вонзались в прозрачнейшую воду, ноги гребным винтом толкали тело
вперед, но нет, внутреннему зуду недостаточно было даже этого бешеного
темпа. Быстрее! Быстрее! Еще быстрее!!! И только чуть запыхавшись
все-таки, она начала воспринимать что-то вне своего тела. Увидев берег
непривычно далеко от себя, она вдруг зло усмехнулась, вспомнив слова
своего провожатого: и впрямь она здесь - не вполне она. Давным-давно
(например - прошлым летом) она начала бы истошно звать на помощь,
просто увидав себя на таком удалении от твердой почвы. А сейчас об
этом даже как-то смешновато подумать. Ты! Вода была так прозрачна, что
почти беспрепятственно пропускала взгляд на всю свою толщу, туда, где
виднелись ажурные белые кубки, по-модернистски приземистые вазы с
роскошно-сложным и изысканным черно-красным узором, огромные, чуть
сплюснутые шары с ячеистой поверхностью. Тонкие пурпурные ветви сами
собой складывались, переплетаясь, в таинственные, неизреченного смысла
исполненные иероглифы давным-давно позабытого языка и навевали смутные
воспоминания о том, чего, может быть, вовсе никогда и не было. И,
внося акценты, резкие мазки в эту изящную абстракцию, там и сям горели
огромные цветы необыкновенно-ярких актиний. И тогда, по-змеиному
изогнув тонкое тело, она ушла в тишину и невесомость водной толщи.
Распущенные волосы темными водорослями стелились позади, отброшенные
трепетали по воле водных струй, как при сильном ветре, дующем в лицо,
а кораллы, пестрые раковины и причудливые рыбы Прибрежья с неудержимой
силой притягивали к себе, и вдруг напомнившая о себе нехватка воздуха
вызвала прежде всего досаду. Чем не полет? Только лучше, потому что не
требует усилий для самого состояния парения. Но и здесь, в
холодноватом, прозрачном сумраке она не смогла окончательно уйти от
соблазнов этой страны. И пусть здесь не было солнца и ветра,
вызывающих зуд возбуждения, зато была вода, которая завихривалась
маленькими водоворотами во впадинах и выпуклостях тела, коварно
проходилась вдоль позвоночника, обтекала грудь, и без того ставшую в
последнее время что-то уж слишком чувствительной, крохотными бурунами
закручивалась между бедер. И, не в силах противостоять собственной
неутомимости но и сознавая одновременно скучную необходимость
прекращать буйство и все-таки выходить, она изо всех сил рванулась к
берегу. Нет, не сердце, - в груди гудела не ведающая устали турбина. С
бредовой, торпедной легкостью преодолев расстояние до берега, она
бегом пробежала полосу рыхлого, раскаленного песка и добралась до
одежды. Все, хватит! И с этой благоразумной мыслью она уселась на
песок, прикрыв голые плечи кофточкой, что добралась до этих мест,
будучи перекинутой через руку. Спокойно, насекомое, я обсыхаю, просто
обсыхаю... И ничего больше. Необходимо просто-напросто восстановить
давешнюю лень путешествия через ленивую, заросшую кустарником равнину.
И сердце постепенно смирило свою неистовую, избыточно-могучую
деятельность, а раскаленная здешним светилом кровь перестала гудеть в
голове.
-Эй! - Раздалось из-за песчаной ширмы между мужским и женским пляжем.
- Ты уже набезобразничалась? Тогда одевайся скорее, потому что я
иду-у!!!
Она живо вскочила на ноги и звонко, безотчетно радуясь звучности
собственного голоса, как это бывает, по слухам, с хорошими певцами,
прокричала:
-Не уверены, не входите! Я сей-ча-ас!
Стряхивая сухой песок с тела, она еще раз критически оглядела
его: может быть, он оттого и не подсматривал, что смотреть особенно не
на что? Ну да! Может, вообще оно и так, но только не для него. Уж
она-то знает!
Им не пришлось, как она того слегка опасалась, карабкаться на
крутую каменную стенку. Спутник ее шел себе вразвалочку, никуда не
торопясь, деловито и чуть равнодушно поддерживал девушку под руку, и
так они поднялись мало-помалу на заросшую "песчаной свечой" гигантскую
дюну и двинулись по ее щетинистому, щекочущему голые ноги гребню.
Давешнее перевозбуждение сказалось, их слегка разморило, и утомившиеся
от воды и солнца тела отяжелели. Вдруг с необыкновенной остротой
захотелось есть, казалось даже, что ноги дрожат от неожиданно
подступившей слабости. Окинув ее внимательным взглядом, он понимающе
кивнул:
-Ну что тебе сказать... Могу тебе пообещать зузгу вскорости и
что бог пошлет - несколько позже.
-Так ты говоришь, - чмокающе просвистала она несколько погодя,
обливаясь сладким розовым соком, пахнущим неведомыми духами, - малость
недозрелая?
-Да, - он с чуть преувеличенной уверенностью кивнул головой, -
говорят, кстати, неплохое слабительное.
-Ну? - Она на мгновение задумалась, а потом снова потянулась к
импровизированной авоське из пиджачка с завязанными на узел рукавами.
- Тогда придется умереть. Маме передашь, что ее дочь погибла в борьбе
с соблазном.
-Это я тебе обещаю.
Произнесши эти слова со всей возможной прочувствованностью, он
тяжело вздохнул и запустил зубы в очередной плод. Сахар - это прямо в
кровь, она наглядно убедилась в этом, когда силы постепенно, но и не
мешкая возвратились к ней вместе с легким, игривым сумасшествием
сегодняшнего дня. Тогда она твердо решила быть хорошей девочкой и
теперь с некоторыми усилиями, но, в общем, придерживалась избранной
линии поведения. К этому времени гребень дюны исподволь перешел в
удивительно ровную каменную дорогу, все глубже врезавшуюся в скалу, и
с каждым их шагом, с каждым поворотом стены по сторонам становились
все выше и круче.
-Куда это мы идем?
-Видишь ли, обратной дороги нет, и возвращаться так или иначе
придется другим путем. Но время еще есть, и мы успеем посетить по
дороге одно тут местечко.
-А мы не слишком долго? Солнце заметно сдвинулось с тех пор, как
мы пришли сюда.
Повернув ее к себе лицом, он с минуту смотрел ей в глаза, а
потом, словно одолев какое-то навязчивое желание, усмехнулся и провел
пальцем по ее щеке.
-Эта страна напоминает страну эльфов навыворот. Мы можем пробыть
тут до вечера, провести несколько дней, проработать месяц или
состариться, - и все равно мы вернемся в тот же час и только что не в
ту же минуту. В нашей воле только выйти, когда захотим, да и то не
вполне.
Девушка зябко повела плечами и разом посерьезнела, хотя, если
разобраться, в словах его не было ровно ничего страшного. Кроме, разве
что, безвозвратности.
А за очередным поворотом будто нарочно построенная дорога вдруг
окончилась тупиком. После относительно-добродушной внешности
окружающих предгорий разом открывшаяся перед ними глубокая долина
выглядела воронкой от какого-то исполинского, совершенно
невообразимой силы взрыва, или, - скорее, - удара чудовищного молота,
чуть ли не насквозь пробившего горную страну. И, ясное дело, это было
не так: далеко-далеко внизу, в пропасти полукилометровой глубины выла
и грохотала бешеная горная речка, которая подточила и опрокинула
здешние скалы, породив долину. Посередине, в кольце пропастей
нынешнего и бывшего русла высился остров, - уцелевшая часть
плоскогорья, чудовищных размеров приземистая башня со страшно
обрывистыми стенами. Вообще же скалы в этих местах были пронизаны
частыми, удивительно правильно расположенными вертикальными трещинами
и состояли, по сути, из соединенных боками каменных столбов, высоких и
узких многоугольных призм. Часть их, поваленная века назад,
громоздилась поленницей исполинских дров, аккуратным штабелем, но те,
что упали раньше, за тысячи лет стали просто грудами остроугольных
глыб. Ширина каменной цитадели в кольце пропастей составляла километра
четыре, и совершенно дикой, неуместной на фоне этого космического
пейзажа выглядела пышная растительность посередине мертвой скалы.
Кроны деревьев переливались через какую-то высокую белую стену, что
казалась необыкновенно-нарядной по контрасту с диким, груболоманным,
серым камнем. А дальше, чуть возвышаясь над темными кронами деревьев,
виднелись, - или только виделись им, - светлые башни дома.
-Что это?
-Одно из гнезд рода Птиц, потомков матери-прародительницы Птицы.
-Хочу туда!
-Ты в этом совершенно уверена? Это довольно-таки утомительное
занятие для всех, кто не Птица.
Но она только упрямо выпятила подбородочек, явно считая
излишними всяческие дальнейшие дискуссии.
-Для начала, - невозмутимо, будто и не видя выражения ее лица,
продолжил он, - надо будет изыскать способ спуститься вниз...
С этими словами он подошел к краю пропасти. В глухом реве и
грохоте буйной воды то и дело слышался короткий, зловещий лязг, как
будто смыкались исполинские челюсти, - это сталкивались между собой
каменные глыбы, которые ворочала злобная речка. Казалось, что для
достижения любого места ему ПРОСТО нужно было идти. Что достаточно
самого по себе факта хождения. Так и теперь: пройдя десятка два шагов
по-над пропастью, они нашли подобие неимоверно крутой лестницы. По
сути, это была глубокая вертикальная трещина в каменной стене обрыва,
и кто-то не пожалел времени, вырубая разновысокие, порой едва
намеченные ступени. В этих местах решившийся на спуск едва удерживался
в каменном желобе, а оступаться тут не следовало, - поток внизу ждал
неосторожного, чтобы схватить, изломать, растереть острозубыми
челюстями скал и сожрать, и он-таки успел здорово ссадить руку о
камень, когда упрямая девчонка все-таки оступилась, и он едва сумел ее
удержать. Грохот в замкнутом с трех сторон пространстве желоба все
усиливался, пока не стал страшным, всепроникающим, с почти физической
силой давящим на сознание, вопреки доводам рассудка вызывающим
ощущение близящейся катастрофы. Когда же, наконец, обрыв на всю свою
высоту встал над ними, а их ноги ступили на груды каменных валунов по
берегу реки, он указал рукой в сторону реки и гигантского каменного
пня за ней:
-Все, спустились. Теперь остались мелочи: вплавь перебраться
через вот эту вот реку а потом забраться вверх... Кстати тоже ничего
страшного, это вроде как по стене небоскреба высотой в семьсот метров.
-Ты что, с ума сошел?
-Я-а?!! Так это, оказывается, я придумал без всякого снаряжения
штурмовать крепость, задуманную, как совершенно неприступная?
И только совершенно убедившись в искренности ее раскаяния, он
сменил гнев на милость:
-С другой стороны, - бояться им тоже особенно нечего...
Черный вал, обрубком исполинского бревна преграждавший поток,
только притворялся камнем: этот сгусток тьмы, прочно упирающийся в оба
берега, совершенно противостоял натиску здешней всесокрушающей смеси
бешеной воды с ленивыми каменными глыбами. А приглядевшись, можно было
заметить нечто еще более поразительное. Под водой, что была в этом
месте раскатана тонким слоем, и над черной полированной гладью
непрерывно вспыхивали тысячи голубых и зеленых огней. Казалось даже,
что вода в этом месте течет поверх подстилающего ее слоя призрачного
пламени. На берегу, нависая над уходящим в него концом черного вала,
возвышалась наклонная плита той же совершеннейшей черноты. Воздух над
ее поверхностью странно струился, делая зыбким облик всего, что
располагалось позади, а над самым краем вспыхивали прозрачные, едва
заметные блики, напоминающие отблеск электросварки на прозрачном дыме
жаркого костра.
- Вот это и есть, по всей видимости, опора предстоящего нам
моста...
И, хотя плита была отменно видна со стороны, в тот миг, когда
они ступили на нее, окружающий мир исчез, скрывшись в густом,
переливчатом мареве. Тогда, взявшись за руки, путники сделали шаг с
края плиты, и что-то медленно текло под их ногами, и несло потерявшие
вес тела, и, куда ни глянь, виден был только светящийся, суетливый,
переменчивый радужный туман, и кружилась голова, потому что не было
здесь ни верха, ни низа, ни земли, ни неба, только медленное, едва
ощутимое движение. Когда же туман рассеялся, оказалось, что невидимый
ручей, подвешенный в небе, выплеснул их на гладкую, чуть наклонную
дорогу, ведущую вниз, а путь им преграждала Стена. Ручей, что по
крутой дуге, идущей снизу-вверх, принес их, терял в этом месте силу
Синего Огня и обычной водой, покорно скатывался по наклону дороги - к
ней, словно бы вырастающей из скалы и вздымающейся более, чем на
двадцать метров. Возносящейся кверху сотнями и тысячами струй
какого-то белесого, полупрозрачного материала. Достигая внизу толщины
хорошего древесного ствола, выше они дробились множеством ветвящихся
жил, истончающихся, двоящихся, расходящихся веером и снова
срастающихся так, что местами образовывалось некое подобие паутины.
Внизу же преграда вовсе не была непроницаемой: через треугольный
проем, образованный двумя толстыми, срастающимися вверху жилами, они
спокойно проникли во двор гнезда.
-Ты, - потрясенно спросила она, - уже бывал здесь?!
-Здесь - нет. И, должен сказать, это Гнездо не слишком похоже на
другие. Те, что я видел, много проще, - валун, грубые каменные стены,
газоны из неистребимой низенькой травки, на травке - два-три планера
или Крылатых. Иной раз - несколько десятков плодовых деревьев. Это
либо выстроено значительно позже, либо у хозяина особые вкусы. Общего
только безлюдье... Или, по крайней мере, крайнее малолюдье: последнее
время все больше Птиц проводят время в разных удаленных или вовсе
непостижимых местах. Так стало после возвращения Вениамина.
Вокруг необыкновенно изящного в своей простоте трехэтажного
дома, одной стеной прилегающего к ограде, был разбит парк, а весь
дальний угол двора занимал печальный, с едва заметной, - очень в меру,
- печатью заброшенности. Дом с трех сторон окружала терраса, на
которую вели низкие и широкие ступени, частью спускающиеся прямо в эту
темную воду. И над водой, над яркими и бесконечно-разнообразными
цветами, между густыми кронами деревьев извивались, перекрещивались
причудливо перекрученные водяные ленты - родные братья того самого
мостика через пропасть, а светило, стоявшее все еще высоко, дробилось
в этих висячих ручьях множеством отраженных, изломанных радуг.
- Либо новая мода, либо... Либо личная прихоть хозяина.
- Он здесь один?!!
- Как правило, - в Гнезде хозяйничает один из старейшин рода.
Важная Птица в прямом смысле. Остальные живут по мере надобности...
Говорил же, - они теперь очень редко бывают дома.
И сад, и пруд производили странное впечатление сочетанием изысканности
и некоторой запущенности: там, где ступени вели в воду, горело розовое
пламя лотосов, а позади, у стены, бурела непросохшая илистая грязь, из
которой торчал пожелтевший, причудливо перекрещенный тростник с
метелками на конце коленчатых стеблей. На поверхности неподвижной воды
этакими символами бренности Всего Сущего лежали первые,
немногочисленные еще сухие листья.
- А где хозяин?
- Так кто ж его знает? Летает где-нибудь по своему птичьему
обычаю...
Но тот оказался легок на помине: едва они начали подниматься на
террасу, у арочного проема высокой двери появился словно бы ниоткуда
возникший высокий мужчина в светло-лиловой безрукавке и легких штанах
до середины икр. Безусловно, незнакомец был мускулист, мощен телом и
атлетически сложен, и руки его висели тяжкими якорными цепями, но
всего этого было явно недостаточно, чтобы объяснить чувство страшной,
сосредоточенной, нечеловеческой мощи, которым веяло от его неподвижной
фигуры, от всего его облика. Впрочем, когда он, при виде молодых людей
проговорил что-то по-английски, улыбка его и выражение глаз оказались
вполне доброжелательными.
- Не понимаю, - развел руками гость, - мы, к стыду своему,
толком говорим только по-русски.
- Хвала богу и Праматери, - это невеликое препятствие в общении
с нашим коленом... Но, право, как удачно, что вы явились именно
сейчас: еще пара минут, - и вы не застали бы меня дома. Я залетел
буквально на мгновение, чтобы прихватить кое-какие карты...
И, словно в подтверждение своих слов, он потряс ящичком
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг