земного - там поверхность уходила во тьму, вернее, в матово-черную бездну.
Наконец, Летягин ощутил - есть наклон и кривизна у поверхности - и тогда
наблюдаемая картина стала напоминать ему воронку. Он проследил, что
большая часть бедолаг-овоидов катится не куда-нибудь, а в преисподнюю -
давящую чернотой горловину воронки.
Не только Летягину - любому на его месте стало бы неуютно. Он, стараясь
дышать глубже, опустился на четвереньки и встретился со своим отражением -
плоское тело на четырех изогнутых лапах, вместо шеи - бугор, сплющенная
голова и "морда лица" с зубастой смертельной улыбкой. От отвращения
Летягин упал на живот и увидел существо безглазое, безмордое, с телом, как
отрубленный язык, с каким-то отверстием впереди и отверстием сзади.
"Нравится? - поинтересовался кто-то. - Вот каким значительным ты можешь
быть". Послышался другой голос: "С такими внешними данными грех
жаловаться... А вот твои старшие братчики шныряют". Действительно, вокруг
овоидов оживленно сновали, сокращаясь и растягиваясь, безмордые твари, не
то личинки, не то пиявки. Улучив момент, они прилипали своими отверстиями
к овоидам и, понежившись тесным общением, пускали их катиться дальше в
пределах отведенного круга, но уже в изрядно отощавшем виде. Летягин
поискал того, кто еще мог отразиться в зеркале, и понял, что, кроме него,
больше некому. Новый облик настолько противоречил с сидевшим где-то
глубоко в нем представлением об образе и подобии, что вызвал страшный
приступ тошноты. Летягина рвануло изнутри, выворачивая наизнанку...
Он очнулся, когда бледный солнечный луч осторожно коснулся его век.
Сел. Смотреть на себя не стоило. И так все ясно. Всю ночь пролежал на
полу. Хорошо хоть не обмочился...
Поднялся тяжело, как пень, поддетый зубом экскаватора, и вступил
грозным шагом на кухню, где хранились товары первой необходимости, не
нуждающиеся ни в какой кулинарной обработке. Обычно он заглатывал их
механически, до чувства легкой дурноты. Оторвал кусок от постылой колбасы
и попытался съесть его. Раз - и ничего. Раз-два-три. И не получилось. Все
потуги были напрасными. Кусок не лез в горло. А голод становился больше.
Хотелось чего-то такого, чего не было вокруг. Летягин в изнеможении
привалился к стене. Ну не мог он за одну ночь превратиться в какого-то
проклятого кришнаита-вегетарианца или подозрительного йога-сыроядца.
Сейчас он выйдет на улицу, где кислород, озон, и там все пройдет.
На улице, действительно, немного полегчало. Он шел и ровно ничем не
отличался от остальных людей. Вначале. Потом, правда, остановился и, на
собственное удивление, прилип к витрине мясного отдела магазина, в
которой, естественно, не было никакого мяса, а вместо того картинки.
Очертания и названия кусков мяса мало соответствовали направлению
критического реализма и уж тем более цвет - фальшиво бодренький,
красный-красный. Но именно он и привлек внимание Летягина...
Мыслеобразы стали обволакивать его, образуя панорамный кинозал на одну
персону. Летягин увидел заколотого тельца. Из глубины булькающей, как
наваристый борщ, мглы вылетали и лопались пузыри, открывая грубые ноздри,
ощеренные пасти, низкие морщинистые и срезанные дегенеративные подбородки.
Рожи изо всех своих подлых сил лезли к тельцу. Бодая друг друга, скуля от
нетерпения, припадали к ране и ручейку, жадно хлебали и - утончались,
светлели. Вырисовывались изящно очерченные носы и подбородки, гладкие
лица, узкие алые губы. Летягин почувствовал, что некой частью и он
находился там, в видении. Это было подобно включению штепселя в розетку.
Он на одно мгновение поддался порыву, всего на одно мгновение, и...
Раздался звон, витрина разлетелась стеклянными брызгами.
- Давно пьешь? - спросил его в отделении лейтенант Батищев.
- Это какое-то недоразумение, я - Летягин Георгий Тимофеевич, никогда у
вас, так сказать, на учете не стоял.
- Вот это и плохо, вот это упущение с нашей стороны, - оживился
лейтенант. - Взяли бы мы тебя на контроль раньше, сегодня бы ты не пытался
у нас витрину разбить и, может, вообще находился в другом месте - Постой!
Летягин, говоришь тебя зовут...
Медленно, но верно закрутились колеса, и телега лейтенантской памяти
проследовала до остановок под названием "Потыкин" и "Дубилова". Так,
Летягин, потыкинский дружок, плохой квартиросъемщик, вредящий соседке -
миленькой пампушке Дубиловой...
- А чем был вызван ваш визит к Потыкину десятого сентября накануне его
смерти? Неурегулированными денежными спорами? Поссорились ли вы в тот
вечер?
Летягин испугался. Он пугался, пугался и вдруг понял, что пугаться
дальше некуда. Страшно захотелось, чтобы жирный боров лейтенант лежал
полуживой тушей, как привидевшийся в витрине телец.
- Вы очень тонко ведете следствие, - внезапно заявил Летягин. - Это у
вас, конечно, прирожденное. Как жаль, что ничего уголовного я не содеял и
не могу дать проявиться вашему таланту в полной мере...
Летягин говорил и удивлялся: откуда в нем способности к лести и вранью?
Порой он не находил новых фраз и повторял старые, но лейтенант только
кивал, а потом и кивать перестал, а клюнул носом и замер. Летягин уже
растерялся, гипнотический дар и поэзия заклинаний никогда не числились за
ним, скорее, наоборот.
"Учтите, товарищ угомонился ненадолго, но если сотворить, что велит
ваша совесть, то он сделается тихий и послушный, - сказал издалека, а
может, изнутри, очень резонный голос. - И вокруг никого. Отличный момент".
"Цапай мента, цапай, пока не поздно", - возник еще один собеседник,
весьма истеричный и злой.
"Кто вы?" - простодушно спросил Летягин.
"Мы - твоя совесть", - слаженным дуэтом ответили голоса.
Летягин всполошился - психзаболевание стремительно прогрессировало.
"Ты вооружен, ты отлично вооружен", - не отвязывался резонный голос.
А Летягину ненадолго показалось, будто его подхватила волна и покачала
на себе, потом уже что-то полезло из челюстей, а язык вдруг стал пухнуть.
От ткнул пальцем и чуть не поцарапался - клыки уже оснастили его
жевательно-кусательный аппарат. Опустив глаза, он увидел, что язык свисает
ниже подбородка и вдобавок заострился.
Страшное ночное видение переходило в разряд реальностей.
"Чудовищем быть нельзя - лучше в тюрьму", - лихорадочно прикинул
вспотевший Летягин.
"Может, лучше чудовищем - не накладно ведь. А там и до чудотворца один
шаг. В тюрягу пусть другие топают, - сказал злой голос. - Однако ты
опоздал..."
И действительно - лейтенант уже приходил в себя.
- Что это у вас там? - запинаясь и теряя пивной румянец, прошептал он.
- Да... подождите в коридоре...
Задержанный тут же испарился, а участковый пытался хоть вчерне
разобраться с ним, потирая виски впервые в жизни заболевшей головы.
Сидя в коридоре, Летягин беседовал со своей совестью. По договоренности
один из голосов стал отзываться на кличку Резон, а второй довольствовался
прозвищем Красноглаз.
"Раз вы возникли, так не мешайте мне хотя бы, - говорил Летягин, - все
же вы не заморские генералы, а своя родная шизия".
"Кто мешает? - захлебывался Красноглаз. - Мы же твои маленькие друзья.
Одни тебя и любим. Во-первых, с нами не пропадешь. Во-вторых, убить,
полюбить, а особенно выпить кровь - всегда поможем. Будем обслуживать
регулярно, по расписанию - чтоб ни дня без этого дела".
"Как это кровь?" - обомлел Летягин.
"Сядь да покак", - нагрубил в первый раз Красноглаз.
"Домой вам возвращаться нельзя, - талдычил Резон. - Лейтенанта
вспугнули, он сейчас звонит в РУВД. А там запросто вытребуют ордер на
арест. Попадете в следственный изолятор и уж признаетесь во всем..."
"Чего же делать?" - растерянно спросил Летягин.
"Для начала сходить в прокуратуру. Поинтересуйтесь там насчет... и
вообще..."
Помощник прокурора оказался симпатичной молодой женщиной Екатериной
Марковной.
Екатерина Марковна приняла с милой улыбкой, правда, спросила, учтен ли
посетитель в психоневрологическом диспансере. Потом она, скорее
по-докторски, чем по-прокурорски, стала успокаивать Летягина, просвещая
насчет количества гражданских исков, связанных с ветшанием и разрушением
жилищ. Еще она раскрыла, по большому секрету, - наука пока бессильна
понять, что же происходит, и поэтому просто отмалчивается. Да, да,
подхватил Летягин, однажды я ученого на лекции спросил насчет своей
квартиры, а он на меня так посмотрел, будто я сморкнулся без помощи
платка. И, наконец, проникнувшись окончательным довернем, Летягин
рассказал, как у него отрастают клыки и язык, как участковый Батищев ему
мокруху клеит, и под конец спросил, какие конституционные гарантии может
получить гражданин, если у него лицо и туловище не всегда такие, как у
всех.
- Я, конечно, не медик, - начала спешно закругляться прокурорша,
провожая Летягина к дверям, - но мне кажется, вам надо просто лучше
питаться. Заниматься спортом. Записаться в художественную
самодеятельность, танцы, пение очень помогают. Или устроить личную жизнь,
- последнее было сказано не без оттенка печали.
Она протянула узкую ладошку.
"Питаться, питаться... Смотри, какая у нее аппетитная шейка, -
подначивал Красноглаз. - Это тебе не боров лейтенант. Согласись,
привереда, с женским материалом работать и проще, и приятнее".
Летягин как раз взял нежную прокуроршину ручку в свою ладонь и вместо
того, чтобы пожать ее, застыл, боясь шевельнуться - будто его посадили на
кол. Он изо всех сил пытался не поддаться дурному влиянию Красноглаза и
Резона.
Екатерина Марковна приблизила к нему свое умное неравнодушное лицо и
максимально убедительно сказала:
- Я понимаю, вам сейчас тяжело. Образовался комплекс загнанности,
который породил странные ощущения. Но только вы сами можете его разрушить.
Повторяйте про себя: "Я нормальный, я симпатичный". Вот вы улыбались, и я
видела - никаких клыков нет.
"Еще как есть", - хохотнул Красноглаз.
Она была совсем рядом, прокуроршина почти девчоночья шея, оттененная
кружевным воротничком, с такой видной, такой призывной голубоватой жилкой.
Ощущения Красноглаза начали передаваться Летягину, и он почувствовал
биение ее крови. Он понял: подкатила волна и начинает преображать его.
Предупреждая прокуроршу, Летягин поднял вверх указующий перст свободной
руки.
- Что, "скорую"? - не поняла Екатерина Марковна. - Я сейчас...
Пытаясь что-то сказать, Летягин открыл рот. По расширившимся зрачкам он
понял, что она _увидела_.
"Объект готов к донорству и развертке, - телеграфировал Резон. -
Артерии не трогать. Передаю расположение участков проникающего или
слизывающего воздействия. Предпочтительные. Внутренняя яремная вена. Шея.
Срединная вена локтя. Локтевой сгиб. Возможные. Подколенная вена.
Бедренная..."
Комната распалась, как карточный домик, и Летягин закачался на
поверхности залитой серым светом воронки. Екатерина Марковна вдруг
вывернулась наизнанку и стала кустом, состоящим из текущих прямо по
воздуху струек красной жидкости.
Красноглаз пронесся, как серфингист на прибойной волне, по позвоночнику
и вломился в его мозг. Но Летягин ударом непонятной ему силы задержал
зверя и прыгнул "с места" в горло воронки. Сумерки, отражения, - все
смешалось. Где-то позади остался звенящий женский крик:
- Не трогайте его, он очень болен!
И крепкие мужские слова, и единая фраза:
- Придурок за чужой счет.
Летягин пришел в себя только на улице.
Хотя дверь была закрыта, он понял, что дома кто-то есть - хотя бы по
тому, как проворачивался ключ в замке. Кроме того, не слишком сильно, но
пахло сапогами.
"Неужели все-таки лейтенант Батищев... Сейчас войду и трахну его
табуреткой, и пусть меня расстреляют. Так даже лучше. Наденут на голову
полосатую шапочку и вмажут по ней из "Макарова". Это вам не то, что прямо
по оголенному человеческому затылку палить. Все же приятно, что заодно
сдохнут две гадины - Красноглаз и Резон".
Но был и другой запах - аромат ночных насекомоядных цветов. "А все-таки
не зря я в вампиры пошел. Нюх у меня явно прогрессирует".
На прожженном сигаретами диване лежала она.
Бывшая законная супруга так умела слушать, что он стал считать, что
умеет говорить. Так любила изящные искусства, что он мог кинуть мозолистую
купюру на какую-нибудь китайскую тарелку и не припомнить это потом.
Профессорская дочка, вышедшая замуж за полудеревенского паренька среднего
ума и внешних данных, который, даже вернувшись из рейса, напоминал
приехавшего с городской ярмарки крестьянина.
Он поймал себя на том, что думает о ней только хорошее, но разве не ее
бросили в грузовик вместе с белобрысыми финскими диванами четыре ражих
мужика? Он еще хотел что-то пообещать, а она махнула рукой, трогайте, мол,
чего его слушать.
Сейчас она проснулась, приподняла голову, посмотрела куда-то в сторону.
Волосы заметно светлее, и вообще она кажется ему лучше, чем даже в самый
первый вечер их знакомства.
- Ничего себе явление... Как сон, как утренний туман... Ты чего-то
забыла у меня, Нина?
- Ехидничать не разучился, - сказала, а потом уж взглянула на него. -
Ты симпатичный, хотя и совершенно опустившийся.
- Могла бы добавить "в мое отсутствие". Но дело не в этом, Нина.
Объективно я достаточно гадок. Приязнь ко мне - действие зова.
- Зов предков, да? Насмотрелся про Тарзана.
- Видик ты забрала.
- Хватит. Я просто пришла к тебе.
Он сел рядом. Они взялись за руки.
- Между прочим, я тебе помогла. Здесь вертелись какие-то люди и
милиционер впридачу. Ломать дверь собирались, что ли. Я им сказала, чтоб
все убирались, жена пришла.
- Тебя боятся, Нина, потому что ты не боишься. Ты свободный человек.
- Я и тебе вольную дам. Не пожалеешь.
- Не знаю, стоит ли со мной возиться, Нина. У меня появились не лучшие
черты.
- Я тоже не стояла на месте.
Ее пальцы легли на его шею, тонкие нежные пальцы - только вот любовь к
длинным коготкам у нее не исчезла. Нет, пожалуй, коготки слишком
длинноваты, они даже царапают его. Но не скажешь этого женщине, которая
тебя целует. Можно и потерпеть - главное, они вспомнили...
А когда ее пальцы стали умелыми пальцами убийцы, а знающий взгляд
Летягина увидел губы, вытянувшиеся в стальную трубку, которая вошла в его
лопнувшую под ухом плоть, он уже не мог пошевелиться. Разве что привстал.
Но тут ему показалось, что на него навалилась гора, и он обмяк...
Забрезжил свет. Какой-то человек сидел рядом и елозил по его лицу
мокрой тряпкой. Летягин поперхнулся и чихнул.
- Очухался? Видишь, брат, до чего лирика доводит, - человек говорил
уверенно и назидательно. - Рассечения тканей, конечно, нет. Отек, правда,
случился из-за сильной тяги. Ничего, рассосется.
- Кто это меня?
- Кто-кто... Жена твоя Нина тебя же и обработала. А я Трофим
Терентьевич. Гиену у Головастика помнишь? Скажу тебе без лишней
скромности, знаток метаморфизма. Я тебя научу этому ремеслу.
- Не надо мне вашего вампирского ремесла! Я неспособный.
- Не прибедняйся. Нинуля-то освоила. Ценный теперь кадр, только
увлекающийся, может и до дна выпить. А ты, Жора, кстати, невкусный
оказался. Плохо Ниночке стало, едва успела SOS послать. Хорошо, что
сегодня я дежурю... На работу-то пойдешь? Я пиджак тебе зашил и ботинки
почистил.
- Э... Обложили меня, Трофим Терентьевич...
- Сейчас пойдем прямо на твою работу и посмотрим, кто тебя там обложил.
А дальше - многое зависит от твоей сознательности. Не поймешь, что ты -
вампир, окажешься в _яме_. Я тебе сразу скажу - туда попадать не стоит.
- В яму не стоит, - эхом отозвался Летягин и попробовал на вкус слова
Трофима. - Только какой я вампир?. Вы же тянете у людей кровь. Можно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг