А потом я подняла вздрагивающие от напряжения глаза чуть выше - и увидела
пониже плеча татуировку. Она была до того нелепа, что в другое время и в
другой ситуации я бы расхохоталась.
Руку этого типа украшал не более не менее как кот в сапогах. Котяра топал
на задних лапах от груди к спине, перекинув за спину узелок с имуществом.
Я отчетливо видела даже его усы, шпоры на сапогах и полосы на хвосте. Но
лица человека я не могла разглядеть.
Когда виллисы вышли из могил и порезвились вокруг кладбища, повелительница
Мирта собрала их, чтобы вызвать из гроба и превратить в виллису новенькую
- Жизель. Мирта взмахнула волшебной миртовой веткой - и из-под холмика
выросла Жизель со скрещенными на груди руками и таким лицом, какое бывает
только у гипсовой статуи. Но Мирта сделала знак, Жизель воспряла - и
завертелась в бешеном арабеске. Смерть была освобождением от жизни, а это
стремительное вращение было освобождением от смерти и началом вечного
танца.
Вот о чем я мечтала всю жизнь. Что в муках усну, отрешенно проснусь и буду
танцевать долго, долго и самозабвенно - пока не кончится вечность.
За несколько дней я побывала у этого дома раз пятнадцать. Я уже знала,
когда вывозят гулять малыша, кто занимает квартиру, выходящую окнами на
улицу, какого цвета у женщин белье, что здесь едят на обед. Знала я и то,
что "мой" человек находится в довольно трудных отношениях с хозяином дома,
что тот его терпит, но никогда не выгонит.
У меня хорошая память на лица, это - профессиональное. Я помню всех своих
коровищ по крайней мере лет за пять, а их сменилось во всех группах не
меньше трехсот человек. И обитателей дома я тоже запомнила моментально.
Всех, кроме одного. Хуже того - я смотрела изо всех сил, но не видела его
лица. В упор не видела и не могла вспомнить ни единой черты.
Со мной такое, или примерно такое, уже было однажды. Мне нахамили, я дала
здоровую оплеуху. Но лица того хама я не видела в момент удара и
совершенно не помню. Я видела ошалелую рожу приятеля, стоявшего у него за
спиной. Вот эту рожу я запомнила отлично! До сих пор, когда вспоминаю,
весело делается.
Но я этого человека чувствовала кожей и кровью. За двадцать шагов чуяла.
По коже пробегал холодок, и кровь толкала меня изнутри, как будто ей во
мне было тесно. Мне вовсе незачем было разглядывать его физиономию.
Но вот прошли эти несколько дней дилетантского шпионажа, и я задумалась -
а что дальше? Я хотела жестоко отомстить этому человеку... нет, не то, я
хотела оградить от него на будущее и Соньку, и вообще всех женщин, которые
могут ему подвернуться в нехорошую минуту под руку... нет, и отомстить
тоже. За то, что я в перерывах между тренировками трачу время на эту
сволочь. Разве мое жизненное предназначение - в том, чтобы охотиться на
сволочей? Оно - в том, чтобы делать моих бегемотиц стройными сернами.
Самое что ни на есть женское предназначение, которым я, если по правде,
горжусь. А из-за этого мерзавца я, возможно, обкрадываю бегемотиц, обделяю
их своим вниманием, а они, между прочим, за тренировки деньги платят и
искренне мне верят. Так что - все-таки месть.
Месть, но - как? Дымчатый бес снабдил меня пронизывающим стены взглядом,
но ничего больше не дал. Ну, я убедилась в могуществе его фирмы, дальше
что? Он обещал мне, что я смогу совершить поступок. А какой, простите,
поступок? Я, между прочим, хочу быть уверена в том, что поступок получится
справедливый, и кара будет соразмерна деянию. Для этого нужно выяснить, с
кем я имею дело. Маньяк он, что ли? Но если так, то у меня темное понятие
о маньяках. Он мирно обедает с соседями и тетешкает младенца. Он азартно
рубится в домино с хозяином дома. Конечно, я могу засесть за специальную
медицинскую литературу. Но "фирма" могла бы мне сообщить эти сведения и
так. Почему же бес не появляется? Ведь он же понимает, что я зашла в
тупик. Ведь он же наверняка следит за мной и видит, что мне неоткуда взять
информацию! А шандарахнуть эту сволочь кирпичом по затылку - не моя
методика. Унижаться до уровня сволочей я не буду. Хотя был момент, когда с
радостью унизилась бы! Как раз накануне явления черного пуделя под моим
окном.
И тут я вспомнила про перышко и про вторник.
Шабаш - во вторник.
Перышко приведет.
Придя домой, я достала его из секретера и положила посреди стола. И что же
дальше? Ждать полночи? Раздеваться догола? Ведь в таком, кажется, виде
положено являться на шабаш?
Я не люблю смотреть на себя голую. Опять же, это не старая дева во мне
кудахчет. Я давно уже не дева. Просто голая я раза в два толще, чем
одетая. И это раздражает. Чем объясняется такой оптический эффект, сказать
не берусь. И поэтому даже в раздевалке нашей душевой я стараюсь не
смотреть в зеркало, чтобы не расстраиваться.
Поэтому я и задумалась - как быть с парадным туалетом? Наконец нашла
компромиссный вариант. У меня есть бирюзовый комбинезон из бифлекса, он
обтягивает и ноги, и талию, и грудь, так что я чувствую себя в нем не хуже
голой, только куда эстетичнее. Руки и спина все-таки обнажены, и придется
прочим ведьмам смириться с моим видом. Это все, на что они могут
рассчитывать.
С волосами тоже возникла проблема. Ведьмы лохматые. А я закручиваю высоко
на затылке узел. Привычка молодости, позаимствованная у знакомых балерин.
Не терплю лохматости. Даже на ночь заплетаю косу и завязываю конец
ленточкой, чтобы не расплелась. Поразмыслив, я все-таки сделала узел. Если
уж очень припечет - так и быть, распущу.
Натянув комбинезон, я села и стала смотреть на перышко. За окном понемногу
стемнело. И тогда оно шелохнулось. По комнате словно ветер пролетел.
Перышко вспорхнуло и вылетело в прихожую. Там оно легло на пороге.
Я ожидала всего на свете - явления верхового козла, запряженной драконами
колесницы, разверзшегося потолка,- только не того, что на шабаш придется
идти пешком. Пришлось накинуть поверх комбинезона самое длинное из моих
платьев и отворить дверь. Перышко вылетело на лестницу.
От современных бесов, видимо, можно было ожидать любой нелепости. Я взяла
сумочку - вполне возможно, что они заставили бы меня ехать на шабаш
трамваем или троллейбусом. И пошла за перепархивавшим по ступенькам черным
перышком.
Идти оказалось недалеко. Перышко привело в трехэтажный облупленный дом, на
первом этаже которого были химчистка и прачечная. Я перепугалась - шабаш в
химчистке? Оказалось, нет. Перышко влетело в парадное и вознеслось на
второй этаж. Там оно легло на коврик перед дверью. Мне оставалось только
позвонить.
Должно быть, для советской женщины "шабаш" и "группен-секс" - синонимы.
Честное слово, я ожидала увидеть толпу голых людей, занимающуюся любовью
вповалку, на диванах и под столами. Но дверь мне открыла почтенная седая
дама в закрытом нарядном платье. Волосы были тщательно уложены, лицо
аккуратно подкрашено, словом - вид самый достойный. На ногах у нее были
элегантные лодочки с бантами.
- Добро пожаловать к нам на шабаш!- сказала дама и провела меня в
просторную комнату.
Посреди этой, комнаты стоял круглый стол. А за столом сидели шесть женщин
разного возраста, но все одинаково элегантные, кроме одной бабуси попроще.
Они пили чай из нарядных чашек, посреди стола чуть ли не светился домашней
выпечки роскошный торт с разноцветными розами. По хрустальным блюдам были
разложены пирожные и пряники. Я огляделась - ни одного мужчины. Мне стало
неловко за мое платье и выглядывавшие из-под его подола штанины
комбинезона.
Перышко тоже просочилось в комнату, вспорхнуло и улеглось у меня на груди.
Тут я заметила, что и другие женщины украшены такими же черными перышками.
- Садитесь,- предложила хозяйка, - и будем знакомиться. Меня зовут Анна
Анатольевна. Можно просто Анна, мы здесь обходимся обычно без отчества.
- Жанна, - коротко сказала я, соображая - неужели все они подписали
договор с туманным бесом?
- Клавдия, - улыбнулась, отодвигая для меня стул, самая молодая из женщин.
И тут я поняла, что это была первая улыбка за все то время, что я изучала
комнату и участниц шабаша.
- Евгения.
- Галина.
- Нина.
- Рената.
- Баба Стася, - бабуся развела маленькие темные ладошки, как бы
недоумевая, - надо же, состарилась, внуки бабой прозвали, привыкла...
Я села за стол. Тут оказалось, что о моем приходе знали заранее -
поставили на стол чашку с блюдцем, ее даже не пришлось искать - она стояла
напротив пустого, ожидавшего меня стула. Мне налили чаю, подвинули
печенье, положили кусок торта. Вообще я таких жирных вещей не ем, но тут
из вежливости расковыряла.
- А помнишь, баба Стася, какой ты пирог испекла с ливером? - спросила
Евгения, сухая блондинка лет пятидесяти. - Это о прошлом годе было, -
подумав, вспомнила старушка, - когда ты наладилась творожные печенюшки
печь. Жаль, я таких не ем, что за выдумка такая - печенье с перцем печь!
- С перцем Нина пекла, - вмешалась Рената, - и не из творога, а из сыра. А
у Жени были творожные с лимонной корочкой, как цветочки и бабочки.
И они завели серьезный разговор о формочках для печенья, о муке и о
ванилине. Я сидела, молчала, никак не могла понять, что же такое здесь
происходит, а когда взглянула на часы, то обнаружила, что эти странные
ведьмы уже полчаса говорят о кондитерских делах.
И когда Анна Анатольевна пошла на кухню ставить чайник, я, естественно,
выскочила за ней следом.
Она неторопливо налила воду, зажгла газ, поставила чайник на огонь и
повернулась ко мне. Взгляд у нее был внимательный и грустный.
- Я ничего не понимаю, - наконец сказала я. - Странный какой-то шабаш.
- А каким же ему быть?
Я пожала плечами. Ну, не таким же, в самом деле, как посиделки одиноких
женщин, для которых это, может, единственный повод принарядиться!
- Обычный шабаш ведьм, которые получили то, чего хотели, и теперь мирно
ждут срока расплаты, - спокойно сказала Анна Анатольевна. - Получишь то,
что вписано в твой договор, и тоже будешь спокойно ждать срока. Так что
привыкай.
- Вы... подписали?
- Да.
- И что же вы получили? Простите... но если можно....
- Можно. Мужа от тюрьмы спасла. Хозяйственник он у меня был. Ну, наворотил
дел с лучшими намерениями. Загребли...
Анна Анатольевна помолчала.
- А вы?- осторожно спросила я.
- Что - я? Металась, конечно, душу дьяволу собиралась продавать, лишь бы
его спасти. Срок-то грозил - дай Боже. Ну, дьявол и явился.
- Этот, туманный?
- Ну да, Зелиал. Предупредил - если хочешь справедливости, так чтобы
никакой для себя пользы ты от этой справедливости не ждала. Иначе это
будет не справедливость, а совсем другое. А я знала, что мужа подставили,
что он разве что в мелочах виноват. Помог он мне мужа вызволить, все вышло
по справедливости... Да только муж-то потом к молодой женщине жить ушел.
Развода между нами не было, а живет у нее... Ну, хорошо хоть, не за
решеткой.
Анна Анатольевна достала из холодильника форму с кремом и опрокинула ее на
тарелку. Потом неторопливо отворила шкафчик, выбрала из многих бутылок с
непонятными наклейками одну пузатую и полила из нее крем густым желтоватым
сиропом.
- Это ликер, - ответила она на мой взгляд. - Сама мастерю. Скажу без
скромности - язык проглотите.
Ее ровная речь, без единого всплеска, без улыбки и печали в голосе
испугала меня вот чем - ведь если этот Зелиал исполнит мою просьбу, я
получу то, чего хочу, то именно так буду ждать срока расплаты! Без эмоций.
Без сожалений. Вообще без ничего?
- А он будет? - спросила я, имея в виду Зелиала.
- Он здесь уже не бывает.
- Почему?
- А зачем?
Безнадежно стало мне и беспросветно. Это было мое будущее - пожилая
ухоженная одинокая дама, к которой даже купивший ее душу бес - и тот
больше не является, И только раз в неделю собираются подруги по судьбе -
поговорить ровными голосами про песочное тесто и зефир в шоколаде.
- Он мне нужен, - сказала я. - Он велел мне быть во вторник на шабаше, вот
я пришла, а его нет. Как мне его теперь найти?
- Ну, этого никто не знает,- ответила она.- Нужно будет - сам появится.
Видно, считает, что еще рано. Но раз он велел прийти, значит, мы сами
можем помочь. Мы ведь тоже кое-что умеем.
- Он научил?
- Кто же еще! Баба Стася птицей перекидывается. Галина приворотное зелье
может сварить, заговор на присушку и отсушку знает. Рената по лицу
мастерица, лицо меняет. Женя глаза отводит. Кажется, только что рядом
стояла, а вместо нее пятно на обоих мерещится. Или слово слышишь - как
будто кто-то Другой сказал, кто сейчас вообще за тридевять земель. А это
она. Или идет, а тебе кажется, будто это собака идет. Она однажды меня до
полусмерти перепугала. Так если что нужно - научим. Это мы охотно.
Я задумалась. Что из этих умений могло бы мне пригодиться? Приворотное
зелье было вроде ни к чему. Обводить глаза? Скорее всего, именно это.
Менять лицо? Только вот кому - себе самой, что ли?
- Ну как? Решили?- спросила Анна Анатольевна, берясь двумя руками за
тарелку с кремом.
- Птицей, - сказала я.
Вот именно это умение было мне совершенно ни к чему. Ну что я могла в
пернатом виде предпринять против того, кого собиралась преследовать?
Но мне так всю жизнь хотелось встать в арабеск, закинуть голову и
полететь, что я ни секунды не колебалась.
- Сейчас пришлю бабу Стасю, - пообещала, нисколько не удивившись, Анна
Анатольевна и вышла.
Кругленькая баба Стася прямо-таки вкатилась в кухню.
- Перекинуться - это проще всего,- сразу начала она. - На то и перо нам
дадено. Только не у всех получается. Аня не может - куда там! А ты... ты
сможешь. Ты способная.
Баба Стася бесцеремонно пригнула мою голову и обшарила пальцами узел волос.
- Ладная кичка, - сказала она, - перышко хорошо держаться будет. Дай-ка мы
его засунем поглубже, вот так... Теперь уж не выскользнет.
Я выпрямилась, она оглядела меня с ног до головы и пригорюнилась.
- Ты же еще совсем молоденькая,- жалостно сообщила мне она.- Может,
обойдешься, а? Ведь потом расплачиваться!
- Мне уже есть за что расплачиваться,- сказала я.- Он мне перышком глаза
помазал.
- Это ничего, это он простит!- обрадовалась баба Стася.- Он-то добрый.
Может, без него разберешься, а?
- Не справлюсь я без него,- и я почти так же развела ладонями, как баба
Стася за столом.- Понимаешь, бабушка, больше помочь некому. Те, кто за это
деньги получают, не могут мою подругу от беды защитить. А я одна не
справлюсь.
- Из-за подруги на это идешь?
- Ну... и из-за подруги, конечно, тоже. Понимаешь, бабушка, за ней
какая-то сволочь охотится. Может, маньяк. Если его теперь не поймать, он
много чего натворит. Я вот разобраться хочу, зачем ему Соня понадобилась.
А вдруг он с Соней расправится и за другую женщину примется, такую же
беззащитную? И у нее тоже никого рядом не будет, чтобы помочь?
Объяснила я вроде бы понятно. Баба Стася призадумалась.
- Да, если так, тебя не отговоришь,- и она вздохнула.
- А ты сама, бабушка? Ты как решилась?
- Решишься тут, когда пятеро маленьких и мешок муки на всю зиму. Как не
решилась - малые бы с голоду померли. Ну, выжили мы в ту зиму. Не я одна -
Шура Адамовичева тоже решилась, померла она десять лет тому. Вместе мы
тогда вышли ночью в пустой амбар, и, как бабки учили, образам не
поклонясь. в дверях не перекрестясь, "Отче наш" - навыворот... Явился...
Думали - морока, чудище, а когда в глазах прояснело, прямо заулыбались. С
лица он больно был хорош. Мужики-то наши в войну убитые.
- А потом? - нетерпеливо спросила я. - Все устроилось?
- Устроилось, - подтвердила она. - Не зря мы с Шурой это затеяли. Спасли
малых.
- И где же они теперь?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг