Я-то могу размахивать ногами с любой заказанной скоростью. Влада пополнее,
мне в работе надо ориентироваться на таких, как она.
Оказалось, действительно - рядовая советская женщина, даже прозанимавшаяся
аэробикой более года, в этот темп не укладывается. Приятная новость... А я
полжизни потратила, пока нашла эту музыку и переписала ее! Непруха...
Опять чье-то приблудное словечко. Сколько можно? Почему они ко мне так все
липнут?
Я хотела спросить Владу, который час, но сквозь голубой рукав купальника
увидела циферблат. Наше время истекло. А увидела я его, потому что
напряглась. Во все время тренировки никто не просвечивал. И Владиных часов
я не замечала.
Сейчас полагалось бы пойти и позавтракать. Перед утренней тренировкой я не
ем, она для меня вроде зарядки.
Раньше все было просто - забежала в кафешку и съела себе салатик, выпила
кофейку. Но как быть начинающей ведьме, которая в горке салата на блюдечке
ясно видит кусочки порченой колбасы и длинный пергидролевый волос поварихи?
Пришлось идти в кооперативное кафе, там повкуснее. Правда, и подороже. Я
подумала, что дымчатый демон нанес удар по моему бюджету, и надо это горе
оговорить в договоре.
Затем я рванула в школу к Соне.
Она знала, что я собиралась в милицию со своими никому не нужными
показаниями. Она еще вчера вечером, очевидно, ждала меня.
Я нашла ее в лаборантской химкабинета, который нужно было законсервировать
на лето.
- Про Генку не спрашивали?- был ее первый вопрос.
Мне захотелось выругаться. Хотя я это делаю крайне редко. Но Сонька со
своим Генкой может довести!
Она и перед походом к следователю полчаса умоляла меня - ни слова о Генке!
Он же семейный, не дай Бог, начнут его тормошить, дойдет до жены!
По-моему, в этих причитаниях было какое-то неосознанное, подсознательное
хвастовство -- мол, у меня, такого заморыша, есть любовник, пусть и
женатый, а у тебя нет и не предвидится. Ну, нет так нет, я же из-за этого
не страдаю, как маялась ты, пока не возник Генка.
- Спрашивали,- естественно, ответила я.- Ты уж прости, пришлось сказать
правду. Что живет в Сибири, в академ-городке, и приезжает примерно четыре
раза в год, когда вызывают на симпозиум или научную конференцию. Они
послали бригаду с ищейкой проверять его алиби. Мало ли какие у него
причины ночью тебя придушить. Может, ты ему наследство собиралась оставить.
Со мной бывает, что неудачно шучу. Соня помолчала и вздохнула. С другой
стороны, она меня вынудила на такую неприятную шутку. Черт ее разберет,
возможно, она действительно любит этого гастролера. Мне такого не понять...
Во всяком случае, когда я нашла ее в больнице, и она рыдала у меня на
плече, то меньше всего она беспокоилась о матери и отчиме - ее волновало,
как бы не подумали на Генку! А какой он, к бесу, Генка? Ему сорок шесть
лет, между прочим, и старшая дочь недавно внука ему родила. А Соньке
всего-то двадцать девять. Не понимаю, хоть тресни.
Я люблю Соньку. Только не умею говорить приятные вещи. Скорее всего, и не
научусь.
То, что я на тренировках зову здоровенных бегемотиц милыми девочками и
предлагаю им то поднять выше ручки, то следить за ножками, еще ничего не
доказывает. Это - профессиональное. Не могу же я вслух звать их жирными
хавроньями. Но, честно говоря, мне было бы так легче, потому что на меня
резкий и язвительный окрик действует лучше комплимента. Я мгновенно
собираюсь и делаю решающий рывок, как правило, удачный. А с Сонькой так
нельзя. И со многими нельзя. И это иногда удивляет, а иногда действует на
нервы.
Когда Сонька пришла ко мне тренироваться, она мне целую сцену закатила -
почему я требую от нее невозможного! Она никогда не занималась, у нее
отсутствует координация, и я должна относиться к этому несчастью с
уважением. А именно - так, видимо, понимала Сонька уважение - упрощать
программу применительно к ее возможностям. Чтобы не она была хуже всей
группы, а вся группа примитивно топталась на ее уровне. Я, недолго думая,
вернула ей уплаченные за пять месяцев вперед деньги. Она растерялась,
деньги брать отказалась, пропустила неделю, а потом пришла и забилась в
угол. Как она там маялась не в такт и не в лад - описать невозможно!
Однако приспособилась. Потом мы вообще подружились.
И вот теперь Сонька знает, что от меня соплей не дождешься, и тем не менее
рассказывает мне про Генку и даже рыдает на плече, если случается какая-то
ерунда.
- Они что-нибудь узнали? Ну, про этого?..- с надеждой спросила Соня.
- Похоже, что нет. Это не так-то просто. В лицо ты его не видела. Во что
был одет - не разглядела. Голос - поди разбери, если он почти шепотом
говорил. А что сильный - так тебя и заяц повалит. Понимаешь, примет-то
нет. Ищут, конечно. У них там свои каналы, - соврала я.
- Это был маньяк, - уверенно объявила Соня. - Нормальный мужик не стал бы
сразу душить. Да еще приговаривать: "Ну, тихо, тихо, я тебе еще ничего не
сделал!" Маньяк, честное слово! Подумать только, он же так и бродит по
ночам! Может, он на другом конце города кого-то действительно придушил,
потому что его сразу не поймали?
- Погоди, погоди,- сказала я.- Ты его точно передразнила? Вот именно так
он и сказал? Вот с такими интонациями?
- Да-а... а что?
- Понимаешь, Сонь, так в кино уголовники говорят. С презрением. Может, ты
просто так его изображаешь?
- Нет, он действительно именно так говорил.
- Нам только уголовника недоставало. Даже удивительно, как ты смогла
вырваться.
- Знаешь, я все время об этом думала, - призналась Соня. - И вот что
получается. Когда он схватил меня за волосы и стал бить головой о стенку,
я, наверное, на секунду потеряла сознание и стала падать. А он зажал меня,
ну, почти прижал к стене, и я не шлепнулась. Понимаешь, я вдруг
почувствовала, что почти сижу на корточках. Он, наверно, думал, что я
сейчас растянусь, а я вскочила - и в дверь. Как пробежала подворотню -
даже не помню. Наверно, со мной действительно был обморок.
- А вообще ты дешево отделалась,- сказала я.- Могло быть хуже.
- Дешево!- обиделась Соня и потрогала голову - там, где под волосами
заживали шрамы и шишки.- Хотя... Ой, ты же еще не знаешь! Моя сумка
нашлась! Ну, которую я выронила, когда он меня душить начал!
- Как - нашлась? Где - нашлась?
- Во дворе! Сегодня сосед, Трифонов, в сарай лазил. А там между крышей
сарая и стенкой здоровая щель.
- Какой еще стенкой?
- Ну, он к брандмауэру впритык стоит, наш сарай, у него задняя стенка
поэтому не деревянная, а каменная. И, представь себе, Трифонов у себя в
сарае мою сумку нашел! И все на месте. Книги, косметичка. Только шоколадка
пропала. И блокнот с телефонами цел.
- Ты хочешь сказать, - медленно начала я,- что этот твой маньяк закинул
сумку на крышу сарая, а она провалилась вовнутрь? Так, что ли?
- Откуда я знаю, кто ее закинул? - удивилась Соня. - Может, мальчишки?
Скорее всего, мальчишки.
- Мальчишки бы растребушили, - уверенно сказала я. - И, возможно,
конфисковали книги. Там же у тебя фантастика, небось, была?
- Одна фантастика и один детектив, знаешь, эта тоненькая серия. Нет,
только шоколадка пропала.
- Вообще тебе опять повезло. Представляешь, что было бы, если бы пропали
ключи.
Я имела в виду, что у Соньки не дверь, а крепостные ворота. Она выходит в
тупичок и с разгону ее не вышибешь, ногой тоже, размахнуться негде.
Запирается на два доисторических ключа и один современный - так уж
береглась проживавшая здесь бабка. Словом, эта комнатеха с частичными
удобствами в сущности - неприступный бастион.
- А с чего бы им пропадать? - удивилась Соня.
- Ну, они же в сумке были?
- Нет, в кармане, вместе с кошельком. Чтобы не шарить впотьмах по всей
сумке.
Тут мы стали разбираться - как так вышло, что я впервые об этом слышу. И
оказалось, что Сонька, которая из больницы направилась жить к матери,
только позавчера перебралась к себе, и мне просто в голову не пришло - а
ключи-то целы?
- Шоколадка, говоришь, пропала?
Значит, в сумке копались. Прямо во дворе, при лунном свете. А потом сумку
вместе с содержимым со зла зашвырнули на крышу сарая - мол, снимай ее
оттуда, как знаешь. И что же мог сексуальный маньяк искать в сумочке у
химички? Спиртовку из кабинета - спирт выдуть? Или пузырек фенолфталеина -
он же пурген?
- Интересно девки пляшут, по четыре сразу в ряд... - пробормотала я.
Действительно, интересно пляшут сексуальные маньяки... Уж не в ключах ли
тут дело?
И тут я поняла, что нужно немедленно пойти и осмотреть окрестности.
Пожалуй, с моим новым дьявольским зрением я там увижу побольше, чем в
прошлый раз. И уж во всяком случае, буду искать следы там, где они
действительно есть,- в отличие от милицейского растяпы.
Раз уж я собралась продавать душу дьяволу за право вести это следствие, то
пора бы и начать.
Наверное, на самом деле я танцую плохо. Я знаю все свои недостатки -
жесткий прыжок, деревянные руки, маленький шаг. И прочая, и прочая.
Подружка-балерина по моей суровой просьбе перечислила их все на одном
дыхании. Правда, некоторое время спустя она перестала быть моей подружкой.
Но недостатки остались при мне. И я так люблю танцевать, что это все уже
неважно. Лишь бы зал был без зеркала. Если вдруг увидишь себя, корявую,
это как обухом по лбу.
Зато я знаю про себя кое-что странное. Когда я встаю в арабеск, отвожу
правую ногу назад и вверх до упора, разворачиваю колено, чтобы не висело,
и вытягиваю его в струнку, выгибаю спину, откидываю плечи - ну, делаю все
то, что балерина, танцующая Жизель,- то вдруг перестаю чувствовать под
собой опорную ногу. Ее нет. Есть два крыла, есть что-то вроде птичьего
хвоста-руля за спиной, есть ветер в глаза и в напрягшуюся грудь. Я
чувствую, как он относит со лба несколько заблудившихся и не попавших в
узел волосков.
Вот точно так же движутся в арабеске навстречу друг другу белые ведьмы в
наивных веночках. Они продвигаются вперед маленькими прыжками, все, как
одна. Это называется "прядающий арабеск". Когда я смотрю на них с балкона,
а я люблю танцы виллис смотреть именно сверху, мне делается жутко, Словно
пустилось в полет большое белое облако, взяло разгон и неумолимо идет над
ночным миром, готовое разразиться молниями. Белое грозовое облако.
Этот дом на Киевской построили лет сто назад и потом несколько раз
перестраивали. Сперва после первой мировой, когда он пострадал от
бомбежки, потом после второй мировой. Его архитектор, наверно, в гробу
переворачивается - так бедное здание изуродовали. Там в конце концов,
сперва превратив огромные квартиры в коммуналки, стали из каждой комнаты
делать отдельную квартиру, со своим входом, кухней и туалетом. География
получилась совершенно безумная!
В такую комнату несколько месяцев назад вселилась Соня. Она называет это
"квартирой", а я полагаю, что квартира - то, где есть ванная или хотя бы
душ, а туалет примыкает к ним непосредственно, а не находится на полэтажа
ниже, запертый на замок, и не дай Бог потерять ключ!
Я и представить не могла, как тут жила немощная бабка, как она затаскивала
сюда дрова из сарая, как ночью брела в этот невообразимый туалет. Еще я не
понимала, что бабка делала, когда перегорала лампочка в люстре. Потолки
тут, как во Дворце спорта. Если бы мне пришлось в наказание за свои грехи
жить в этой "квартире", я бы соорудила второй этаж и увеличила свою
жилплощадь вдвое.
До тренировки оставалось ровно столько времени, чтобы медленно и спокойно
пройти тем путем, что и Соня в ту ночь, а затем повторить путь того
мерзавца, той сволочи - если получится, конечно.
Вглядевшись, я нашла кровавый след, которого не заметил милицейский
деятель, хотя это нужно было умудриться. Невооруженным взглядом я бы его
ни за что не разглядела, но в том-то и дело, что дымчатый дьявол вооружил
мой взгляд. Я отчетливо видела контуры подошвы и каблука.
Кроме всего прочего, у меня в сумке постоянно валяется сантиметровая
лента. Раз в месяц я измеряю своих бегемотиц по всем параметрам - грудь,
талия (если удается отыскать) и бедра. Надо видеть, как они поджимают
животы!
Я старательно измерила след, чтобы потом выяснить размер. Возможно, это
пригодилось бы.
Покрутившись, я нашла второй отпечаток - точнее, контур отпечатка. Это
была тонюсенькая ниточка, испускавшая теплое свечение. Может, я даже и не
глазами нашла ее, а какими-то неведомыми чувствами. След почти касался
порога. Третий контур был уже за порогом. И я поняла, что теперь не
собьюсь.
Вернувшись на то место под лестницей, где этот маньяк душил Соню, я
принялась искать другие следы - ведущие не из подъезда в подворотню, а
наоборот. Я хотела понять, откуда же он появился. Но других следов не
было: Я задумалась - и вдруг поняла, в чем дело. Светящийся контур давала
кровь. Сонина кровь. Это она ждала, пока явится кто-то с дьявольским
зрением и с желанием узнать правду.
И я пошла туда, куда звала меня эта впившаяся мертвой хваткой в подошвы
кровь. И я думала о том, что за сотни лет вся земля покрылась цепочками
таких светящихся следов, и их свечение не гаснет, как будто мертвые все
еще надеются - придет кто-то, решивший распутать эти цепочки и пройти по
каждой до конца, сколько бы она ни тянулась.
Именно тогда мне впервые пришло в голову, что кровь в наших артериях и
венах, возможно, по-своему разумна, и не исключено, что она ощущает себя
живым существом.
След провел меня наискосок через двор. По длине шага я поняла, что этот
человек бежал. Другого и ожидать было нельзя - человек, нападающий
исподтишка на женщину, трус. На мужчину напасть он боится. А маленькая
Сонька - это как раз добыча по плечу. С ней и мальчишка справится.
След нырнул в такую же низенькую подслеповатую дверь, как та, что выходила
из Сониного подъезда в подворотню. Я нырнула следом и вышла на улицу. Тут
контур потерял ясность - все-таки прошло немало времени и Бог весть
сколько человек пронеслись над ним, растирая и размазывая его по асфальту.
Я шла уже не столько по реальному следу, сколько по его продолжению,
полагаясь, скорее всего, на интуицию. И вот я оказалась возле одноэтажного
домика.
Это было частное владение. Входная дверь запиралась на ключ. Больше в
радиусе двадцати шагов контур не прослеживался. Значит, тот человек ночью
скрылся именно здесь. Жил он здесь, что ли? А если нет - почему его ночью
сюда впустили?
Я обошла весь квартал. Я обнаружила за домом небольшой садик, старательно
огороженный. Я стала соображать и вычислила примерную площадь дома. Скорее
всего, здесь жили две семьи. Я напрягла зрение - и увидела сквозь одну из
оконных занавесок женщину, кормившую грудного ребенка.
Должно быть, мой ночной гость пожалел своей волшебной мази, а, может, ее
действие стало ослабевать. Я не могла ничего разглядеть сквозь стенку,
даже занавеска во втором окне вдруг обрела плотность. Третье выходившее на
улицу окно оказалось пустым - интерьер комнаты был совершенно безликий,
мебель пятидесятых годов да цветной телевизор. Разве что кавардак на столе
наводил на мысли о ночной пьянке и, возможно, драке. Среди рыбьих скелетов
на тарелках валялись два окровавленных носовых платка. Но, в конце концов,
можно порезаться и случайно.
Я сделала круг, зашла со стороны двора. Расстояние между мной и окнами
увеличилось втрое.
И тут я явственно услышала, как громко и часто забилось мое сердце. Не
глазами, не ушами - я кровью ощутила присутствие того, кого ищу. Он был в
доме, за одной из бело-голубых клетчатых занавесок, надо думать -
кухонных. Я сжала кулаки - и увидела его силуэт. Он курил, и сейчас как
раз прикуривал новую сигарету от угасающей. На его левой руке сквозь рукав
светились почти зажившие шрамы - уже даже не шрамы, а несколько белых
ниточек на смуглой коже. Так бывает первое время после того, как отвалится
струп.
Я не видела лица, не видела вообще ничего, кроме этих ниточек. Даже его
профиль казался мне расплывчатым - так я сосредоточилась на шрамах от
Сониных ногтей.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг