ближнего своего и держались как истинные джентельмены. Страшно было
подумать, что некоторые из них в детстве могли быть скаутами...
С тех пор, увидев на улице мальчика в форме, я тоскую по исчезнувшим с
лица земли советским пионерам. У них в массе своей была нормальная психика.
Они подозрительно относились ко всяческим партийным аксессуарам типа
значков, галстуков, и даже знамен районной и школьной пионерской
организации, с удовольствием обменивая их на импортную жевательную резинку,
порнографические открытки и заезженные пластинки западных рок-групп. Они
недолюбливали общественные организации, обладали развитым юношеским
цинизмом, нигилизмом, нормальной сексуальной ориентацией, и, как мне
кажется, составляли наиболее здоровое ядро моего поколения.
Многие из бывших советских пионеров после распада социализма занялись
бизнесом в России, да храни их Господь, ибо эта категория нынче занесена в
Красную Книгу. Они почти полностью отстреляны конкурентами с помощью
пистолетов, ружей, обрезов и автоматов Калашникова. Хочется думать, что
конкуренты эти, безжалостно нажимающие на спусковые крючки, никогда не
носили красных галстуков. Скорее всего, они выросли уже в то время, когда
пионеры были упразднены.
Но все не так плохо. Дело в том, что значительная часть моих бывших
соратников по пионерской организации выжила в наши бурные времена, и ныне
обитает за границей. Так, не далее, как на прошлой неделе, я встретил в
Сан-Франциско Игоря Костикова, бывшего председателя нашего Совета Дружины,
которого не видел почти что четверть века.
Вид у него был свежий, оптимистичный, а в коляске, которую Игорь толкал
перед собой, сидели три розовщеких белобрысых мальчика... Почему-то я тогда
был уверен, что эти мальчики никогда в жизни не будут носить пилотки,
галстуки и шорты.
И решил я, что близится эра светлых годов... Кто мог знать, что судьба
снова сведет меня со скаутами... Но об этом следует рассказать отдельно.
История вторая. Стратегия и тактика классовой борьбы
со скаутами в условиях Северной Калифорнии.
С возрастом, хотя, по американским понятиям, мои тридцать пять лет были
самым начальным периодом зрелости, я стал раздражителен и нетерпим к
окружающему меня человеческому общежитию. Первые признаки воинствующего
индивидуализма проявились в самом конце холодной войны, когда прекратил свое
существование великий и могучий Советский Союз, была упразднена пионерская
организация, и одновременно в Академии Наук перестали платить зарплату.
Затем, сменив несколько стран обитания и профессий, я оказался в Калифорнии,
и с тех пор мизантропические настроения неуклонно усиливались и укреплялись
в моей усталой душе.
Дело в том, что у меня с детства была дурацкая мечта: собственная
комната, пусть в пять квадратных метров, но своя, чтобы можно было закрыть в
ней дверь и остаться наедине с листами бумаги, или, в соответствии со
временем, с экраном компьютера. И чтобы в комнате этой было тихо. Мечта все
никак не хотела сбываться, в основном из-за отсутствия денег. То приходилось
мне жить с тещей, то с соседями, так как денег на съем отдельной квартиры не
хватало, то топали слонопотамы над головой, то появлялся во дворе
индо-пакистанский детский сад на прогулке, оглашая пространство
истерическими криками... Азиатского происхождения соседи мои, например, вели
ярко выраженный ночной образ жизни. Днем их не было ни видно ни слышно, зато
ночью в квартире за стенкой гремела национальная китайская музыка, к соседям
заваливались шумные компании, приезжали рычащие грузовики, что-то погружали
и разгружали. А самое неприятное, что застенные сожители эти выкидывали на
свой балкончик разложившиеся овощные очистки, и вывешивали гнить на солнце
куриные тушки, подобно тому, как рыболовы-любители в России вялили на
веревочках пойманную рыбку.
Во многом благодаря протухшим куриным тушкам, нервы мои дошли в этой
чертовой Калифорнии до предела, и пришлось мне линять из квартирного
комплекса, и снимать двухкомнатный домик с небольшим, но уютным садиком за
совершеннно сумасшедшие деньги.
Снял я домик в конце января, когда голубые Калифорнийские небеса вдруг
набрякли легким дождиком, вызвавшим панику у местных жителей. Никогда не
думал, что обычный моросящий дождик способен вызвать сбои в подаче
электроэнергии десяти миллионам жителей, массовые оползни и федеральную
помощь потерпевшим бедствие аборигенам.
Ну, да ладно. До поры- до времени все было хорошо, а главное - тихо.
Рано утром, часов в пять утра, я напивался кофе, и писал переполненную
формулами книжку, которую требовало с меня уважаемое издательство. Вечерами,
приходя с работы, я подкреплялся стимулирующими душу напитками, опять-таки
запивая их крепким кофе, и заканчивал давно задуманный мной роман.
И все было спокойно, пока не наступила весна. А в особенности, месяц
апрель, когда расцветает земля.
Если в уездном городке Симбирске в апреле набухали почки, и
окончательно сходил снег, то у нас в Калифорнии, в этом роковом месяце
становилось совсем тепло, и происходили всяческие знаменательные события,
как-то: выплод гремучих змей и весенний бег тарантулов по асфальтированным и
покрытым гравием дорогам. В этот месяц школьники и студенты одевали шортики
и короткие юбочки, шалея от запаха роз. По статистике, на апрель месяц
приходилось также рекордное количество подростковых беременностей...
Как на грех, в середине апреля я получил из издательства гранки только
что подготовленной ко всеамериканскому изданию книги, и я понял, что я на
самом деле тихо схожу с ума.
Даже в России в старые добрые времена редакторы не позволяли себе того,
что сделало со мной весьма уважаемое американское издательство, название
которого я благоговейно чтил со времен своей тревожной молодости... Тем
более, что в наш электронный век я предоставил этому уважаемому издательству
весь текст, не говоря уже об иллюстрациях, в неповторимо-электронном виде.
Каждая строчка, каждое слово, каждая формула были неузнаваемо искажены
чьей-то дьявольской рукой. Придя в ярость, я звонил в Бостон, издателю,
нарвался на его секретаршу, и выяснил, что текст, написанный моей слабеющей
рукой, был в целях экономии американских долларов отослан куда-то на
Филлипины. Телефон на Тихоокеанских островах не отвечал...
Осознав, что плод моих стараний окончательно изгажен, я почувствовал
себя уставшим, и взял пять дней отпуска. Кстати, для тех, кто не в курсе: в
благословенной стране Америке отпуск составляет десять рабочих дней в году.
Отпуск... О, блаженство. Я проснулся в девять утра, заварил себе кофе,
сел за компьютер, и, только начал править текст, как...
-- Дин-дон... -- Ласково предупредил меня входной звонок.
-- Кого еще черт несет, -- выругался я, приоткрывая входную дверь.
-- Купите скаутское печенье, -- за порогом стояли три пионера уже
забытого мной скаутского образца со связкой подозрительного вида коробочек,
обвернутых липкой лентой. Почему-то все пионеры были азиатского
происхождения.
-- Хмм... -- Я проявил секундное замешательство. Не то, чтобы я
испытывал предубеждение к выходцам из Азии... Даже наоборот. Каюсь, грешен.
Вот уже полгода я встречался с симпатичной девушкой, рожденной в Японии.
Нет, тут дело было в другом.
Когда-то, лет двенадцать назад, в сердце Лондона я волею судеб провел
несколько ночей в доме лорда Баден-Пауэлла, основателя скаутского движения.
С тех пор я испытываю легкую, перерастающую в умеренную, неприязнь к
скаутам, а иногда даже тоскую по исчезнувшим с лица земли советским
пионерам. Не говоря уже о том, что периодически я задумываюсь о возможной
связи между Баден-Баденом, Тургеневым и одноименным британским лордом.
Итак, я был дезориентирован: испытывать ли к этой разновидности скаутов
такую же неприязнь, как к их Британским сотоварищам, или....
-- Всего пять долларов девяносто девять центов! -- Младшенький скаут
совершил марш оловянного солдатика по крыльцу дома.-- И печенье -- Будет --
Ваше. -- Да -- здрав--ству--ют -- ска--уты!
Отдавать деньги мне решительно не хотелось. Дело в том, что стоило мне
вселиться в этот дом, как всяческие общественные и религиозные организации
начали буквально разрывать меня на части. Кому только я не платил, не в
силах отбиться от навязчивых агентов: голодающим детям, церкви адвентистов
седьмого дня, лесбиянкам, и даже добровольной пожарной дружине. Теперь еще и
скауты до меня добрались... Ну уж нет, ребята дорогие, этот фокус со мной не
пройдет!
-- Извините, -- я принял защитную позу, -- Я не люблю печенье. Я вообще
не ем сладкого.
-- Как вам не стыдно! Как вы смеете! -- Это перешла в наступление
мамаша- родительница, до сих пор скрывавшаяся в тени моего гаража. -- Какой
пример вы подаете молодежи... И такие люди вселяются в наш
район! Позор!
-- Позор, -- взвизгнул толстенький китаенок с очках с выпуклыми линзами
и захлопал глазками.
-- Вы в чем-то правы, -- невольно согласился я. Здесь я был
необъективен. Вспомнил я в тот момент Володю Чумакова, с которым учился в
школе. Убейте меня, но он был вылитый этот американский китаенок.
Толстенький, монголоидный и в очках, над ним в школе издевались, словом,
проникся я вдруг к этому очкарику сочувствием. -- Шесть долларов. Сдачи не
надо. Спасибо. Боже, храни Америку. -- И захлопнул дверь.
Работа не клеилась, трудовой энтузиазм куда-то пропал, а вместе с ним
испортилось настроение. К тому же, кофе за время моих объяснений со скаутами
остыл и стал невкусным. Я рассеянно перевернул несколько страничек, закурил
сигарету, и начал раздражаться.
-- Черт бы их побрал, -- я раздосадованно потер лоб. Самое противное в
работе, требующей сосредоточения -- отрываться. Бывает, только включился,
проник в спрятанную от смертных суть, летит страничка за страничкой,
приоткрывается небесный астрал, а тут появятся вот такие... Позвонят в
дверь...
И пришлось мне идти на кухню, кипятить чайник, заваривать свежий кофе и
нервно курить. Наконец, творческий процесс снова запустился. Впрочем,
продолжалось мое счастливое состояние весьма недолго -- каких-нибудь
полчаса. Мой хрупкий, но постепенно становящийся гармоничным внутренний мир,
был безжалостно разрушен возбужденными детскими криками, которые проникали в
комнату через окно. Я прислушался, что еще мне оставалось делать?
-- Левее. Еще левее! Натягивай веревку -- в голосе руководителя
прорывались басовые нотки.
-- Да не могу я, -- чуть не плача отвечал ему тоненький, совсем детский
голосок.
-- У скаутов не бывает такого, чтобы они чего-нибудь не смогли! Тяни
сильнее, вместе с друзьями.
-- Тяну, не получается...
-- Значит, ты недостоин быть младшим скаутом.
-- Я достоин! -- детский голосок начал всхлипывать.
-- Это что еще за сопли в наших рядах? А ну-ка, взялись! Старайся
всегда, пытайся везде, до последнего дня. Тяни, и никаких проблем...
-- Вот лозунг мой и солнца, -- с ужасом произнес я, задумавшись о
проблемах художественной детской литературы на русском и английском языках.
-- Ура!!! Получилось!
-- Я же тебе говорил, -- в голосе старшего, и начинающего басить,
слышалась какая-то фальшивая бравада, и одновременно неуверенность в
собственных словах. -- У скаутов всегда все получается. Поправь сейчас-же
галстук. Тоже мне, младший брат. Мы должны быть примером. Сейчас отряд
придет, будем палатки ставить.
-- А можно мне спать с тобой, в одной палатке?
-- Нельзя. Младшие спят со младшими. Таков закон скаутов.
-- Ну, пожалуйста... Я очень хочу. Я... Я ...
-- Будешь спать с Джеком и с Шаном.
-- Ну я тебя умоляю.... Ну что тебе стоит!
-- Молчать! Младший кандидат в члены скаутской организации, равняйсь,
смирно!
Я с легким испугом выглянул в окно. За соседским забором, высотой мне с
грудь, в землю был вбит бамбуковый кол, напомнивший мне осиновый. Кол был
расперт бельевыми веревками, вершина его логически завершалась
звездно-полосатым американским флагом. Около древка стоял долговязый парень
совершенно китайской внешности в скаутской форме, а рядом с ним вытянулся по
стойке смирно тот самый трогательный очкарик, из-за которого я купил
ненавистное скаутское печенье.
-- Ну да, ну конечно, флаги будем поднимать, -- мрачно пробурчал я, еще
не подозревая, какие испытания готовит мне судьба. -- Хорошо, давайте я вам
вымпел победителя социалистического соревнования на антенне подвешу...
Вымпел этот, запавший мне в душу, я на прошлой неделе обнаружил в
магазине антиквариата под названием "Бомбейская Кампания"."Победителю
социалистического соревнования цеха номер пять плодоовощной базы двенадцать
Краснопресненского района города Москвы товарищу Воробьеву от первого
секретаря городской партийной организации тов. Гришина".
Нет, работать в первый, один из пяти, драгоценный день отпуска, мне,
по-видимому, не было суждено.
-- Правее. Вместе, вместе тяните. Забивай, забивай...
День, скорее всего, был потерян бесповоротно и окончательно. На
соседнем участке, за забором, на моих глазах разбивался палаточный лагерь.
Человек десять в рубашечках со столь печально знакомыми мне галстуками и
пилотками, таскали металлические трубки, молотки, и, стена к стене,
возводили все новые палатки.
-- Четыре, пять,-- Черт побери! Я насчитал пять палаток, и почувствовал
предательскую головную боль.
Отряд, строиться! -- неожиданно рявкнул долговязый парень. -- Смирнаа!
Приготовиться к подъему флага!
-- Па-ра-ра-ра -- ра-ра! -- пропел горн. Впрочем, флаг застрял,
недоехав до вершины, видимо, зацепился за сучок.
-- Скауты... -- Долговязый откашлялся. -- К библии! Сегодня мы читаем
отрывки из книги Генезиса, страница пятьдесят три.
-- И испепелю тебя и города народа твоего небесным огнем!
-- Скаут Джаоронг!
-- Я! -- Толстенький мальчик в очках вытянулся по стойке "смирно".
-- О каком народе идет речь?
-- О ревизионистах и предателях с севера, погрязших в грехах и
коррупции. О тех, кто примазался к коммунистическому движению, но, на
поверку , оказался лживым шакалом.
-- Правильно, скаут Джаоронг! Что говорил о них великий председатель
Мао?
И тут очкарик разразился длинной цитатой на китайском языке.
-- Скауты! Равнение на знамя! -- Рявкнул старший брат.
-- Ра-ра-ра, ра-ра, ра-ра! -- Раздалась громкая речевка, я уже не
разобрал, по-английски или по-китайски. Чем угодно клянусь, она мне
напомнила как две капли воды стихотворение "Кто шагает дружно в ряд,
пионерский наш отряд".
Но когда два долговязых подростка в шортиках и галстуках с важным видом
пронесли мимо стоящих под звездно-полосатым флагом и отдающих пионерский
салют детей красно-звездчатый китайский флаг, я потерял чувство реальности.
-- Идиоты, -- я тихо застонал.
-- Ра-ра-ра-ра, ра-ра -- ревело за забором.
-- Эй, -- в отчаянии взревел я. -- Скауты! Побойтесь Бога и
председателя Мао!
-- Ра-ра-ра-ра, ра-ра, -- речевка вяло скисла.
-- Мама! -- Замычал старший скаут. -- Сосед нам мешает.
-- Эй, мистер, -- в поле моего зрения появилась пожилая женщина. -- В
чем дело?
"Хунвейбинка" -- мгновенно понял я.-- Извините, -- я попытался быть
вежливым настолько, насколько мог. -- Вы бы не могли заниматься всем этим
немного потише...
-- Почему это? -- Хозяйка перешла в наступление. --Вам должно бы быть
стыдно! И вообще, как вы смеете мешать нашим детям? -- Слово "нашим" было
нарочито подчеркнуто. -- Кстати, мистер, это - наша частная собственность.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг