заднем сиденье с ранцевым биолокатором, который Иван приказал подготовить
на всякий случай. Униход летел медленно и тяжело - под брюхом машины была
подвешена массивная синеватая сигара подземного бота.
Почувствовав прикосновение к своему плечу, Иван обернулся и увидел
встревоженное лицо инженера.
- Я допустил вчера оплошность, Иван. Не осмотрел снаряжение, в котором
вы с Климом ходили по следу грибницы.
- Я лично осмотрел скафандры. Все в порядке, - успокаивающе сказал
Лобов.
- Я не о скафандрах, а о ранцевом биолокаторе. Точнее, о его счетчике
суммарного биоизлучения.
- Счетчик не смотрел. Ну?
- Эти взрывы, что вы наблюдали с Климом, вовсе не безопасны. Суммарная
доза страшная, так что счетчик попросту зашкалило. К тому же одна из
частот совпадает с частотой альфа-ритма головного мозга человека. Если бы
не скафандры, вам пришлось бы плохо.
Лицо Ивана окаменело.
- Клим без скафандра? - без всякой надежды спросил он.
- Конечно. Кто знал?
- А чем грозит эта составляющая с альфа-ритмом?
Кронин замялся, прежде чем ответить.
- Потеря памяти. Паралич. В самом худшем случае возможна и смерть.
Несколько секунд Лобов молчал, не отрываясь от управления и не
оборачиваясь.
- Надевай скафандр, - сказал он наконец, - сумеешь в такой тесноте?
- Сумею.
- Потом возьмешь управление. Да поторопись, - в голосе Ивана прорвалась
нотка раздражения, он тут же погасил ее и закончил спокойно: - В таком
деле могут решать секунды.
- Могут, - согласился инженер.
Он успел надеть гермошлем, голос его звучал глухо, как из бочки.
Они нашли Клима на небольшой поляне, поросшей тощей рыжей травой. Помог
глайдер, характерный серебристый силуэт которого был виден издалека.
И на этой поляне прошлой лунной ночью хороводилась гномовакханалия. В
разных местах ее стояли грибы-фонари. Только один из них сохранил подобие
своих красочных форм, два других успели разрушиться. На их месте лежали
зловонные разлагающиеся кучи органики, а в кучах копошились и хлюпали
бледно-розовые улитки, голубые черви и черные жуки, пожиравшие
разлагающуюся массу и друг друга.
Клим лежал на спине в спокойной удобной позе, повернув набок голову.
Неподалеку от него, на две трети выпучившись из земли, стояло нечто
похожее на лопнувший пополам огромный гриб-дождевик, а точнее, на
раковину, распахнувшую свои створки. В раковине, выстланной внутри
тончайшим пухом, как в колыбели, лежал уродливый большеголовый ребенок,
похожий на скелет, кое-как обтянутый дряблой и толстой серой кожей,
напоминающей слоновью. Он еще подавал слабые признаки жизни, конвульсивно
подергивал головой и с хрипом открывал рот.
Лобов, склонившийся над Климом и с безмерным облегчением обнаруживший,
что сердце его бьется, поднял голову.
- Жив!
Кронин, стоящий рядом на коленях, бледно улыбнулся в ответ.
- Я подгоню униход вплотную, а ты пока осмотри... - Лобов замялся,
подбирая выражение, но, так и не подобрав его, кивнул головой в сторону
раковины-колыбели. - Осмотри вот это.
На лице инженера отразилась озабоченность, смешанная с брезгливостью,
но он молча кивнул головой в знак согласия и поднялся на ноги. Иван,
задержавшийся возле Клима, чтобы подложить ему под голову нейтридный плащ,
взятый им с собой на всякий случай, боковым зрением заметил, как Алексей
осторожно подходит к хрипло дышащему, издающему квакающие звуки
младенцу-монстру. Как-то вдруг он обратил внимание и на то, что возле
раковины-колыбели свежей землей чернеет небольшая воронка. Он скосил глаза
на Клима, снова перевел их на воронку, выхватил из-под головы Клима
нейтридный плащ, одним движением набросил его на товарища и крикнул
инженеру:
- Не подходи!
Оклик запоздал на долю секунды. Нога Алексея успела коснуться земли. В
то же мгновение из-под нее сверкнуло тусклое пламя, раздался глухой взрыв,
Кронина бросило на спину. А через секунду ударил другой взрыв, тоже
глухой, но более мощный. Раковина-колыбель вместе с огнем, пылью и жидкой
грязью-органикой взлетела в воздух.
15
Лобов взял бессильную тяжелую руку Клима и нащупал пульс. Сердце
штурмана билось замедленно, слабо, но ритмично. Клим спал. Он мерно дышал,
мышцы его тела были расслаблены, лицо невыразительно, устало и спокойно.
Он спал вот так уже вторую неделю.
Когда первые попытки разбудить Клима успехом не увенчались, они с
Алексеем догадались снять подробную и полную энцефалограмму его головного
мозга. Ни Лобов, ни Кронин не были врачами, но, как и другие патрульные,
имели элементарное медицинское образование и подготовку. К тому же годы
работы в дальнем космосе, где почти невозможно рассчитывать на медицинскую
помощь со стороны, многому их научили. Энцефалограмма была угрожающей. Она
свидетельствовала о глубоком угнетении всех корковых процессов, о
поражении сложнейшей сети нейронов, в которой реализуется таинственный
уникальный процесс - процесс мышления. Если нарушение функций нейронов
оказалось бы необратимым, то Климу предстояло проспать всю свою оставшуюся
жизнь, если такой беспробудный сон можно назвать жизнью. Вот как
гриб-гигант расправлялся со своими настоящими или кажущимися противниками:
биологический лучевой удар, беспробудный сон, а в тяжелых случаях паралич
и смерть.
Ночь полнолуния и последующие дни оказались решающими в исследовании
Перл: загадки и тайны зеленой планеты начали раскрываться одна за другой.
Не было на Перл ни инфантильных сапиенсов-антропоидов, ни
гномомуравейников. Зато под землей процветали грибы-гиганты, оказавшие на
биосферу планеты влияние, которое можно было сравнить разве что с влиянием
человека на биосферу Земли.
Плодовые тела, а еще более споры плодовых тел этих грибов могли
принимать самые удивительные формы, в том числе подвижные. Собственно,
ничего принципиально нового в этом явлении не было; развивающиеся зародыши
земных споровых растений активно передвигаются и похожи на зародыши
животных. Чудом было то, что споры грибов-гигантов могли образовывать
чрезвычайно сложные многоклеточные псевдоорганизмы типа птиц и
млекопитающих, способных к неотении, к длительному самостоятельному
существованию на "замерзшей", личиночной стадии. Спорами-псевдоптицами
оказались золотоглазые птицы-колокола, один зверек кошачьей породы и
множество роющих животных самой разной степени организации. Совершенно
своеобразной брачной споровой формой были крылатые гномики, с помощью
которых размножалась и расселялась уже сама грибница. Удалось установить,
что брачные игры, которые довелось наблюдать торнадовцам, происходили
редко - раз в четыре года, а то и еще реже, вот почему этот удивительный
процесс оставался неизвестным людям. Судя по всему, гномики несли в себе
огромный запас генетической информации: при их своеобразном "взрыве"
рассеивалось непомерно много ДНК - дезоксирибонуклеиновой кислоты,
служащей матрицей наследственного кода. Зачем нужен такой странный,
автономный механизм защиты половых спор, было не совсем понятно. Очевидно,
генетическая информация грибницы в целом представляла для нее какую-то
особую ценность, которую, скажем, в конкурентных целях терять было
нецелесообразно. Центральная часть грибницы представляла собой эллипсоид,
состоящий из сросшихся гифов около трех метров в поперечнике и до метра
толщиной. Что удивляло, даже пугало: в самом центре этого эллипсоида
тонкими дистанционными исследованиями удалось обнаружить шарообразную
структуру размером с большой арбуз. Структура жила напряженной
биохимической жизнью, что проявлялось в наличии нескольких гармоник
биотоков, одна из которых была очень схожа с альфа-ритмом головного мозга
человека. Удалось даже снять своеобразную энцефалограмму этой структуры,
разобраться в путанице которой, разумеется, было совершенно невозможно.
Можно ли было считать эту структуру своеобразным мозгом грибницы? Разумен
ли гриб-гигант, пусть в аспекте совершенно ином, нежели разум человека и
человечества в целом? На эти вопросы пока не было ответа. Но если
гриб-гигант не разумен по-своему, то как ему удалось смоделировать
сложнейший организм, порожденный природой, - человека? Настораживала
маниакальная настойчивость гриба в этом направлении. Установили, что он
поставил около десятка экспериментов, осуществляя акт рождения человека в
разные сроки: видимо, ему нужен был взрослый, мыслящий "хомо", но откуда
грибу было знать, что у этого "хомо" такое длинное детство, растянутое на
добрых два десятка лет, и что свой разум человек приобретает не
биологическим, а социальным путем - в процессе воспитания.
Очевидно, гриб в какой-то мере понимал причину неудачи своих
экспериментов. Он всячески старался состарить подопытные экземпляры
псевдодетей. Ребенок, как две капли воды похожий на грудного младенца, -
Клим его сфотографировал, и эти фотографии были приобщены к научному
фонду, - за несколько часов прошел странный жизненный путь, деградировал и
превратился в чудовище, которое видели Иван и Алексей. Для свершения чуда
деторождения гриб-гигант должен был как-то усваивать и использовать
информацию, заключенную в дезоксирибонуклеиновой кислоте, в ядрах клеток
тех живых существ, с которыми гриб контактировал. Эволюционный шаг,
сделанный перлским грибом, был настоящей революцией в экологии.
В самом деле, животные Земли, да и других планет Галактики, потребляют
органические соединения как простое топливо. Между тем "сжигать" ДНК,
заключающую баснословное количество информации, это все равно, что топить
печи сливочным маслом или использовать компьютер как верстак. Поднявшись
на новую ступень, научившись извлекать из ДНК спрятанную в ней информацию,
гриб-гигант в миллионы, если не миллиарды, раз сократил свой эволюционный
путь.
Это верно, что разум рождается в муках, в ходе труда, творчества,
активной борьбы с природой. Постулат - все, что не имеет свободы
передвижения, не имеет "рук", естественных орудий труда, не может быть
разумным - кажется очевидным и абсолютным. Но гриб-гигант избежал атаки в
лоб на твердыню разума. Ему незачем с мучительной медлительностью шагать
по ступенькам сапиенсации, платя за каждый такой шаг жизнями тысяч и тысяч
отдельных особей. Ему достаточно встретить разумное существо, парализовать
его биовзрывом и извлечь из клеточных ядер информацию, которая копилась в
них миллиарды лет. И если до контактов с людьми гриб-гигант еще и не был
разумен, то следовало крепко задуматься над тем, во что превратилось это
существо после того, как такие контакты состоялись.
Да, людям удалось в конце концов проникнуть в тайны зеленой планеты, но
какой ценой?!
На стене осветился большой экран видеофонной связи. На нем обрисовалось
лицо Кронина, дежурившего на пункте связи научной станции, - зеленое
солнце разбушевалось, корабельная лонг-линия работала с перебоями, поэтому
приходилось пользоваться более мощной.
- Что с Климом? - спросил инженер.
- Все по-старому.
- Тебя вызывает база, Иван. Будет говорить главный нейролог.
- Понял, - Иван помолчал, хмуря брови. - Переключи прием на корабль. Я
не хочу уходить далеко.
16
Когда выяснилось, что Клим находится в катастрофическом положении, Иван
и Алексей все данные его обследования передали на базу и попросили помощи.
На базе был организован заочный консилиум, к которому привлекли лучших
земных нейрологов. Связаться со специалистами, разбросанными по разным
точкам Земли, солнечной системы и космоса, было не так-то просто, поэтому
консилиум затянулся на несколько нестерпимо долгих дней. И вот наконец
Лобов сидел за пультом лонгсвязи и смотрел на удлиненное аскетичное лицо
главного нейролога базы.
- Хочу предупредить сразу, - утомленные глаза нейролога смотрели как-то
сквозь, мимо Лобова, - мы не имели с больным прямого контакта, а поэтому
не можем сделать уверенного заключения и тем более дать гарантии.
- Я понимаю.
- По мнению большинства врачей, привлеченных на консилиум, лучше
оставить все как есть. Подождать прилета на Перл комплексной экспедиции.
Там есть и специалисты, и аппаратура, гораздо более совершенная, чем на
патрульном корабле. Углубленное обследование больного даст ответ на многие
неясные, спорные вопросы.
- Ждать придется около месяца, - вслух подумал Иван, - это ничем не
грозит Климу Ждану?
Нейролог не замялся, он просто помолчал, прежде чем заговорить.
- Нет, не грозит, - и после крошечной паузы уточнил: - Ничем серьезным.
- Конкретнее, - попросил Иван.
Их глаза впервые встретились. У нейролога были усталые, умные, даже
добрые глаза. Но во взгляде, где-то в самой его первооснове, угадывалось
равнодушие, некая бесстрастность. Это был взгляд человека со стороны,
человека, неким образом стоящего над страданиями и несчастьями людей.
Впервые Лобов поймал такой взгляд еще давно у хирурга, который наблюдал за
собакой, после сложнейшей экспериментальной операции просыпавшейся от
наркотического сна. Лобов намертво запомнил этот взгляд. И потом иногда
угадывал, улавливал его следы в глазах иных искуснейших врачей. Этот
взгляд пугал и тревожил его. Да, чужие страдания, как бы то ни было, если
не ожесточают, то сушат душу. Врач невольно начинает видеть в человеке не
индивидуальность, не неповторимое, тончайшее порождение природы и
сообщества людей, а объект исследований, наблюдений и лечения. С этим надо
что-то делать. Надо, но что?
- Конкретнее, - повторил Иван.
Наверное, нейролог был чутким человеком и услышал нотку неприязни в
голосе Лобова, потому что в глазах его мелькнуло если не удивление, то
любопытство.
- Конкретнее, - повторил нейролог, переплетая длинные пальцы сухих
ладоней, - если человек долго не двигается, происходит атрофия мышц. Если
человек долго не думает, происходит постепенная атрофия нейронов. Чем
быстрее применен лечебный комплекс, тем он эффективнее. Старая истина.
- Итак, по мнению большинства, нужно ждать. А по мнению меньшинства?
- По их мнению, надо применить один из сильнодействующих стимуляторов.
Риазон, дельта-гейл, рох-три - что-нибудь из перечисленного обязательно
должно быть на корабле.
- Рох-три есть, я знаю, - перебил Лобов.
- Этого достаточно. Стимулятор подействует как сильнейший раздражитель.
Ведь до сих пор иногда "запускают" остановившееся сердце мощным
электрическим разрядом. Точно так же рох-три ударит по нейронам. Если они
только спят, они должны проснуться.
- А если не проснутся?
Нейролог пожал плечами:
- Тогда надежда на излечение больного станет еще меньше.
Их взгляды снова встретились.
- Вы-то, - вдруг спросил Лобов, - вы сами принадлежите к большинству
или к меньшинству?
- К меньшинству, - сухо ответил нейролог и, помолчав, спросил: -
Сколько вам нужно времени на размышление?
- Нисколько. Я введу больному рох-три тотчас, как только закончим
разговор.
В глазах нейролога мелькнуло удивление, сменившееся любопытством и,
пожалуй, уважением.
- Имеете ли вы право брать на себя такую ответственность? - мягко
спросил он.
- Имею, - спокойно ответил Лобов.
- Тогда желаю всяческих успехов.
В глазах главного нейролога мелькнула легкая ироническая усмешка,
впрочем, может быть, это был случайный эффект, сопровождающий угасание
изображения.
Лобов еще минуту-другую посидел за пультом лонг-линии. Его размышления
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг