но была. "... дотерпеть осталось совсем недолго, - говорил,
вроде даже прося его о чем-то Ахмет, - потом не будет трудно - ты все
поймешь, но вот дальше - тут решать придется тебе самому, и это будет
трудно, очень трудно " Голос Ахмета еще звучал внутри его, как бы продолжая
прерванный сон, но разбуженное сознание уже стряхнуло с себя окончательно
его оцепенение - он отчетливо слышал чьи-то острожные шаги а через несколько
мгновений хорошо тренированным зрением уже различал одинокую медленно
приближающуюся к его машине фигуру. Отточенным движением, бесшумным и
неуловимым, Беслан, извлек из-под сидения машины короткий десантный автомат
"Узи" - вполне заслуженную гордость израильтян, и прежде чем столь же
привычным жестом привести его в боевое состояние, мягко нажал кнопку на
панели в дверце джипа: боковое оконное стекло слева от него плавно и
практически беззвучно, поползло вниз.
В шуме ветра этого звука Поляков не различил, но следующий был им
услышан и распознан сразу - это был тихий противный металлический лязг
передернутого оружейного затвора.
Это ты, дед - скорее утверждая, чем спрашивая, громко произнес он в
темноту, и сразу же вынужден бы закрыть глаза, ослепленный ярко вспыхнувшими
огнями - Беслан врубил мощные ксеноновые фары машины
Однако именно этот ультрасовременный свет фар и отчетливо различимый им
теперь звук работающего двигателя почему-то сразу убедили Полякова в том,
что во мраке ночи поджидает его не та сила, которая являлась ему в облике
деда, а вполне земной реальный человек Это сразу успокоило Полякова и,
прикрывая глаза рукой, он снова громко обратился в темноту
- Кто вы?
- А вы? - прозвучал ему в ответ негромкий хрипловатый голос с едва
различимым кавказским акцентом, и Поляков сразу вспомнил Артемьева, который
памятным вечером у него на даче обмолвился, что погибший в руинах монастыря
его друг - чеченец по национальности
- Дмитирй Поляков Я должен был быть здесь накануне вместе с Алексеем
Артемьевым, если вам это имя что-нибудь говорит
Последовала пауза, невидимый собеседник Полякова молчал, и Дмитрий
начал было уже думать, что тот оказался здесь случайно и никакого отношения
к поискам Артемьева не имеет. Успел он подумать и о том, как глупо будет
сейчас оказаться в заложниках у какой- ни - будь банальной чеченской банды,
промышляющей этим грязным но, как утверждают, прибыльным, едва ли не более
его собственного бизнеса, промыслом, и даже о том, что надо будет
предпринять для организации быстрейшего своего выкупа. Однако из темноты до
него донесся совершенно неожиданный и в любой другой обычной ситуации
страшный вопрос, впрочем, и спрашивающий явно был в некотором замешательстве
- Вы, что же, живы? - тихо и вдруг охрипшим голом спросил он Дмитрия
- Не знаю - так же тихо ответил Поляков. И в те минуты это было
действительно так.
Это было действительно так, потому что в те самые секунды, когда
Поляков напряженно ждал ответа из темноты, и дождался странного в любой
другой ситуации вопроса, он практически забыл о тех, кто должен был быть
сейчас с ним рядом, и так нелепо трагически погиб едва ли не по его, Дмитрия
Полякова вине. Странные иногда шутки шутит с нами наша память! Кроме того,
сказанное Поляковым было абсолютной правдой, еще и потому, что сейчас
Поляков ощущал себя пребывающем в каком-то странном, ирреальном мире, и
будто бы, перед ним растворилась грань между объективной реальностью всего
сущего на земле и тем, что пребывает обычно за ее пределами, и некая
огромная, планетарная или более даже того субстанция приняла его вдруг
внутрь себя, нарушая все земные законы и правила пребывания в ней
материальных объектов. Да он и не ощущал себя сейчас материальным объектом,
но и кем он был, тоже было ему неведомым. Таково было состояние Полякова,
потому с незнакомцем, заслонившимся от него слепящей пеленой света, он
говорил без страха и лукавства
- Как это - не знаю? - незнакомец, тем временем, оправился от первого
потрясения и сейчас в голосе его сквозила нескрываемая неприязнь и даже
отчетливая угроза
Однако Полякова это не испугало и даже не настроило к нелюбезному
незнакомцу отрицательно - все, что чувствовал, думал, говорил он сейчас,
подчинялось законам того самого ирреального мира, в котором пребывал, а там,
похоже, не было места сиюминутным чувствам и эмоциям. Поляков отвечал
спокойно, как есть.
- Я должен быть мертв, конечно. В том смысле, что я должен был лететь
вместе со всеми
- И что же?
- У меня умер отец
- Когда?
- В ночь накануне вылета Я был в аэропорту, но все они решили, что я
должен остаться
- Как - иначе? - лед в голосе незнакомца слегка подтаял. Они помолчали,
а потом он вновь обратился к Полякову с вопросом
- А, вообще, зачем ты затеял все это? Тебе-то что за дело до всего, что
тут... - незнакомец не закончил фразы, и Поляков не понял, имеет ли он в
виду недавнюю трагедию и гибель своего друга или события семидесятилетней
давности, но собственно это не был важно - мотив-то у него, Полякова, был
один
- Семьдесят с лишним лет назад, в двадцатом году.., - начал он, но был
остановлен довольно резко
- Я знаю
- Тем более Тогда вам понятен мой интерес
- Нет, не понятен
- Человек, который командовал здесь расправой над невинными людьми был
мой дед
- И что?
- Эта история не закончена и я должен в ней разобраться Я.., понимаешь,
это же был мой дед... Или кто он там был на самом деле... - Поляков не
заметил, что перешел на ты Голос незнакомца был молод, вероятнее всего, они
был ровесниками и он обратился к нему так машинально, более занятый тем
сложным и малопонятные еще и ему самому умозаключением, которое захотел
вдруг сейчас донести до сознания совершенно незнакомого ему человека
- Что значит - не закончена?
Еще несколько дней, и даже часов назад Дмитирий Полков никому и никогда
не позволили бы допрашивать себя таким тоном и таким образом, когда
собеседник был скрыт от него слепящей пеленой света, он же напротив - в
потоке этого света был открыт для полного бесцеремонного весьма, судя по
манере собеседника вести беседу, обзора Но теперь все обстояло иначе
собственно в ярком свете фар среди невидимых ему черных, зияющих пустотой
развалин, присутствие которых он, тем не менее ощущал очень остро, стоял
совершенно другой Дмитрий Поляков. Неверным, в то же время, было бы
предположить, что под напором захлестнувшего его шквала бед, страданий и
явлений, с осознанием которых психика нормального человека, вряд ли могла
справиться без серьезных для себя травм и потерь, Поляков оказался сломлен
окончательно, растерян и потерян, а потому теперь труслив, податлив чужой
воле и не способен постоять за себя. если придется Напротив, неведомое ранее
ощущение принадлежности к гигантскому, неограниченному рамками материальных
форм, миру давало ему теперь ощущение огромной собственной силы, однако
силы, настолько мощной и всеобъемлющей, что она просто обрекала его быть
добрым, исполненным терпения и смирения. И Поляков продолжал отвечать
незнакомцу, медленно и четко произнося фразы, словно втолковывая что-то
ребенку, пытаясь донести до него то, что еще только начинал понимать сам.
- Я и пытаюсь сейчас это понять. Около месяца назад, в Париже... - и
Поляков коротко, и почти уже привычно для себя рассказал незнакомцу всю
историю, положившую начало его теперешнему, чудному преображению, расставляя
нужные акценты в тех местах, которые, как правило, были не очень понятны
посторонним слушателям и предваряя возможные вопросы - он словно повторял
пройденное.
Незнакомец слушал его, не перебивая. Более того, к конце краткого
повествования Полякова о своих французских злоключениях, он, наконец,
выключил фары своего джипа, и теперь они были более или менее на равных,
если не брать конечно в расчет, короткий десантный автомат на коленях
незнакомца, который впрочем Полякову был не виден, но он хорошо помнил
отчетливый лязг оружейного затвора, собственно и обозначивший ему в темноте
постороннее присутствие. В остальном же, они почти сравнялись: в густом
мраке наступившей южной ночи оба были практически неразличимы, а в
наступившей незаметно для обоих тишине - ветер смолк, а Бес вместе со светом
фар выключил и двигатель машины, каждый отчетливо слышал не только слова, но
и малейшее движение и даже дыхание другого
- А ты? - закончив свой рассказ, Поляков обратился к незнакомцу,
полагая, что теперь он вправе рассчитывать теперь, если не откровенность,
то, по меньшей мере, на некоторые более ли менее внятные объяснения
- Что - я?
- Ты, очевидно, тоже друг Алексея и это ваш общий друг погиб здесь?
Правильно я понимаю? То есть ты был в читсле тех, кто начал это частное
расследование?
- Нет. Не правильно. Я - ни в каком числе не был. И вообще - я один.
Понимаешь? Я один потерял здесь друга. Артемьев? - Да, мы оба и я, и Ахмет -
мы, ну... скажем так, работали с ним иногда. Он был толковым журналистом, и
я поручил ему провести это, как ты говоришь, расследование
- То есть - нанял?
- Ну... можно сказать и так, но лучше - попросил. И еще я попросил
найти и привезти сюда тебя.
- Меня?
- Ну, мы тогда еще не знали, что это именно ты. Просто потомков этого
чекиста
- Зачем?
- Чтобы убить
- Понимаю
Отвечая откровенно, просто потому, что он не видел никаких причин этого
не делать, Бес ожидал какой угодно реакции этого Полякова, и даже рука его
машинально чуть плотнее прижалась к прикладу короткого легкого автомата.
Однако прозвучавший ответ его поразил
- Понимаешь?
- Да, понимаю, конечно
- И что же - "конечно" - ты понимаешь? - чувства Беса были в смятении.
Он не мог понять, издевается ли над ним внук кровавого чекиста ( это
объяснение было самым легким и лежало на поверхности) и от того так спокойно
и с каким-то безразличием даже рассуждает о том, что касается его
собственной жизни. Или - это Бес чувствовал смутно, этот странный русский
понял что-то такое, что только смущает, его, Беса, являясь туманными
намеками и неясными образами. Оттого и вопрос прозвучал двойственно - с
угрозой и издевкой - с одной стороны, и почти с откровенным, каким-то даже
детским изумлением - с другой
- Мой дед, хотя я совсем не уверен теперь, что должен так называть его
- нет, не потому, что он оказался отъявленным подонком - отказываться от
родни, какой бы она не оказалось - последнее дело. Я не уверен в другом -
был ли он человеком в прямом смысле этого слова, и потому мог ли быть
кому-либо вообще дедом, отцом, братом, понимаешь, какое дело? Но это сложно,
я даже не могу этого ясно сформулировать. Поэтому будем говорить - мой дед.
Так вот, мой дед породил зло, зло страшное, и потому наделенное страшной
силой, и спустя семьдесят лет это зло каким-то образом снова вернулось на
землю и убило твоего друга. Я так понимаю, что самое обидное и даже
оскорбительное для тебя и для его памяти, кем бы он не был, должно быть то,
что оно, это зло убило его случайно, просто потому, что он попался, что
называется, под руку. На самом деле, ему нужен был я, оно искало меня, так
же как и ты, меня - как потомка палача. И нашло, в Париже...
- Как просто ты все объясняешь. Откуда тебе знать такое? И почему же
оно, как ты говоришь, не убило тебя в Париже?
- Просто. В мире вообще, как я понял, все просто - сложности и всякие
непонятности придумывают одни люди, что бы легче было обманывать других А
знаю откуда? Ничего я толком не знаю. Но была одна женщина, ее, кстати,
разыскал твой Артемьев. Она, похоже, что-то в этом понимала, мне пыталась
объяснить, да и сюда летела, с тем, чтобы разобраться на месте, но... ты сам
знаешь, что произошло с ней, и с ними, со всеми Я кстати думаю, вернее знаю
даже, это все тоже зло, которое гуляет теперь по миру...
- Нет, это два молодых идиота, за которыми я не усмотрел...
- Нет, эти два, как ты говоришь идиота, только исполнили его волю
Подожди, ты сказал - не усмотрел? Так значит, ты...?
- Да, меня зовут Беслан Шахсаидов. Можешь называть меня Бес. Это мои
люди взорвали самолет. Но клянусь Аллахом, я их не посылал. Говорю - два
идиота...
- Вот и познакомились. Конечно, зачем тебе было взрывать самолет, ты
ведь тоже хотел во всем разобраться
- Хотел. Но теперь уже ничего не выйдет. Так получается?
- Почему же? У тебя ведь была еще одна цель.
- Какая еще цель? А-а, убить тебя, да?
- Да.
- Нет, внук, убивать тебя я не буду
- Почему?
- И объяснять тебе я ничего не буду. Просто - живи.
На самом деле Беслан как раз, наоборот, хотел объясниться с внуком
проклятого чекиста. Неприязни к нему, как не странно, он не испытывал -
напротив человек этот был ему симпатичен, понятен, и он действительно хотел
бы не только объяснить ему, почему у него пропало всяческое желание убивать
его теперь, но и вообще обсудить с ним все то странное, что творится - так
выходило, что с ними обоими, последнее время. Более того, впервые с того
момента гибели Ахмета, он испытал желание говорить о своих переживаниях с
другим человеком. Но, как ни странно и парадоксально даже, приментительно к
Бесу, это не звучит - он стеснялся. Стеснялся того, что не сумеет так, как
умел Ахмет и, похоже, умеет этот человек, высказать, что творилось у него в
душе, сформулировать свои мысли, чтобы они стали понятными этому странному
русскому, стеснялся самих этих мыслей и вообще сомнений, которым в душе
мужчины и воина - так учили его старшие - нет, и не может быть места.
Конечно, будь жив Ахмет, ему бы он высказал все без стеснения, да,
собственно, Ахмету и не надо было бы почти ничего объяснять: он всегда
понимал Беса практически без слов и сам объяснял ему, что происходит. Но нет
Ахмета, нет и не будет никогда, с этим надо смириться. А этот симпатичный
парень? - разве он сможет его заменить? Нет, не на откровенный разговор Бес
не решился, и малодушно заслонился привычной своей холодной грубой иронией.
- Ну что, рад?
- Нет
- Почему это? Смерти ищешь?
- Нет, не ищу, но и радоваться особо жизни тоже как-то, знаешь, не
получается... Пока не разберусь во всем, по крайней мере...
- Будешь разбираться? А как?
- Пока не знаю, но для начала хочу все здесь осмотреть, может быть,
что-то откроется Должно, открыться Я же ехал сюда, не просто так, меня сюда
тянуло страшно. Значит, что-то здесь есть
- Здесь? Ну есть, конечно - вот развалины, вон там - отсюда не видно
тот колодец, куда сбрасывали трупы, стена вокруг хорошо сохранилась Я вот,
тоже, есть, машина моя - есть... И что? Дальше что?
- Не знаю. Дождусь утра - там видно будет
- Ну, дело твое Я тоже дождусь утра - и поеду отсюда Нет здесь ничего,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг