- Может, не пойдешь? - тихо сказала Лера, нарезая хлеб. - Ночь ведь.
Я не ответил. Мне было не до этого. Сердце подпрыгивало от нетерпения, я
даже толком не позавтракал. Наконец-то я все узнаю, наконец разберусь и
успокоюсь...
- Олежек, приходи скорее! - крикнула Лера, когда я уже бежал к лифту...
БЕГСТВО
В аэропорту, несмотря на ночное время, было шумно и оживленно. Я пробился
к дежурному, показал свою карточку и объяснил, что мне нужно. Тот порылся
в распечатках, сделал пару звонков и сообщил, что может посадить меня на
транспортный самолет, но нужно торопиться - он вот-вот взлетит. Правда,
добавил дежурный, сидеть придется на ящиках. Меня это устраивало.
Я оказался один в огромном грузовом отсеке. Мы летели чуть больше часа, и
все это время я изнывал от нетерпения. После приземления я едва дождался
остановки винтов и помчался к стоянке такси. Пользоваться своим положением
и брать машину у администрации аэропорта или милиции мне не хотелось.
Уже понемногу светало. Я смотрел через стекло машины и совершенно ничего
не узнавал, однако объяснил водителю, что мне нужно за город, и даже
указал направление. Я знал, что в нужный момент чутье подскажет, где
остановиться. Водитель посматривал на меня несколько удивленно. Наверно,
он впервые вез пассажира, который не знает, куда ему нужно.
Чутье не подвело. Едва за очередным поворотом показался двойной изгиб
реки, похожий на цифру 5, я понял, что цель близка.
Я велел таксисту остановиться, бросил на сиденье несколько смятых купюр и
вышел на пустынную дорогу, ограниченную с обеих сторон плотной стеной
ельника. На подозрительный взгляд, которым проводил меня водитель, я не
обратил ровно никакого внимания.
Машина уехала. Я простоял в тишине, может, минуту, собираясь с мыслями.
Собственно, никаких мыслей и не было. Меня вело лишь какое-то смутное
воспоминание, настолько хрупкое и тонкое, что оно вот-вот могло порваться
и оставить меня в рассеянности и недоумении: какого черта я оказался
здесь, в сотнях километров от дома, совершенно один.
Но воспоминание не отпускало, и ежеминутно моя уверенность только крепла.
Я на верном пути. После сеанса у Романа Петровича я вообще решил
внимательнее и серьезнее относиться ко всем сигналам сердца.
Наконец я сдвинулся с места. Решительно повернулся и шагнул в плотные
еловые ветки, устроив себе душ из холодной росы. Насчет направления у меня
не возникло никаких сомнений.
Мой дорогой и красивый костюм довольно быстро утратил свой торжественный
вид, а галстук я вообще снял и, скомкав, сунул в карман. Вскоре начало
хлюпать в ботинках, от холода застучали зубы. День еще не разгорелся, тем
более здесь, среди плотно стоящих деревьев.
Скоро я наткнулся на старую, редко посещаемую дорогу. Для меня это был
знак того, что идти осталось немного. Может, две-три сотни шагов.
Развалины старинной усадьбы я увидел издалека. Они громоздились посреди
большой поляны, окруженные обломками кирпичной кладки, прогнившими,
вросшими в землю бревнами, зарослями крапивы, а также множеством пустых
бутылок, бумажек и прочего человеческого мусора.
Я остановился, жадно разглядывая потемневшие от времени стены из красного
кирпича. Это и была моя цель на сегодня. Я несколько раз обошел вокруг
старого, всеми позабытого жилища, коснулся пальцами холодных камней,
заглянул в окна. Внутри все было, конечно, загажено. Но меня это не очень
интересовало.
Вход в подвал прятался под пышным кустом бузины. Он был такой узкий, что я
собрал на свой пиджак массу грязи, когда протискивался в него. Еще грязнее
было внутри. Под ногами чавкало, на лицо липла паутина или хлопья пыли. Я
зажег фонарик. Луч выхватил из темноты слежавшиеся кучи древнего мусора и
останки большой собаки, нашедшей здесь свой последний приют.
Я прикрепил фонарик на карман пиджака, подобрал половинку кирпича и начал
простукивать стены, сложенные из небольших прямоугольных камней. Один из
них под моим ударом дрогнул. Тогда я достал свой складной нож, открыл
лезвие-отвертку и начал расшатывать камень. Лезвие быстро сломалось. Но и
камень не устоял. Со звонким шлепком он упал в грязь у моих ног. На его
месте открылась черная дыра, из которой тянуло неожиданно сухим и теплым
воздухом. Запах оттуда, шел незнакомый, мертвый, гнетущий.
Справиться с остальными камнями и расширить проход было уже нетрудно. Я
просто повышибал их ногой. В свете фонаря мне открылся круглый сухой
тоннель, уходящий вниз, и две металлические полосы, проложенные по его
полу. Рельсы...
Я торопливо пробрался в проход и сделал несколько шагов по тоннелю. И все
же не выдержал, обернулся. Конечно, я не увидел за спиной ничего, кроме
стены с неровной темной дыркой. Воображение напомнило мне про лесные
заросли и солнце, разгорающееся среди редких прозрачных облаков. Туда еще
можно было вернуться. Только нужно ли?
...Я шел и шел вниз, чувствуя, как напряжена огромная масса земли надо
мной. Подземный коридор оказался однообразен - только стены и потемневшие
рельсы.
Потом я начал "плыть". Это случилось перед тем, как я наткнулся на
округлую, похожую на галошу вагонетку с каким-то тряпьем на дне.
Рассматривать ее я не хотел, потому что уже появилась тошнота, закружилась
голова и заныли суставы. Мне было не до вагонетки. Я испугался, что
наглотался каких-то подземных газов. Но все равно убедил себя идти дальше.
Мне стало хуже. В ушах зазвенели колокольчики, загомонили сотни голосов,
запели трубы. Я терпел. Иногда казалось, что я на несколько мгновений
теряю сознание и иду как бы по инерции. Потом это проходило. Потом -
возвращалось опять. Стены вдруг становились зыбкими и тряслись, как желе.
Я делал над собой усилие - и шел дальше.
Неожиданно я упал на колени, и меня вырвало.
Поднявшись, я охнул от внезапно ударившей по вискам боли. Теперь мне было
по-настоящему страшно и тесно в этом подвале. Тем более что, поднявшись, я
не вспомнил, куда и откуда иду. Тоннель был горизонтален и одинаков во
всех направлениях. Правда, стены казались уже не такими гладкими и больше
напоминали внутренности природной пещеры.
Я сунул трясущуюся от слабости руку в карман, достал зажигалку и двинулся
в направлении, которое огонь указал мне своим подвижным красным пальчиком.
Стало холодно, и я едва шевелился. Тошнота и головная боль не слабели, к
ним прибавились кашель, резь в горле. Я уже не способен был чувствовать
ничего другого, кроме этих мук, и почти не испытал облегчения, когда
впереди мутным пятном загорелся дневной свет. Я вывалился из пещеры и упал
на мелкие камни, напоминавшие речную гальку. Меня снова вырвало.
Я лежал на спине, наблюдая, как вокруг шевелится густой туман. Когда холод
доконал меня, я перевернулся, встал на четвереньки и пополз, не обращая
внимания на камни, которые впивались в ладони и колени. Вокруг были валуны
в человеческий рост и выше. Туман скрывал их, иногда я цеплялся за них
плечами.
Потом я выбрался на ровную площадку и распластался на ней, отдыхая. По
горлу и пищеводу вновь прокатилась волна судорог, но это закончилось
приступом тяжелого болезненного кашля. Едва лишь я попытался приподняться,
как сверху раздался жуткий вой, от которого я сразу покрылся липким потом.
Надо мной нависло огромное животное с кривыми желтыми зубами.
Лошадь... Это обыкновенная лошадь, но мое воспаленное воображение сделало
чудовище. Она не выла, а просто ржала. Я попытался откатиться в сторону,
чтоб не попасть под копыта, и тут в тумане промелькнули темные фигуры,
появились люди, задребезжали голоса, впиваясь мне в уши тупыми
буравчиками. Я ничего не
соображал и не сопротивлялся, поэтому меня благополучно перетащили и
бросили на телегу рядом с воняющими рыбой мешками. Чьи-то заботливые руки
опустили на меня грязную одеревеневшую шкуру со свалявшимся мехом. Я
поспешно начал заворачиваться в нее, но она давала тепла не больше, чем
лист жести.
Теперь, когда отпала необходимость куда-то ползти и что-то искать, я
понадеялся, что дурнота и слабость отпустят меня, сменившись отдыхом под
скрип медленно катящейся повозки. Но я ошибся. Мне не стало легче ни на
йоту. Тело все так же сотрясали судороги, голова на каждое движение
отзывалась волной боли. От надрывного кашля ныла грудь.
Иногда я впадал в короткое забытье, но даже там, по ту сторону реальности,
испытывал прежние муки. Рядом постоянно что-то происходило: раздавались
голоса, кто-то заглядывал в лицо, пытался напоить из стеклянной фляги.
Туман стал рассеиваться, и я увидел, что моя телега не одинока - по
каменистой дороге, обросшей чахлым кустарником, двигалась целая процессия
повозок, запряженных грустными лошадьми с тяжелой поступью. Впрочем, этот
факт я отметил лишь краем уходящего сознания...
БЕЗЫМЯННЫЙ
Меня разбудил, как ни странно, запах навоза. Он преследовал меня во сне,
я, наверно, сильно ворочался, чтоб избавиться от него, и пришлось в конце
концов проснуться. Голова была чистой. Хворь ушла, оставив меня в живых, и
это было просто счастьем. Правда, ощущалась слабость. Но мне казалось,
хороший завтрак разделается и с ней.
Воздух показался мне каким-то странным. Это чувствовалось даже сквозь
навозную завесу. Не исключено, что именно он, воздух, и стал причиной моей
болезни, пока не наступило привыкание.
Мир вокруг был полон звуков. Фыркали и били копытами в пол лошади.
Перекрикивались люди. Скрипели какие-то механизмы, а может, просто ворота
или повозки. Рядом разговаривали двое людей. Их речь была одновременно и
незнакома, и... частично понятна. Словно бы слышишь хорошо знакомую, но
переделанную на иной манер музыку. Я никак не мог уловить смысл разговора,
но все чаще до меня доносились отдельные знакомые слова.
Я понял, что пора бы открыть глаза.
Я находился в конюшне, это было ясно даже с закрытыми глазами. Меня
поместили в клетку, где положено стоять лошади, и через прутья на меня
печально смотрел мой сосед - старый, изможденный многолетней работой конь.
Я поднялся с грязного дырявого тюфяка и подошел к дверце. Она была закрыта
снаружи, но я свободно мог бы дотянуться до запора через прутья.
Подумав, я решил этого не делать. Раз уж меня поместили сюда, значит,
имели на то свои соображения. Может, они меня боятся. И, как знать, не
дадут ли мне с перепугу палкой по голове, заметив, что я выбрался на
свободу.
Я вернулся на тюфяк и сел. Мой взгляд упал в угол клетки, где кто-то
поставил бесформенную посудину с водой и еще одну, поменьше, на дне
которой темнела какая-то масса, похожая на подгоревшую кашу. Рядом лежала
маленькая кривая морковка. Мне, конечно, очень хотелось есть, но я медлил.
Внешний вид угощения не сулил никаких наслаждений.
И тут меня словно подбросило. Где одежда?! Я вскочил и осмотрел себя.
Неизвестный доброжелатель втиснул меня в серую куртку и штаны,
напоминающие тюремную робу. Рядом с тюфяком лежали два коротких сапога,
сшитых из плохо выделанной, одубевшей кожи. Мой двубортный костюм,
рубашка, галстук исчезли, а вместе с ними - пистолет, карточка, фонарик и
множество других полезных вещей. Это никуда не годилось. Я чувствовал себя
ограбленным и беззащитным. Особенно угнетало исчезновение оружия и
документов, ведь к этим вещам у меня было воспитано трепетное отношение.
Рядом продолжали говорить невидимые мне люди. Возможно, они находились
буквально за стеной, в такой же клетке, как и я.
Я крикнул. Голоса смолкли. Раздались осторожные шаги, и через несколько
секунд перед дверцей остановился маленький сухой старичок с очень
любопытными глазами. Одет он был в короткий коричневый халат, засаленный
чуть ли не до зеркального блеска. Откуда он вышел, я так и не понял. Вслед
за ним появился высокий щекастый парень, одетый примерно как и я. Они
стояли и молча рассматривали меня с величайшим любопытством. Я заметил,
что у обоих на поясе висят круглые деревянные коробочки размером с банку
сгущенки.
- Выпустите меня, - дружелюбно попросил я.
Они настороженно переглянулись, но, чувствовалось, ничего не поняли. Еще
бы. Я сказал это по-русски.
Но ведь я мог объяснить им, чего хочу. Я почти знал их язык, требовалось
только вспомнить нужные слова. Еще пару минут мы стояли молча, глазея друг
на друга, все это время я копался в памяти. Наконец удалось составить
длинную фразу, смысл которой сводился примерно к следующему: "Я хотеть
через дверь ходить гулять". Более удачных слов вспомнить не удалось.
Наверно, я был в тот момент похож на немецкого солдата, попавшего в плен к
русским партизанам.
Для наглядности я просунул руку через клетку и коснулся запора. Старик с
парнем вдруг испугались и попятились. Я отдернул руку - чего доброго
отрубят.
- Надо позвать старост, - проговорил парень. Возможно, он сказал не совеем
это, но я понял его именно так.
Они повернулись и поспешно пошли прочь, настороженно оглядываясь.
Я сокрушенно вздохнул и вернулся на тюфяк. Мне следовало всерьез подумать
о том, как обходиться без переводчика. Говорят, что хороший способ выучить
чужой язык - это стараться думать на нем. Я имел преимущество. Мне не
нужно было ничего учить, а только вспоминать.
За последующие полчаса одиночества я достиг в этом некоторых успехов.
Ощущение было удивительным. Стоило посмотреть на предмет или представить
его себе, как откуда-то бралось слово и прочно занимало место в памяти.
Это было похоже на волшебство. Правда, не всегда получалось удачно -
например, я не мог вспомнить, как назвать лежащую в углу морковку, не
говоря уже про мой пистолет.
Кстати, морковку я все-таки сгрыз, омыв ее водой из плошки. Она оказалась
обыкновенной, правда, какой-то подозрительно сочной.
Наконец за мной пришли. Двое угрюмых верзил с ножами на боку явились моему
взору, позади семенил уже знакомый старик в халате.
- Здравствуйте, - вежливо сказал я на местном наречии.
Старосты переглянулись, но ничего не ответили. Дверные петли жалобно
скрипнули, и две пары мощных ручищ вцепились мне в одежду. Я терпеть не
могу хамства, однако сейчас было не лучшее время показывать свои боевые
навыки. В этом грязном длинном помещении мне сочувствовали, наверно,
только лошади. Они грустно смотрели, как меня волокут к выходу, и мне
хотелось сказать им что-нибудь на прощание.
Дневной свет на мгновение ослепил. Затем я увидел широкий двор,
ограниченный с одной стороны высоким забором, а с остальных - постройками
разного размера, примыкающими друг к другу. В нос сразу ударил гнетущий
запах гнили. Во дворе было много людей, у них под ногами бродили индюки,
свиньи и прочая живность. Возле забора темнели кучи каких-то овощей,
охраняемые тремя мордоворотами с ножами и палками. В самом центре двора
стоял обычный колодец с воротом, окруженный обширной лужей. Я по
возможности старался побольше увидеть, но моим конвоирам это не
понравилось, и в конце концов один схватил меня за волосы, чтоб я не
вертел головой.
Из-за этого я не смог обернуться, хотя очень хотелось. Боковым зрением я
успел заметить, что сзади громоздится какое-то темное сооружение, а может,
просто гора - уточнить мне не удалось.
Меня втолкнули в двери, открыв их едва ли не моей головой. Потом долго
вели узкими коридорами. Все встречные поспешно отступали к стене, провожая
меня странными взглядами.
Я был совершенно спокоен. Вряд ли меня вели казнить - это можно было
сделать и раньше. А если и так, вырвать нож у старосты слева я мог в любую
секунду. А уж дальше...
Действительно, что дальше?
Меня вывели на террасу, сложенную из толстых деревянных брусов. Сквозь
редкую решетку было видно высокое облачное небо. Я увидел улицу города -
она шла между деревянных двухэтажных домов с закругленными крышами.
Лавируя среди луж и грязных обочин, по ней передвигались очень просто
одетые люди. Воняло помоями и дымом. Где-то истошно орал поросенок.
Мы просидели на террасе довольно долго. Затем я услышал стук копыт, и ко
входу подкатил угловатый экипаж с маленьким темным окошком. За ним
следовал всадник - высокий и широкоплечий человек с широким ножом на поясе
и свернутым в кольцо кнутом.
Дверца экипажа открылась. На меня уставилась пара круглых, рыбьих глаз. Их
обладатель находился в полумраке экипажа, поэтому я смог разглядеть только
лунообразную голову, покрытую легким пепельным пухом, и блестки на богатом
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг