В ЦЕНТРЕ ЗЕМНОГО КРУГА
Роман вернулся к постели больного, взял его за руку. И снова ощутил
горячее "электрическое" покалывание в пальцах. Губы старика с усилием
шевельнулись, и доктор вдруг то ли услышал, то ли увидел
полуслова-полуобразы, которые складывались в его мозгу в яркие отчетливые
эпизоды.
...В одеянии жреца он стоял у подножия храма на высоком утесе, о
который внизу лениво терлись ласковые синие волны, и любовался своей
страной - обширной, щедрой, прекрасной, как обитель богов в заоблачных
вершинах Сумера.
Под ним правильным семиугольником лежал его родной город Нери,
воздвигнутый на берегу океана близ устья полноводной Геды во славу
правителей страны Игма и на устрашение ее врагам. Огромные каменные стены
окружали город. На каждом углу по периметру стены стояла мощная сторожевая
башня, и не было такого места на крепостных стенах, куда бы не достала
стрела лучника, пущенная через башенную амбразуру.
Семь ворот вели в город, но, чтобы миновать тяжелые решетки,
закрывающие доступ в Нери, нужно было по подъемному мосту пересечь ров, а
прежде чем взойти на мост, требовалось получить разрешение у начальника
стражи...
А желающих попасть в город было множество: в гавани теснились
остроклювые суда, глубоко осевшие в воду от обилия привезенных товаров; со
всех сторон по семи дорогам тянулись в Нери нескончаемые караваны повозок,
запряженных круторогими быками; пешие и конные уступали дорогу рабам,
несущим на паланкинах чинно восседавших вельмож. Все они стремились
попасть в славный Нери, цитадель счастливейших и мудрейших.
С утеса просматривались и улицы города, прямые, как копье, и
белоснежные купола дворцов, отсюда, с высоты, кажущихся не больше яйца
вещей птицы Инг, и серые полушария богатых вилл, утопающих в зелени
фруктовых садов, и нарядные кубики из розовой глины, обсаженные деревьями,
- дома простых граждан Нери.
На площади близ ворот, выходящих к порту, кипела торговля, спорили
иноземные купцы. Среди них были светлокожие гиганты из племени тро,
которые ударом кулака могли убить быка, коварные узкоглазые барги,
известные тем, что ради прибыли они были готовы отправиться хоть на край
света, широкоплечие черные воу, как никто другой искушенные в кузнечном
ремесле...
Казалось, базар принадлежал всецело им, чужеземцам, только между собой
ведут они торг. Однако, приглядевшись, можно было заметить, как среди
горластых купцов, не обращая на толчею внимания, чинно прогуливаются
мужчины и женщины в голубых плащах с изображением священной горы Сумер -
центра Земного Круга. Этих людей от шумной многоязычной толпы отличала
белая, как снег, кожа, волосы цвета полуденного солнца, властная осанка. И
рост. Самый высокий из них едва ли был по грудь самому низкорослому купцу.
Но все же стоило человеку в голубом плаще - будь то вельможа, стражник или
простолюдин - поднять руку, как шум вокруг него моментально умолкал, ссоры
прекращались, и иноземцы почтительно склоняли головы: какой товар удостоит
своим вниманием досточтимый и мудрый скерлинг?
"Нет народа мудрее нас, скерлингов, - с гордостью подумал он. - И нет
среди скерлингов более мудрых, нежели мы, жрецы, избранники богов..."
И тут увиденные живые картинки в голове Романа заметались, теряя
четкость...
...Он - теперь не жрец, а ученый-сиир по имени Неймс восторгом взирал
на мир с высоты птичьего полета. Хотя нет такой птицы, которая смогла бы
парить столь высоко над священной горой Сумер. Только разум человека мог
создать эту летающую колесницу, на которой подняли его в воздух мудрейшие
чужеземцы.
Забыв о своем невольном страхе перед необычной внешностью и одеждами
чужеземцев, о боязни полета, забыв вообще обо всем на свете, Нейм в
упоении водил серебряной иглой по покрытой воском дощечке. Его уверенная
рука переносила на воск контуры земли, что виднелась сквозь прозрачные
стены колесницы.
Внизу, вокруг острова, на котором стоит черная, как ночь, гора Сумер,
плещется обширное Сладкое море. Оно хорошо известно всем мореходам своей
чистейшей пресной водой и обилием рыбы. Из Сладкого моря берут свое начало
четыре могучие реки - Геда, Яха, Лог и Нга, что рассекают Земной Круг на
четыре почти равновеликие части, на четыре благословенных континента. И
один из них - его родная страна Игма, самая цветущая, самая богатая, самая
просвещенная. Она населена скерлингами, которые возвысились над другими
народами силой духа и знания...
- Выше! - попросил сиир Нейм, и колесница, управляемая чужеземцами,
послушно взмыла ввысь, к Солнцу, сияющему в безоблачном ярко-синем небе,
Когда гора внизу превратилась в малое пятнышко и стала почти неразличимой,
Нейм взял новую табличку и принялся наносить на воск открывшиеся перед ним
новые дали. Он зарисовал абрисы четырех континентов, отметил проходы в
горах, заснеженные вершины которых протянулись вдоль всего наружного края
этого кольца, там, где берега континентов омывают соленые воды Океана.
Отсюда, сверху, было ясно видно, что не Геда, как принято было считать,
величайшая из рек, а Яха: хотя она в устье имеет только три рукава, а не
пять, как Геда, зато она почти вдвое шире. Нейм нанес на карту узкий
океанский пролив, отделяющий его страну от Диких Земель. И подивился тому,
что даже отсюда, из поднебесья, не было видно конца им.
Немало озадачили его дымы, курящиеся над материком между Нга и Яха, -
это была строптивая, неуютная земля, покрытая Лесами и болотами, где
кишели опасные звери и гады. Люди там никогда не селились. Кому же
понадобились гигантские костры? "Пожары, - предположил он. - Но скоро
начнется сезон дождей, и пожары эти будут потушены неисчислимыми потоками
воды". Однако и дымы он нанес на свою восковую карту с подобающей сииру
скрупулезностью.
От волнующего чувства исключительности и уникальности всего с ним
происходящего внезапно пересохли губы, вспух и растрескался язык.
Нестерпимо захотелось пить...
- Пи-ить... - послышалось, как слабый стон, Роману. Он отпустил
запястье старика и оглядел пещеру. В пещере было темно, угли в гаснущем
очаге мерцали, почти не давая света, и предметы в этом полумраке скорее
угадывались, чем были видны.
- Пуйме, где вода? - спросил Роман.
Но никто ему не ответил. Решив не искать воду в темноте, он плеснул в
кружку чуть теплого чаю и ложкой влил его в спекшиеся губы старика.
Подумал, не взять ли его снова за руку - хотелось узнать, что же было
дальше, но не решился. Неизвестно, желает ли сиртя продолжить свой
рассказ.
Роман сделал больному еще инъекцию эуфиллина, затем подошел к шкуре,
занавешивающей второй вход, откинул полу. В ноздри ударила прохладная
свежесть тундры, вымывая из легких затхлый дух пещеры. Он шагнул за порог
и оказался на просторном карнизе скалистого склона, залитого тусклым
перламутровым светом северной ночи.
В отличие от уступа с водопадом, по которому накануне они с Пуйме
карабкались в пещеру, противоположная сторона горы была отлога и,
насколько позволяло судить освещение, представляла собой внутренний склон
цирка, в центре которого поблескивало серебристой рябью горное озеро. Или,
скорее, озерцо: отражение луны, желтым округлым листом плавающее
посередине, закрывало едва ли не треть его поверхности.
В озере что-то плеснуло. "Рыба", - подумал было Роман. Но звук
повторился, еще и еще. Интервалы между всплесками были равными. Роман
напряг зрение и различил на воде крохотную лодчонку, которая двигалась к
середине озера. Подплыв к отражению луны, лодка сначала остановилась,
потом сделала вокруг него семь кругов, а затем повернула к берегу. Вскоре
внизу послышались легкие шаги, и на карниз перед входом в пещеру поднялась
Пуйме.
- Сэрхасава просил пить, - сказал Роман. - Я не нашел воду и дал ему
чай. Не знал, что здесь рядом озеро и можно было принести свежей воды.
- Мы не пьем из озера Н'а [в немецкой мифологии - дух болезни и смерти,
сын Нума]. Вода мертвая. Рыбы нет. Одни утки-гуси садятся.
- А что же ты там сейчас делала?
- Со Священным Ухом говорила.
- И что же ты сказала этому уху?
- Сказала, дедушка умирает. Завтра одна останусь. Спросила, не желает
ли чего Священное Ухо.
- Ну и как? - Роман спрашивал с нарочитой насмешливостью: он пытался
проникнуться иронией к тому, что творилось вокруг, - шаманы-отшельники в
конце двадцатого века, какое-то священное ухо, хэхэ, лилипуты-сиртя. Бред
какой-то, сон, наваждение... И все же он не мог справиться с растущей
внутренней напряженностью, чувствовал, что готов к тому, чтобы принять как
реальность любую ситуацию. Самую непредсказуемую, дикую, фантастическую. -
Что же ответило тебе ухо?
- Ничего не ответило.
- Неразговорчивое, однако, у вас ухо. Оно всегда так молчаливо?
Пуйме пожала плечами:
- Со мной не говорило, с дедушкой Сэрхасавой не говорило. С его
дедушкой говорило один раз. Ухо не любит говорить, слушать любит.
- А откуда оно взялось в озере, это ухо? Духи принесли?
- Зачем - духи? Сиртя принесли. Да-авно! Принесли, положили в озеро. И
охраняют с тех пор.
- От кого охраняют? Не от гусей же?
- Сама не знаю, - простодушно ответила Пуйме. - И дедушка не знает.
Надо охранять - и все. - Она замолчала, прислушиваясь. - Опять дедушка
вспоминать хочет. - И добавила, угадав нежелание Романа возвращаться в
душную пещеру. - Можно и здесь теперь. Подожди! - Девушка вынесла из
пещеры оленью шкуру, постелила на камни, села. Жестом пригласила Романа
сесть рядом. - Дай руку! - Пуйме легонько сжала его ладонь у основания
большого пальца, в точке, которую по курсу иглотерапии Роман запомнил как
"хэ-гу". - Вместе будем слушать.
...На этот раз Роман был не кем-то - он был Единым Оком. Тысячами глаз
одновременно: мужских и женских, старых, слезящихся от возраста, и
молодых, только присматривающихся к жизни. Глаза эти жмурились в ужасе,
жгли, лопались, ненавидели, обливались кровью, выслеживали, уговаривали,
призывали... И все это был он...
Вот его город, древний Нери, объятый пламенем: рушатся дворцы, пеплом
опадают листья с садов на площадях, во все стороны бегут потерявшие разум
обезумевшие люди. Дрожит земля, небо окутано густым смрадным дымом, и нет
больше солнца - его проглотил злой Н'а, вырвавшийся из своих подземных
чертогов...
Вот - кипящие волны. Как ненасытные акулы, они набрасываются на берега,
отгрызают от суши кусок за куском, кусок за куском. Они все ближе, ближе,
и нет спасения от безжалостных облепленных белой пеной пастей...
А теперь он - Взгляд из Поднебесья... Нет уже четырех континентов,
образующих Земной Круг, нет страны скерлингов Игма, нет лесной страны Орт,
нет владений баргов. Нет больше рек, великих и могучих, разделявших
континенты. И даже священной горы Сумер уже нет - боги покинули ее,
уступив силам зла: она ушла под воду вместе с другими землями. Повсюду
теперь клокочет, ревет, бушует неистовый Океан - ему не терпится завершить
свой пир, уничтожить последнее, что осталось от некогда великого материка.
Чудом уцелели только несколько клочков от былых континентов да жалкие
цепочки скалистых островков на месте высокогорных хребтов, где укрылись
последние люди.
Мудрейшие сирты, закрыв ворота святилищ и выставив преданную охрану из
своих учеников, без устали, возвысившись над страхом смерти, записывали,
записывали...
И снова рябью подернулось видение, которое вскоре сменилось прозрачной
синевой. Потом посыпались белые хлопья, и крепнущий ветер подхватывал их,
и непонятно было, то ли они падают вниз, то ли мечутся между небом и
землей, то ли закручиваются в колючие снежные смерчи.
Мрак стоял повсюду, потому что духи снова, изловчившись, спрятали землю
от взгляда Всемогущих. Даже глаза Океана - соленую воду, а также озера и
реки они затянули ледяным бельмом, чтобы удобнее было истреблять род
человеческий.
Но он знал, что надо выжить в этом холодном неуютном мире, и духи
отступят, и солнце придет и согреет детей своих, нужно только исполнить
свое предназначение и спасти свой народ. Для этого он, Сиирт-Я, и исполнял
танец на замерзшем круглом озере, окруженный кольцом ритуальных костров.
Угрюмые, осунувшиеся от недоедания люди по ту сторону огня ждали,
выпросит ли он у духов разрешение на охоту. Они уже пытались охотиться, но
стрелы их и копья летели мимо дичи. И всем стало ясно, что требуется
согласие духов.
Он подпрыгнул, прислушался к перезвону медных треугольников и колец,
привязанных к его меховой одежде. Тряхнул украшениями еще раз, словно
проверяя услышанное. Затем решительно ударил перед собой посохом, тоже
обвешанным побрякушками. В стороны брызнули ледяные осколки. Сиирт-Я резко
нагнулся, поднял кусочек льда, лизнул его языком. Потом, неодобрительно
поцокав, бросил в огонь. Теперь он колесом прошелся по ледяной арене, еще
раз ударил посохом. Сиирт-Я опять лизнул отколовшуюся льдинку и,
пританцовывая, принялся долбить лед. При каждом ударе посоха толпа
завороженно вторила его выдохам: "И-эх! Йех! И-и-и-и-эх..." Во льду уже
образовалось изрядное углубление, но дальше долбить не имело смысла, ведь
озерцо промерзло насквозь. Он сорвал со спины Пенз-Ар - туго натянутую на
небольшой овальный обод белую шкуру северного оленя, - ударил по нему
пальцами, отчего Пенз-Ар басовито, тревожно загудел, и бросил его наземь.
Затем сдернул с головы остроконечный нерпичий колпак - для охоты на
каждого зверя имелась своя шапка, а в этот раз собирались охотиться на
нерпу, - вытер ею пот с лица и швырнул на край выбитой лунки. "Нях! Нях!"
[нерпа (ненец.); любопытно сходство с эскимосским языком, где нерпа
именуется "няхсак"] - зашептали зрители. Для племени, стоящего за линией
костров, это была уже не шапка, а нерпа, вылезшая на лед.
Сиирт-Я семикратно обежал озерцо, пританцовывая и выкрикивая нараспев
заклинания. Затем, пригнувшись, словно таясь от кого-то, он пересек озерцо
поперек рядом с лункой и на другом краю, у самых костров, упал,
распластался, прижался ко льду. В его руке был зажат белый кожаный ремень,
который тянулся, едва различимый на замерзшей поверхности, к белому
Пенз-Ару.
По толпе соплеменников прокатился напряженный вздох. Все увидели:
охотник, отыскав сделанную нерпой лунку, положил поодаль замаскированную
шкурой доску, протянул ремень к своей засаде и дождался, когда нерпа
вылезла на лед. Теперь все зависит от воли духов - если они решат
предупредить нерпу, та успеет нырнуть в лунку раньше, чем охотник закроет
отверстие доской.
Сиирт-Я чуть заметно шевельнул пальцами, и Пенз-Ар медленно пополз к
лунке. Ближе, ближе... Есть! Диск из белой оленьей шкуры накрыл прорубь, и
в тот же момент одним скачком Сиирт-Я оказался в центре озерка. Прижав к
груди колпак, он словно перевоплотился в нерпу. Прыгая вокруг перекрытой
лунки, он изображал ужас животного, а звон его амулетов становился все
громче, все отчаяннее. Казалось, что уже ничто не спасет глупую нерпу. Но
соплеменники, напряженно подпевая невнятным возгласам Сиирт-Я, ждали
окончательного решения духов, последнего знака их благорасположения. Они
чувствовали, что конец "охоты" близок. И тут звон амулетов оборвался.
Сиирт-Я замер и резким движением высоко подбросил посох, одновременно
выронив нерпичий колпак и рухнув рядом с ним. Теперь на льду рядом лежали
двое - человек и нерпа. Посох, взлетевший над ледяной поляной, завис на
мгновение, словно остановленный взглядами зрителей, и тут же устремился
вниз своим остро отточенным наконечником. Промахнется - плохой знак: охота
будет неудачной. Поразит Сиирт-Я - еще хуже. Значит, духи совсем
рассердились на племя...
- А-а-а! - приглушенно ахнула толпа, когда посох, пронзив колпак, глухо
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг